Аэлита объявила голодовку. Не по своей воле, а в силу обстоятельств. Не во всеуслышанье, а про себя. Да и не полную, а ограниченную – просто ела теперь в раза три меньше, чем раньше, вот и все. Причиной этого вынужденного воздержания, стал, обуявший нежное создание, страх. Он пришел к ней всего несколько дней назад, во время обычного обхода, когда зоотехник, внимательно осмотрев ее и не сильно похлопав по спинке, сказал заведующему фермой, что месяца через три-четыре, ее можно будет вести на бойню. Слова эти прозвучали для бедной Аэлиты безапелляционным приговором, и, конечно же, испугали до смерти.
Аэлита была шестимесячной мясной свиньей и знала, что, достигнув ста двадцати килограммов, ее тело пойдет на колбасный фарш, но, что это произойдет так скоро, явилось для нее внезапным и ужасным открытием. И теперь единственным способом пожить на этом свете, как можно дольше, было, по ее разумению, не поправляться так быстро, как сейчас.
Правильно понимала, потому как была она продвинутой, необычной свиньей и обладала недюжинным умом. К тому же, в отличие от своих соседок Фроси и Хавроньи, она была чистая, красивая и имела редкое для своих соплеменников имя Аэлита, из-за которого многие посматривали на нее, будто на чужака. А, получила она его в третью неделю от рождения благодаря необычному обстоятельству, явившемуся, поворотным в ее драматической судьбе.
В самом начале нынешней весны, неожиданно для всех, из города приехал хозяин завода вместе с женой и взрослой дочерью. В трехэтажном особняке, что стоял у самого леса, он обустроил семью, и занялся делом. Все его поля, фермы и производства требовали внимания, так что из дома он надолго исчез. За ним - и дочь. Хоть и взрослой была она девушкой, но интересно ей было все вокруг, и в тот день, когда родилась Аэлита, она была на свиноферме. Узнала от кого-то про свежий опорос и пулей примчалась на смотреть на новорожденных поросят. Долго любовалась ими, трогала, радовалась, будто новым игрушкам, а потом выделила, по какому-то признаку одного из них, и через две с половиной недели добилась от маменьки разрешения забрать его в дом. Этим симпатичным поросенком оказалась свинка, которой она и придумала имя Аэлита.
И зажила Аэлита вместе с хозяевами в необъятном дворце. Не свинской жизнью, а царской: в свободе, достатке и любви. Другая свинья и при такой бы жизни осталась обыкновенной свиньей, но Аэлита была особенным существом, разумным, пытливым и потому быстро научилась понимать человеческую речь, а со временем и сама стала думать по-человечьи. Благо молодая хозяйка проводила с ней все свое время, охотно разговаривала, философствовала или читала что-нибудь вслух. Аэлита с жадностью ловила каждое слово, каждый жест и, как прилежный ученик, запоминала все, что слышала и видела.
- «Все не по-нашему свершается кругом,
Недостижима цель в скитании земном.
И в думах горестных сидим на перепутье –
Что поздно мы пришли, что рано мы уйдем».
Розовая шкурка молодой свинки покрывалась морозом, когда она слышала нежный голос своей хозяйки, читающей Омара Хайяма. В каком чудесном царстве оказывалась она, внимая смысл произнесенных слов. Да разве уместно тут помышлять о какой-то морковке или свекле, пусть даже сочных и сладких. Аэлита растворялась в музыке смысловых форм и ассоциаций, ей казалось, что ее тело вот-вот оторвется от пола и взлетит вместе с мыслями высоко-высоко в небо. Она была счастлива.
- Счастье, - говорила ее хозяйка, в другой раз, - зависит не от достижения определенных благ, а от внутренней способности человека быть счастливым.
Все совпадало – Аэлита была действительно счастлива, если, конечно, это определение можно было бы отнести и к свинье.
Очень часто, забираясь в прохладный лес или на берег реки, она замирала у ног хозяйки, читающей или просто размышляющей вслух, и быстро усваивала все науки. В ее сознании открывались новые миры. Она парила в них, восторженная открытиями. Прекрасны были дни и вечера, проведенные рядом с любимым человеком. И казалось, что дружбе их теперь не будет конца. Ведь иначе и быть не могло.
