2. Чунга-Чанга

Вениамин Велерштейн
Вечер. Коммуналка. Когда-то квартира принадлежала одной семье. Пять человек имели каждый по комнате. Плюс столовая. Плюс кабинет хозяина квартиры. Плюс комнатка за кухней для прислуги. Это было так давно, что успело превратиться в легенду ещё задолго до рождения мамы, в легенду, которую дедушка так сказочно хорошо рассказывает и которую Игорёк может слушать с неизменным удовольствием даже в стотысячный раз.
Сейчас в квартире живёт всего восемнадцать человек.
Самая большая и красивая комната в квартире принадлежит Маринке и её родителям. Конечно, Маринка - девчoнка, но такая... Вечно чего-нибудь отчебучит. С ней весело, только наказывают часто. Да и то сказать - за дело.
Тётя Люба и её папа, дядя Самуил живут в двух небольших комнатках, раньше бывших одной большой комнатой. Тётя Люба - преподаватель английского в институте. Когда Игорек или Маринка заходят в гости, тётя Люба всегда угощает их чем-нибудь вкусным. А больше всего тёте Любе нравится смотреть, как Игорек ест лимон. Он вообще любит кисленькое. А тётя Люба морщится, словно это она ест лимон. Но она-то не ест, так чего такие рожи корчить? Странные все-таки эти взрослые...
А ещё есть баба Варя. У неё замечательный телевизор с увеличительным стеклом. И ещё у неё есть пианино. На нем никто никогда не играет. Но оно и так - очень красивое. Его бабаварин муж привёз после войны из Германии. Говорят, он много чего привёз. Но Игорёк видел только это пианино. С бабой Варей живёт брат её умершего мужа, дядя Алёша. Он добрый, смешной немного. У него в комнате клопы завелись. Он их в баночку стал собирать. Хорошо баба Варя заметила. А то эти - кусаются больно. И чешется потом. Прогнали их, правда, не сразу, но теперь совсем их нет, все ушли.
В квартире есть eщё соседи. Только они совсем не интересные, уходят рано утром, приходят поздно вечером, Игорька и Маринку не замечают. Правда, Маринку трудно не заметить, она такая.
Раньше ещё баба Граня была, тоже хорошая, когда не пьяная была. Жила в комнатке за кухней. Только она умерла, чего-то там много выпила и что-то там не смогла как надо проглотить. Это случилось как-то утром, а вечером того же дня мама Игорька к бабе Гране послала за солью. Игорёк её и нашёл. На полу. Ему ещё таких синих людей видеть не доводилось. Он, конечно, испугался, маму позвал, потом милиция приехала, было страшно интересно. Только его тогда сразу спать прогнали, а мамa заставила валерьянку выпить, фу - гадость.
А вот о тёте Лене, самой- самой в квартире - нужно рассказать особо. Во-первых её удочерили. Поэтому у неё ненастоящая фамилия. Так она сама всегда говорит. А настоящая фамилия у неё - Кащенко. Чья уж там она правнучка, Игорёк не знает, но одно он знает точно - тётю Лену боятся все. Обычно тётя Лена живёт в своей комнате с каким-нибудь дядей. И все хорошо. Правда, тётя Лена поёт, но это выдержать можно, Игорёк сам слышал, как тётя Люба бабе Варе говорила: "Господи, хоть бы она запела". "Она" это тётя Лена. Она всегда на кухне поёт. Игорьку кажется, что тётя Лена мычит, но все говорят - поёт, значит - поёт. Ну вот. А потом дядя уходит и больше не приходит. И тогда тётя Лена больше не поёт, а носится по квартире, как ураган, и со всеми ругается. И все стараются в такое время из своих комнат не выходить. Даже в туалет. Она большая, сильная, прошлый раз маму Игорька так толкнула, что та упала и потом неделю говорить не могла, так головой ударилась. Мама с тех пор с тётей Леной не разговаривает. А тётя Лена, когда с кем-нибудь все-таки поругается, сразу снова петь начинает. И ещё свистеть. Только свистит она плохо. Hо все равно – уже можно в туалет идти.
Ну а потом, через несколько дней, новый дядя появляется и начинает у тёти Лены жить. И снова она хорошая, почти. Когда она весёлая - начинает картины рисовать. Маслом. Почему-то это называется писать картины. Но тётя Лена все рисует. И лишь в конце подписывает. А сначала она что-то такое на кухне в кастрюльке варит, от чего во дворе собаки выть начинают, а тётя Люба без конца в туалет бегает. Да и правду сказать, воняет гадко. Только Игорьку тётя Лена объяснила, что если холст этим варевом не помазать, на нем нельзя будет рисовать. Грунт называется. Смотреть, как тётя Лена пишет красками, Игорьку нравится.
Рисовать Игорёк тоже любит, только у него никогда ничего путного не получается. Больше всего ему нравится рисовать море, голубое-голубое. А над ним небо, светлое-светлое, потому что солнце на небе ярко-желто-рыжее.
По морю плывут корабли и лодки. Плывут мимо чудесного острова. А на острове пальмы ореховые растут и банановые. И ребят много-много: и чёрные, и белые, и жёлтые. Эту картинку он запомнил из мультика, который они с Маринкой вместе по телевизору на дне рождения у Серёжки смотрели. К Серёжке все хотят, потому что у них телевизор цветной и большой, не как у бабы Вари. И песенку в том мультике хорошую пели, смешную, добрую, вместе такую петь хорошо. Мама купила пластинку с песенками из этого мультфильма и Игорёк часто ставил её на проигрыватель. Вот и сейчас крутится...
