- Аркадий Варлаамович, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?
- Заметьте, не я это предложил! (с)
Когда и как Севка Будякин пристрастился к «зеленому змию» сказать затруднительно, да и сам он не помнил. Курить в одиннадцать лет начал, матом ругаться тоже в это время, а вот рюмку первую горючую выпил в шестнадцать лет, на день рождения свой. Не понравилось ему тогда, а сейчас в самый раз и очень даже ничего. Пил Севка не часто, но долго. Мог по месяцу из «штопора» не выходить. Алкоголиком себя, естественно, при таком раскладе не считал, так и говорил: «Запойный я! Но не алкаш!». Любому, пытающемуся доказать обратное, был готов тут же начистить морду, вне зависимости, так сказать, от родственных отношений. Севка очень уж трепетно относился к собственному непоколебимому мнению, что он не алкоголик.
Вообще-то Будякин был человеком кротким, добрым и даже послушным, в смысле жену свою, Галину Никитичну, слушался беспрекословно, а все его «подвиги» совершались исключительно по пьяной лавочке. Запои у Будякина случались раз в три месяца, и, как правило, начинались они всегда с одного и того же, а вот заканчивались, это уж как повезет.
А начиналось погружение Севки в пьяное забвение обычно так.
Ясное дело, что всякой жене хочется, чтобы муж был не пьющим /пару рюмок по праздникам не считается/. Галине Будякиной о таком счастье и не мечталось. Ей просто хотелось, чтоб как у всех. Женщиной она была простой, терпеливой, истерики закатывать не привычная, без всяких выпендрежей. Работала на заводе кладовщицей, где и познакомилась с Севкой. Тогда, 15 лет назад, и не запойный он вовсе был, пару дней пиво попьет до состояния овоща, и все, и месяц ни грамма в рот не берет. Разве ж это запой? Так, во всяком случае, Галине казалось. С годами запои у мужа стали случаться чаще, да и пил он уже совсем не пиво. Из-за этого Будякина с завода и уволили. Увольнение тот пережил с достоинством /читай в очередной запой не впал/ и начал шоферить на своей старенькой «восьмерке», дабы не уронить звания «кормильца в семье и добытчика».
В пьяном же угаре Будякин начинал приставать к жене с дурацкими вопросами и предложениями, такими: «Расскажи мне сказку, как дед насрал в коляску!», или такими: «Ты борщ готовить не умеешь, от него клопами несет!», ну или вот такими: «Ты курица, Галя! Ты ж ничем не интересуешься! Мы с Америкой скоро воевать будем, а ты даже не знаешь, кто у них президент! Ну? Кто у них президент? Молчишь?».
На слабые попытки жены уложить себя спать, Будякин менялся в лице, страшно супил брови, пыхтел, бил по столу кулаком, (так что кот Беня писал мимо лотка и потом долго не вылезал из-под софы), грозил Галине Никитичне пальцем, и вообще всячески давал понять, что хозяевами дома никогда не станут тараканы. На что тараканы мерзко хихикали и потирали лапки в своих норках. Однажды Сева имел неосторожность сообщить об этом жене, с чего, собственно, его запои и приняли систематический характер:
- Шшшш….- Прижав палец ко рту, прошипел Сева, пьяно покачиваясь на табуретке.
- Что ты шикаешь-то? – Раздраженно спросила жена, моя в кухонной раковине посуду.
- Не ори, дура! Они ж слышат все!
- Кто? – Почему-то шепотом спросила жена.
- Тараканы…Ждут, твари, когда я….Да я их!!! Да они у меня!!! – Громким шепотом просипел Будякин, и, сняв с ноги тапочку, зачем-то запустил ею в стену.
- Ой! – Взвизгнула Галина.
«Бздымс!», испугавшись, разбилась тарелка.
Севка встал, что-то нечленораздельно пробубнив, прошаркал в комнату, где, упав на софу (чем еще больше вогнал в ступор кота Беню, уютно устроившегося под софой), забылся пьяным сном.
