Служба продолжалась, катилась, шлепала по примерзающим по утрам лужам – снег то выпадал, то таял, погода была прозяблая, Витек от нее часто со стариками прятался в кочегарке, где они пекли картошку и трепались о дембеле и новостях местного значения. В магазин он заглядывал часто, виделся там и трепался с Марией, но свиданий ей не назначал – уж очень мерзкая была погода, чтобы бродить по улицам, а домой она его не приглашала. Только иногда он дожидался ее после работы, и они полчасика болтали ни о чем, целовались, зажимались и быстренько разбегались – Витек не хотел опаздывать на отбой, так как из этого могло случиться ЧП (чрезвычайное происшествие). Витек помнил, как однажды из-за опоздания солдата на вечернюю поверку весь личный состав батареи был построен по тревоге, были вызваны все офицеры, включая комбата, и все вышли на поиски солдата, но он в это время сам нашелся – был у девочек и немного задержался, за что схлопотал пять суток дивизионной губы (гауптвахты). Витек не боялся губы, но ему не хотелось, чтобы из-за него «тревожилась» вся батарея, поэтому он старался не опаздывать на вечернюю поверку. Все шло своим чередом – Толе разрешили бегать на зарядку в гимнастерке и не участвовать в утренних обмываниях до пояса для закалки организма, так как он был здоровьем слаб, не измывался над ним и Копылов, хотя попытки случались. Витька любили и уважали все, кроме Копылова и ефрейтора Берия, гордившегося своей фамилией, но не претендовавшего на родственные связи с правой рукой Сталина. Берия не любил Витька за то, что Витек его победил в грузинской народной борьбе, которая отличается от вольной борьбы тем, что в начальной стойке борцы берут друг друга за шеи и пояса. Берия был длинным (около двух метров), узкоплечим, со слабо выраженной мускулатурой, но, как говорится, «жилистый», крепкий орешек, в борьбе никто его не мог победить. Даже старшина – сибирский медведь был бессилен против Берия. Был Берия также чемпионом батареи по поднятию катушки с проводами. Так как Витек удивлял всех своей физической подготовкой, то, естественно, что Берия вызвал его соревнование по борьбе. Витек принял вызов с условием, что пять первых схваток будут тренировочными – Витек будет постигать премудрости этого спортивного поединка. Витек немного занимался классической борьбой, но грузинской народной, как и вольной борьбой он не занимался, а эти виды борьбы имеют свою специфику, с которой необходимо было познакомиться поближе. Пару первых схваток Витек проиграл, но уже третью он выиграл – Берия сказал, что это произошло случайно, затем опять одну схватку он проиграл, но три последующие Витек выиграл с большим преимуществом – ему в каждой схватке достаточно было примерно по полминуты. Берия от злости стал весь красным и лютым, словно раненый тигр. Он сказал, что завтра, в воскресенье, он продолжит соревнование с Витьком до пятикратной победы. Кроме того, он вызвал Витька на соревнование по поднятию катушки с проводом. Так как борьба происходила в присутствие всего сержантского состава и старшины, то они решили провести завтра спортивные игры, в которые включить и эти соревнования. Всем солдатам и сержантам идея понравилась, начало проведения назначили на десять часов утра, старшина составил списки участников. Соревнования решено было провести по следующим упражнениям: отжимание от пола, подтягивание на перекладине, вис в положении «угол» на время, подъем с «углом» по канату, выжимание катушки и борьба грузинская. Чтобы правила были именно грузинские настоял Берия, но особенно никто и не возражал, так как другого вида борьбы никто, кроме Витька, не знал, а Витек решил не огорчать Берия.
На следующий день, как и было решено, в десять часов начались соревнования – главным судьей был старшина со свистком, а судьей был Толя, который не принимал участия в соревнованиях вместе с небольшой группой солдат и сержантов. Начали с отжиманий. Отжимались по десять человек, Витек выступил в последней «десятке» (правда, в действительности это была семерка), так как он мог отжиматься очень много, настолько много, что он ни разу не попробовал «дожаться до предела». Поэтому он решил отжаться на пять-десять раз больше, чем это сделает тот, кто отожмется наибольшее количество раз. «Наибольшим» оказалось не так уж и много, всего 25 раз, так что Витек легко отжался пятьдесят раз, «удвоив» рекорд. Аналогичная ситуация сложилась в подтягивании, в висе на время, в подъеме по канату. Затем перешли к выжиманию катушки. Показатели в этом упражнении оказались невысокие – максимальное количество 20 раз, но это еще не выступал Берия. Когда Берия и Витек остались вдвоем, Берия потребовал, чтобы Витек подымал катушку первым, на что Витек возразил, что он не хотел бы подымать катушку лишнее количество раз, так как эта процедура может занять много времени, но Берия настаивал. Витек предложил компромиссный вариант – поднимать по две катушки вместо одной, на что Берия согласился, подумав долго и обстоятельно. Витек поднял катушки 22 раза, и отдал их Берии, сказав, что если он подымит катушки большее количество раз, то Витек повторит поднятие и поднимет их на три раза больше, чем Берия, но Берия смог поднять катушки только 21 раз. После этого началась главная часть соревнований – борьба, но уже все признали Витька абсолютным рекордсменом и победителем осенних спортивных игр. Борьба проводилась по олимпийской системе – проигравший «вылетает», так как участников было 15, то до финала необходимо было провести три соревнования, а одному из участников достаточно было пройти два круга, и этим участником был Берия. Витьку достались слабые соперники – он с ними расправился достаточно быстро, Берия тоже уложил на лопатки своих соперников быстро. Также быстро закончилась схватка между Витьком и Берия, хотя Витек хотел ее немного продлить, но Берия сам неаккуратно применил прием против Витька, перекатываясь через спину, где Витек его и остановил, притиснув к ковру. После этого все, в том числе и Берия, бросились поздравлять Витька, а Витек сказал, что ему нужен помощник, чтобы отметить этот спортивный праздник. Помогать вызвались Толя и Рубен. Они пошли с Витьком в магазин, где купили по 10 килограмм печенья и конфет различного сорта, ящик ситро и два десятка французских булочек, а себе еще вдобавок хороший бутыльброд. И веселилась в тот день батарея, славя победителя Витька.
