Гл. 1
Шах-Джахан – Великий Могол. Да, согласен, он был великим завоевателем, этот шах. Но лично меня в этом потомке Тимурида взволновало другое. Его нежная память о прошедшей любви. Его долгая, нежная память о прошедшей любви.
Насколько это серьезно – память в любви? Тадж-Махал под Агрой, Бахчисарайский фонтан в Крыму. На мой взгляд, было бы узко считать их всего лишь усыпальницами значимых семейных пар. Это не только усыпальницы мужчин - великих воинов. Это вполне «заправленные» темой памятники, напоминающие и об их долгой любви.
И тут же лезет в голову вопрос: склонны ли, так красиво, так назидательно помнить о любимой женщине только те, кто верит в Аллаха? …Ах да, да, конечно, есть места, выделенные в пирамидах фараонов для Первых жен Египта. Нам оставлен лик той, с кем многие современные женщины сравнивают свою красоту - Нефертити. Но что-то никто нам не сказал, что лик сей, был увековечен по желанию её несравненного супруга. …Да, да, конечно, известно имя женщины Будды. Она, должно быть, была очень деятельной дамой – его супруга. Многорукой. …Это прекрасно, что хотя бы сохранено имя её. Потому что вместе со всем богатством внутреннего мира этот Первый Бог, он же принц Сиддхартхи ушел и от неё, не оглядываясь. …Присутствовало ли в нирване, которую он, без сомнения, достиг первым, имя этой любимой когда-то им женщины? …Думаю, …вот мне так кажется, после прочтения легендарной его истории, в нирване оно ему было не нужно.
Ах, как я невежественен. О, боже, как же я невежественен! Я не знаю, способны ли отдать дань памяти умершей любви христиане. ..Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта – литература. Люди, сочинявшие эти истории, были гуляками хоть куда. Зная их биографии, уверен, травиться, кидаться на кинжал – они б не стали. Соборы, отстроенные в честь Марии, Софии, Женевьевы, Анны и прочие подобные - это дань грешников мужчин святости отдельных женщин.
Есть ли на земле «христианский Тадж-Махал»?.. Да, в одном я был. Я вспомнил. Сюрреалистический мир Сальвадора Дали. Его память к Гала, как оказалось, высокой пробы память. Спасибо, Дали. Он дал мне надежду. И ещё за то спасибо, что, глядя на превосходную фантазию с использованием лика вполне земной женщины, он дал мне грусть заметить некоторые «перегибы влюбленности». В картинах Дали восторженность реальной женщиной. В них обнаруживается, может быть не столько красота её, сколько страстное влияние её фантазий на мужчину – художника, а с его стороны – почитание её как Музы. …Была такая Муза и у импрессионистов. У Ренуара, например. Лицо его Музы, растиражированное в ряде картин, а подчас даже сразу на одной (но в разных ракурсах и настроении), я тоже помню. Милое личико. Миндалевидные глазки, пухлый ротик. Выразительность хорошенького лица мастер вынес за орбиту счетчика веков …умело и прекрасно. Умеет художник оставить память по своей любви. …Впрочем, как мне помниться, это же милое личико затаилась на полотнах не только у Ренуара. Моне её тоже рисовал. Да многие из тогдашних парижских импрессионистов обожали свою подружку - натурщицу, используя её, на мой взгляд, как талисман. Да, пожалуй что так, как обнаженный талисман своей удачи. …Любили ли они её? Скорее, чувствовали и были благодарны за понимание.
Ладно, дальше. …Соломон чтим. Он был любим, сильно любим, но и царица Савская была им забыта к сроку. На мой непритязательный взгляд «приближенного», иудеи умеют величественно позволять себя любить. Их, должно быть, и любят за это царственное снисхождение. Ветхий завет первым дает понять, что евреи в этом плане «реалистично - расчетливы», что и тогда они мыслили «современно». Тогда, когда у некоторых из них была возможность сохранить в веках память о любимой женщине, они не делали этого. А с какой стати, пусть за увековечением их имен следят библиографы! «Заслуга этих женщин лишь в том, что они были вблизи меня – прелести», - да, думаю, Великие евреи считали именно так. …Впрочем, да, я невежественен. Возможно, так думаю только я, всего лишь полу еврей по рождению. Мне нужны иные источники, не только Ветхий завет, да очевидная жизнь моего отца и парочки моих приятелей иудеев.
Мне нужен пример. Увы, на лицо его пока нет. Все, как и Соломон, изобретательны в любви и требовательны к неотразимости своих женщин. Их любимые стареют, дурнеют от рождения им кучи детей, …а соломоны позволяют себе осторожно любить запасный вариант. Да, они дополнительно имеют ту, которая, так же как первая, готова стареть на их уже «постаревших» глазах. О, с этой практикой я знаком не по учебникам. Это тут, это вокруг. Это постоянно. Это «современно». Третий брак, пятый…. Невесты всё моложе и моложе. …Всё брак, и брак, …уже и суть слова вылезла, как пух из одеяла. …Папа, прости, но это так. Четыре твоих сына «любят» всех своих четырех матерей. А ты, …ты соломонишь дальше.
И вот, увидев этот подробнейший, этой гениальнейший по красоте фильм, про Тадж-Махал я начал, пока, правда, только сам себе, задавать этот вопрос, а способно ли современное человечество к памяти в любви? Может, этого гена во многих из нас уже нет? Он был, я верю, он жил во всех нас. Так где же он? Или природа прогрессирует? Или мы просто избавились от него как от груза, как от камня, удаляемого из тела нашей совести. А может, действительно нужно было избавиться от такого сорта боли? Ведь это ж больно, думать и помнить только о той, об единственно любимой женщине. Помнить её всегда, помнить до самого последнего вздоха, не имея возможности ни залить, ни заглушить эту боль, как бы ты ни был силён и могуч. …И тебе, о, могущественный, это не по силам.
Могу ли, вот лично я так любить, так помнить? Или мне, как абсолютному большинству легче скинуть вину на женщину, мол, не встретилась ещё такая, чтоб настолько меня очаровать?
Я не занимаюсь спортом, я не особый трудоголик, меня нельзя назвать человеком, «ищущим познания». И, я надеюсь, что я вовсе не философствующий дурак, оторвавшийся от реалий из-за блужданий в Интернете. Но вопросов в голове много. Ответов – нет. Ни реалети, ни ретро, ни какие другие шоу о любви - меня не волнуют. Я замираю над книгой, отключаюсь от телевизора или компьютера и раздумываю над подсунутым мне фактом. Я начинаю рассуждать, забывая о других мыслях автора, меня волнует одно: так есть ли, так нужна ли она, вот, например мне, такая память? …Больной я, что задаюсь таким бредом? …Субъективное мнение.
У некоторых это возникает от одиночества. Но последнее - состояние неустойчивое. Встретишься с другом, …с двумя, с тремя, а лучше веселую девчонку найти и, …кажется, всё как рукой! …Мне – не помогает. Есть другие люди, другие принципы. Фридрих Ницше. Такие люди заранее считают себя выше «среднего». Они заранее презирают «средних» и их чувства. …Женщин Ницше вообще высмеивал. Нет, на мой взгляд, он вообще не был способен помнить о любви. Дама, которая им крутила, успевала схлестнуться с ещё тройкой таких же головастых писак, как он. Ей строить памятник, …да хоть кому-то - философ был не готов. Даже в виде текста – памяти – не захотел. «Убожество в любви охотно маскируется отсутствием достойного в любви», «Величайшее в великих – это материнское. Отец - только случайность», - сказав так, на мой взгляд, философ подписался под тем, что в этом деле он убог сам. Тадж-Махал, …строить нечто подобное и накладно, и трудно. И тревожно. Гораздо веселее и дешевле разрушать чьи-то идеалы, занимаясь по ночам изысканным письмом, а утром - поисками редакции, которая бы взялась издать это. Прости, Фридрих! ты не основа моих раздумий.
Любовь не взрастает на почве одиночества или недопонимания твоих принципов другими людьми. Она или есть в человеке, или её нет. «Нет» не в смысле «умерла», а в том смысле, что в человеке, не способном любить, она и не жила. Страшно, она как будто в нём и не рождалась. Шах-Джахан доказал: если женщина, которую ты чтил, как любовь, умерла, это не значит, что умерла сама любовь. Этот Великий могол умел и любить как Великий. Он не пожалел средств, чтоб и об этой стороне его величия потомки не забывали.
Голова моя летает как мяч. …Нет-нет, я далёк от тех, кто занимается кайфом регулярно, как бизнесом. Но я не пью, вернее, почти не пью, а расслабляться как-то надо. …Но вопросов куча, их рой. Под час это действительно похоже на бред пережравшего полу достоверной информации. …Навуходоносор, Дарий, Александр Великий, Гай Юлий Цезарь, Чингисхан. Ещё кого-то упустил? Тамерлан, да, велик. …Ну и то, что поближе: Гитлер, и тут же Сталин. Уверен, были люди, которые признавались им не только в глубочайшем понимании, но и любви. За что люди любят завоевателей? Империи разливаются по просторам земли и усыхают, как реки. Дело природы, Дело человека становятся камнем здания Великой истории земли. Станет ли то Великими развалинами? Ведь мы восхищаемся великими разваливателями мира. Мы уже восхищаемся развалинами, минимумом того, что бы мы имели, не будь человечество варварами воплоти. А кому нужны наши Великие развалины? Космос, это ему нужно? …Тащит ли прогресс жажда наживы? Успех Кюри – исключение или история семьи умалчивает истину, вуалируя её патетикой на тему любви двух супругов к науке? Эйнштейн, дав людям формулу закона космического времени, оказался более приземленным, чем эти двое, предопределившие возможную причину гибели всей планеты Земля. А вот ещё вопрос – вопросов: что есть культура Человечества? Нет ли порока в глубине воспитанности? Наличие «особой гордости» - это что? Отлична ли гордость королей от гордости человека, не имевшего в роду первых? Император – Король королей, почему чаще всего он умирает, испытывая горечь? Обида на потомков - плевок в себя? Нет вопроса, почему я не король, но есть другой – почему я не первый? …Деньги не зло, а исключительно продукт товарообмена. Собственность не развращает, а приручает человека. …Я недавно снова просил босса о надбавке. Значит, я приручен. И крепко подсел. Нет, не только из-за денег. Стыдно, что «ездят» задаром. Я маленький нецарёк, мне стыдно.
Я затягиваюсь «травкой». …Дурь? Возможно. Но идти никуда не хочется, видеть кого-то – тоже. Вот, лежу, размышляю.
Да и черт с ними, с империями! С проблемами типа «глоб». Так в чем же секрет Тадж-Махала? Или чуда чуть меньшего высотой - истина Бахчисарайского фонтана? Только ли в том, что они дошли до глаз современного человека в подлиннике? Столько разрушено: дворцы, замки, храмы, Колизеи. …Усыпальницы остались. Ищите, ищите, потомки, могилу Чингисхана! Величие его воинского духа началось с желания вернуть себе любимую женщину. …А сколько других незабываемых мест порушено? Очищайте, господа желающие, от плевков и нечистот ваших же собратьев могилы тем, кто не захотел стать Завоевателем, но умело любил. …
Так чем и кем гордиться, задирая голову на Здание Истории? Теми, кто больше её разрушил? Супер вулканами. Супер тайфунами. Супер войнами. …Ну вот, я и скатился до иронии. А та может показаться завистью. …Это ли Герои? …А может, они Герои, но не мои? Дело как всегда в субъекте. Ну да, дело в субъекте. Ах, черт! моя голова трещит. Вот славный повод – просто залезть под одеяло.
Маленький, зачем ты читаешь Великую Историю? Про тебя там ничего не написано.
Да, я не воин. Да, я не считаю, что и в наше время быть возродителем нации или веры – это важно. Да, я считаю, что это всё тот же гон от корысти, от зависти на чужое. Я не воин. Я утешаюсь тем, что до сих пор никто не назвал меня трусом. Но вгрызаться в чужое – не буду, даже, если бы и хватило для победы сил. Как живое существо, жаждущее жить, я готов стать пособником и даже рабом Завоевателя. Но я слишком цивилизован, чтоб не понимать, что и это и положение самого Завоевателя - стыдно.
Тадж-Махал – памятник чувству. Чувство – человеческое проявление. Сопереживание равному. Чувство симпатии, мщения, чувство ненависти, чувство утраты, стыда, наконец, и это – тоже сопереживание. Чувство голода, насыщения, страха – не в счет, они в утробе и у зверя. Я о человеческих чувствах. Усыпальницы, мавзолеи – хранят таинство лучшего из чувств. Они - слёзы человека в камне. Слезы от лучшего в человеке. …Я романтик? Как будто нет. Я же плановик, я умею видеть перспективу, рассчитать её убогость или напротив, выгоду. Но почему-то же я никак не могу почувствовать, есть ли тот редкостный ген во мне? Способен ли я полюбить навсегда? …Эй, где вы, ангелы ада, ату Лоренса!
Я хочу создать свой Тадж-Махал, не будучи Великим разрушителем. Вполне понимаю, это не будет даже мини Тадж-Махал в натуре. Возможно, он будет существовать лишь во мне. Нет, я не от скупости не желаю возводить моей любви памятника. Я только хочу пережить её, это чувство. Я верю, если в человеке есть любовь, то не оглянется он на богатство и красоту, даже на славу. …Не оглянись, Орфей! и будешь создателем Тадж-Махала.
Вот она истина: маленький никогда не построит такой красы, как Тадж-Махал. Маленький готовиться в рабы к зодчему с рождения. И он же – любователь созиданий Завоевателя. Я способен прожить маленькую жизнь, дать жизнь маленькому. Я с рождения способен умереть Никем. Но никто, никто никогда не лишит меня права построить Тадж-Махал в моём собственном сердце. Я был бы счастлив не просто быть любимым, а полюбить. Полюбить так же трагично сильно, как Великий Шах-Джахан.