- Игорек - мама с работы пришла. Ой, какая она сегодня радостная. Ну почему, почему сразу: "- уроки сделал?" Впрочем, ответа мама не ждёт.
- Игорек, ты путешествовать любишь? - вот так вопрос.
- A что, на дачу поедем? - дачу Игорек любит, места там ужасно много на участке, а с дядей Володей с соседней дачи они на рыбалку ходят. Правда, рыбу только Игорек ловит. Дядя Володя там с ещё тремя дядьками в карты играет, преферанс называется. Только это секрет.
- На дачу? Нет, значительно дальше! - мама просто сияет от радости.
- Мы едем в круиз по Волге! Москва-Астрахань-Москва. На теплоходе. У нас с тобой будет отдельная каюта. С окном! Целых две недели на воде. И куча экскурсий! Представляешь - по всем городам, которые мы будем проезжать!
Мама неожиданно вздохнула и немного сникла: "Дорого, конечно. Я деньги давно откладывала, все равно пришлось дозанять."
- Мам, а когда мы едем? - Игорьку уже не терпится.
- Так, сегодня у нас двадцатое апреля, Поездка с двадцать восьмого, значит - в следующую субботу отправляемся. На восемнадцать дней! - снова лицо мамы просветлело.
Двадцать восьмого апреля, в десять часов утра мама с Игорьком были в порту. Небольшой двухпалубный теплоходик "Сунгари", ярко-белый, с синей полосой вокруг трубы, каюта - двухместная, на верхней палубе, не с иллюминатором, а с большим окном на реку, светлая и удобная - все это казалось Игорьку чудом, ожившей мечтой из мультфильма.
Путешествие началось...
Как избирательна детская память. Кроме названий - Углич, Кострома, Плёс, Куйбышев, Ульяновск, Волгоград, Астрахань - что сохранилось? Конечно, то что в Угличе есть колокол, которому вырвали язык, а в Костроме - деревянные домики, построенные без единого железного гвоздя.
Колокольня посреди широченной реки, оставшаяся от затопленного села, заставляющая немереную мощь разделяться и огибать её с двух сторон, и от того кажется колокольня тоже - очень сильной, но - невероятно одинокой...
Развалины здания в Волгограде, почему-то называемые "мельницей" и сохранённые как памятник с войны, Мамаев Kурган, стены мемориала, освящённые имeнaми тысяч погибших людей...
И музей в Ульяновске,... И Море...
Обо всем этом Игорек охотно и много рассказывал всем друзьям и соседям по дому, даже доклад в школе сделал.
И только об одном он не рассказал никому. Он боялся. Боялся, что его не поймут. Или не так поймут. Или - что ещё хуже - станут над ним смеяться...
Между Волгоградом и Астраханью посередине реки, разливающейся так широко, что от одного берега до другого расстояние больше километра, есть маленький, очень зелёный островок. Зовётся он Усовский. Но Игорек с мамой прозвали его комарино-муравьиным. Вода в реке стояла ещё очень высоко, только-только заканчивался весенний паводок, и медленно-медленно, отступая, как при отливе, открывала река берег. И сразу же, по совершенно мокрому песку, порой накрываемому волной от проходящих теплоходов, разбегались во все стороны по каким-то своим делам весёлые муравьи. Рыжие и чёрные, большие и маленькие, спешили они от леса к воде и обратно.
И тучи комаров над берегом. И со всех сторон: шлёп, шлёп, шлёп... Это люди от природы отбиваются.
Наверно поэтому очень скоро Игорёк с мамой остались на берегу одни. Теплоход стоит с другой стороны островка, до отплытия ещё много времени. Тихо стало. Слышно как птицы поют, комары звенят, рыба играет.
А над водой - ни одного комара. Зайди по колено в воду - ни тебе муравьёв, ни тебе комаров. А рыба клюёт - разве с дачным озером сравнишь! И окунь, и краснопёрка, и плотва. Только успевай вытаскивать...
И мама - по колено в воде, подол юбки мокрый. А она улыбается. И именно в этот момент Игорёк почувствовал, что лучше этого быть ничего не может. Потому что мама, потому что - вода, облака, лес, рыбы, муравьи, комары, потому что не слышно чужих голосов... Усов-остров. Чудо-остров, чудо-остров...

-Папа, папа, смотри, что я нашла! Смотри, тут написано: "чунга-чанга". А что это такое? - Шестилетняя Наташка уже влезла на колени к Игорю Витальевичу. В непоседливых ручках она вертела маленькую пластинку в ярком конверте. - Поставь скорей, ну па-апа! - уговаривала дочь. Проигрыватель на большой чёрный круг принял круг маленький, тоже чёрный, в серединке голубой наклейки весело кружились буквы названия. Опустилась игла.
Как объяснить те чувства, которые сразу нахлынули на Игоря Витальевича? Как объяснить их маленькой девочке, выросшей в другой стране, где кроме беженцев с Востока никто не знает, что такое коммуналка, никто не знает, чем пахнет комок чужих волос в твоей кастрюльке с супом. И никто не боится дойти до туалета, а тем более, никто не может себе представить, как могут мать и взрослый сын существовать в одной маленькой комнатке. Нет, это не чудо-остров, жить здесь совсем не "легко и просто", хотя ты ешь кокосы и жуёшь бананы круглый год. Не об этом поёт пластинка. Она поёт о том чудесном мгновении почти сорок лет назад, о маме, которой давно уже нет на этом свете, обо всем хорошем, что было и что ещё будет у каждого, кто умеет любить и помнить...
Вечер. Коммуналка. Комната. Крутится пластинка...