Солдат – это такое существо, которое всегда хочет есть. Причем независимо от того, как давно он завтракал, обедал или ужинал. Оно и понятно: организм-то молодой, здоровый, растущий. Потому просит постоянно, а бывает, что и нахально требует. Однако есть в Российской армии такое суровое понятие, как «норма суточного пайка». Выше него не прыгнешь. А точнее, больше – не поешь. Потому что Российская армия – это вам не дом, где мама всегда накормит пирожками. А если завтра война какая? И придется впроголодь месяцами жить, питаться одними травами да кореньями?! Это они там, зажравшиеся америкосы, могут в атаку не пойти, если вовремя не подвезли гамбургеров с колой. А наш солдат, как тот пионер – он всегда готов. И в атаку пойти на голодный желудок, и границы (которые священные и неприкосновенные) бдительно охранять. А все потому, что с первых дней службы в стриженую голову нашего солдатика вбивается – кулаками, сапогами и табуретками - одна простая истина: он должен все и всем, ему же не должен никто и ничего.
… Рядовой Сергачев вот уже пятый час нес службу на наблюдательном пункте горного поста. Время наряда подходило к концу, и его начинало, что называется, «кумарить» - то есть клонило в сон. Но уснуть окончательно не давала пустота сергачевского желудка. Завтрак прошел уже давно, а до обеда еще было не меньше двух часов. Желудок рядового Сергачева начинал протестующе бурчать. «Эх, блин, зря с утра попил один чай, надо было хоть немного сечки похлебать», - тоскливо думал он. Вспомнив отвратительный вид серой кашицы, слипшейся комьями, его передернуло. Нет, гаду повару давно пора рыло чистить. Сам вон какую харю наел. И со «старыми», конечно же, сука, делится – сгущеночки всегда подгонит, колбасных консервов, картошечки пожарит. Но это только для избранных. Остальным, простым смертным, приходится довольствоваться преимущественно кашей, на воде сваренной. Или супом из семи… Ну, в общем, понятно. А старшина – вообще козел полный. Ему жаловаться бесполезно, у него разговор короткий. Чуть что – сразу в пятак волосатым кулачищем.
Грустные мысли Сергачева о несовершенстве бренного мира прервало появление чуда. Чудо шло, приминая высокую траву копытами, покачивая в такт рогатой головой и полным розовым выменем. Да-да, внизу в лощине шествовала самая настоящая… корова! Невесть откуда взявшаяся. А за ней еще одна. И еще. Группа неизвестных коров двигалась прямо на минное поле. Которое, кстати, установили саперы, чтобы боевики из Грузии не прошли. Но буренки об этом, разумеется, не знали. А потому с радостным мычаньем шли прямо на верную погибель.
Сергачев судорожно выхватил из потертого чехла бинокль Б-8. Хороший такой бинокль, с восьмикратным увеличением. Правда, у него работал лишь один окуляр, но других часовым наблюдательного поста не давали. Сергачев приставил исправный окуляр к правому глазу, присмотрелся. Точно, коровы. Но чабана следом не видать. До ближайшего поселка было не меньше пяти километров. Видно, отбились, родимые, от своего стада. И зашли в гости, на свою рогатую башку…
В сергачевской голове зароился хоровод суматошных мыслей. Он откровенно растерялся. Кого угодно он ожидал увидеть здесь, на российско-грузинской границе – боевиков, шахидок – смертниц, американских диверсантов. Только не коров.
- Товарищ старшина! – громко позвал он, решив переложить ответственность на хрупкие плечи старшего поста.
Ответа не было.
- Товарищ старшина-а-а! – еще громче и жалобнее крикнул он.
Из столовой высунулось круглое, как луна, лицо повара – ефрейтора Баранова.
- Чо ты разорался? – солидно так, с ленцой утомленного жизнью вояки поинтересовался ефрейтор.
- Слышь, будь другом – разбуди старшину! Тут, блин, такое… - Сергачев запнулся, не найдя подходящих слов.
- Ну, че там такое? – еще ленивее спросил повар.
Сергачев собрался и выпалил:
- Тут к нам коровы пришли!
- Слышь, че ты там…
Его слова заглушил взрыв. Побелевший Сергачев медленно обернулся. И увидел лежащую на боку корову, шедшую в голове колонны. Буренка лежала на краю минного поля и медленно умирала, дергаясь в агонии. Одну ногу оторвало взрывом, из развороченного брюха вывалились красноватые кишки. Цепочка коров остановилась, задумчиво замерла на месте. Постояв с минуту, они медленно развернулись и так же неспешно двинулись в обратный путь.