Галина Никитична устало присела на табурет, комкая в руках мокрое полотенце. В сердце у нее поселилась уверенность, что у мужа ее случилась самая настоящая белая горячка, и спасать его, милого, надо, иначе, чего доброго в один прекрасный день за топор схватится. Слышала она, бывает такое, по телевизору рассказывали. Посмотрев на брошенную тапочку, вздохнув, решила Галя действовать по-хорошему, по-доброму, ласками да уговорами. Поэтому разговоры с мужем о кодировании и походе к наркологу велись намеками и нечасто. Однако, к концу третьего трезвого месяца жизни всякие беседы о «торпедах» у Будякина сидели уже в печенках. Он хлопал дверью квартиры, не отдавая жене, как обычно дневную выручку, шел в магазин, закупал выпивки «на все», и с этим «всем» шел к соседу и коллеге по шоферскому промыслу Егору Лыкину. Оттуда на второй день его забирала жена, либо приводил сам Егор, который был, как считала Галина, как все, то есть пару рюмок за компанию и больше ни-ни.
Дальше Сева пил дома, степенно, медленно накачивая себя огненной водой, будто запасаясь на три следующих месяца вперед. Он мог пить три дня, мог неделю, а мог и целый месяц. Здесь уже все зависело от сноровки Галины выискивать бутылки, спрятанные по всему дому, а также заначки в денежном эквиваленте, тоже распиханные по потаенным углам квартиры.
В этот запой Будякин пил уже неделю. Галина перерыла весь дом в поисках пойла и денег, но, увы, несмотря на то, что ей удалось конфисковать две бутылки водки и 500 рублей, больше ничего найти не смогла. Сева же на все ее старания нагло хмыкал, всем своим видом показывая, что запасы у него неограниченные. При случае наступал на хвост коту Бене, пытавшемуся вылезти из своего укрытия, где уже обитал с неделю, в поисках жратвы. Раздалось истошное "МЯЯЯЯЯЯААААА!!!!", и бедное животное ретировалось в свое убежище.
- Вот как я его, Галька! А то ишь! – Сева начал икать.
- Севочка, миленький, ну давай ты больше не будешь пить, ну хватит уже..! - Жена преданно посмотрела на Будякина.
- Цыц, овца! Тебя забыл спросить! Да чтоб ты без меня, кормильца, делала! Ээх! – Сева махнул рукой, и потянулся за налитой рюмкой.
- Ах так! – Галя в бессильном гневе заметалась по квартире, вытащив комплект ключей от квартиры и машины мужа из его куртки, издевательски помахала ими перед Севиным носом:
- Вот! Я их забираю и ухожу! К маме! Как пропьешься, позвонишь! – Женщина выскочила из квартиры, заперев пьяного супруга внутри.
Надо сказать, что на протяжении всех лет брака эта спасительная идея – ограничить свободу мужа с целью лишения его доступа к выпивке – возникла у нее впервые и совершенно спонтанно. О том, что она сделала, Галя поняла, сидя в мамином кресле, запивая слезы горячим чаем. "А ведь это мысль!" – думалось Галине Никитичне.- "Выпьет все свои остатки, а больше и нет! И остановится. Выпивку-то ему неоткуда брать! Пятнадцатый этаж – это вам не жук нагадил!"
Проснувшись поздним вечером, Будякин с трудом оторвал чугунную голову от подушки. Пошарив рукой возле софы, нащупал пустую бутылку водки, которую с отвращением откинул. Севка, не хотя, сел. Голова налилась горячим свинцом, в ушах застучало, возникло ощущение, что глазные яблоки потрескались, словно земля без воды. Он потер глаза, и включил ночник. Глаза заломило от яркого света. Окинув взглядом пространство, Сева обнаружил семь пустых бутылок водки и двадцать бутылок пива. В голове противно застучало. Будякин прекрасно понимал: чтобы этот стук не превратился в набат, необходимо выпить. Он с трудом встал и начал обшаривать «закрома родины». В «закромах» было пусто. Он напрочь забыл, что до этого в тайниках с успехом поковырялась жена, лишив его возможности продолжить этот праздник жизни. Обозлившись на целый мир, Будякин прошлепал в коридор, по дороге пнув кота Беню, успевшего натрескаться минтая, заботливо оставленного Галей в миске. Напялив прямо на майку куртку, Сева влез в кроссовки, которые так и не смог зашнуровать из-за жуткого головокружения, подошел к входной двери и дернул за ручку.
- Это че за …- Неприлично выругавшись, Сева покрутил ручку и подергал дверь. Та не поддалась. Не увидев в замочной скважине ключей жены, он полез в карман куртки. Не обнаружив и своих собственных ключей, Будякин осознал, что произошло, и заскулил, оседая на пол.
