У кого-то праздник. Играет музыка, какая обычно играет на сельских торжествах. Ночь. От музыки становится шумно, она вливается в тишину, тоненькими волнами разносится в воздухе и возможно тревожит чей-то сон. Посёлок уже почти спит. Он устал за день. Ну а если у кого-то есть повод, то их можно только поздравить.
Я сижу в своей обычно – прокуренной кухоньке. Мне почему-то не спится, хотя я тоже устал за день. Да и за жизнь, наверное. Мне сейчас не хватает тысяч свечей. Я бы расставил их по всей кухне, аккуратно бы зажёг каждую, потушил бы электрический свет.
Я так устал от всех этих индустриальных фишек. Свечи горели бы даже ярче электрической лампочки и это был живой огонь, по-настоящему горячий. Я смог бы согреться. А между тысяч огоньков клубился бы сизый сигаретный дым. Он стал бы лёгким и приятным. Я бы больше не задыхался.
Пытаюсь возвратиться к написанному, недописанному и наброскам. Не хватает то ли желания, то ли настроения, потому-то к старым материалам не возвращаюсь. Хотя они важны. Может быть они даже важны, как бывает важна история? Тогда я никогда не закончу начатого. Видимо не рождён я для романов. А может быть ещё не время? Согласен. Так, наверное, проще пережить свою несостоятельность. Незнаю. Музыки уже не слышно, но праздник ещё не закончен. А может быть, в целом, все это и не важно….
Сегодня написал серию глупых рассказов «этюды о здоровом цинизме». К новому тянет, а вот к старому, возвратиться не могу. Может быть новое важней. Я чего-то жду от завтра, хотя знаю, что оно не внесёт ничего нового. Может быть послезавтра? Вряд ли, послезавтра почти праздник. А праздник, как и почти, приносят только тяжёлое похмелье. Хотя к похмелью ещё прилагается минимум воспоминаний. А когда помнишь мало, начинаешь выдумывать. Наверное, так рождается «творчество». А может не стоит ничего выдумывать?
Тогда откуда же брать информацию? Из жизни? Ха-ха. Как будто оттуда есть чего взять. Оттуда взять не чего. Разве что бытовую обстановку. Это время слишком больно бытом. Он съел целые поколения и цивилизации, поборол традиции и разум. А я, как ни странно, маленькая частичка этого времени. Даже, наверное, уже и не способен сопротивляться. Потому-то кроме быта из жизни брать нечего.
В центре зала огромный костёр. От костра тени. Кожа шипит и вздувается. Запах горелого мяса. Но он не чувствует боли. Его съел быт, и он никогда уже не почувствует боли. Огонь всё ярче. Языки пламени достигают потолка. Кисти рук уже почти сгорели. Медленно обугливаются кости. Но кости уже точно не будут болеть. От тепла кости не болят. А здесь не то, что тепло, здесь жарко. Немного душно, но дышится легко. Он вспотел. Это из-за духоты. Душа хочет петь, а тело летать. Господи как банально. Нельзя быть Христом и Наполеоном одновременно.
Лёгкое отравление спиртным. Заплёванный пол, облёванный унитаз. Губы пекут. Икота. Нелепые телодвижения, опять вывернуло на изнанку. Снова мимо унитаза. Чёрт с ним. Уберусь позже. Видимо отравление не такое уж и лёгкое. Надо выпить таблетку. Не хватает кефира, минеральной воды и прохладного пива. Всё это смешать выпить залпом и умереть. А что потом? Ничего. Даже не будет этих нелепых строк. Во всяком случае, он их не услышит.
Я был бы сейчас рад раннему утру, летней прохладе, если такая бывает, старому хрипящему радио во дворе и бессмертной пионерской зорьке. Я тогда почти не курил, совсем не пил и тратил деньги на пластилин, из которого лепил солдатиков. Потом вооружал их и отправлял на верную смерть. Так поступают политики, и я так поступал. Они погибали, терялись в небытие, побеждали, радовались, уставали, плавились на солнце и всё это было по настоящему. И утро и пионерская зорька.
Впервые взятый аккорд. Наконец-то получилось. Впрочем, позже выяснилось, что нет. Но тогда я был рад. Однажды, совершенно случайно, настроенная, без камертона, гитара. Это действительно было. Я не выдумываю. Но это было однажды. Больше не повторялось. Куча написанных с ошибками песен. Песни совсем не хитовые, пропало желание стать рок-звездой. Тем лучше. Одним затравленным сознание меньше. Никаких студий, клипов и интервью. К тому же я никогда не даю, да и не давал бы автографов.
Пытаюсь возвратиться к написанному и ощущаю, что полностью утерял смысл повествования. Повествовать больше не о чем. Прекрасно, не буду забивать себе голову. Тем более что у людей праздник. Снова слышна музыка. Посёлок почти что спит, а праздник бессовестно тревожит чей-то сон. Однажды в больнице, я нарисовал человечка, а сосед по палате, мальчик лет двенадцати, сказал, что я нарисовал его отца. Мне было столько же, он требовал зарисовать, потому, что не похож, мы чуть даже не подрались. А я никак не мог понять, почему я нарисовал его отца, ведь он даже не похож, да я и не видел-то его ни разу. А чем закончилось, не помню. Ах, да, меня всё же когда-то выписали из больницы.
04.11.00.
(Краснодарский край)