Но так продолжалось до августа.
В один из дней ее хозяйка стала собираться в город. Аэлита плакала, хотела рассказать ей о горе, которое переживает в эту минуту, но не могла, потому что говорить она так и не научилась.
- Я скоро приеду за тобой, - успокаивала ее хозяйка и вытирала глаза.
«Поскорей бы», - думала Аэлита и терлась о ее ладони розовым пятачком.
- Вы уж берегите ее, - просила девушка отца, - ухаживайте, а я приеду и заберу ее.
Отец, согласно кивая, помог усесться ей вместе с матерью в автомобиль, и они поехали. Аэлита, не в силах оставаться на месте, помчалась за ними и не отставала до тех пор, пока ни свалилась в пыль. Слезы заливали глаза, сердце дрожало и ныло, а она все еще не верила, что осталась одна.
В тот же день она оказалась на огромной свиноферме в небольшом загончике на одну особь, по соседству со своими грузными и неопрятными сестрами.
И вот уже и осень минула, а хозяйки все нет и нет.
Аэлита объявила голодовку. Начала выбрасывать еду, подольше спать, отвернувшись от кормушки, стараться не думать ни о сладком бураке, ни о сочном картофеле, а больше размышлять о жизни и обо всем том, чего набралась в милое сердцу время.
Первой заметила ее необычное поведение Фрося.
- Ты, что заболела? – Как-то спросила она, - почему не ешь?
- Аппетита нет, - соврала Аэлита.
- Ишь ты, цаца какая, «аппетита нет», - буркнула Фрося, но больше не приставала.
Было одиноко, но приятные воспоминания помогали. Несмотря на то, что приговор был вынесен, она все же надеялась, что лучший в мире человек приедет и спасет ее. И тогда снова - тихий шелест реки, теплая пушистая земля, легкий ветерок, бесконечное небо, родной голос, руки, лицо. Все это непременно вернется, потому что не все еще изведано, не все сказано и не все понято.
«В сей мир едва ли снова попадем,
Своих друзей вторично не найдем.
Лови же миг! Ведь он не повторится,
Как ты и сам не повторишься в нем».
Но проходила неделя за неделей, а хозяйки все не было.
Вчера с самого утра разрыдалась Хавронья. Аэлита даже возмутилась поначалу: чего зря кричать, никто ведь не трогает, не обижает, а она визжит и визжит, будто спятила, и никак не успокоится. «Не х-о-ч-у-у!» - ударяется о своды ее протяжный крик.
- Почему ты кричишь? - Спросила она.
Хавронья остановилась, подошла к перегородке, отделявшей их, и с болью глянула на нее. Хриплым, сорвавшимся голосом она заговорила:
- Когда пробьет твой час, ты вспомнишь меня, и все поймешь… сама. Когда-то и к тебе придет… Предвестник. Не спеша, сядет рядом с тобой, представится и без всяких предисловий скажет, что сегодня твое тело пойдет… на колбасу, что так решено и ничего с этим поделать нельзя, что нужно смириться с этим и приготовиться… Как ты думаешь, каково тебе будет от таких слов? От слов, в которых ты не смеешь сомневаться, после которых понимаешь, что так мало еще жила, что чего-то еще не успела… И с этого момента жить начинает хотеться так, как никогда еще не хотелось… Ты начинаешь просить его об отсрочке, но он непреклонен... Ты начинаешь плакать, а ему наплевать, ты кричишь, а он не обращает внимания и ждет… Но, чего он ждет? Вот он, взгляни… Видишь?
- Нет. Не вижу, - с испугом ответила Аэлита, но Хавронья не расслышала ее и продолжила:
- Лучше бы он ушел… Тогда бы я не взывала к нему,.. не надеялась, что он смилостивиться… Но он даже не разговаривает со мной… Сидит и ждет… Не хочу умирать! Не хочу становиться колбасой! Не х-о-о-ч-у-у!