***
В глазах молодого специалиста – плановика снова посерела грусть. Всё. Это означало одно - всё, работы в его уме уже нет и тени.
Лоренс оглядел свой стол. Рабочий порядок соблюдён. Папка с грифом «коммерческая тайна» на глазах, но закрыта. Экран монитора светится готовностью. Все остальные документы – основа планов целой компании – в электронном виде. Смотри - не хочу, но перед безопасностью всё равно ответишь.
Ну а пока никто не мешал ему, пока никто не отвлекал его от исключительно собственных мыслей, …Лоренс вставил диск в дисковод, придвинул к себе монитор и …снова окунулся в то, что никогда не будет памятником его делу.
Тед смотрел фильм про Тадж-Махал. Уже который раз, но на этот – с осторожностью. Смотрел, разумеется, без звука. А зачем звук, он прекрасно помнил каждое слово комментатора, он слышал каждую ноту трогательной мелодии фильма об усыпальнице Великого могола.
«Увидеть бы это своими глазами. Если я сделаю это одной из целей жизни, то это возможно. Да, это возможно. Сад рая. Трон полу Бога. Лучшее творение зодчего, лучшие стихи Корана. Пустые драгоценные гробы. Да, действительно, зачем давать подглядывать за собой и после смерти. …Красота. Красота в белом мраморе. Каменная краса среди воды и зелени. …Памятник любви?
Любовь. …Как точно очерчен её характер. Ну да, она же должна быть отделима от секса, ведь жён целый гарем. Умер в семьдесят с небольшим. Не так много для конца Великого смертного. Но так много для ещё одной молодой жены, включенной в гарем на закате его жизни. Зачем он пользовался зельем, подобным виагре перед концом? Хотел секса? Хотел утопить ностальгию? Хотел вернуть потерянное чувство? Неужели это так важно даже в самом конце жизни? Да, смешно содержать гарем и жить без секса. Любовь умерла – да здравствует любовь! ...Или нет? Чувства не умирают, они, как и оружие, они притупляются».
Монитор дарил Лоренсу возможность рассуждать. Он смотрелся в него, как в зеркало жизни. Пусть что чужой. Ему, сильно раненному после того, как его оставила очередная девушка, было важно знать, что такие прецеденты в истории были. Что он с надолго затаившейся печалью в сердце не одинок. Он, как и многие, утешал себя тем, что «не любил» по настоящему. Что он вовсе не убит, даже не ранен любовью к Глории. «Так значит, я и не любил? А почему, ведь она достойна? - Тед покосился в сторону одной из своих коллег – на Глорию Саммер. – Достойна, но …я, как Соломон, пережил и это».
Его интересовало: способен ли он полюбить беспредельно, без замен на другую любовь? И вообще, не путает ли он чувственность с настоящим чувством?
«Четырнадцать детей. Только от любимой жены. И всего четыре сына, которые выбились, сумели разбить друг друга, отодвинуть в сторону отца с помутившимся от бредовых затей разумом, а заодно и покончить со славой великого государства.
Шах-Джахан уничтожил руки зодчего Устад-Иса из Агры, сделавшего усыпальницу для его любимой Мумтаз-а-Махал, и …тут же затеял новое строительство – создание черной копии Тадж-Махала. Уже само отсутствие последовательности в приказах должно было намекнуть потомкам, что шах выдохся. Что величию его пришел конец.
Время сделало шаг шире, а человечество этого и не заметило. Зато отметила история. От черной копии – руины, так толково и не начатого строительства, а беломраморный Тадж-Махал – святыня, Мекка для любящих во всём мире - жив. И я дойду до него. Я уверен, я увижу и прикоснусь к его святым камням нему моей маленькой ладонью».
Тед отвлёкся на звонок телефона. Звонил приятель. Но, видимо не вовремя. Лоренс был скуп на слова, да и взгляд его, затуманенный видением, всё ещё был нерезким. – Генри, честно, я заболел. Да, серьезно. Что-то инфекционное. Да, чешется, прямо под мышкой. Всё, не могу говорить. Пока.
И снова он принялся рассуждать про себя. Кругом кипела работа, кипела, или просто пенилась – не важно, пока Лоренс был вне её.
«Итак, убийца братьев, узурпатор для поврежденного разумом собственного отца воссел на шаткий трон. Время сделало ещё шаг, правитель пал, империя – в крошки, …история пошла дальше. Идёт себе дальше, идёт, … Тадж-Махал стоит. Кто мог знать, что трон занимать бесполезно? Да и не было б большей глупостью не воспользоваться случаем, чтоб не посидеть на нём, учитывая краткость мига человеческой жизни? …Выходит, я глуп. Позволив придушить себя, отравить, обезглавить, я б всё равно допустил вхождение на престол более шустрого братца. А! всё равно ни его имени не вспомнят, ни того, которого он придушил. Лишь Тадж-Махал – слёзы жестокосердечного правителя Шах-Джахана – вечен в красоте и печали своей».
-Лоренс?
Тед вздрогнул. Но рука его мужественно довершила веление страха. Яркая картинка чужих успехов с экрана монитора исчезла. Появилась программа, обнаружившая скучнейший вид.
Это был годовой план деятельности компании с годовым объемом реализации в 400 миллионов долларов.
-Вот я как раз по этому поводу, Тед. – Босс указал на картинку пальцем. - …А что у вас с лицом?
-Что такое? – Лоренс даже не задумывался над тем, что там такое может быть с его личностью. Он считал, она есть, остальное - суета.
-Дома всё в порядке?
Тед игнорировал и такого сорта беспокойство босса. («Лишь бы не заглянул в дисковод, где находился посторонний диск»). - Да. Всё прекрасно. - Для пущей вескости Тед широко улыбнулся.
Улыбка на перепуганном лице - величайший ход конём по-американски, выдрессированный в народе в период Великой депрессии.
-Что ж, рад за Вас. А пока: распечатку мне вот этого, - босс снова ткнул пальцем в сторону экрана, - и сейчас же. Я посмотрю, что можно ещё сделать, чтоб годовой итог работы компании выглядел для босса ещё приятнее. То есть, …э…я хочу сказать, понятнее.
Тадж-Махал. …Мечта построить нечто в память о чувстве, была не отложена Лоренсом на потом, он всего лишь повременил с её воплощением.
«Планировалось столько-то, выполнено на столько-то. В миллионах долларах, …в миллионах евро. Уточнение на счет последнего – меня всегда чуточку заводит. Впрочем, это дело Великих боссов, им виднее, в чем рассчитываться с поставщиками, со смежниками, и в какой валюте выгоднее взимать за произведенный и поставленный товар. Итак, …есть перерасход по таким-то пунктам плана, недовыполнение - по таким-то. Общий итог. …Проценты по каждому пункту, …общий процент выполнения плана прошлого года. …Неплохо».
Тед покосился в сторону, куда скрылся его босс.
Человек – босс. «Сэр», «мистер Мерфи». Разумеется, до Великих и ему далеко, но всё же это был тиран. Да, это был тиран-тиранов для сорока сотрудников. Это был …Маленький тиран. Как шептались в отделе: «Тиран на бытовом уровне». Лоренс не считал Мерфи вредным человеком. Частности – Теда не интересовали. Он считал, каждый имеет право на свой собственный мир и взгляд на него. Потому его босс – Френк Мерфи - его устраивал.
Вздохнув по тому, что его собственный мир пока оставался за бортом, Тед вернулся к своим «баранам». Посмотрел на план, который был готов для представления перед высшим начальством. «Он думает, может украсить эту сухость? Ну, если только свернет трубочкой и надушит духами своей дочери. А, пусть …душит».
Тед сделал распечатку отчета по плану за год. Оглядел стол, убрал папку с грифом в личный сейф. Коленом туже задвинул ящичек стола, куда спрятал диск с фильмом и пошел за стекляшку к боссу. К Мерфи.
Тут у каждого был свой босс. Лоренс из каких-то личных убеждений считал, что он не обязан прогибаться перед боссом его босса. Считал, что раз ему платит этот, а не Тот, то и вовсе он не раб Того, который не отстегивает ему цифру на счет. «Тому боссу – я до фонаря, и он мне - по тому же росту». Он даже не здоровался с боссом Мерфи.
-Сэр?
-Входите, Лоренс. …Готово? Давайте сюда. Нет, не уходите. Присядьте. Думаю, я посмотрю ваши наметки быстро. Сразу и определимся с замечаниями, уточнениями и …
Мерфи начал углубляться. Он был внимателен, низко опустил голову.
Тед разглядывал его тонзуру, окруженную рыжим веером непослушных волос.
Закусив губу, Мерфи анализировал ситуацию. Он ещё раздумывал, насколько итоговые цифры устроят его босса. – Вот тут что же, так сильно недотянули?
Лоренс знает, где «не дотянули». Щурясь, яко бы приглядываясь к цифре вовсе не заметной ему через широкий стол босса, он всё же подтверждает факт, не поднимаясь с кресла. – Да, сэр. По этому пункту мы не дотянули.
- Ну да, нам сначала не додали средств, потом началось секвестирование, в связи с недопоставками. Потом нам начали угрожать штрафами, и …мы усохли сами. …Да, я помню. Да, тут, да. Тут не очень впечатляют наши успехи. Но что есть, то есть. Зато вот тут, …как вам нравится эта цифра?
Так же, не поднимаясь с кресла, уже зная, где «все чуть ли не выпрыгнули из штанов» Лоренс подтвердил: «Да, мистер Мерфи, тут мы сработали великолепно».
Босс кивнул. – Отлично, отлично «сработали», Лоренс. – Мерфи поднимает голову, смотрит на подчиненного. Проверяет, просто ли тот ему поддакивает, или внимает с достаточным усердием? – Что ж, оставьте мне это. Я подумаю, мы обсудим это ещё …с …э…а Вы зайдите через час. Да, думаю, часа нам для обсуждения хватит.
Лоренс поднимается с кресла, медленно обводя взглядом просторы кабинета босса. Пахнет трудовым потом и трудягой кондиционером. Мерфи любил работать, скинув пиджак на спинку своего кресла.
Босс смотрит не на план, а на Лоренса. - Тед?
-Да? Что-то ещё?
-Тед, вы просили повысить вам жалование.
Взгляд Лоренса замер на столешнице. Он помнит об этом факте. Но как будто подтверждать его не спешит. Даже как бы и не собирается.
Наконец, он поднимает голову и смотрит на босса. Смотри прямо в глаза и молчит. «Я-то помню. Но раз я уже просил, а вы - об этом не забыли, чего ж озвучивать просьбу ещё раз?» - Это так и не прозвучало.
Босс выдерживает паузу.
Тед думает дальше: «Ну, значит, сейчас скажет: «Я подумаю».
Не дождавшись от подчиненного выражения мыслей в слух, Мерфи, ещё чуточку помолчав, постучал по итогам пальцем. – Вот, это тот случай, когда вы можете выделиться хорошей работой, а я - могу замолвить за Вас словечко.
Вот тут можно бы и повториться: «Спасибо, сэр», но Лоренс глядя в глаза босса, лишь вздохнул. Слышно и тяжело. И опять ни слова. Выдерживает будто даже не паузу, а …груз, бремя игры немого и мало оплачиваемого актера.
И вот тут срабатывает некая закономерность.
Коллеги Теда – работники планового отдела, где основной состав женский, считают, что «у Лоренса немужская красота». То есть даже не говорят, что у него «черты, не характерные для мужчины», а именно подчеркивают: «У него немужская красота». Когда некоторые просят уточнить, о чем, собственно, речь, те «некоторые» добавляют: «Черты слишком утонченные. Он слишком нежен для мужчины своего возраста. Вы заметили, он него никогда не пахнет потом, хотя он всегда усердствует в работе».
Двадцать шесть лет. Досрочное окончание Гарвардского университета. При желании мог бы и степень получить. Но, того – желания - как будто нет. Исключительно (на взгляд «некоторых», болезненно) самостоятельный ребенок – четвертый сын в семье. Изящный красавчик, однако, если надеть на него женское платье (а уже и это как-то пробовали на совместной вечеринке) – смотреться женщиной всё равно не будет. Если только изощренной косметикой дело выправить. А вот раздень до трусов – обомлеешь: «Какой миленький! какой славненький, какой хорошенький, как девушка!». Рост чуть-чуть выше среднего, ноги длинные, стройные. Тело пропорциональное, без выпирающей мускулистости. В бедрах заметны плавные линии, но широкая грудь по-мужски красива. Ступни изящные, почти дамского размера. Ладони узкие, пальцы тонкие, шея грациозная, на голове – опрятная удлиненная стрижка «лесенкой» до прямых плеч. Поступь тихая, полу ленивая. Лицо имеет красивый овал. Опять же, как женский, потому что слишком правильный, слишком пропорциональный, без выпирающих скул и дерзости в подбородке (весь в мать!). Глаза ясные, когда серыми кажутся, когда чисто голубыми. Взгляд робкого неженки (вот это в отца). Губы, …о, о губах его ходит шутка: «Хочешь научиться целоваться, начни с Лоренса – желание не пропадет, а только усилится». Губы Теда Лоренса всегда гладкие, с розова; верхняя губа заметно уже, нижняя – с парочкой миленьких симметричных припухлостей. Но улыбка на лице - явление редкое. Однако та его точно красит, то есть дополняет шарму.
Не находился ещё человек, который бы накричал на него. То есть даже если кто-то и норовит наехать, нахамить с налёту, стоит Теду показаться (выйти из машины, приблизиться к нашумевшему, просто посмотреть на него и заговорить), попытка решить конфликт ором тут же угасает. Требуя подчинения, Лоренса почему-то все …просят. Не то, чтоб он пользовался этим странным преимуществом, но его открытый, лишенный всякой агрессии взгляд, мало кто выдерживает на пике неприязни. Та тут же сама по себе гасится. И женщины, и мужчины, почему-то считают, что он с ними …«заигрывает», они, в пике возбуждения либо отводят взгляд, либо удивленно начинают присматриваться к Лоренсу. Вот тут и получается, что «наезд» на объект не состоялся.
