"ШАРИКОВЫЕ РУЧКИ".
"Фи, какая она простая! И пишет так же, наверное, примитивно, просто и неэлитно. Поверьте мне, что скоро, очень скоро чернила в ней кончатся!"- пренебрежительно говорила излишне нарядная многоцветная ручка. Она была вся в золоте и цены себе составить не могла. В ней умещалось много стержней, отчего она была раздутой и толстой и из-за чего считала себя неиссякаемо-талантливой писательницей. Её окружали такие же и чуть менее многцветные ручки. Они утвердительно кивали головами на её слова, с презрением, как и она, глядя на обычную серенькую ручку с одним обычным стержнем. Эта ручка смущалась под их недружелюбными взглядами и не понимала, чем и кому не угодила, и чего от неё хотят? Её, сменившую более ста стержней и написавшую не одну хорошую книгу, в чём-то обвиняют многоцветные ручки. Не найдя ответа на этот вопрос, и будучи по натуре доброй, как настоящее искусство, она тут же забыла об этих ручках, тем более, что её мысли уже занимал сюжет новой книги. А жаль! Она могла бы объяснить им, что толстыми и неудобными многоцветными ручками не пользуются при написании книг. Они пригодны лишь для каких-то кратких записей или же, чтобы что-то подчеркнуть и отметить яркими чернилами, а всё стоящее, мудрое и талантливое пишется простой ручкой.
"ИСКОРКИ".
Искорка пробежала и остановилась, игриво и призывно глядя на другую искорку. Вторая ещё медлила, смущаясь и не зная как быть. Ей очень хотелось помчаться всед за первой, но она не была так опрометчива, как та, и всегда думала о последствиях, боясь пожара. А первая продолжала звать её за собой, время от времени приближаясь к ней и удаляясь от неё, радостно светясь. Вдруг вспыхнув и задрожав под током, забыв обо всём и совершенно теряя голову, вторая искорка помчалась вслед за первой, соединяясь с ней где-то, почти в конце провода. Особых неприятностей это никому не принесло, пожара не было, но короткий всполох с голубым небесным свечением запомнился искоркам навсегда.
"ОПРАВА".
Изящная, модная оправа была сделана на славу, обошлась хозяину дорого, но стоила того. Она пережила уже несколько поколений стёкол, но оставалась модной, красивой и крепкой. К стёклам оправа относилась как к неприятной неизбежности. Она не понимала своего хозяина: "Зачем ему эти стёкла, которые время от времени разбиваются? Неужели ему не хватает её одной? Она бы ещё поняла, если бы они были драгоценными, а то так-простые стекляшки". Свои мысли и недовольство оправа никому не выказывала, а молча и гордо сидела у хозяина на носу и смотрела на всё сверху вниз. Со стёклами она не желала общаться, у неё с ними были разные интересы. Они сутками старались рассмотреть какие-то мелочи и ненужные ей детали. В быту были крайне неприхотливы: их не волновал собственный внешний вид, толщина, когда их протирали, благодарно поблёскивали. Их интересовала только работа, и оправе было с ними скучно.
Однажды хозяину прописали какие-то очень редкие стёкла. Хозяин их долго искал, но всё-таки нашёл и очень этому радовался. Оправа радовалась вместе с ним: "Наконец-то жизнь её изменится к лучшему!" Но стёкла, как оказалось, по размеру не подходили к этой оправе, и хозяину пришлось купить новую.
Старую оправу положили в коробку к ненужным, использованным вещам, где она плакала и сетовала на несправедливую судьбу и на глупого и неблагодарного хозяина. Все вещи поддерживали её и жалели. Не нашлось ни одной из них, в этой коробке, способной объяснить оправе её заблуждение
о её назначении в жизни.
Оправа так и не узнала, что изготовили её совсем не для украшения носа хозяина, а для стёкол, которые она так не любила.