Пьяный бомж устроился головой, как на подушке, на мраморном выступе у выхода из метро, и крепко дрых. Я шла мимо. На поэтический шла вечер. Когда свернула в переулок, в кармане кислотно заревел телефон. Полезла в карман, тут же поскользнулась и упала.
А клуб ничего, лучше, чем прежнее место сбора. Низкие потолки и фотообои с видами города в огнях, полосках быстрых дорог, коробках домов, на стенах. Сцена с глубоким выступом в зал, вокруг столы. Кирпич на полу, кирпич на арках переходов из зала в зал. Их всего три. Один я прошла насквозь – что-то вроде чилаута с длинными, мягкими диванами, а третий больше похож на зал хорошего ресторана с матерчатыми скатертями и драпированными стульями. Тут, наверно, приятно пить абсент, чтоб зелёные феи летали под потолком и жужжали в ухо. Жаль, того абсента, что с феями, в Москве не попьёшь. Зато поэтов в городе много…
Какой-то поэт обходил все столики в зале. Подошёл ко мне:
- Привет!
- Привет.
- Со стихи ру?
- Нет, с прозы.
Он тут же утратил интерес и пошёл за соседний столик, потом за следующий, следующий, следующий. К одиноко сидящей поэтессе в чёрном со стразами, и тигровым обручем на светло-русой голове:
- Привет! Со стихи ру?
- Да. Северная ночь, - псевдоним, видимо. Северная ночь с чувством подала руку для поцелуя. Поэт её с чувством поцеловал. Она с чувством смутилась.
Да, подслушивать нехорошо. Подглядывать вообще – клиника. Но надо же чем-то развеять скуку. Мартин Бланшар уже надругался над маленькой девочкой, а читать следующий рассказ сразу, не хотелось.
- Мне бокал вина, красного, - мой официант похож на мальчика, который не против всего. Такие, знаете, худенькие, в коротеньких футболочках нежных цветов и обтягивающих сухонькие кулачки задницы джинсиках. Обнять и плакать.
Закурила.
Пришёл Андрюха:
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Да хрен знает как… нормально.
- Как твоя любовь?
- Прошла, - надо было добавить немного конкретики.
- Почему?
- Ненавижу революционеров. Ненавижу революционеров, музыкантов, поэтов. Поэтов тоже ненавижу. Хернёй занимаются. Ничего жизнеутверждающего.
- Точно. Что будем пить? Водку? Пиво? – он всегда оригинален. Люблю его.
- Я вина уже выпила.
- Продолжишь?
- С удовольствием.
- Закусим?
- Сыр.
Ведущая объявила приз 3000 баллов за лучшую Валентинку. Валентинов день на носу. К этому времени поэты уже заполнили заявки на выступления и стали по одному подтягиваться на сцену.
Тот, что был первым, я его про себя прозвала медведем ещё давно, читал что-то про счастье, про ребёнка, похожего на него. Окончил студенческим стихом об экзамене по физике. Лирический герой получил трояк, а героиня пару. В чем там была причина, я разбираться не стала, кажется, кто-то кому-то не дал.
Следом вышел старичок. Одно стихотворение он посвятил жене, одно всем остальным женщинам. Не будь стихиры, он бы писал в тетрадку, потомкам. Потомки, потом, на поминках тетрадкины стихи извлекли бы на свет божий, и выпили, не чокаясь после прочтения. Теперь, его стихи принадлежат современности. Но тетрадке они принадлежат больше. Я как-то такое слышала, в уже описанной ситуации, про странную девочку с молчаливыми глазами.
- А я стихи распечатал, - говорит мне Андрей.
- ???
- Читать буду.
- Молодец. Что будешь читать?
- Вот посмотри, - и протягивает несколько листов. Я тут же пошла глазами по строчкам. - Можно выберу для сцены?
- Да-а, - утвердительно кивает головой, - а ты читать не будешь?
- Я? Упаси меня кто-нибудь! Андрюха, я не пишу стихов, я ими плАчу.
Выбрала три его перла. Самых маргинальных, но мне понравились. Его способ любить, ужасен до той степени, когда вымысел перестаёт быть вымыслом, являясь мутной реальностью. В ней если не удавиться, то можно написать стихи. Чувствуется русская школа рано умерших поэтов. Кто сказал, что я критик? Но Андрей, похоже, доверился.
Со сцены всё читали. Читали и читали. Временами нравилось, но в основном было скучно. Понравилось про девочку. Она, мечтала стать женщиной, мечтала до старости, мечтала в смерти, мечтала после, мечтала в следующей жизни… Женщины так мечтательны – дримлайф нон стоп. Желание начать новую жизнь с понедельника – и есть сама жизнь. Тот, кто это сказал, был чертовски прав.
- О! пошёл мой партнёр по танцам, - дернула Андрея я.
- Ты с ним танцевала? Когда?
- Ага. В прошлый раз, ещё в Алиби.
- И что?
- Только танцевала, а что ещё? Он всё время не попадал в такт.
Мы заказали ещё выпивки. Ещё вина, - Андрюхе пива. Мой друг совсем потерял интерес к водке. Стареет.
//Какая жалость, нет в дурдоме карантина.// Где изоляторы для буйных? Хоть один?// Наступит завтра день святого Валентина.// Нам этот сервис будет так необходим// Давно февраль. Достать подарки из аптечки.// Навзрыд заплакать водопадом горьких слёз.// Затем сидеть и рисовать на всём сердечки.// Ну докажите мне, что это не психоз?
Это читал автор с сайта ydaff.com. остальные свои произведения он был вынужден купировать.
Поэты продолжали выходить. Один за другим. Не соблюдая регламента. Разбавляли рифмованный трёп импровизированной прозой. Кто-то сказал: я пишу о любви ко всему – к женщинам, к богу, к культуре. Тут я тоскливо нырнула носом в бокал. Он был пуст и просил заполнения. Мне его добавили. Андрюху позвали на сцену.
Матерь божья! Он читал с выражением. Надо было предупредить…. Сказал, что репетировал дома. Кто-то оживший с магнитной плёнки. Чтоб спугнуть мурашки, я смеялась.
Северная ночь выступала после. Было произведение посвящённое погибшей подруге, - любим, помним; жизнь пуста... Потом погибшей любви. Потом и погибшему автору. Всё погибло к чертям! Смерть бродила по выжженной почве в поисках утешения. Необратимая, бесконечная. В сияющих стразах.
- Счёт, пожалуйста.
Мы расплатились, выкурили по сигарете и ушли. Больше я сюда не пойду. В прошлый раз было лучше. Зачем я вообще сюда прихожу вот уже третий раз, по вторникам у меня английский. Звезда, имени которой, я, конечно, не запомнила, сегодня не выступала. Хотелось написать рассказ, вышло дерьмо. Чопорность и скукота – вот вам стихоплёты.
Чуть не забыла: в номинации «Лучшая Валентинка» победили три автора. Андрей был среди них. Голосов поровну. Баллы разделили между всеми. Я попросилась к нему в литературные агенты.
Мой бомж спал уже сидя, всё на том же выступе, когда входили в метро.
Андрей ехал до Чистых прудов. Он вышел и я открыла следующий рассказ.
Про убийство Рамона Васкеса. Буковски, похоже, презирает насилие, но пишет о нём, перебирая подробности в красках, в деталях. Рамона Васкеса убивали унизительно, убивали азартно, убивали, прежде чем убить. Совсем не брезгливые люди – любому досугу - за. Потом они поехали трахать девчонок на пляж. Девчонки были не против.