И Хавронья снова взвыла, забыв об Аэлите. Закружила, ударяясь о загородку, и крик ее становился все отчаянней и отчаянней.
Потом Аэлита корила себя за нетерпимость. Оказалась, что не зря Хавронья так переполошила всех. Перед самым обедом ее, как и многих других свиней, стали уводить на убой. Картина была жуткой. Ее бедные сестры беспомощно сопротивлялись и плакали, им не хватало сил, чтобы вырваться, но надежда не покидала их. Аэлита со страхом заглядывала в помутившиеся глаза Хавроньи и видела в них отчаяние и тоску, и сердце ее замирало, будто перед собственной смертью. Когда угрюмые, деловитые люди обступили соседскую загородку, Аэлита прижалась к стене и, не отрываясь, следила. Объятая холодным страхом, она видела, как люди, не спеша переговариваясь, готовили какие-то приспособления, чтобы поймать ее, как приноравливались к ее истерическим выбрыкам и, как растерялись, когда их беззащитная жертва в отчаянном прыжке бросилась на одного из них, сбила с ног и вырвалась в проход.
Аэлита не поверила своим глазам, сердце ее радостно екнуло – значит, все-таки можно и наперекор судьбе! И почти разорвалось также как и Хавроньи, в сердце которой, вдруг вонзили длинный и тонкий нож. Крупное тело ее несколько раз дернулось в предсмертных судорогах и стихло.
Во всех деталях Аэлиты запомнила эту кошмарную картину и больше никогда не забывала. Еще ей запомнилось, как во время этой безжалостной казни сотни ее сородичей испуганно кричали в таком же исступлении, как и она и, как сразу же успокоились и заработали челюстями, когда безжизненное тело вынесли наружу, а кормушки наполнили едой.
- А, ты все не ешь, - пробурчала Фрося, поспешно уплетая пищу, - думаешь кого-то обмануть… Судьбу не обманешь. Себя обманешь, а судьбу нет. Сто двадцать килограммов все равно когда-нибудь наберутся, ни сегодня, так завтра. К чему мучиться, голодать, думать о смерти, если она неминуема. Радуйся, что ты не понимаешь, как работают те весы, что отмеряют нашу готовность, и не можешь узнать своего часа. Радуйся и живи. В тот час, когда он пробьет по тебе, ты все узнаешь первая, не сомневайся.
- И нет никакого спасенья?
- Нет. Хавронья же тебе рассказала о Предвестнике. Он непоколебим. Точнее, даже не в нем дело. Он просто приходит и говорит. А, решают другие.
- Кто другие?
- Не знаю. Может, люди, а может, кто-то еще.
Аэлита задумалась. Если ее судьба в руках людей, то это еще пол беды, не так уж они и всесильны. Но, если она в руках того человеческого бога, о котором ей читала хозяйка, то дело хуже, ведь даже люди бессильны перед ним. И рады бы умилостивить его, да только тщетно. До него не докричишься, как ни кричи.
Через несколько дней к Аэлите пришел ветеринар и стал осматривать ее. За его спиной зоотехник то и дело задавал ему один и тот же вопрос: ну как, здорова или нет?
Ветеринар молчал, и все не мог определить.
- Она что, совсем не ест?
- Да нет, не совсем. Половину съедает, а половину выбрасывает.
- Как выбрасывает?
- Носом выталкивает из корыта.
- Не может быть.
- Ну, говорю тебе. Сам наблюдал.
- Вполне здоровая свинья, почему же выбрасывает? Странно.
- Может, она тоскует?
- За кем?
- За дочерью хозяина. Она ведь до этого жила вместе с ней в особняке. Привыкла, наверное.
Ветеринар задумался.
- Она же не собака, чтобы тосковать. Хотя, черт ее знает. Понаблюдайте за ней еще пару дней. Если и дальше будет отказываться, готовьте на бойню. Нам ее сантименты ни к чему.
Аэлита прекратила голодовку. А, что ей оставалось? И еще она задумала бежать. Люди были так беспечны, что не запирали на засовы ни одну дверь, и свой план Аэлита реализовала легко.