- Сцуууууукааааа! – Заныл он, чувствуя, как в голову врывается колокольный перезвон. – Убью!!!!!!- Взвыл он еще громче, так, что кот Беня залез под софу, дав себе слово не вылезать от туда еще неделю.
Сева издавал звуки раненного в жопу павиана еще минут десять. После чего встал, и, шатаясь, прошел на кухню, где дрожащими руками набрал телефонный номер Егора Лыкина. Сева замер в ожидании и обрадовался, как ребенок, когда услышал в трубке голос Егора.
- Слышь…- Сипло начал объяснять ситуацию Будякин.
Егор был понятливым малым и уже через 15 минут стоял у двери квартиры Будякиных с полной экипировкой. Три бутылки водки и десять пива были заботливо сложены в три пакета продавщицей из ночного магазина.
- Сев, ё-мое! И чего теперь-то? – С обидой в голосе произнес Лыкин, подозревая, что зря бегал в магазин ночью. – Как ты пить-то будешь? У тебя ж ключей нет!
- Как-как! – По другую сторону двери Севка обливался холодным потом, готовый снести эту дверь к чертовой матери, и скорее всего так бы сделал, если б дверь не была железной и новоустановленной, с модными замками против воров. – Вот стерва, а! Ну и на какой хрен ей такая дверь нужна! Все боится, что ее выкрадут, дуру толстожопую. – От нетерпения Будякина начинало потрясывать.
- Сев, слушай, ну может соседям позвонить, передать им…а они тебе через балкон там, или в окно…
- Ты…ты че мелишь то? Какое окно, какие соседи?? Время уже первый час ночи! И потом Гальке все расскажут…Ты это…Ты знаешь что, ты подожди! – Сева нервно забегал по квартире в поисках чего-то. – Ты подожди, не уходи, слышишь! – То и дело повторял он, пробегая мимо двери по коридору. Через несколько минут Егор услышал непонятный звук на уровне своих глаз. Вместо дверного глазка, точнее из дырки, где должен был он находиться, на Лыкина выползало что-то странное.
- Ну че стоишь? Вылупился! – Раздался Севкин голос по ту сторону двери. – Открывай бутылку и шланг суй туда. Быстрей давай, трубы горят, не могу!
Лыкин, опомнившись, запихнул небольшой резиновый шланг в горлышко бутылки.
Через полчаса Будякин сладко спал на коврике возле двери.
Надо ли говорить, что приехавшая после трехдневного отсутствия жена, застала Будякина пьяным в стельку. Видимо тут терпение Галины закончилось, потому что очнувшемуся Севе было заявлено, что он алкаш. Ну, а у Севы – кредо, поэтому жена звонила по 02, замазывая синяк в ванной.
- Это я алкаш? Совсем распустилась! И вообще!!! – Орал не своим голосом Будякин, пока она тихонько вызывала милицию, запершись в ванной.
Через 20 минут раздался звонок в дверь. Увидев в дырке, которая была теперь вместо глазка, участкового, Будякин рассвирепел окончательно, больно схватив, вышедшую из ванны жену за локоть, он елейно пропел:
- Кто там?
- Участковый. Милицию вызывали?
- Нееет. У нас все хорошо! – Севка пнул жену, чтобы та незамедлила подтвердить мир и покой в их доме.
- Нет-нет…Мы не вызывали…
Надо сказать, что участковые - народ ушлый, поэтому сразу уходить милиционер не стал. И правильно, ибо услышал за дверью шипение Севы:
- Кто вызвал это гестапо???
Ну, тут уж после настойчивых просьб участкового и патрульных, приехавших на подмогу, дверь-то Севе пришлось открыть и увидеть перед собой фашистских недобитков, как подумалось Будякину – «Ишь ты и форма, как в «Семнадцать мгновений весны»». Однако желание полоснуть по "этим гестаповцам" пулеметной очередью сменилось на искреннее удивление, а потом и благоговейный страх, так как те пришли не одни, а с тараканами. О чем Сева тут же сообщил жене. Тараканы по мнению Будякина с "гестаповцов" так и сыпались, и вместо пуговиц тараканы, и из-под фуражки тараканы.
Так что признать себя алкоголиком Будякину все ж таки пришлось. В психиатрической лечебнице имени Алексеева, в Кащенко, проще говоря.
А мечта Галины Никитичны сбылась, даже вдвойне, в том смысле, что Будякин не пил теперь вообще. И даже по праздникам. Белая горячка – дело такое…