Миллион под соусом - продолжение3

Мария Останина
В четверг впятером – я, Максим, родители и Вадим – мы действительно были на похоронах и, надо сказать, что ощущения от происходящего тогда были не только тяжелыми – из-за самого того, что случилось, но и даже немного мерзкими.
Нет, на кладбище не начались разборки «родных и близких» из-за предполагаемого наследства – напротив, со стороны семьи было даже, может, и чересчур холодное отношение… «Холодное» не в том смысле, чтобы Дарья Михайловна – так полностью звали Мусатову – или их сын и дочь, ровесники наших Майки и Стаса, были равнодушны к бывшему их мужем и отцом. Нет, конечно, горе было горем, но строгим, даже гордым в чем-то, безо всяких истерик и экзальтированного обливания слезами. Вдова, бывшая на той же старой школьной фотографии симпатичной полненькой «девчушкой-хохотушкой», сейчас, пожалуй, могла бы послужить идеальной «натурой» для художника, решившего писать историческое полотно, например, о войне…
Ладно, она-то, в конце концов, ровесница моих родителей, но ведь так же держались и дети… Они казались, кстати, очень похожими на отца, когда он был в их возрасте – то же «тонкое» телосложение, тот же «фарфоровый» оттенок кожи, те же пышные темные волосы… Только глаза, пожалуй, у них были «материнскими» - такими же большими серо-голубыми… Но теперь все трое казались чуть ли не близнецами – все благодаря тому, как «держались»…
Нет, не от этого были у меня нехорошие ощущения…
На похоронах было очень много народу, причем приходили все эти люди не поодиночке, а кто большими, кто маленькими группами… Возле мамы и Дарьи Михайловны, беседуя с ними о чем-то, неотлучно находилась женщина, которую они звали Катей… «А, видимо, это и есть та самая «Катя Исаева», о которой папа рассказывал!» - поняла я. Так вот, она приехала, видно, в сопровождении всех своих домочадцев, и среди них я, к своему удивлению, увидела того самого юношу, который год назад безуспешно ухаживал за Яной… Что он тут делает? Разве и сама эта Исаева знает мою однокурсницу?
Гораздо меньше мне понравилась тогда другая пара, явно бывшая куда богаче всех остальных собравшихся, но обладавшая вкусом и тактом гораздо в меньшей степени. Во всяком случае, «дама» - а ее супруг был, как я поняла из разговоров, «ближайшим» начальником Мусатова – приобрела свое «траурное» платье явно в каком-то супердорогом «вечернем» салоне. А как она смотрела на все происходящее вокруг – оценивающе, словно прикидывала, «во сколько» же обошлись Мусатовым все необходимые ритуалы, и что надо теперь о них думать и говорить…
Тут мы услышали вот такую очередную речь:
- Ах, как же это все несправедливо! Севочка! Он всегда был одним из лучших наших учеников… Лучших во всем! Хотя наш классный коллектив в целом оказался потом лучшим по тому, кем стали ребята, но Сева…
Такие вещи говорила странная женщина, незаметно выделившаяся из толпы… «Странной» она была потому хотя бы, что… Наверное, вы думаете, что те слова были произнесены с донельзя пафосной или лебезящей интонацией? Но нет, она говорила спокойно, ровно, будто декламировала заученные заранее стихи, но при этом каждое слово летело… Нет, даже не «стрелой», оно словно бы становилось каким-то клином, разбивающим что-то очень плотное и тяжелое, а в это «что-то» превращался сам воздух…
А кроме того… Эта женщина держалась прямо, и лицом казалась сорокалетней, была накрашена – не ярко, тона были бежевыми и розовыми, но руки… Да, они, сплошь темнее лица, с характерными «крапинками», безжалостно выдавали ее возраст, и она, понимая это. только и пыталась «зарыть» их поглубже в складки своей длинной юбки…
Выслушав ее речь до конца, кое-кто опять прослезился, но, например, мама только пренебрежительно фыркнула, тут же попросив прощения у вдовы.
- А что такого, мама? – поинтересовалась я.
- Да видишь ли, Эля, эта Лидия Сергеевна…
- Ты ее знаешь?
- А как же не знать? Она ведь, когда еще мы все вместе учились, нашей классной руководительницей была. Только вот все, что говорит сейчас…
- Это ведь из-за нее у всех нас тогда было полно проблем с тем «классным коллективом», о котором она говорит, а особенно как раз у Севы, - прибавил папа, - она, знаешь… И все проблемы – от ее фанатизма, от идей, не «политических» только, тех, «общепринятых», а школьных, от того, что она сама продвигала… Ладно, об этом я тебе подробнее потом расскажу, сейчас все же неудобно…
«Лидия Сергеевна» тоже оказалась не единственным неприятным «сюрпризом»... Чуть позже, когда уже собирались насовсем заколачивать гроб (он и раньше стоял закрытым, но еще откидывалась часть крышки, чтобы можно было видеть лицо), вновь подъехал еще целый кортеж дорогих иномарок.
Вышедший «хозяин» сразу же направился к Дарье Михайловне, и, видимо, и сама она, и все происходящее вокруг произвело на него действительно тяжелое впечатление… Это было заметно по тому, как он попытался приобнять Мусатову за плечи и прижать ее к себе поплотнее… Но она сделалась еще строже и сказала:
- Клим, ну мы же сейчас посторонние люди, что ты себе позволяешь, сейчас-то?
С одной стороны, я ее поняла – возможно, она считает, что такого рода телесные контакты между «посторонними» неприличны и неуместны, но все же…