Посреди ночи она выскочила из свинарника, промчалась по двору и по знакомой аллее направилась к хозяйскому особняку, в окрестностях которого знала каждую тропинку. Окна его были темны. Похоже, что и хозяин уехал, и дом пустовал. Через черный ход она вошла в комнату, где люди хранили и готовили пищу, сплошь уставленную, белеющими в темноте, кухонными машинами – холодильниками, электропечами, комбайнами и всякой мелочью. Не задерживаясь, прошла в столовую, а потом к лестнице, ведущей на второй этаж. Ни одного звука вокруг, кроме собственных шагов. И второй, и третий этаж погружены в ночной полумрак, слышно только, как где-то тикают настенные часы.
В комнате своей хозяйки Аэлита успокоилась, забралась под ее большую, на высоких ножках кровать и уснула.
Поиск пропавшей свиньи продолжался до тех пор, пока в одном из ограждений ни была обнаружена прореха. Решили, что свинью украли и вынесли. Наказали сторожей и на время забыли.
Аэлита благополучно прожила до первых заморозков. Съестного, хранившегося в обширных кладовых, хватало. Люди, иногда заходившие в дом, выше первого этажа не поднимались. И, так как Аэлита старалась не выдавать своего присутствия, то никто из них и не догадывался, что в доме живет свинья.
Но пришли холода и люди стали возиться с отоплением. Сначала где-то в подвале и на крыше, а потом и по всему дому. В каждой комнате они проверяли батареи и постепенно приближались к спальне.
И вот пришла минута, когда они вошли. От страха Аэлита затаила дыхание и замерла.
- Зачем топить такую громадину, - говорил один техник другому, - сколько денег в трубу. Все равно никто не живет…
- Хозяина ждут. Мне управляющий сказал. Вся семья приедет двадцать пятого декабря. Будут готовиться к Новому Году. И гости будут.
От этой новости Аэлита чуть ни выдала себя, чуть ни выскочила из своего укрытия и не запрыгала от счастья, но вовремя сдержалась и только бесшумно расплылась в радостной улыбке. Какое счастье! Они приедут!
- Что-то запах здесь какой-то, - сказал один из техников.
- Как в свинарнике, - согласился второй.
Аэлита сжала зубы, заплющила глаза и обмерла.
Люди стояли у окна и лениво смотрели на улицу.
- Может, крыса где-нибудь сдохла?
- Может…
- Придется поискать…
- Придется… Только не дохлятиной здесь воняет, а чем-то другим… Похоже, свиньей…
- Может, и свиньей, давай-ка посмотрим.
«Конец», - подумала Аэлита.
Они поставили сумки с инструментами на пол и разбрелись по просторной спальне. Сначала открыли туалетную комнату, потом гардеробную, заглядывали во все углы и щели, оставив без внимания только кровать.
Страх сковал Аэлиту. Она лежала неподвижно и вздрогнула, когда один из них сказал:
- Смотри, что я нашел!
Они вернулись к окну и стали о чем-то шушукаться. Аэлита никак не могла разобрать, о чем они там. Внимательно следила за их ногами и в какой-то момент, когда увидела, что люди опускаются на колени, обмерла до полусмерти, а когда в проеме вместо ног показались их небритые лица, завизжала долго и пронзительно.
Они тут же вскочили.
- Ни фига себе! – Воскликнули они одновременно.
Аэлита продолжала визжать, а они еще раз заглянули под кровать, будто не доверяя себе, и, не произнося ни слова, вышли из комнаты.
Она мгновенно оборвала свой ужасно громкий монотонный визг и услыхала, как щелкнул в дверях замок.
Чуть позже она выкарабкалась из-под кровати и зацокала по паркету – от окна к двери и снова к окну. Голова не работала, панический страх комкал любые разумные мысли. Надо было успокоиться, но как?
Скоро она устала. Пришла предательская мысль о том, что люди оставят ее в покое и больше не вернуться. Аэлита заставила себя не поверить ей и снова забегала из угла в угол. Испытала на прочность дубовые двери, сильно ударив в них своим мощным пятаком, но они не шелохнулись.
