1.
Под вечер – мокрая метель. Их много будет. За сто с лишним лет вперед.
Метель, но снег падал и тут же таял.
Покачиваясь и смачно сплевывая себе под ноги, одиноко толокся в подворотне большого доходного дома на Офицерской дворник Михей.
–Господи, ты, боже мой! Шлепетень-то какая! – обескураженно бормотал он.
Михей был из тверских, в Питер прибыл недавно и все вспоминал родные места, где если зима – так зима, а лето – так лето. Каждой весной теперь пухла перед деревенским мужичком от ледяной натуги грязная питерская речонка Пряжка. За ней столбилась двухэтажная махина городской бани и кровавели засукровевшим красным кирпичом мощные корпуса чугунно-литейного завода. Чуть левее – белесый параллелепипед почтовой конюшни, а справа – сквозь зачернелые ветви старинных лип и ветел - тускло просвечивала белой известью ограда приюта «Всех скорбящих», его серые стены и высокая крыша.
Пьяному Михею почудилось вдруг, что представший перед ним городской пейзаж чья-то сумасшедшая выдумка, как заливное, выставленное в витрине бакалейной лавки напротив, где желе – это и есть мокрая метель, поглотившая все вокруг до самого неба.
Дом напротив с бакалейной лавкой внизу почти точно такой же, как и дом Михея. Однообразной чередой бежали по фасаду окна и среди низкорослых других строений дом как бы вздымался надо всем одним чудовищным каменным аккородом урбанизму.
Этим грозным аккордом на берегу тихой Пряжки внезапно обрывался и обрывается ныне буйный набег на природу большого каменного города Петербурга-Петрограда-Ленинграда. И вновь Петербурга. Перд глазами жильцов какого-нибудь пятого этажа распахивалась и распахивается широчайшая панорама, то бледного, как поганка, то загадочно притуманенного, то ослепительно сверкающего неба и каждый постоялец в эти моменты чувствует себя потрясенным кораблекрушением моряком, спасшимся и выброшенным ревущей волной на голые скалы.
Воображаемое море как бы отступило от берега и осталось где-то далеко внизу. Как моряк отставший от своего корабля проводит свое свободное время и тверяк Михей, глазея на вечный прздник Офицерской: на шикарные уличные витрины, мчащихся лихачей, на разодетых барышень в колясках, на неповоротливых ломовиков, на шляюшихся взад-назад юродивых и золоторотцев. Уже несколько лет подряд разглядывает Михей изумленный на всю оставшуюся жизнь окружившей его неожиданной роскошью и комфортом, соблазняется сердцем т презирает себя за побеждающий его соблазн, когда при виде серенького низкого неба над головой безотчетно затоскует его сердце по тверятине. Нечто подобное происходило с Михеем и в этот день. Совсем уже собрался он спрятаться от тоски и скуки в свою каморку под лестницей да хорошенько дерябнуть, как вдруг заметил он одинокого прохожего, бредущего согнувшись сквозь мутную завесу мокрой метели.
–Э-э-э! –удивился Михей, всматриваясь. –Да это ж барин из дома напротив. Который уж раз! И ходит, и ходит в такую-то непогодь...
И тут же Михей выступил из-под арки. –Шлепетень-то какая,
а,барин?!
Подошедший не тотчас понял, переспросил:
-О чем ты говоришь, братец?
-Да я к тому, что не надобно ли вам чего?
-Нет, милый, ненадобно.
Теперь барин был отчетливо различим. Драповое пальто с мягким воротником из гладкого меха, серая шляпа с высокой тульей. Выделялась некоторая желтизна собеседника да в быстром блеске его узких и чуть выпуклых глаз сквозила лихорадочная возбужденность.
–Послушай-ка, братец,- неожиданно обратился барин к Михею,- не знаешь ли точно: дома сейчас Актриса Любовь Андреевна Дельмас?
-Тут, а то как жеть! Занедаром тута!- обрадовался собеседнику дворник.
–Так не скажешь ли, как пройти?
-Вот тута. Вот здеся, - засуетился дворник, тыча рукой куда-то в темную квадрат внутреннего дворика, - по черной лестнице!
-Да ты что, братец? Как можно!
Михею казалось, что именно с черного хода должен был пойти барин – так необычно все было, но заметив, что барин уходит и, боясь потерять удачно обретенного собеседника, он крикнул:
- Так и уйдете, барин? Не проведаете?
Барин неожиданно вернулся и вручил Михею две красненькие «катеринки».
- Вот тебе за хорошую службу.
Михей остолбенел, а молодой человек медленно, как и пришел, вновь пересек Офицерскую, и,
остановившись возле углового подьезда, обернулся, подставив разгоряченное
лицо колючкам разбушевавшейся стихии.
«Как блаженно и глупо сегодня, -подумал он.- Давно не было со мной ничего
подобного. Ничего не понимаю. Но будет еще что-то, так не кончится!».
2.
Они взяли Сторожа на закате дня, до краев залитого жгучим зноем Иудейской пустыни. Сторож спал в своем кабинете под вентилятором, лежа на диване нагишом. До ночной смены оставалось еще полчаса.
Три фирменных автомобиля с надписью «Миштара» и бронированный, обгаженый потеками «додж» с зарешеченными окнами и с пулеметом вверху.
Дверь пала под ударами чугунной болванки.
Навалились вчетвером; до хруста вывернули руки в плечах, в локтевом суставе и в кистях, захлестнув запястья рубчатым фибропластом. Брызнула кровь. Сторож закричал. Его сбросили на серый пол из мраморной крошки.
- Где оружие?
Из положения лежа он кивнул на книжные полки, совсем недавно выструганные им своими руками и облицованные «под вишню». На полках должно было вольготно расположиться полное собрание сочинений Сторожа в десяти томах и в коленкоровом переплете под «орех».
(продолжение следует)
Приют Св. Николая Гл. 3-10
http://www.proza.ru/2007/02/20-81
Приют Св. Николая гл. 11 - 18
http://www.proza.ru/2007/02/22-60
Приют Св. Николая Гл. 19 – 24
http://www.proza.ru/2007/02/23-75
Приют Св. Николая Гл. 25 – 30
http://www.proza.ru/2007/02/25-63
ХХХХХ