Вот так и Мерфи, решив вынудить подчиненного расшаркаться перед ним в очередной просьбе о жаловании, опустил глаза. Он снова смотрит на итоговый отчет по плану прошлого года. – …И…думаю, …Тед, у нас с вами получится.
«Хорошо, – думает Лоренс. - Если он об увеличении моего жалования, конечно».
Тед кивает Мерфи и, не расслышав: «Идите», - без разрешения покидает стеклянный кабинет.
При этом, как обычно, Тед оглядывается на дверь, которую прикрывает с некоторой долей осторожности, хотя это единственная деревянная конструкция во всем прямоугольном периметре кабинета Мерфи. «Нет честно, считаться предводителем сорока человек: плановиков, экономистов, бухгалтеров и сидеть вот на таком стеклянном обозрении – да боже упаси! Рыба и та укрытия ищет!» - уже в который раз подумал Тед.
Столы в отделе стоят так, что спина обычного сотрудника «прикрыта». Никто не может видеть, что ты видишь на экране твоего монитора, что ты пишешь на бумаге, лежащей на твоем столе. Лоренса устраивало ещё и то, что никто не сверлит взглядом его затылок только за то, что «он здесь уже два года и ничего не сделал для того, чтоб жизнь его стала сказкой». Последняя фраза принадлежит его последней подружке. …Подружке, равнодушно сменившей молчаливого изящного красавчика на хмурого, но крутого мачо – Джона Крафта. Это охранник офиса компании.
«Наверное, я в принципе маленький человек, – думает Тед, машинально кинув взгляд в сторону Глории. Той самой девушки, которая мечтала, что «сын известного писателя, выпускник Гарварда мигом займет в компании достойное положение». («А ты только строишь глазки этому мерзавцу Мерфи и больше ничего!») «И амбиции мои на её взгляд мелки, и самооценка… «так, четвертинка». …Нет, тут вовсе не отсутствие амбиций, не слабая самооценка личности, я не умею рваться вперед. Так и не научился ходить, расставив локти в стороны. «Слабочок», - говорит про меня её дружок. И я рад, что он делает это исключительно за глаза, ведь пришлось бы драться». - Вздохнув, Тед отвел взгляд от девушки, сидевшей у окна. От девушки, по миленькому лицу которой пробежал кем-то пущенный солнечный зайчик.
Стать в одночасье владельцем компании – об этом Лоренс не то чтобы не мечтал, он этого даже не хотел. «Я оптимально разумен. Мне это и не по сердцу, и не по здоровью. …Рваться в боссы всех боссов – нет, нет и нет, не смогу. Не смогу, прежде всего, потому что не хочу. …Тадж-Махал. …Ты снова на моём экране. Но, погоди чуть-чуть. Меня ждет план. План работы компании на следующий год. Вот он-то как раз амбициозен. Он, как все планы, широк просторами. Впрочем, некоторые пункты вполне реалистичны. Они могут быть выполнены уже вот».
Тед просматривает показатели прошлого года, данные по возможностям подразделений на очередной год, заглядывает в письменные «советы» босса, в папку с грифом «КТ» и ставит пункту срок первого квартала. Он делает расчет, планирует прибыль от выполнения пунктов плана. …Как же можно запланировать прибыль по тем из них, что опять могут «испортить» вид итогового отчета? «…А я могу. Вот так. …Мои расчеты считаются верными, потому что сама моя методика расчета принята за верную. Забавный круг. Но, …лишь бы не порочный. О, да тут прибыль может быть завидной, но, …если опять же устоят поставщики, будут точными в сроках смежники и …не струсит и настоит на всём высшее руководство. Вот тогда пункт плана будет выполнен. А нет, так и с меня спрос …маленький».
«Маленький, маленький»…Кто-то бы взял, да и спросил у него: «Лоренс, Вы почему до сих пор Тадж-Махал не построили?» И вот тут бы и ответил Лоренс Истцу: «Сначала нужно так полюбить, как полюбил Шах-Джахан».
Никак Тед не хотел признавать того факта, что и он «не способен». Не способен, как его трое старших братьев, уже не раз переходившие из брака в брак. И как их отец (действительно известный писатель – фантаст, действительно признанный бомондом Казановой), когда-нибудь он разочаруется в любви, опошлиться вдрызг, и, в конце концов, сникнет, посчитав себя «глубоко одиноким, так до конца никем не понятым человеком».
Но история Тадж-Махала тихо ждала своей очереди. Она пока не туманила мозги ведущего специалиста планово-экономического отдела промышленной компании.
Пока тот подсчитывал будущие прибыли, возможные потери и процент убытка, час прошел.
Тед поднялся из-за, скрыл дела в сейф, пошел к боссу.
Кто-то шевельнул зеркальцем и солнечный лучик пробежался по лицу Лоренса.
Тед только прищурился. Кроме Глории в отделе его никто не интересовал. А эта девушка – она никогда не позволит себе «детские» игры. Солнечный зайчик – не её настроение. Тем более - не её фаворит.
***
У босса Лоренса делегация. Женский коллектив. Что обсуждают? Ах, да! предстоящий банкет босса. Ему же скоро сорок. Но, кажется, это не отмечается? Но, по-видимому, не боссом Лоренса. Предрассудки в семействе Мерфи вымерли вместе с мамонтами.
Тед тактично ждет приглашения, застряв в щели раскрытой двери.
-Да, да, Тед. Входите. Мы тут уже …э…закончили. Кстати, Мег, будьте любезны приглашение для Лоренса. …Я передам его лично. …Спасибо, дамы, все свободны.
Среди выходивших из кабинета сплошь холостая молодежь отдела. То есть, незамужняя.
Лоренс опускает забрало пониже. Пережидает выход собрания под смешки и хихиканье. («Ах, как же, ну конечно, для нашего красавчика приглашение персональное»).
Мерфи как будто был даже удовлетворен видом Лоренса. Его смущением, его румянцем на скулах. – Не обращайте на них внимания, Тед, проходите, садитесь. – Мерфи, произнося это, и сам акцентировал на шуточках внимание, и подчиненному давал понять, что «мнение людей платочком не прикроешь». - Садитесь, Тед. Значит так, я посмотрел, …мы обсудили и вот, …вот, пожалуйста, быстренько посмотрите наши замечания, …приведите отчет в порядок и в электронном виде - мне. Это прямо сейчас.
«Значит, предчувствие меня не обмануло». - Тед даже присаживаться не стал, забрал свои бумаги со стола, и - к двери.
-Тед, минуту.
«Ах, я всё-таки обманулся». – Тед не просто оглянулся, он снова подошел к столу босса.
-Я же говорил, вопрос будет решен. Вы будете приятно удивлены добавкой к вашему окладу.
-Спасибо, мистер Мерфи.
Мерфи показалось, с ним кокетничают. Сначала он дернул губами, потом широко и как бы даже скабрезно ухмыльнулся, и только после отвел взгляд в сторону, нахмурился и произнес уже без улыбки: «Идите, …работайте».
Привычка пытаться скрыть собственную довольность у Лоренса всегда слишком явная. Он слишком заметно пытается загнать улыбку в зубастый рот. Губы его дергаются, пытаясь не раскрыть рта, но его глаза, те смотрят на того, кто принес ему удовольствие с благодарностью. И в этот момент губы раскрываются, и улыбка прорывается наружу. Она белозуба, нежна и действительно вводит в заблуждение.
Раз босс молчит, значит, и без «спасибо» всё понял. Лоренс разворачивается и идет к двери.
-Тед?
Лоренс снова разворачивается. И снова – к столу. Он знает причину, по которой босс снова хочет видеть его глаза. «Только мне ни слов его, ни бумажки этой не нужно. Я всё равно пропущу это полу корпоративное мероприятие».
Многие мероприятия Лоренс не игнорировал, но пропускал. Возможно, и в этом случае опять бы прозвучало: «Ну, как же! Вот если бы он пришел, вот это б было странностью, а не пришел – это норма. Для Лоренса – норма! Для остальных холуёв – не норма. А для этого, для красавчика нашего неотразимого – норма! На него ж, как на дурачка – никто не в обиде. Даже босс».
Тед знает эту фразу «дословно». Как-то раз, просто решив зайти, он услышал её сам. Он уже и не вспомнит, что это было за мероприятие. Но там была Глория, и он решил пойти. И вот именно эту фразу «про холуёв и красавчиков – дурачков» он и услышал. Среди хрустальных бликов забавлялись шампанским сорок его коллег. Он вошел, …услышал и …тут же ушел. …Обида? Как будто нет, его ж не назвали «дураком», его не назвали «уродом». Даже «холуи» - как будто это не про него. Он шел и без обид предавался размышлениям: «Что делают на банкете? …Зачитывают скетч. Дарят подарок. Берут бокал с вином. Чествуют юбиляра столько раз, сколько найдется желающих его поздравить. …Это надолго. Тут даже дело не в лести, а в ловле возможностей. Босс, его друзья, его близкие не смогут не заметить лучший тост в его честь. Не сможет он оставить без внимания самый прикольный подарок. Долгие дифирамбы при случайном столкновении в банкетном зале с ещё трезвым юбиляром – это тоже важно. Потом начнется «откат». Каждому по способностям. Люди. …И босс это понимает. И даже его босс, специально заглянувший на банкет, чтоб отметить усердие юбиляра в свой адрес - тоже понимает это, все люди. Это жизнь. Но это не моя жизнь. К чему мешаться людям?»
Мерфи протянул ему приглашение. – Вот, чуть не забыл.
Тед кивнул. Забрал картонку с серебристыми вензелями из рук босса. – Спасибо.
-И…
Тед вскинул брови – темные дуги и подытожил, как эхо: «И…?»
Мерфи сердито хмыкнул. – Тед, да что такое?! Не слышу энтузиазма. Не чувствую.
Лоренс молча смотрит на того, кто лишь по уровню глаз расположен чуть ниже его. Мерфи – специалист, Мерфи – воспитанный тиран, то есть разум не теряющий даже в гневе. Лоренс уважал его.
Мерфи чуточку смущен и взглядом, и молчанием Лоренса. Он почесал свой крепкий подбородок толстыми пальцами - сосисками. - Я знаю, Тед, Вы – мастер прогулять такие мероприятия, но в этот раз я настаиваю. Мне сорок. Возрас, как говорят, критический. Хочется видеть за столом не только приятно жующий людей, но и ….И наши женщины, …ваши коллеги…
Тед сбивает лисицу со следа. - Вам уже сорок?!
Босс долго включается в суть вопроса-восклицания. Пытается угадать: лесть это или напротив.
«Слава Всевышнему, я никогда не склонен выражать иронию физиономическим действием». На лице Теда лишь желание узнать, истина ли это?
- Ну, разумеется, ещё нет! Будет только. – Мерфи отводит взгляд, начинает шевелить канцелярские принадлежности на своём столе.
Лоренс ловит его на настроении. Впрочем, совсем не заметно, что намеренно ловит. - Значит, я ещё не пропустил столь интересного события. – Тед улыбнулся и …моментально спрятал улыбку, как только Мерфи снова посмотрел на него.
Босс удивленно вскинул брови и округлил глаза. Но, спохватившись, он делает лицо довольным. – Ах, Вы в этом смысле. Вот и правильно. Вот только попробуйте пропустить. – Мерфи погрозил «сосиской». Он снова не может вынести взгляда подчиненного, кажущегося ему влюбленным. Он снова отводит взгляд. - Некрасиво, Тед, правда. Тут никто не желает вам зла. Напротив даже, все ждут вашего участия. От вас …ждут выступления. Вы меня понимаете? - Мерфи уставился на Лоренса, выпытывая из него слово: «Согласен».
Лоренс непроизвольно зажмурился, подумав: «Да уж! Тут я попался…охотнику за гостями».
- Перестаньте строить мне рожи! …- Мерфи улыбнулся и тут же отвел взгляд. – Ладно, …идите, …работайте.
«Иду-у-у… Тадж-Махал ждёт меня. Ну и план компании, наверно, тоже. А вот даже интересно, не будет готов план и что? Думаю, найдется план. Даже если я не найдусь, он – найдется. План бо-о-ольшой. А я так, мужчина среднего роста, среднего достатка, средней степени тяжести моё самолюбие». Лоренс посмотрел в сторону Глории.
Она только что смотрела на него. Как все, ожидая того, «каким» он выйдет от босса, с согласием или отказом на лице. Но только Лоренс посмотрел в её сторону, она тут же отвернулась. Взгляд её в сторону монитора стал каменно непроницательным. Возможно, она поняла, что Лоренсу «опять удалось выскользнуть из ситуации». (Именно не по-мужски!)
Тед вздохнул, опустил голову и …повторился в собственных мысленных рассуждениях: «…И средней тяжести моё самолюбие». Он быстро прошел к своему столу.
И вновь монитор ярок видами райского сада. Белокаменное здание с минаретами по углам пленит взгляд. «Не столь печален вид рая, сколь одинок конец жизни хозяина его». – Тед потянулся к сумке, достал бутерброд, бутылочку минеральной. Стал есть и пить. Вообще-то, это была реакция.
Некоторые поняли её несколько иначе. В помещении, где столы «смотрят» друг на друга, тихое шушуканье. «Ну, раз закусывает, значит, опять босса надул. Не пойдет он к нему, уже придумывает повод».
И всё же одна из девушек решается и подходит к его столу. - Тед?
Лоренс приложил палец к сенсорной клавише. На экране монитора снова появляется вид плана. Пусть что и он не видим для девушки, приблизившейся к столу, главное, прикрыт «рай».
-Да, Мег?
-Мероприятие совсем скоро. Ты успеешь подготовиться к скетчу? - Девушка кокетливо передернула плечами. - Мы выбрали тебя главным. Ты выступаешь первым, и после …ведешь всю вечеринку.