Свет за окном тускнел, незаметно приближался вечер, но выхода она так и не нашла. Снова забралась под кровать и смиренно ждала. В эти минуты она уже догадалась, что о своей находке страшные небритые мужчины никому не сообщили и придут за ней глубокой ночью, убьют и незаметно вынесут с завода. Было очень больно от мысли, что они так несправедливы к ней. Оценивали только по весу. Их алчные глаза ни разу не заглянули в ее глаза. Сантиметр за сантиметром они ощупывали ее тело, прикидывая толщину сала, величину вырезки и сочность окороков. Знают ли они, что и у нее есть душа и, что тот же Бог любим ею, как и многими из них. Знают ли, что и она хотела бы испытать и любовь, и счастье также как и они и, что она не только кусок мяса, а еще и нежная трепетная душа.
А еще Аэлита ждала Предвестника. Если бы он пришел, то ей бы стало покойней, думала она. Она бы не стала уговаривать его о помиловании, а просто спросила бы о другой, следующей жизни. Но он не приходил. Может, не к каждому он приходит?
Вместо него среди глухой ночи вернулись техники. Они ступали очень тихо, не включали свет, не произносили ни слова и возникли в проеме, открывшихся дверей, как черные демоны.
В это время Аэлита была не под кроватью, а возле нее. Ей хотелось повторить смелый поступок Хавроньи, и она заранее приготовилась к атаке. В этом она видела единственный шанс вырваться из западни. Как страшно было решиться ей на первый отчаянный шаг, как она колебалась, и слезы мешали ей, но скрипнула вдруг половица под ее ногой, люди подозрительно замерли в дверях, и тут ее время остановилось, и дальше все пошло, как во сне. Закрыв глаза, она рванула вперед, готовясь крушить все, что попадется на пути, помчалась, ожидая столкновения, но не было ничего... И она как будто бы уже минула своих врагов, и вроде бы уже ощутила воздух свободы, но в самый последний миг, когда она открыла глаза и ничего не увидела перед собой, а потом еще и стала задыхаться, то поняла, что угодила в пыльный, быстро завязывающийся, мешок. И это была ее последняя мысль.
Но смерть не забрала ее, и сознание снова вернулось к ней. Только легче от этого не стало. Мешок все также мешал дышать. Она хотела чихнуть, но тут услышала знакомые голоса и сдержалась.
- Надо разделать ее, иначе не вынесем…
- А, может, все-таки попробуем живьем?
- Не выйдет…
Страшные слова, будто нож в сердце. Сколько в них цинизма и равнодушия к чужой жизни. Как невыносимо ей было слышать то, с какой легкостью решают ею судьбу эти два палача.
- За живую нам тысячу долларов дадут, как минимум… Она же редкой породы…
- Как ты ее, такую вытащишь? Для этого машина нужна. А разделаем – кусками запросто…
- Погоди, погоди… слушай, я забыл, у меня же кум здесь на рефрижераторе работает…
- Он не дурак, в долю попросится…
- Да он и знать не будет…
- А вдруг узнает, заложит? Давай лучше резать. Так надежнее…
- Слушай! Он раз в неделю вывозит с завода колбасу, сосиски и всякое дерьмо в таких пластмассовых ящиках, знаешь? Сунем нашу свинью в один из таких ящиков и я попрошу его вывезти… Скажу, что это… ну, например, какие-нибудь вещи мои … спецовка там, инструменты… Потом придумаю, что сказать...
- А, это идея…
- Он мне прямо к дому ее привезет…
- А до того, куда мы ее?
- Да здесь пусть и сидит. Чем плох тебе этот подвал? Хозяева приедут не скоро, а кроме нас тут некому шататься…
Так Аэлита получила новую отсрочку. Раз в день ей носили помои, и она ела их, поддерживая силы. Воспоминания спасали ее от страха и мрачных мыслей. Она по-прежнему надеялась и ждала освобождения.