Ефрейтор Баранов, несмотря на внушительную комплекцию, брючной молнией метнулся наверх, к блиндажу часового. Изумленно поглядел вниз. Потом на Сергачева. Потом снова вниз. И медленно осел прямо на сырую весеннюю землю. На его девственно чистом лбу проступили капельки пота.
- Во, блин, попали, - только и сказал он.
Через пару минут, недовольно щуря сонные глазки, на горизонте появился и товарищ старшина. Точнее, старший пограничного поста старшина контрактной службы Алексей Яблоков.
- … твою мать! – Это была первая реплика старшины Яблокова в тот день. – Как эти е…ные коровы тут оказались?! А, Шнурок? – угрожающе прогундосил он и повернулся к Сергачеву.
- Товарищ старшина, не знаю! – жалобно простонал тот, на всякий случай отступив назад. Он хорошо знал, что когда старшина находится в дурном настроении, рядом с ним лучше не стоять – можно влет схлопотать «в душу». – Я смотрел, правда… смотрел везде. И тут вдруг – они. Идут цепочкой. Ну, я сразу начал вас будить, чтобы доложить по обстановке…
Яблоков недоверчиво скривился:
- Что?! Начал будить? Чего-то я не слыхал. А может, ты просто защемал, и проснулся, когда уже корова на мину напоролась?! А? – Он сделал шаг вперед, угрожающе занес над перепуганным часовым массивный кулак.
От расправы Сергачева спас повар:
- Не надо, товарищ старшина, он в натуре кричал. Я слышал.
Старшина с ненавистью посмотрел на Сергачева:
- Ладно, хрен с тобой, живи сегодня… С этой х…ней что делать будем? – Сонные глазки задумчиво уставились на коровью тушу, прикидывая возможные неприятные последствия. Яблокову ну очень хотелось попасть в школу прапорщиков. А невовремя забредшая корова вполне могла одним мощным блином накрыть всю его карьеру.
Новость про подорвавшуюся корову взбудоражила весь личный состав. К наблюдательному посту начал стекаться толком не проснувшийся народ, в большинстве своем отдыхавший после ночного дежурства. Всем было до жути интересно посмотреть, что же произошло – хотя бы одним глазком. Разумеется, моментально нашлась добрая куча советчиков по поводу того, что же делать с нежданно свалившимся подарком. Одни, более сытые, предлагали его не трогать – от греха подальше, и ждать указаний начальника заставы. Другие, более голодные, предлагали немедленно выслать боевой дозор и приволочь коровью тушу на пост. Чтобы банально ее разделать и нажарить банальных, но вкусных котлет.
Старшина Яблоков с хмурой миной выслушал все мнения. Подумал немножко (что вы смеетесь, старшины тоже думать умеют!), взвесил все «за» и «против». И решил рискнуть. Не собой, разумеется, а подчиненным личным составом. А точнее, молодыми солдатами, именуемыми в простонародье «духами». Конечно, логичнее было бы послать более опытных пограничников второго года службы. Но, как мы уже упоминали, в данном случае думал старшина. А у них, старшин своя, особая старшинская логика. Абсолютно не поддающаяся обычному человеческому разуму.
Честь идти в боевой дозор выпала трем наиболее отличившимся пограничникам – рядовым Молочкову, Хорошилову и Мальцеву. История умалчивает, когда и в чем они успели отличиться, но факт - старшинский перст указал именно на них. Поставленную боевую задачу все трое восприняли с партизанским мужеством. Все трое пару месяцев назад вылупились из инкубатора учебного пункта. А там они и не такое видали.
Судорожно цепляясь за тонкие веточки чахлых деревьев, три воина заскользили вниз, по размытой дождями извилистой тропинке. Надо сказать, что только за один подъем на пост солдату надо было давать орден. А за спуск сразу два. Потому что спуститься с горы и ни разу не плюхнуться задом в жирную грязь мог лишь опытный, прошедший огонь и воды альпинист. Либо прожженный эктремал. Разумеется, засланные солдатики ни к тем, ни к другим не принадлежали. Ежесекундно ойкая и нехорошо ругаясь, они упорно приближались к подножью горы. А сверху, затаив дыхание, за их передвижением следили остальные. Мысленно они были рядом со своими мучающимися товарищами.