-Ну, разумеется.
В лице кокетки – притворяшки появляется раздражение. - Что «разумеется»?
- То, что вам наплевать, кто будет после съеден.
-Ты всё-таки решил не идти на юбилей босса?
-Возможно и это. – Тед вздохнул, оторвал взгляд от экрана и посмотрел на девушку, как бы спрашивая: «Что-то ещё?»
-Тед, у человека ю-би-лей. Босс всегда покровительствует тебе. Это же заметно, как черное на белом.
-Зачем же так контрастно - трагично о добром расположении человека к человеку. – Тед повозился задницей на стуле. – Мег, если только это, то, извини, мне нужно работать.
Девушка, фыркнув, отошла от стола.
«Вот так поступают современные люди. Даже священнослужители стали занятыми. То есть, если человек обращается не по существу, или по скучному, не важному для тебя вопросу – ему минимум внимания и как можно большей значимости на лице собственной персоны». - Тед хмыкнул на собственные мысли. Но, посмотрев на Глорию, которая чуть ниже обычного склонила голову, когда Мег ушла «явно ни с чем», он (на всякий случай) задержал девушку. – Мег?
Рыжеволосая девушка - бухгалтер оглянулась. На лице её было недовольство. Она же шла к столу Лоренса под взглядами своих товарок, шла за победой исключительно благодаря своему очарованию. А тут вот – фру-фру.
Тед улыбнулся. – Мег, я …постараюсь.
Девушка развернулась к нему лицом. Снова подошла, обманутая его улыбкой. - Но ведь это не ответ. Нам нужно знать, ты выступишь первым или нет? …Тед, ну кто, если не ты?
-Если приду, то да. А если нет, …меня запросто подстрахует…- Тед прошелся взглядом по небольшому залу отдела, – да хоть бы и Том.
- Круз?! Он же, - девушка снизила голос, - Тед, он же заикается.
Лоренс быстро парировал, заканчивая разговор. - Зато его речи относительно остальных выглядят правдивыми. Юбиляра, в отличие от вас, он действительно ценит.
Мег возносит к потоку не то ругательство, не то молитву. Потом, с жаром говорит: «Ты непереносим, Лоренс!»
Тед рассмеялся почти естественно. – Да, я тяжел для тебя, Мег. …- Он взмахнул руками и развел их в стороны. - Ну так и не переноси меня отсюда! Мне и тут …неплохо.
Тед нажал на кругляшек на плоской клавиатуре. И вот снова …Тадж-Махал. И нет больше ни рыжей девушки по имени Мегги Джойс, ни интриг, ни чьих-то юбилеев. …«Высота белокаменных стен достигает семидесяти пяти метров…», - он будто слышит этот спокойный ровный голос диктора, рассказывающего о красотах прекраснейшей усыпальницы великого воина. Усыпальницы его и лучшей из женщин его света.
Тед, будто гуляя возле стен, высотой в семьдесят пять метров, украшенных завитками арабской вязи, вспоминал об одном событии из своей личной жизни. «Мерфи, с какими-то делами был отправлен нашей компанией в Россию. Нашим конечным пунктом была Астрахань. Так себе городок. Одно великолепие – черная икра. Но я не фанат её. Так же как и водки. А вот когда нам предложили поездку в Бахчисарай, моё настроение подскочило выше границ приличий. Закатив глаза, я продекламировал Пушкина. Про «две печальные розы». …Все были в шоковом изумлении… по непонятной для меня причине. Чему они так удивились? Именно потому, что я немного знаком с языком, меня туда и взяли. Помню, деревянные строения, небольшой садик, огороженный прямоугольником живописного периметра. Расшитые шелком диваны, прохлада внутренних двориков, благоухание роз. Потайные комнаты. Грациозные линии фонтанов, буквы Корана на белом камне. Изображения цветов на камне таковы, что в каждом из них виден лик одной женщины. Лицо любимой жены хана. …Тот уголок был создан для жизни. Могилы есть и там, но они вне взоров любопытствующих. И там есть могила той, которую сильно любили, и там есть могила, в которой осталась та, что любила сильнее многих. Любила до ненависти в любви. Есть там, разумеется, и могила самого хана. Его смерть уровняла двух соперниц только во прахе, но никак не уравнявшая шансы обеих в его любви. …Там я был. Счастливый случай…»…
Тадж-Махал…. Тед грустно улыбнулся. Вынул диск из дисковода.
Теперь он будет работать. Будет внимателен, ибо мечтания ушли. «Так что же с планом?»…
Через несколько часов он сказал иначе: «Он величественен. Я позволил себе округлить некоторые из «рыхлых» цифр. Теперь он стал не просто читабелен, он смотрится …грациозней».
Телефон издает нежные клокочущие звуки. Тед снимает трубку.
-Лоренс?
-Слушаю вас, мистер Мерфи.
Тед как-то сразу понял, настроение босса изменилось. Он куда-то спешит.
-Так, выслушайте меня со всей серьезностью. Завтра в десять Совет директоров. Босс выступает там с итогами. Нужна презентация. Первая часть – итоги прошлого года, вторая – проект плана на будущий год. …Тед, до Вас дошла серьезность проблемы? Не слышу?
-Да, сэр.
-Сегодня Тед, уже сегодня я должен взглянуть на то, что у вас получилось. И умоляю, цвета картинок только позитивные. Никакого фиолетового, сиреневого, лилового.
Да уж, цвета, названные боссом - «позитив» исключительно для флегматиков и самоубийц. В легком случае - для засыпающих на совещании.
-Понял. Синие, белые.
-Да. Именно высоки цвета. Всё, что нам не удалось - в колонки, всё что удалось – в виде линейных графиков. Ввысь ведите их только красным.
-Да. Так будет показательнее.
-Так будет показательнее! Вы правы. Трудитесь. Я жду. И ещё, Тед, личная просьба, пусть Ваш отдых, пусть он чуть-чуть подождет. Я знаю, вы не из тех, кто обожает напряг, но случай таков, что нужно. Как Вы понимаете, мой отдых тоже начнется после того, как я увижу ваш вариант презентации. Я жду электронный вид. Время пошло.
-Понял. – Лоренс положил трубку.
***
«И снова моя мечта отходит за план. Есть первый план, есть второй. Тадж-Махал с его райскими садом прозрачен. Но я вижу его грациозные тени. Его величественный призрак стоит за моим планом.
Глаза немного устали. Презентация готова. В отделе полная тишина. На моем столе горит настольная лампа.
Босс не дотерпел. Он пришел и встал за моей спиной. - Ну что, как? …Готово?
- Да.
Я сделал копию файла на диск. Перенес его в ноутбук и подключил тот к проектору. Взял в руки лазерную указку.
Мой голос тих. Знаю, в нём мало кто находит глас мужественности. Это голос ещё не тенора, и уже не бархатистый баритон. -…Доклад закончен, ваши вопросы, господа?
Тут же был включен полный свет. Я прищурился.
Большой босс скромно стоял у одного из столов в помещении нашего отдела.
Он переглянулся с моим боссом. Затем принялся, начиная с первой страницы презентации, делать замечания. Не мне, моим картинкам. «Тут убрать, …тут добавить, …тут объяснить». Он почти перечеркал мой труд. Но в заключении, прежде чем так же тихо исчезнуть, как и появился, он сказал: «В остальном всё хорошо. Спасибо».
Мерфи осторожно проследил за уходом своего босса, затем развел руки в стороны. – Тед, решайте сами: или сегодня ещё на часок или завтра …с самого утра.
Я понял его намёк. Но «с самого утра» мне будет сложнее включиться в исправления. Я остаюсь.
- А я ухожу. Я посмотрю Ваше творение завтра. Надеюсь, увидеть шедевр, Тед. Сегодня у меня важное дело.
Я пожал плечами. Против «столь» серьезного аргумента - никак. Да, собственно, нужен он мне, стоящий за моей спиной?
-Хорошо, мистер Мерфи.
-Лоренс, нам не нужно Ваше «хорошо».
Тед спохватился. – Всё будет сделано, сэр.
Мерфи устало улыбнулся. – Я не про это, …ну что Вы, …я про презентацию. Тед, она должна быть сделана на «отлично». - Босс вздохнул и выключил полный свет.
Мой стол остался единственно живым в этом месте.
Когда закончил, я сменил пароль на входе в компьютер и положил папки и диск для презентации в сейф. Напевая песенку Вудди Вудпеккера, я покрутил замок сейфа, и, захватив со стола свой личный диск, пошел сдавать помещение под сигнализацию.
Я вышел за пределы офиса компании. Настроение у меня было преотличным. Я даже помахал моему сопернику – Джону Крафту из кабины лифта. Видно как раз был день его дежурства на контроле.
Мелькали цифры этажей. Я и ещё один парень спускались до нулевого этажа.
Это был подвал того же здания. Наш офис расположен выше пятнадцатого этажа и простирается почти до пент-хауса. Там кабинет самого большого босса. Ну или его апартаменты. Я не знаю точно. Там я ещё не был.
Я был в гараже. Ряды машин.
Сразу бросилось в глаза то, что было как-то мрачно. Свет был каким-то не таким. Кажется, горели только лампы пожарного освещения. Мне так показалось.
Когда лифт открылся, из него вышли я и ещё один парень. Думаю, это был кто-то из охраны другого офиса, одного из тех, что тоже находились в этом здании. Время пересменки. Я решил, что он из охраны.
И вот тут то всё и началось. Всё то, что лично я ненавижу всей душой, но что значительно повлияло на мою дальнейшую жизнь. И что дало мне право подумать о строительстве …моего Тадж-Махала.
Гл. 2
«Я прошел к моей машине. Успел открыть дверь. За моей спиной слышались какие-то голоса, сначала вроде спокойные затем резкие, кто-то на кого-то принялся кричать. Я решил не медлить. И вдруг проезд мне перегородили машина. И тут же раздались выстрелы.
Они были настолько близко, что не прижаться к сиденью с вытаращенными от испуга глазами я не мог. Я притих, пытаясь разглядеть, как мне всё-таки проскользнуть мимо встречной машины. Машина моя тронулась медленно, шла прямо в лобовую с той, что преграждала путь. Я надеялся, что там нет сумасшедших. Но…я ошибся.
Началась перестрелка. Как будто стреляли двое, один из автоматического пистолета. Потом всё стихло. На минутку. А потом раздался страшный крик, кричал мужчина, кричал по-английски, умоляя кого-то не стрелять. Зачтем, я услышал буквально пулеметную очередь. Она погасила смертельный крик того человека.
Однако в мой «форд» попали пули не спереди, а с третьей точки. А когда я четко расслышал, что одна из пуль попала мне по кузову, а вторая пробила мне дверное стекло, я вообще ударил по тормозам и упал, вжавшись в сиденье. И притих. Выехать мне … как будто запрещали.
Потасовка была близко. Резкие одиночные выкрики. Как будто кто-то отдавал приказы. И как мне показалось, на арабском языке. Последнее открытие ещё сильнее напугало меня. Я протянул руку и приоткрыл вторую переднюю дверцу, пытаясь освободить путь для бегства к ряду машин, что оставались стоящими вдоль стены гаража. И тут снова всё ненадолго стихло. Только слышались шаги нескольких человек, они, по-видимому, перебегали от машины к машине, искали кого-то. Я так понял, кто-то, как и я спрятался в салоне машины. Но точно искали не меня, я стоял открыто, буквально как бельмо в глазу стрелявших в друг друга через мою машину. Потом снова крики и выстрелы. Будто кто-то из затаившихся, выждав удобный момент, снова накинулся на преследователей. Потом снова всё стихло.
В теле моём звенела напряжением всякая мышца. Слух пытался откликнуться на малейший шорох за пределами моей машины. Стаяла такая потрясающая тишина, будто там, за моей машиной всё на свете закончилось. Я чуть-чуть приподнял голову. Огляделся. Расположение машин несколько изменилось. Но в худшую для меня сторону. Мне было не выехать на машине. …Думаю, хороший момент, бежать …пешком».
Тед потянулся всем телом, переполз на соседнее сиденье, присел, затаился у приоткрытой двери. Прислушался. Он хотел выскочить и тут же спрятаться за рядом машин, стоявших у стены. После, перебегая от одной к другой, он решил двинуться к выходу.
И вдруг его слух уловил какие-то странные, булькающие звуки. Он решил, что где-то пробит бак, что это звук вытекающего бензина.
Тед принюхался. И тут же дыхание его снова участилось. Надо б успокоиться, раз тихо, но нет, дыхание учащалось, будто он был законченным астматиком. И ещё вдруг начало давить малое пространство салона, вдруг почувствовался некий приторный удушающий запах. Тед даже тихо возмутился: «Как так?! Я тут мою, дезодорирую, а так мерзко пахнет».
Тед чуть толкнул дверцу, та ещё шире приоткрылась, … тут же он увидел человека, лежавшего рядом с его машиной на бетонном полу. Рядом лежал кейс, прикованный наручником к руке лежавшего.
Мерзко выглядело то, что кто-то не просто прострелил горло несчастному, ему … буквально отстрелили руку. Кисть руки, сцепленная наручником с кейсом, была …отделена от остального тела.
Оглядев из машины убитого, его руку, его кейс, Тед автоматически прошелся взглядом чуть дальше. И увидел ухмыляющееся, но абсолютно бледное лицо парня. Лоренс даже не сразу понял, что несколько минут назад он ехал с ним вместе в лифте. Обычный «белый» парень. Лет двадцати – двадцати пяти. Он показал дулом пистолета на кейс, улыбнулся шире, и будто совершенно не боясь эха, гулкого и зловещего в этом полумраке, произнес: «Ну что, кто первым возьмет это себе?»
У Теда затекли мышцы лица. Рот его был приоткрыт, но шевельнуть челюстями он не мог. Что-то заклинило. На вопрос незнакомца он только нервно дернул щекой, будто пробовал улыбнуться. Затем дернул всей головой, отрицая, мол, нет, мол, это не моё.