В тот день, когда ворюги озабоченно заглядывали к ней несколько раз, она почувствовала, что сегодня у нее будет еще одно испытание. На этот раз она решила не сопротивляться, а слепо отдаться в руки судьбы. Что будет, то будет. К тому же убивать ее никто не собирался пока.
Люди снова накинули на ее голову мешок, связали ноги и рот, положили в какой-то ящик и накрыли крышкой. Потом переносили куда-то несколько раз, ругаясь.
В холодной камере рефрижератора, она поняла, что ее повезли. По пути машина останавливалась. Несколько раз кто-то открывал двери, поднимал крышку ящика и щупал ее. В конце концов, ее вынули, сняли мешок с головы и развязали. Тяжело соображая, она озиралась, смотрела на людей, окружающих ее, и прислушивалась.
- Отправляйте на бойню, говорю, - узнала она знакомый голос ветеринара, и ничто в ней больше не шелохнулось. Только удивилась, что снова очутилась на родном заводе. Не могла она знать, что план ее похитителей не удался, что машина натолкнулась на бдительного гаишника и, что тот, обнаружив ее, тут же позвонил на завод, и ее вернули назад.
- А, может, подкормим чуточку, уж больно тощая она какая-то...
- Одни проблемы с ней…
Опустив голову, Аэлита безучастно слушала, как просто решается ее судьба.
- На бойню, - еще более твердо сказал ветеринар и пошел прочь.
Молодой парень, оставшийся наедине с Аэлитой, в шутку бросил ей:
- Ну, что ж, пошли, - и удивился, когда измученная свинья печально глянула в его глаза и пошла впереди него по направлению к бойне.
- Стой! – Резко выкрикнул он, и она остановилась, оглянулась и снова посмотрела в глаза.
- Что за черт, - выругался он, - она что ученая?
Он сел на присядки и позвал ее:
- Иди ко мне.
Аэлита вернулась к нему и стала рядом. Парень стал гладить ее и внимательно рассматривать.
- А, ну-ка, ляг, - приказал он, и она послушно легла.
- Да тебя же в цирк надо!
- Тебе же сказали на бойню! - Услышал и он, и Аэлита голос ветеринара, вернувшегося к ним.
Парень вскочил и, оправдываясь, заговорил:
- Вы посмотрите, что она вытворяет, - и, обращаясь к Аэлите, приказал, - а, ну-ка, встань.
Она неохотно встала, а ветеринар равнодушно спросил:
- Ну, а дальше что?
Парень замешкался, не зная, какую бы команду еще подать, занервничал, а потом и совсем скис.
- То-то же, - сказал ветеринар.
- Пойдем, - вздохнул парень и вместе с покорной свиньей зашагал на бойню.
Картина, мирно удаляющейся свиньи и человека, была неправдоподобна, но ветеринар, хоть и удивился вначале, все же взял себя в руки, отвернулся и, чертыхаясь, отправился в восвояси.
Аэлиту в это время занимала только одна мысль. Другая жизнь, та, что после смерти - какая она? Неужели такая же мучительная, как и эта? И почему все не приходит Предвестник, может, она не заслужила другой жизни?
А парень не спешил, у распахнутых ворот бойни он уселся на перевернутый овощной ящик и закурил. Аэлита, словно ученая собака, улеглась рядом. Из ворот вышел хмурый мужик в окровавленном фартуке с ножом, и сел рядом с ними. Тоже закурил, о чем-то заговорил с парнем, то и дело, поглядывая на Аэлиту. Их голоса сливались в какую-то незнакомую песню. Все реже и реже узнавала она слова. Бессмысленные, пустые звуки летели и все. Какая-то новая метаморфоза происходила с ней – она совсем перестала понимать человеческую речь. Сначала испугалась немного, а потом поняла, что так даже лучше – не будет больше переживать из-за их цинизма и жестокости. Пришла какая-то легкость, будто голова освободилась из тисков. Появилась свежесть восприятия - новый мир открылся вдруг перед ней – люди стали уродливыми и чужими, а воробьи, прыгающие поблизости, родными и жутко красивыми.