Наконец, после двадцати минут скольжения и барахтания в грязи, зондеркоманда вышла на указанный рубеж. С опаской перемазанные солдаты двинулись к блестевшей на солнце коровьей туше. И остановились метрах в десяти от нее, нерешительно топчась на месте.
- Какого х… встали, мать вашу?! – противно заверещал сверху полководец Яблоков. – А ну-ка бегом, пока п…лей не схлопотали!! – Конечно же, он помнил, что рядом – минное поле. Что в любой момент под солдатским кирзачом может предательски хлопнуть взрыватель. Но… служба есть служба. Кто-то ведь должен рисковать своей жизнью ради желудков оголодавших товарищей.
Солдаты хмуро переглянулись. Никому не хотелось идти первым.
- Ну что, пошли, что ли? – предложил один, маленький, щуплый, с хорошей фамилией Хорошилов.
- Не, - помотал круглой головой увалень Мальцев. – Я еще жить хочу, домой вернуться хочу, к мамке хочу…
- «К мамке хочу!» - ехидно передразнил его рядовой Молочков – худой рыжий парень с запавшими щеками. – А что, он, что ли, не хочет? Или я не хочу? Все хотят! Пошли давай, е… твою! Хорош базарить!
- Ну, раз ты такой смелый – ты и иди, - с убийственной логикой пробасил Мальцев.
Переговоры явно зашли в тупик. Солдаты стояли, как вкопанные. Расположенный сверху Яблоков исходил ядовитой слюной и грозил подчиненным всеми мыслимыми и немыслимыми карами, вспоминая всю их родню вплоть до десятого колена. Однако вниз спускаться не спешил.
- Может, давай жребий скинем? – предложил рассудительный Хорошилов после десяти минут прений. – Чтобы никому обидно не было. А, парни?
Парни согласились. Хорошилов достал из дырявого кармана коробок сырых спичек, сломал одну.
- Кто вытянет короткую – тому идти первому.
Трясущейся худой рукой Молочков вытянул свою спичку. Длинная. Обливаясь потом, он сел на землю, закрыл лицо руками.
Мальцев протянул руку, в нерешительности замер, посмотрел в глаза Хорошилову. И, выдохнув «была не была!», вытянул палочку.
Короткая.
Не веря своим глазам, потрясенный Мальцев смотрел на предательский обломок. Ему не верилось, что удача могла так подло отвернуться от него, простого нижегородского парня.
- Тебе идти, - мягко коснулся плеча Хорошилов, выводя товарища из прострации. – Не боись, мы поможем, если что…
При словах «если что» перед глазами Мальцева стремительно пронеслась вся предыдущая жизнь. С тоскливым выражением на круглом лице он постоял секунду-другую, собираясь с духом.
И, собравшись окончательно, двинулся вперед.
Шаг. Еще шаг.
Взрыва нет.
Еще шажок…
В воздухе разлилась странная звенящая тишина. Затихло все вокруг – даже птицы не пели. Затих и ветер, ласково трепавший верхушки деревьев.
Кое-кто наверху зажмурился, ожидая неминуемого взрыва.
Три шага до коровы… Два… Один…
- Он дошел! Дошел! Ну, красавчик! – возбужденно загалдели солдаты наверху.
Тут ноги у Мальцева подкосились, и он едва не рухнул прямо на тушу. Но заботливые товарищи, шедшие следом, успели подхватить его под белы рученьки, бережно усадили, похлопали по трясущимся щекам.
- Ну че, двинули? – виновато шмыгнул носом Молочков.
Корову взяли с трех сторон – за рога и задние ноги – и, пыхтя и матерясь, поволокли на пограничный пост. В последний путь.
Старшина Яблоков тихо выругался, смачно сплюнул, неопределенно махнул волосатой дланью и величественной поступью удалился в свой блиндаж - досматривать прерванный эротический сон с участием грудастой соседки Светки.
Внимательно наблюдавший за ходом операции ефрейтор Баранов опустил бинокль, удовлетворенно крякнул. На его круглом лунообразном лице сияла радостная улыбка пятилетнего ребенка, которому родители впервые в жизни подарили заморский «Сникерс».
- Ох, и пожрем мы вечером котлет, мужики! Ох, и пожрем! – как заведенный, все повторял он, пританцовывая в предвкушении праздничного ужина.
Ужин в тот вечер удался на славу.