Парень с пониманием улыбнулся, ответил кивком и, оглядевшись, осторожно вышел из укрытия.
В общем-то, он даже не вышел, он быстро переместился на полусогнутых ногах из-за машины у стены и спрятался за машину Лоренса. Со стороны, где лежал труп. Затем он ещё более приблизился к лежавшему, дернул за цепь наручника.
Он скривил лицо, потому что часть мышц была ещё не отстрелена, рука мертвеца ещё «держала» сейф при себе. Парень решил пальнуть в руку трупа, но оказалось, патронов в его пистолете больше нет. Тогда он зло дернул цепь. Та лязгнула, но…кисть выдержала.
-Черт! – снова скривил лицо парень.
Теда начало поташнивать от запаха и вообще от зрелища. Но он не отворачивался, он боялся повернуться к парню затылком.
Парень несколько раз ударил рукоятью пистолета по руке ещё теплого тела. Скривил лицо в усталом удовлетворении, когда кисть руки отпала от кольца наручника, и …кейс оказался в его руках. Он взял его и, в присядку обежав машину Лоренса, …сел за руль.
Машина двинулась в сторону мешавшей выезду машины.
Мешал её передний угол. Тед решил, парень хочет толчком ударить по левому крылу и сдвинуть машину с места. Но по его расчетам, машина могла не отодвинуться, а …перевернуться.
У Теда тут же прорезался голос. – Нет! Нет-нет! Я не хочу. Я не еду!…- Он резко накинулся на голову сидевшего за рулём, просто обхватил её руками и дернул, как это показывают в фильмах, в сторону. Но как в кино, свернуть шею негодяю ему не удалось. Это тот вывернулся и сильно, наотмашь удалил его рукоятью пистолета по виску.
Лишь на несколько мгновений Теда оглушило ударом. Затем, придя в себя, сообразив, что машина сдала назад и снова начала набирать скорость и вот-вот столкнется со встречной машиной, более ни секунды не медля, проворно, весьма жестко он вывалился из движущейся машины.
Это произошло так спешно, что водитель не сразу понял, что потерял пассажира. Куда он от него сбежал – замечено не было. Но оставлять свидетеля было опасно. И выходить из машины парню, по-видимому, тоже не хотелось. Быстро разобравшись, что для него важнее, он выругался и потянулся, закрыть дверь. Машинально он снизил скорость.
И тут же проезд машине Лоренса напрочь был заблокирован тяжелым БМВ Х5 вставшим к ней в лобовую.
На машину с парнем накинулось трое. Один держал наготове ручной пулемет. Люди проворно заскочили внутрь салона. Послышался гулкий удар, …второй. …А потом …весьма приятный голос, вежливо предложил: «Зачем спешить. Не надо спешить. Выходим».
Лоренс понял, дело плохо. Как ящерица забрался он под пузо ближайшей машины. Он будто умер, замер, весь превратившись в слух. Глаза его были закрыты. Язык быстрым движением слизывал текущую из носа кровь. Буханье насмерть перепуганного сердца не давало ему точно понимать тихую речь того, кто разговаривал с парнем, который был за рулем его машины. Тед слышал лишь обрывки малопонятного ему разговора: «…тебе сказано было…», «…служебный лифт не должен, … а ты?»; «…слушай, химик, ты не понимаешь, кому ты пытаешься голову дурить»; «…ты должен был забрать пистолет»; «… Ах, ты спешил…». И после: «Дай ему в руки пистолет. …Вот и хорошо. Теперь уходим. …Нет, это нам уже не нужно».
Далее шли слова не по-английски, Тед от страха, по-прежнему, считал язык говоривших арабским. Затем прозвучал один единственный выстрел. По-видимому, удачный. Всё стихло.
В мозгу Лоренса так явно высветилась почти что достоверная картина: по лобовому стеклу его машины стекают на панель линии крови. Почти родной звук - сигнал его машины какое-то время звал на помощь. Ему помогли замолчать: убитый был выкинут из салона машины. Хлопнула дверца. Всё стихло.
Теду, разумеется, не верилось в удачу. Не верилось, что его проглядели. Но чертова надежда никак не хотела покидать души, сжавшейся где-то на уровне похолодевшего живота. И тут он понял, что плачет. Слёзы мешались с кровью. Была какая-то обида на судьбу, но…малая толика. Лоренса как раз это и «согрело»: «Что жизнь? Что смерть? Просто граничные состояния сгустка биомассы. Я не верил буддистам, я не стал иудеем, я плохой христианин. Всё покончено с моей душой». Сердце почти замолчало. Будто и оно сдалось. Будто всё в Лоренсе перестало верить в удачу. Будто кончилась жизнь.
И вдруг у самой головы прозвучали шаги. Потом голос.
Присевший на корточки мужчина, точно таким же мелодичным голосом, с каким он вот только что разговаривал с убитым человеком, с легким мягким акцентом в английских словах произнёс: «Ну а с тобой что делать? …Зачем ты сюда пришел?»
Сердце Теда снова ожило. Оно снова трусливо забухало.
Тед сглотнул комок в горле, поморщился, рассуждая, как всегда ...не к месту: «Нужно быть вежливым. Это люди востока. Нужна особая дипломатия. …Нужно ответить. …Ответить на что? Ответить за что? Кому я обязан отвечать?» Он с трудом двинул шеей, поднял голову. Увидел сначала ноги. Кто-то сидел у машины на корточках и вовсе не собирался наклонять к нему голову. Тед видел только обычные серые ботинки. Замшевые, пыльные. На толстой прочной подошве.
Снова по-английски прозвучало: «Вылезай».
Тед вылез. Он хотел подняться, но двое сзади не дали ему это сделать. Его ощупали. Забрали всё, что нашлось в карманах, даже лазерный диск.
Один из тех, что держал Теда сзади за волосы, что-то сказал тому, который так и продолжал сидеть на корточках. Последний о чем-то, по-видимому, переспросил. Теда снова обыскали. Снова короткий разговор.
Он стоял на коленях перед человеком, так и сидевшим перед ним на корточках.
-Ты кто? – Человек улыбнулся красивой улыбкой, белозубой, заметной на фоне красиво загорелого лица. – Ты глухой?
Тед осторожно поднял голову. Он боялся, что его ударят сзади. Он постарался не выдать страха, пытался расслабить мышцы лица, сделать его «более приветливым». Но …лицо его было ужасно. Мало того, что оно было в крови (он сильно поранился лицом, когда буквально нырял из двери движущейся машины), оно ...не могло быть «приветливым». Глаза хмуро серели на фоне кровавой испарины. И ещё жутко ломило его плечо. Тед подозревал, что он повредил себе руку.
– Я, …я здесь случайно. Я работаю здесь. На пятнадцатом этаже …офис. Я задержался на работе. Я просто задер… я плановик, занимаюсь …планированием…
-Хорошо, хорошо. – Человек прощупывал каждую серую ячейку глаз Лоренса. Будто и общая темнота ему не мешала. Он проверял на хитрость, проверял на вероломство. – Плановик, значит. Это хорошо.
Голос говорившего был доброжелателен. Если бы не выстрелы, которые предшествовали разговору, можно было бы поверить, что он не желает зла человеку, поставленному перед ним на колени. И улыбка его была вполне человеческой. Тед хорошо различал её, хотя с правой разбитой брови кровь просто заливала его глаз. А вытереть её он боялся, его движение рукой могли не так расценить.
– Работаешь, …значит, есть работа. Это хорошо. – Человек с корточек поднялся на ноги. Произнес опять же по-английски. – Забираем его. – И он повернулся к Лоренсу спиной.
Лоренса, тряхнув, поставили на ноги. Ему заткнули рот промасленной тряпкой. На голову накинули что-то вроде плотного бумажного пакета, жестко перехватив его по шее веревкой.
Тот, кто делал это, был ловок. Тед замирал, когда его проворные руки касались его высокой шеи.
Потом он лежал в ногах людей, сидевших в джипе. И почти и не чувствовал тяжести от их ног. Он только одного боялся – задохнуться.
Когда его, наконец, «распаковали» он дышал как рыба, выкинутая на берег. Глаза вытаращенные, рот раскрыт. Лицо его было всё в крови.
Первое что он увидел, это была …жизнь. Тихий задний дворик вполне приличного поместья. Фонарики, журчит вода, чирикают ещё не заснувшие птички.
Его раздели до трусов. Всё, что было в карманах его одежды - было выложено на столик перед человеком уже знакомым Теду.
Его острые черты смуглого лица были на первый взгляд даже приятными. Лет ему могло быть сорок, сорок с небольшим. Телосложение крепкое, но …жилистое, упругое. Лишь жесткость взгляда, как лезвие бритвы по глазам, то есть, то пропадет, снова уступив место приятности.
Человек, разглядывая стоявшего перед ним избитого, измученного пленника, и…уже не улыбался. – Кто это сделал? – Спросил он стоявшего рядом бородатого крепыша на языке, который уже не показался Лоренсу арабским. Вот так вблизи, когда можно было прислушаться к тонкостям чужого языка, Тед счел, что это скорее фарси. То есть язык не араба, а азиата. Некоторые слова, которые он слышал, пока они ехали сюда, он даже разобрал. Его приятели по университету из Средней Азии часто переводили ему отдельные фразы и слова по его просьбе.
Между тем сидевшему доложили, кто избил пленника: «Тимур».
-Позвать.
Подошел бритоголовый парень: синие джинсы, рукава пестрой рубашки закатаны выше локтей. Теду показалось, он видел его там, в гараже.
-Ты зачем его бил?
-Он сопротивлялся.
Сидевший на белом пластиковом стульчике улыбнулся, спросил Лоренса по-английски: «Ты сопротивлялся?»
Тед промолчал.
Тогда сидевший чуть-чуть задрал голову и посмотрел на молодого парня. Тот остановился не напротив, а со стороны его правой руки. Вопрос прозвучал на непонятном Теду языке. – Зачем врёшь, а?
-Сопротивлялся, честно. Кинулся на меня. Да я всего лишь оттолкнул его. Честно.
Тед ничего не понимал. Даже видел происходящее плохо. Правый глаз его был полностью закрыт опухлостью, неровный круг был розово-фиолетовым на цвет. Левым - он смотрел на светлую замшу на ботинках сидевшего.
-Тимур, ты не уважаешь моё слово. Я заметил.
Теду показалось, парень вспылил. - Да что такое, Гасан?! Я сказал, пальцем не тронул! Клянусь!
-Эй? – Тот, кого назвали Гасан, поманил Лоренса пальцем. Возможно, ненамеренно, но он продолжал говорить на непонятном Теду языке. – Эй, подойди.
Тед догадался, это относится к нему. Он приблизился.
-Ты был избит. …А за что? Ты знаешь, за что он тебя избил?
Тот, которого звали Тимур, снова запротестовал: «Да не трогал пальцем его, честно! Я толкнул, он упал - всё!»
Лицо сидевшего чуть дернулось от неприятности, его перебили. Он помолчал.
Снова воцарилась приятная тишина. Птицы ночные пели, да шелестела жесткая листва лаврового дерева. Да ещё фонтан журчал, перекатывались его воды из одной переполненной чаши в другую. И ещё, если сильно прислушаться, было слышно, как переливается вода в небольшом бассейне, до которого было метров десять. Луна была полной. Она …улыбалась.
-Я даю тебе право…ответить ему. – Сказал Гасан.
Тед, разумеется, ничего не понял. Он так и сказал, оглядев одним глазом сначала сидевшего человека, потом того, кто стоял слева от него. – Я не понимаю вас.
-Да? – Удивился афганец, продолжая говорить на своем языке. – Не понимаешь человеческий язык? Странно. – Гасан снова приподнял лицо. Посмотрел на Тимура. – Ты обидел гостя, Тимур. Так нельзя. Они итак считают нас дикарями. …Зачем? – Человек посмотрел на Лоренса. Спросил по-английски. – Ты считаешь нас дикими?
Тед смолчал. Человек снова посмотрел на парня, стоявшего справа от него. – Вот видишь, что ты сделал.
-А что я сделал? Что?! Он был в мешке, споткнулся – вот и всё!
Мужчина заговорил с парнем в назидательном тоне. Но уже …по-английски. – Ты дал ему право думать о нас, как о дикарях. – Сказав это, он махнул рукой, и снова, уже требовательно сказал, глядя на Лоренса. – Ответь ему! Давай!
Тед продолжал молчать. Стоял, не двигаясь. Живот его болел, он отбил внутренности, потому выпрямиться он не мог. Стоял, чуть согнувшись в поясе. Стоял и ждал, размышляя про себя: «Чего жду?»
Теперь Тимур не понимал. Не понимал, что происходит: это провокация для заложника, или Гасан действительно желает поглядеть на драку. Он перестал встревать. Перестал дергаться вообще. Он стоял и смотрел на разбитое лицо пленника, сразу показавшееся ему лицом …мерзким, …женоподобным.
Когда охранник Ганаса втолкнул «это» в двери дома, Тимур тут же …раздел пленника и жестко дважды дернул его за пенис. А потом пнут под зад, столкнув с трёх ступенек лестницы. Ему приказали привести «гостя» на задний дворик. Мешок с головы «куклы в трусах» он не снимал. Ему было приятно, что не нужно было «смотреть в это мерзкое лицо». Пока шли, он несколько раз подпинывал парня, выругиваясь от всей души, в которой, по-видимому, было много пены от недовольства.
Тед, разумеется, не понимал, отчего так зол его сопровождающий, почему он так резко говорит, будто скверно ругает его. Тед задыхался и с нетерпением ждал развязки. Ждал любой развязки, лишь бы дали глотнуть воздуха.
Действительно, зачем молодой афганец делал это? …Тимур считал, что имеет право ответить тем, кто в ночной потасовке убил его брата только за то, что тот азиат. За то, что его прозвище Иранец.