Без опаски, подошел откуда-то симпатичный кабан, прозрачный и грустный, сел на свободный ящик и, не обращая внимания на людей, сказал ей:
- Вот и я, милая Аэлита, давай знакомиться. Мое имя Предвестник.
- Я так ждала тебя, - обрадовалась она, - я так хотела узнать у тебя одну вещь…
- Какую? – Удивился он.
- Я хотела узнать о другой жизни, расскажи мне о ней…
- Вначале я расскажу, зачем я здесь…
- Да знаю я…
- Ничего ты не знаешь. Послушай-ка, лучше…
Аэлита стала внимательна, а он продолжил:
- Я пришел сказать тебе, что сегодня ты должна сделать выбор.
- Что?
- Да-да, сделать выбор между этой и другой жизнью.
- А разве такое бывает?
- Ты единственное исключение из правил и только тебе одной даровано это право. Когда придет этот редкий момент… выбора, ты узнаешь его, и поступай, как знаешь. – Он улыбнулся, - ты первая в мире свинья, которая может встретиться со мной еще один раз.
Аэлита не верила своим ушам - неужели у нее снова есть шанс, есть выбор и она может еще жить и жить? Обрадовалась, затем растерялась и, вдруг вспомнив что-то, спросила:
- Ты обещал рассказать мне о другой жизни. Она лучше, чем эта или нет?
- Глупышка, - печально сказал Предвестник, - ты до сих пор не знаешь, что для жизни излишни эпитеты?
- Не знаю, – ответила Аэлита.
- Так знай, - продолжил он, - что в понятии жизнь важнее не то, какая она, а то, есть ли она. Какую – хорошую или плохую – мы делаем ее сами, а вот дар жизни – принимаем. Это от нас не зависит. А словом «жизнь» и так все уже сказано. Она – жизнь, в отличие от смерти. Поэтому я не буду рассказывать тебе, какая она другая жизнь, или, как вы говорите – «следующая», хотя точнее будет – «другая», я просто скажу тебе, что она не менее ценна, чем эта. Но ценна тем же… главным – что она – жизнь.
Аэлита задумалась. Что-то новое послышалось ей в этом замусоренном слове "жизнь". Но до конца Предвестника она, кажется, не поняла. Просто что-то волнительное легло на сердце и все. И шелуха ссыпалась со слова "жизнь". И новизна его, какая-то первозданная приоткрылась. Хотелось задать еще кучу вопросов. Она снова взглянула на него, но вдруг поняла, что больше он не скажет ни слова. И еще она поняла, что скоро наступит ее час и ей придется выбирать.
Она не заметила, как парень, который привел ее к бойне, уже давно ругается с собеседником, как тот размахивает ножом, указывая на нее.
Аэлита посмотрела по сторонам - на первый пушистый снежок, на кучку взъерошенных воробьев, на серое небо над водонапорной башней, на симпатичного Предвестника. «Решай», - сказали его глаза. «Грустно, но совсем не страшно», - подумала она.
Вдалеке, у фермы, из которой она сбежала когда-то – оживление. Люди о чем-то спорят. Легкий ветерок то и дело доносит имя - Аэлита! Аэлита! Белокурая девушка – в центре внимания. Она расстроена чем-то, жестикулирует, кричит, требует. Пальто расстегнуто, платок в руке, прозрачные волосы треплются на ветру. Что-то знакомое показалось в ней. Сердце щипнуло и тут же успокоилось. Кто она? Что ей? Аэлита перевела затуманенный взгляд на парня, засмотревшегося на девушку, на сурового мясника, затихшего на мгновенье, на его серый от крови нож, зловеще замерший руке…
Она встала и медленно пошла в ворота. «Другая жизнь, другая жизнь, - приговаривала она, - жизнь не на вес… не на жирность… не на сочность…»
За ней поднялся и хмурый мужик. Парень, изумленно глянул вслед Аэлите, крепко затянулся сигаретой и опустил голову…
Минут через десять ящик рядом с ним скрипнул, и хриплый голос сказал:
- Такая худая, маленькая, а сердце большое, ненормальное какое-то…