Теперь, когда мешок с головы пленника был скинут, Тимур холодно оглядывал его лицо. В гараже ему показалось, что перед ним …не мужчина. Сейчас он видел, перед ним …не женщина.
Гасан вежливо поинтересовался. - Что же ты молчишь? Ты может, не понимаешь мой английский?
Тед облизал губы. - Я не хочу.
-Что? …Ты не хочешь говорить со мной? – В голосе Гасана прозвучало недовольство. Но потом он, по-видимому, догадался, о чем речь. – Ты не хочешь ответить своему обидчику?
-Нет.
Гасан усмехнулся. - Ты гуманист? – Лицо Гасана дернулось, исказилось гримасой брезгливости. - А, …ты – пацифист. Из тех, что своих не бьют.
-Не знаю. Я не определялся в чью-то партию.
-Ты…сам по себе сам?
Тед подумал о вопросе. Кивнул в ответ.
- Посмотрите-ка, какой островитянин попался. – Гасан чуть подался вперед. - Но ведь ты не одинок. …У тебя есть папа, …есть друзья.…Ты студент?
Вопрос показался Теду странным.
Гасан бросил быстрый взгляд на Тимура, снова посмотрел на стоявшего, избитого человека, а затем посмотрел в лежавший на столике документ.
Фонарь, излучавший матовый свет, мешал его с белым сиянием луны. Освещение не яркое, но документы на столе были вполне читабельны и при таком.
-У тебя есть братья, …Тед Лоренс. Есть?
Тед подумал. Потом кивнул. – Да.
-Вот видишь. – Гасан снова посмотрел на Тимура. Снова назидательно, будто предупреждал о чем-то. Потом он снова посмотрел на Лоренса.
Теду показалось, иначе, чем на Тимура посмотрел. Может, играл мимикой, но выходило, обращаясь к нему. Гасан желал показаться приветливым. - Так почему ты не хочешь ударить его, …Тед Лоренс? Ты ведь не считаешь, что он был прав?
-Нет.
-Тогда почему? Из-за боязни? …Брось, - мужчина стряхнул с брюк никому не видимые пушинки, - не бойся. Я разрешаю тебе ответить твоему обидчику.
Гасан снова чуть подался вперед. Посмотрел в целый глаз избитого гостя. Потом, снизив голос почти до шепота, сказал: «Только не говори о принципах, …глупый Лоренс. Их у тебя и быть уже не может». – Гасан поднялся с пластикового стула и пошел в сторону дома.
Ступ его стал сияющим пятном под светом фонаря, торчащего возле него, как палка с шаром.
У бассейна остался только Тед.
Он пытался сравнить тон, каким там, в гараже этот голос объявил: «…Это уже не нужно», с тем, который прозвучал сейчас, когда были произнесены слова: «…Их быть не может». «Этот у них – главный, потому что он умнее остальных. …Так есть ли оправдание гнусности Завоевателя? …Получается, есть – наличие изощренного ума. У добрых людей, как правило, ум притуплен. Вперед выступают иные ценности. Иные мотивы руководят умом. …И всё же нет. Нет, даже наличием ума нельзя оправдать жестокость. Сердце в человеке - обязательно».
Проходивший мимо Лоренса Тимур (он уходил последним), покосился на него.
Избитым, но по-прежнему спокойным, а так же под блеклым светом фонаря, теперь непрошеный гость не показался Тимуру отвратной «американской милашкой». Пленник был ему в рост. Когда он приблизился к нему, пленный чуть опустил голову, присобрался, напрягся и смотрел так, будто готов дать мгновенный отпор. Теперь человек показался Тимуру чуть-чуть …серьезней. Лоренс показался ему …мужественным.
Тимур увернулся, хотя сначала хотел пройти и задеть Лоренса локтем.
Тед снова посмотрел на белый стул. Потом, когда рядом уже никого не было, он посмотрел на стол. Там были его документы. Все документы: и водительские права, и пропуск в офис. Тут же лежал его бумажник, записная книжка. И …мобильный телефон.
Ноги буквально подкосились. Тед упал на стул. «Бежать? Но ведь это провокация, это ж ясно. Я даже не знаю, где я. Хотя, впрочем, какая разница, не увезли же они меня за…- Тед посмотрел на часы на мобильном, - за четыре часа за границу. Я дома».
Он вздохнул. И впервые за эти ужасные четыре с небольшим часа воздух показался ему необычайно приятным. Сладостным. «Позвонить? Куда? Кому? Понятно, что в полицию - нет смысла – не дадут. Отцу? …Другу Стаффорду? …Кому-то из братьев?..»
Рука Теда потянулась к телефону. Шла к нему долго. Наконец, коробочка в руке.
Тед вздохнул, подождал ещё. Он даже чуточку напрягся. Потом, зажмурившись, набрал номер Глории. И ему неожиданно скоро ответили. – Чего надо?
-Я …отрываю тебя от дел? …Прости.
За спиной и вокруг – тишина. Тед опасливо огляделся. Заговорил скорее. – Ло, у меня неприятности. Пожалуйста, запомни ключ к замку моего сейфа. Это важно, запомни: «Тадж-Махал – усыпальница Шаха – Джахана». Запомнила?
-Что за бред? Ты что, опять у Стаффорда? …Опять загораете, как два идиота? А пошел ты…
-Лори, я прошу…
Тишина. Глория отключила телефон.
Тед смотрел на коробочку как на бесполезную для себя вещь. Потом он чуть приподнялся и …с размаху кинул телефон подальше.
Послышался всплеск воды. Такой тихий бульк. И снова …только стрекот цикад, пиканье ночных птиц и …приятное журчание фонтана. «А может, стоило?»
Вот только он подумал об этом, только об этом он успел подумать, как за спиной его раздался тихий хлопок.
Тед сильно, всем телом вздрогнул. Плечи машинально приподнялись, голова втянулась в плечи. «О, боже!».
Но…ничего не произошло. По-прежнему только птицы, только насекомые вокруг, и …радостная водица перетекает из переполненного в переполненное.
«Да что же я так трушу?!» - Это прозвучало внутри него так громко, что в первое мгновение, как он подумал, ему показалось, что он произнес это вслух. Что он это выкрикнул. …Но стояла тишина, тихое время ночи шло своим чередом. «А если они проверяют меня на полный идиотизм? Есть возможность бежать – а я не трогаюсь с места. …А если только и ждут? …Откуда прозвучал этот звук?»
Тед поднялся со стула. Прошел газон с рядком молодых лавровых деревьев, раздвинул рукой и прошел через стену из цветущего кустарника. В это ночное время его соцветия были будто белые горошины, но пахли так нежно, что Тед даже на некоторое время замер между ветвей, принюхиваясь к аромату. «Жасмин? …Да, как будто нет. Начало осени, откуда цветущий жасмин?…Это прозвучало оттуда. Будто хлопок в ладоши. Туда…».
Он вышел на дорожку. Обычную дорожку небольшой аллеи. …И тут же зажглось три мощных прожектора. Ими, по-видимому, пользовалась охрана этого дома. Все три были направлены на него – на Теда. Он машинально прикрыл лицо рукой, той, что была «целой».
И сразу раздались и смех, и …хлопки. Да, похожие на тот, который он уже слышал.
Гасан вздохнул, смял улыбку и …оборвал чьи-то глухие аплодисменты. – Концерт закончен, господа. - Это было сказано по-английски. Затем последовали обрывистые фразы не по-английски. – Разойтись всем. Исполняйте свою работу. …Тимур и ты, Генри – отдыхайте. Завтра снова ехать на место встречи. (Послышался ответ на это) Всё, я сказал! Иди, Тимур. Ты – мой брат, но не нужно пользоваться моим добрым к тебе расположением, как к обязательному явлению. Иди!
С Гасаном остался только бородатый молчун. Он чуть-чуть поотстал, когда Гасан приблизился к Теду и вполне дружелюбно пригласил: «Пройдемся. Нам во-он туда», – он показал в сторону двухэтажного дома.
Тед и Гасан пошли чуть впереди. Охранник, готовый к любому отпору, шел позади на шаг.
Сначала шли молча. Затем, вдруг тихо хохотнув, Гасан спросил: «А почему ты позвонил этой грубой скандалистке? Почему не домой?
Тед промолчал. Только посмотрел в сторону спросившего. И тут же отвернулся. Стал смотреть на светящиеся окна дома. Было в их свете что-то от того, от тихого мира, в котором он должен был оказаться, …если бы вовремя вернулся домой.
Уже не смеясь, только изредка поглядывая на Лоренса, Гасан снова спросил. – Ключ к сейфу? Что за сейф? Ты, оказывается, богатый человек, Лоренс. Что за сейф, я не расслышал? …Ладно. У тебя хороший ключ к нему.
Тед покосился на сухощавого человека, одетого в светлый костюм. На голове Гасана был повязан арабский плат. Что-то вроде «арафатки». Но плат был повязан иначе. И он был черного цвета.
-Тебе не хочется говорить со мной?
Теду сильно хотелось в туалет. Ему хотелось проглотить, наконец, корявый соленый комок, никак не шедший ему в горло, но и с тем была незадача – слюна кончилась, во рту была лишь кровавая липкая слизь. – Я…мне трудно вести беседу. Я слаб. Мне хочется…отдыха. И ещё, - Тед подумал, прежде чем произнести, - я не знаю, как к Вам обращаться.
-Ты …считаешь меня террористом?
Тед вздохнул. – Мне трудно ответить, я действительно не знаю, кто Вы. …Эти люди, вокруг Вас, они ...могут однажды не послушать Вас.
Гасан остановился. Развернулся лицом к тут же остановившемуся Лоренсу. Некоторое время сверлил черными блестящими глазами его серый глаз. – Хорошо. Хорошо. Я дам тебе возможность отдохнуть. …Два часа. …Который час, Равзан?
-Без минуты одиннадцать.
-Вот. Вот …ровно в полночь, - Гасан прищурился, будто определял реакцию Лоренса на его неточность. (Той будто и не было), - тебя оторвут от твоего отдыха и приведут ко мне. Ты любопытный человечек, Лоренс. …Любопытный…всего лишь. - Сказав это, Гасан ладонью приложился к груди человека в трусах. Он будто дал ему понять, чтоб тот не шел за ним. Сам, развернувшись, действительно пошел к дому.
Тед видел, человек в белом костюме вошел в дом вместе со своим охранником. « Его зовут …Гасан. Да, думаю, это не слово, а его имя». – Тед раскашлялся. Комок выбило из его горла вместе с кровью. Он снова посмотрел в след ушедшему. «Снова провокация?»
Тед обнял себя обеими руками. Ему вдруг показалось, что подул холодный ветер. Что тот готов сбить его с ног. …Однако, ветер был тот же, тёплый, не злой вовсе. Просто Тед снова испугался. Тело снова покрыла липкая испарина страха. Он даже огляделся по сторонам тщательней, ему показалось, за ним следят из-за каждого куста, из-за каждого дерева.
И вот тут сработало его упрямство. Он развернулся и, закричал в ночь: «Да пошли вы! Ну и подглядывайте! И смотрите! …Да! Вы ведете себя как дикари! Я не знаю, кто вы, мне нет до вас дела. Я плевать хотел…- Он сильно закашлялся, согнулся дугой и остановился.
Отдышавшись, уже молча, он пошел от дома прочь. Он пошел к воде.
Тед долго плавал в бассейне. Плавал голым. Потом вышел, стряхнул трусы и надел их. Сел на стульчик и сжался, пытаясь согреться. «Просто попробовать. Хватить готовиться к подвигу, трус. …А вдруг это возможно? Может, это выход из моего положения. Сколько они ещё будут так играть со мной? Я, по их мнению, что-то увидел, стал чему-то свидетелем. Они не выпустят меня живым. Надо …». - Тед замолк и прислушался.
Потом он выпрямился и резко оглянулся. И тут же увидел фигуру в темном.
Та, поняв, что её заметили, тут же приблизилась, но не сильно. Оставив на соседнем стульчике сверток, фигура удалилась быстрым шагом в сторону дома.
«Женщина?! Ах, ну да, конечно. Кто-то же должен прислуживать. Обслуживать». – Тед потянулся к свертку. Не взял, а только раскрыл его. Там была еда, и сок …в бутылке из-под «колы». – Тед вздохнул, отвинтил крышку и чуть-чуть отпил. На вкус это был виноградный сок. «А! Всё равно им не напиться». – Тед пошел к фонтанчику.
Вода из него приятно утоляла жажду. Тед напился воды. «Так уже легче. …Пойду-ка я, пожалуй,…- и тут он увидел камеру. Обычную камеру слежения, какие развешивают для охраны территории поместья. Её зелененький глазок светился нежно, но пристально. - Ну вот, никуда тут не пойдёшь. Ай, ладно!» - И Лоренс …пошел в сторону дома.
Он позвонил в дверь. Ему открыла молодая женщина. Одета она была в обычный темный брючный костюм. На голове платок, скрывавший лоб. Она молча смотрела на Лоренса.
Тот наугад спросил: «Это не вы принесли мне еду?»
Женщина промолчала. А когда за её спиной встал мужчина с бородой, остриженной ровным полукругом, Лоренс быстро добавил: «Я не могу есть. Мне нужен туалет. А…в вашем парке его нет».
Мужчина, стоявший за спиной женщины, спросил на ломанном английском: «Ты …дурак?»
Тед ответил тут же, боясь, что дверь перед ним закроют, а он …не успеет более внимательно разглядеть лица женщины. Понять причину её удивленного разглядывания его.
– Возможно. Даже думаю, точно. Но это не меняет моего состояния.
Всё это Лоренс произнес, глядя на женщину. То есть, прямо ей в лицо сказал. И ему показалось, она поняла его.
На взгляд Теда ей было лет двадцать. Он знал, что восточные женщины, став взрослыми, выглядят значительно старше своих действительных лет. Тед решил, что перед ним женщина, которая была или всё ещё замужем. Взгляд её показался ему решительным. Но вместе с тем, спокойным. Гордым, но без особой заносчивой гордости.
-Ему нужен туалет, – сказала женщина на своем языке бородатому, - по-видимому, он не привык справлять нужду под куст.
-Подумаешь, - усмехнулся бородатый и …хотел закрыть дверь. Но женщина придержала её рукой. – Проводи его. Гасан сказал, у него есть час. Пусть не загадит его. – Женщина развернулась и пошла внутрь дома.
Равзан сначала закрыл дверь перед носом Лоренса. Потом открыл. Усмехнулся, оглядывая терпеливого гостя. Ведь прошло минуты три – четыре, как он закрыл перед ним дверь.
-Иди за мной, …дурак.
Он говорил по-английски. Последнее слово звучало четко. Первые – слабо уловимо.
Тед понимал смысл. Он шел за бородатым, в надежде найти туалетную комнату.
Там его оставили одного. Дверь не позволили закрыть.
Последнее было немного унизительно для Лоренса. Но он «громко» объявил себе: «Жить мне осталось недолго, так что уже, …пусть слышит и нюхает».
Когда Лоренс вышел из туалетной комнаты, умывшись, недолго посмотревшись на себя в зеркало, бородач стоял в коридоре, разговаривал с человеком, европейцем с виду, но разговор шел на афганском языке.
Тед узнал этого человека. «Как же, …как же, …я же помнил его фамилию. – Тед не совсем точно заметил, откуда его привели, потому задержался у лестницы, ведущей на второй этаж дома. Заметил, человек скоренько покинул коридор второго этажа, скрылся в какой-то из верхних комнат дома. «Фри, Фро, Фред...нет, Макс …Фрийман, …нет, Фри, …Фридман – точно! Макс Фридман! Я видел его на выставке, возле стенда с ручным автоматическим оружием. Да, мы случайно разговорились по поводу последней модели….О, боже! так это всё-таки террористы. Ну тогда, …тогда мне точно …конец. – Лоренс несколько истерично хихикнул, хлопнув резинкой трусов по плоскому животу. – Хорошо хоть не дали умереть, изгадившись, как скотине».
И как же всё-таки была живуча в нём надежда. Он отпинывался, говорил: «Всё», - а сам надеялся на спасение, …бесконечно надеялся.
Тед не рассматривал человека долго. Из-за обостренной осторожности, он быстро отвернулся, но он был уверен, это тот человек, который серьезно интересовался покупкой оружия.
Теперь он ждал бородатого у лестницы. Тот замешкался, кто-то позвал его из-за дверей одной из комнат.
Тед всё раздумывал о Фридмане. «Он занимался поставками оружия. Его заинтересовала последняя модель ручного пулемета. Никого не оказалось под рукой, некому было рассказать о выпускаемом нашей компанией оружии, и я, как мог, стал рассказывать. Так, пустяки, помню только, точную цифру прицельности ему назвал. Просто это было единственным, что я знал точно. Вот и всё знакомство. Но, кажется, дело плохо, ой, как плохо, Тедди. Кажется, этот коротышка Макс меня узнал».
Тед с опаской смотрел наверх. И тут он услышал псык. Да, именно «пс-с-с». Он оглянулся. Женщина поманила его рукой. Но не к себе, она показала ему на небольшую прозрачную сумочку, какую обычно берут в дорогу для гигиенических принадлежностей.
Тед подошел, раскрыл сумочку, осторожно держась лишь за язычок её замочка. Он боялся «провокаций». Но в сумочке оказались мази и бинты. Это была дорожная аптечка.
Когда бородатый выводил его из дома, Тед прижимал аптечную сумочку к паху. Он спрятал её в трусы, больше некуда.
-Так плохо? – Хохотнул бородатый и показал на трусы, когда Тед выходил из двери.
Тед, придерживая сумочку под трусами, кивнул и быстро повернулся к мужчине задом. – Очень плохо.
Со смешком, на ломаном английском, понятно лишь по смыслу прозвучало: «Так зачем спешишь повернуться задом, дурак?»
Тед только выпрямило спину, прошел мимо своего провожатого.
Он устроился под фонарем на пластиковом стуле. У него немного повеселело на душе, ведь тут нашелся тот, кто готов оказать ему помощь. «Подлечить, чтоб убить? …Нет, это даже на азиатское коварство не похоже. …Жаль, лицо она всё отворачивает. Что это, смущение или не желание обнаружить себя? Впрочем, разве я мог видеть такое лицо здесь, в уголках Лос-Анджелеса. …Какие красивые, задумчивые глаза. Они могут принадлежать женщине, которая много испытала. Да, уверен, она замужем. Или…разведена. …Или …вдова. Вот черт! Вот это б было некстати. Но почему ж человек винит в собственных бедах других? …Так ему легче. Свойство всякой живой особи – личное спокойствие. Красивая женщина. Не хочу, что она была вдова. И чтоб …обиженная – тоже. Пусть будет здесь случайностью. Для женщины быть случайностью в жизни мужчин - это нормально». Раздумывая, он достал приготовленное женщиной зеркальце, смазал себе царапины, синяк. Потом занялся своим плечом. Тут было труднее, приходилось помогать себе зубами. К тому же плечо ныло, рука висела плетью и вообще, Теду было тяжело лечить себя самому. да и впервые он этим занимался. Немного рыхло, и всё же он наложил мазь, а потом эластичный бинт на сустав.
Подлечившись, он снова огляделся. «Не так высока здесь стена ограждения. Только камеры мешают. …Как всё-таки просто в кино: остановил кадр в камере и, …делай что хочешь. А как их тут разом остановить, хоть бы инструкцию перед фильмом давали. А что, пройдусь сейчас, сниму …по одной, остановлю и …развешаю назад. Вот тебе и инструкция!». Тед тихо и печально хохотнул. Снова огляделся.
Изгородь действительно не была высокой. Тед вполне мог бы на неё взобраться. «Только, - рассуждал он, - никакой гарантии, что из дома не следят за мной, имея под рукой штуку с приличной оптикой. Раз интересуются автоматическим оружием – снять меня и ночью со стены будет просто».
Никогда Лоренс не держал оружия в руках. даже мечты среди тех, что есть, у него не было. не было никогда. Потому, он улыбнулся, предположив, что возможно, «не так и легко, как ему - дилетанту думается».
-Эй?! Эй, иди сюда!
Тед машинально взглянул на свои ручные часы. Те тоже лежали на столике. «Но ещё не время. Хотя, какая разница…. Однако, мне доверяют. Без охраны гуляю». Тед оглянулся на камеру и …помахал рукой. Ему кричали от самых дверей дома.
Его звал бородатый. – Иди, иди …за мной. …Это что?
-Это аптечка.
-Где брал? – Равзан внимательно оглядел сумочку.
-Там, на столе была. – Тед махнул рукой в сторону.
Равзан недоверчиво оглядел Лоренса. Особенно осмотрел его трусы. – Слушай, будешь мне голову качать, я тебе не Тимур, трусы сниму и так сделаю. …Больно не будет.
Тед понял. что чем-то сильно досадил этому бородатому парню. – Хорошо, хорошо. Я понял.
Бородатый округлил глаза и гневно переспросил: «Чему ты понял?!»
Тед просто заткнулся. Настроение человека, стоявшего перед ним, было явно не контролируемо.
А когда, поднимаясь по лестнице, Тед снова увидел женщину, (та смотрела в его сторону), он, судя по тому, как резко втолкнул его в двери комнаты Равзан, понял причину гнева последнего. «Он понял, кто дал мне сумочку с лекарствами. Вот я влип! Да что за манеры у меня, ей богу! Всё бы мне вляпаться».
***
Гасан лежал на широкой кровати, украшенной пологом. На нём был роскошный, расшитый халат. Ноги были босы.
Он отдыхал, по всему заметно было, но …сразу перешел к вопросам.
Тед в ходе беседы заметил себе: «Человек вроде не глупый. Интересуется миром. Вот только жаль, что в тот мир я попал».
-Лоренс?
-Да. – Тед стоял перед кроватью. Его уже перестало смущать его неодетость.
-Разве уже полночь?
- Я сожалею, мои часы остались на столике. В вашем саду.
Гасан кивнул на дипломатичный ответ. Улыбнулся. - Это не мой дом. Увы. Я тоже гость.
-Разве я – гость?
-Да. Думаю, тебе пора бы понять, что если б это не было так, тебя бы уже не было в живых.
-Но ведь я только вышел из офиса.
-А разве в этой стране кого-то интересует закон?
А вот этот вопрос заставил Теда серьезно задуматься. «Значит, тут есть ещё один сорт людей: обиженные вообще. Вообще на страну. Великолепно! Да, как же мне повезло! Столько разных встреч …за один хреновый вечер». - Тед даже улыбнулся на такое своё везение. Поскольку один глаз его превратился в щелку, издали могло показаться, что он ещё и подмигивает истцу.
Но тот отвлекся как раз. Гасану принесли поднос с различными фруктами. Часть из них была разрезана на дольки, часть лежала на расписных глиняных чашечках, лишь похожих на пиалу.
Гасан ел, выбирая определенные фрукты. «По-видимому, по ночам он любил лакомиться инжиром и финиками». – Тед сглотнул. Он вспомнил, что так и не прикоснулся к еде, принесенной ему тайком «доброй незнакомкой». Именно так он окрестил молодую женщину – единственную пока женщину, увиденную им в этом доме.
Тед огляделся. «Ничем этот дом не выделяется от виденных мною в Калифорнии. Это не дом азиата. Это точно».
Тед думал о доме, но не забыл и о вопросе Гасана. – Думаю, закон интересует всех. Думаю, им интересуются все. В различные периоды жизни.
-Хороший ответ. Присядь. А кто подлечил тебя, …Тимур?
Тед огляделся. Ни кресел, ни стульев. На кровать - он и сам не желал садиться. Он сел на ковер. Ответил на вопрос: «Не думаю».
Больше он ничего не сказал. Гасан чуть заметно кивнул и тут же кинул взгляд на дверь. Его немного задело, что кто-то из его людей своевольничает.
Теду поднесли блюдо с фруктами. При этом Тед не видел, чтоб Гасан делал кому-то знак. «Значит, это было обговорено заранее».
- Спасибо. – Тед стал есть. Машинально первым он взялся за инжир. Возможно, тот показался ему самым аппетитным. Похожий внешне на полу прозрачный каучук вяленый фрукт, издающий определенный терпкий аромат, буквально таял во рту. Зернышки его, которые перетирал язык Теда, добавляли приятности вкусу.
Гасан, заметив удовольствие на лице гостя, был удивлен. Он улыбнулся. – Разве тебя не покормили во время твоего отдыха?
-Спасибо. Да.
Гасан машинально посмотрел в сторону. Там был монитор, к которому были подключены камеры слежения за поместьем. На ту, в которую посмел помахать «гость», Гасан обратил внимания. Видел он и то, что Лоренс не касался еды. «Боится», - подумал он сначала. А когда Тед помахал «ему» рукой, он подумал иначе. Он снова удивился. «Он ещё живой человек. Посмотри-ка». Равзан отчитался, что «этот» сидел в туалете гостевой комнаты семь минут». «Ничего, - ответил тогда Равзану Гасан, – он там думал. Наверно, там…ему думается лучше».
-Тебе нужно вина?
-Спасибо, нет.
-Ты же пьешь?
-Разве об этом написано в моих водительских правах?
Гасан улыбнулся. Он рукой поманил гостя приблизиться.
Тед был поражен. На плазменном экране, на который указал ему человек в расшитом халате, (больше похожем на женский, по мнению Лоренса), он увидел …данные, источником коих могло быть только ФБР. Тед увидел данные на себя. Кто он, кто его близкие. Где он живет, с кем встречается. «Ужас!!! …И данные свежие, ведь я купил квартиру лишь полгода назад!» - Теда даже качнуло.
Он развернулся на месте и …вернулся к подносу с фруктами. Сладостей ему уже хватило. И задавать тут кому-то свои вопросы, Тед решил, бессмысленно. Он молча смотрел на сочные дольки фруктов, и сглатывал кислую слюну.
-Ваш папа писатель. Известный, …судя по налогам, какие он платит государству. Гонорары у него немалые.
«Отлично. Ну просто отлично! Так они терпят моё живое присутствие из-за выкупа! Ха! Какая наивность! Четыре жены не выдержали скупости моего отца. Его сыновья разбежались по углам страны, чтоб даже не возникало желание «зайти и попросить».
-Да, мой отец пишет фантастические истории. Про приведений, про вурдалаков…пишет.
-По его книгам снимают фильмы?
-Да. Было два. ...Успешных.
-Вы не любите своего отца.
Прозвучало как констатация. Но Тед понимал, что об этом как раз даже ФБР могло лишь только догадываться. – Разве есть обязательство любить?
-Он отец. Твой отец. Отец твоих братьев.
Тед промолчал. За это азиат не мог его убить. Хотя Тед догадался, что у Гасана могут быть взрослые сыновья.
Гасан незаметным жестом приказал Равзану выйти. Теда поманил рукой. Но жест был ленивым скорее, он пальцами шевельнул. - Сядь ближе, …сирота.
Тед пересел к краю кровати. Гасан лежал, как будто даже позы не менял. Грудь его была обнажена, волосато вздымалась при спокойном дыхании. - Мы не террористы. Этого можешь не бояться. И у нас нет в планах, требовать у твоего отца выкупа за тебя. Но…нам важно, чтобы ты исчез. Да, хотя бы на некоторое время…
«О, вот что, оказывается. Тогда понятно, что за время. Время вашего дёра отсюда, господа гости».
-…Нам нужно спокойно покинуть эту страну. Но не сразу. Не сейчас. …Ты можешь нам затруднить дело, Лоренс. Я не хочу рисковать.
Гасан спокойно смотрел Лоренсу в глаза. Помолчал. Дал человеку переварить информацию.
А Лоренс рассуждал о новой провокации. «Ну да, да, конечно. И что же ты ждешь? Что я скажу: «Да, я согласен» на собственное похищение?»
Тед молча смотрел в глаза человеку, добровольно берущему на себя обязанности низверженца случайных людей.
Гасан выдержал паузу. – Ты не вернешься к своей Глории, это тебя волнует? …Нет? – Он усмехнулся. Но не зло. И как будто даже с неким тайным, глубоко душевным смыслом, с печалью в голосе закончил. - А когда ты вернешься, она, может не узнать тебя, Лоренс. Ты расстроен? – Фразы слились в предложение, выданное на одном дыхании.
-Нет. Эта девушка не имеет столь заметной власти над моей жизнью. Да и я её… – Тед проглотил слово «не привлекаю», но дал прочувствовать его собеседнику. Он не закончил фразы.
-Ты говоришь так, потому что боишься за неё? – Гасан сильно прищурил один глаз. Посмотрел своей коричневой «полуторкой глаз» в единственно зрячий у Лоренса. – Ты всё ещё не веришь, что мы вовсе не желаем тебе зла?
Тед промолчал. Хотя хотелось сказать, что да, «такие намеки с вашей стороны имели место».
Гасан улыбнулся. - Ну, если ты его к нам не имеешь, конечно. – Он выглядел хитрым. – Скажу тебе секрет, Лоренс - не бойся. Нет причин убивать тебя насмерть. – Улыбка стала ещё более хитрой. Слащаво-хитрой. – Ты исчезнешь, как …тот Лоренс. Но ведь ты не умрешь, как человек. Это хорошо?
Тед сглотнул. – Неплохо уже то, - он снова сглотнул, что-то мешало ему дышать, – то, что, …вы оставляете за мной право оставаться человеком.
Гасан ударил ладонью о ладонь. - Ха! Ты удивительно положителен, Лоренс! Что такое? Почему?
Глаза Гасана изменились. Они стали менее хитрыми, и чуточку даже доброжелательными. – Ты в который раз удивил меня. Нет, правда, сколько раз хотелось приказать, убрать тебя с дороги – никак. Нет повода. Почему?
«Странно. Как будто я должен задаться этим вопросом. Но ладно, задай его ты». Тед промолчал.
И вот тут Гасан поднялся с кровати. Он жестом руки пригласил Теда в другую комнату.
Та тоже не показалась Лоренсу «азиатской». Но в ней оказался заправленный кальян.
Гасан курнул, вдохнув в себя дурман, он прикрыл глаза.
Тед снова сел на пол. Ноги чуть затекли, но осознание того, что в яме, куда могут столкнуть его эти люди, ему станет хуже, помогало ему сохранять приветливо «лицо».
-Хочешь?
Тед покрутил головой. – Спасибо нет.
Гасан курил. Кальян дымил ароматом дурмана. Тед глотал слюну и …воду, которую, принесли Гасану. Но тот, заметив взгляд Теда на кувшин, позволил взять ему единственно принесенный стакан.
Через время. - Лоренс?
-Да.
-Знаешь, я никак не могу полюбить твою страну и твой народ. Ты …славный малый. Скажи, ты мог бы …обратить меня, …ха-ха…в свою веру?
- Нет.
Гасан удивился сначала. Потом решил, что его не так поняли. Он уточнил: «Речь не о твоей вере, Лоренс. Кстати, ты еврей?
-Нет. Я крещен. Так захотела моя мать.
Гасан кивнул. – Да, у вас решает мать. Ладно, хорошо. …Хорошо, но…и снова, я не могу поверить в трёх твоих богов.
-Согласен.
-Ха! Ха-ха! Он согласен!
Тед предполагал, что травка человеку попалась доброй, но ему казалось, что Гасан больше притворяется одурманенным, чем то есть на самом деле.
- Он согласен! Так ты атеист, Лоренс?
-Думаю, что пока нет. Вера есть. Есть, но …без земных рекомендаций.
-Остроумно. А в страну, в собственную страну – веришь?
-Это разумеется. Иначе, зачем в ней жить.
-Остроумно. Вот, об этом я как раз и подумал. Зачем жить в стране, где человеку иной веры, даже уже не иного оттенка кожи, а именно иных взглядов на истину пытаются внушить, что он лишний.
Тед подумал, потом осторожно поинтересовался. – Вы говорите о себе?
-Нет-нет! – Кальян был оставлен. Гасан развалился на мягком иранском ковре. Поза расслабления.
Тед машинально погладил ковер. Мягкий, приятных тонов.
Он видел такие на выставке. Специально ходил посмотреть на иранские ковры. И не пожалел. И сейчас, сидя на шедевре, даже приблизительно припоминая некое сходство в рисунке с тем, что ему запомнился, он поглаживал по пушистости ковра ладонью, и благодарил случай, посидеть на таком великолепии.
- Дело очень серьезное, Лоренс. Речь идёт о моём брате. О нашем брате. Его убили. Ваши люди, …студенты. Веселились, вдруг драка. Кто-то крикнул, обозвав моего брата «грязным иранцем»….У него красивое имя, а ваши студенты почему-то упорно звали его «иранцем». Вообще-то мы Назиры - афганцы. …Как будто прозвище придумали. Какое дело, у кого какие и где родственники живут? Нет! Иранец! Ну, хорошо, пусть так, зачем превращать национальность в прозвище, а прозвище - в ругательство? Оказалось, там, в той толпе был парень один, …его родственника убили в Иране. Родственник там работал. Журналистом был. И его убили. Мне не известно точно, что там произошло. За что его убили. Не известно! Нашли – убит – всё! Парнишка это припомнил, возможно, потому что пьян был. Вдруг обозлился на что-то: «А, - говорит, ты – иранец? Это ты иранец?!» - и – под колеса Мирзу толкнул. Прямо под колеса машин! Густым потоком машин тело моего брата растащило фаршем по дорожному покрытию! …Что? …Хорошо. Я, допустим, скажу, «случайность». Упади он на газон и вовремя отойди от дурака – ничего бы не случилось. Но …случилось. Парень тот предстал перед судом. И что тут началось….Ваш суд, ваши судьи, Лоренс, этого парня вообще не судили. То есть судить-то судили, конечно, но…не осудили. Так, пожурили, как шалопая – и всё! …Почему? Вдруг нашлись люди, которые наперебой стали кричать, …более десятка свидетелей нашлось, что Мирза первым кинулся на вашего парня. Что он оскорблял его. При всех. …При …десятерых. И не вышел ни один человек, который бы хоть что-то сказал в защиту моего брата. За нашего брата.
Гасан обвел рукой. Но в комнате никого не было, кроме него и Теда. С тем же спокойствием в лице и заметной эмоциональностью в голосе, он продолжил. – Мы приехали заступиться. Мы приехали, …посмотрели, …послушали ваш суд и решили, наш суд будет лучше. Справедливее.
Гасан скосил глаза, посмотрел на Лоренса строгим взглядом. Будто проверял, не смеется ли тот над его долгой, немного путанной речью.
Лоренс вовсе не смеялся. Ему было не до смеха. «Мне хотят предложить выбор: за кого встану я? …Смертельный трюк. Я выбираю забияку янки. Раз суд не счел его вину столь тяжелой, чтоб перешагнуть условный срок, раз парня оставили на воле – значит, таков закон. Есть другой – верю. Охотно верю, есть другой. Но он там, в Афганистане».
-Что скажешь ты, Лоренс? …А? – Гасан улыбнулся. Но беззубо, как злой клоун.
Тед сменил позу. Ноги затекли. Рука ныла безбожно. Он то и дело касался её рукой, но…старался не акцентировать внимания Гасана на наличии этой боли у себя. – Что я скажу? Мне нечего сказать кроме старой истины: нельзя соваться в чужой монастырь со своим уставом. Чревато.
Гасан сменил позу. Будто принял лежачую стойку. – Так ты тоже считаешь виновным моего брата?!
Тед торопливо покачал головой. – Вовсе не так! Не так всё просто! Я про закон, который нужен даже в курятнике, иначе беда всем: и курам и петухам! А действующий закон говорит: не настолько виновен, чтоб завинить до смерти. Значит, так оно и есть. Значит, нужно принять так, как велит закон. В конце концов, есть право на апелляцию. Ищите таких свидетелей, чтоб сказали за вашего Мирзу. Раз он - добрый человек – должны быть этому свидетельства. При чем тут вера в истину, если речь об уголовном праве. То – небесное, это – земное.
Гасан присел. – Та хочешь заверить меня, что окажись на месте этого подонка я, а на месте моего брата ты – американец с родословной, - Гасан ткнул пальцем в сторону лица Теда, - то ваш закон освободил бы меня из-под стражи в зале суда?!
Тед ответил мигом. – Именно! Иначе это не закон.
Гасан развел руки в стороны. – Мне сказали, …один мой друг, что ты – дурак, Лоренс. Теперь я в это готов верить. А сначала я принял тебя за хитрого. Иди! – Гасан небрежно махнул рукой в сторону двери. – Иди отсюда! Не хочу тратить ночь на разговоры с идиотом.
Тед даже не шелохнулся.
-Ты что сидишь? - Гасан схмурил брови. – Ты что не считаешь, что говоришь глупость?
-Нет.
- В вашей стране найдут вину для иноземца, убившего американца! Ай, …Лоренс, (прозвучало как ругательство), - ты сам не веришь тому, что ты сказал.
-Верю. И удивлен, что Вы - такой неглупый человек, пытаетесь сопротивляться очевидному. Ваш закон, думаю, иной. Но тут вот такой закон. Свидетели видели картину в общем. Каждого допрашивали отдельно. Раз картина стала ясной, единой после допроса всех десятерых – почему она не должна быть ясна суду? Он решил, что удар был спровоцирован.…А что студент был пьян, так это тоже - вещь спорная. Есть границы нормы, определяющие статус «пьян». Студенты, как правило пьют пиво. Если парню есть двадцать один год….
-Замолчи, замолчи!
Тед замолчал.
Гасан снова лег на ковер. Но перед тем как заговорить, он ударил по нему ладонью. – Ложь! В вашем государстве лживые законы, лживые свидетели! …Людишки…
Тед смотрел на человека, находившегося не в лучшем настроении. Но он и сам не сильно-то был рад знакомству. «В вашем – сплошные люди, сплошные гиганты. В вашем – сплошь истина и истинные. …Абсурд». Вслух Тед сказал: «Вы расстроены, Гасан, … - он даже не заметил, что назвал человека по имени, - Вы расстроены, этим всё и объясняется. Случись такое не с вашим братом, не конкретно с вашим, Вы б, уверен, говорили о случае с меньшим запалом».
Гасан будто опустил замечание. – Откуда ты знаешь моё имя?
У Теда дернулся только взгляд. Он оглядел стену, окно, кресло у окна. «Если вскочить на кресло и выпрыгнуть в окно….Стекло может оказаться прочным». Он сглотнул и отвел взгляд от окна. – Так назвал тебя тот, кого ты называл Тимуром.
-Ты знаешь восточные языки? – Это, на взгляд Теда, точно прозвучало на языке фарси. Только с неким акцентом. И звучали слова иначе, не так, как язык, на котором разговаривал Гасан со своими людьми. «Афганистан, …Афганистан,…где-то я читал, что там два языка в государстве».
Тед покачал головой. – Я не понимаю. Но фраза «восточный язык», которое Вы сейчас произнесли - я уловил. Что касается Вашего имени и имени того парня – Тимура – это звучало как имена. Я просто уловил их на слух. У меня есть знакомый, …он учился вместе со мной, мы были даже из одной группы, его звали Гасан.
-Где ты учился? Что за группа?
-В Гарварде. Я учился планированию.
- Этот …твой знакомый, …Гасан он из Афганистана?
-Нет. Он иранец. А ещё есть у меня знакомый, его имя Мирза. Тот индиец, – Тед отпил воды, в горле пересохло, – Мирза Дуррани. Он из Дели.
-Ты …бывал у них в гостях?
-Очень бы хотел этого. Но, увы, окончили университет, защитились, разъехались, и теперь только поздравляем друг друга с днем рождения.
-Они не бедные, раз учились в Гарварде. Почему они не приглашают тебя в гости, ты им не нравился?
-Мне трудно ответить за них. Если бы они хоть раз сказали мне об этом, я бы знал. А так …мы вместе учились, читали лекции, вместе готовились к сдаче экзаменов. С Мирзой мы жили там, в университетском городке, у нас была комната на двоих. – Тед помолчал. Вспомнил, что Гасан проставил акценты в вопросе. - В Гарварде не принято обсуждать благополучие семьи и бумажники отцов. Я не знаю, богатые они или нет. Думаю, …нет, впрочем, не знаю.
-Давно ты виделся с ними?
-Два года только поздравляем друг друга по телефону.
-Плохой ты им друг был, Лоренс. …А сколько вы жили в этой, в комнате на двоих?
-Год, полтора. При переходе на курс там принято меняться соседями. Мы жили с Мирзой в одной комнате на третьем курсе.
-Ладно! Ладно, пусть! Я тоже не был в Дели. И пусть! …Значит, ты не знаешь фарси?
- Нет. Сожалею.
-Придется узнать. Мы заберем тебя с собой. Я так решил.
Гасан поднялся с ковра. И ушел.
Лоренс ощутил слабое чувство прострации. Пальцы его «здоровой» руки вдруг перестали сжимать стакан. Тот выпал, залил грудь Теда, а тот – смотрел в след уходившему.
….
Никто его никуда не забрал. С Гасаном они не виделись ровно год.
Ровно год прошел, когда они снова встретились. В Канаде, по договоренности. Первым узнал его Гасан. Он обратился к Лоренсу на языке фарси-кабул. Тед ответно поприветствовал его. За год он даже научился сносно писать на этом языке. Ему пришлось научиться этому, Гасан оказался прав.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