Витек постепенно начал привыкать к своему дурацкому положению, когда всяк сержант, несмотря на то, что тупой, как сибирский валенок, может ему чего-то там командовать, и он должен выполнять, но и к этому можно привыкнуть, все же за домом он скучал все еще очень сильно. И, видимо, для разнообразия жизнь подбрасывала ему всякие такие разнообразные сюрпризы. Однажды поздно вечером, когда уже было темно, к нему приперся его «друг» Петр, который почему-то решил, что Витек из ворюг, и притащил уворованный бушлат. Служил этот Петр в воинской части, располагавшейся в другом конце крепости. Чем они там занимались, Витек не знал, пути их не пересекались, где точно располагались, Витек тоже не знал. Как его нашел Петр, Витек не догадывался, но оказалось, что он ждал Витька у входа в казарму давно, и как только Витек вышел покурить, окликнул его. Подошедшему Витьку он показал ворованный бушлат и предложил спрятать его на время, затем он его толкнет. Витек отказался оказать Петру такую услугу и хотел уже послать его дальше, чем Петр видит, но, посмотрев на его, искаженное гримасой несчастья, лицо, посоветовал спрятать бушлат в водосточную трубу, расположенную около губы. Витек показал Петру, где находится эта труба, на том и распрощались. Не прошло и получаса после случившегося, к Витьку подошли старшина, помкомвзвода и командир отделения Копылов, и старшина спросил, где украденный бушлат. Витек не стал отпираться, а сразу же повел всех к трубе и показал заначку. Он полностью раскололся, так как не считал себя причастным к воровству, тем более, что Петру он сказал: «Будем считать, что это твой бушлат». Так как время клонилось к отбою, старшина предложил посадить Витька до утра на губу, а уж утро вечера мудренее, как помнит читатель. Когда все улеглись спать, к Витьку пришел старшина с самогоном, хлебом и свиной тушенкой. Они выпили, и Витек подробно рассказал старшине, как все было, сказал, что не знает фамилию солдата, который принес бушлат, знает только, что зовут его Петр, что служит он где-то в противоположной стороне крепости, что познакомился он с Петром, едучи в одном вагоне, а до того его не знал. И Витек, и старшина сочли этот случай несколько загадочным и пренеприятнейшим. Затем они начали детально изучать бушлат и нашли на нем фамилию владельца, это значительно облегчало дело, так как теперь можно было идти в соседскую в/ч с именными уликами. В честь такой находки Витек выпил штрафную рюмку, отчего изрядно захмелел, что заметил старшина, который решил удалиться, чтобы Витек выспался до прихода ваньки взводного.
Утром, вопреки ожиданиям Витька, никто к нему не пришел, только принесли завтрак, который Витек не стал есть, так как у него была еще тушенка и хлеб, поэтому завтрак съел Толя, его принесший. Только ближе к обеду Витька позвали к комбату, где уже находились командир соседей и Петр. Комбат спросил, как все было, и Витек все рассказал, как на духу. Петр подтвердил рассказ Витька – понял, что отпираться бессмысленно. Командир соседней части забрал Петра с собой, а комбат Витька счел Витька все-таки виноватым – нужно было доложить своему начальнику – и посадил его на губу (склад-гауптвахту) на пять суток. Но на этом конфликт не закончился. Как-то поздно вечером Витек шел с магазина в казарму – под бушлатом он нес французскую булку и колбасу (закусь, вадяра еще оставалась с предыдущего раза) – вдруг в арке, где было еще темнее, чем на улице, несколько человек набросились на него, пытаясь его поколотить. Витек заметил только, как метнулась какая-то тень, и он прикрыл голову рукой, что-то тяжелое ударило его по руке, он отскочил в сторону, и ему удалось выхватить из руки нападающего дюймовую металлическую трубу. Он начал наносить удары вправо и влево по всем троим нападавшим, защищаясь другой рукой. Булочки и колбаса выпали – на шум подбежали ребята с курилки, и нападавшие быстро скрылись. В темноте Витек не видел, какими последствиями были отмечены нападавшие – у него же сильно болели рука и голова, которым не удалось избежать столкновения с трубой. Витьку казалось, что и нападавшие ушли не без следов от его кулаков. Освещая пространство в арке спичками, Витек нашел булочку и колбасу, поблагодарил ребят за помощь и пошел в казарму. Когда Витек, старшина и Рубен собрались на губе – старшина притащил еще буханку хлеба и банку тушенки – Витек рассмотрел в зеркале на башке большую шишку и немного запекшейся крови, рука тоже вздулась и болела. Рубен утешил – до свадьбы заживет, а попытка вычислить, чья это работа, ни к чему не привела, все трое разводили только руками. Правда на следующий день появилась гипотеза в связи с тем, что у сержанта Копылова под глазом синел фендель, но она была настолько смелая, что никто в нее не мог поверить. Так это нападение и оставалось тайной до следующего нападения, когда Витьку попытались устроить темную, но это было намного позже. Витек продолжал успешно одолевать курс молодого бойца, почти каждый день писал и получал письма, иногда очень длинные – на трех-четырех листах, незаметно приближался Новый год. Мама пообещала Витьку прислать новогоднюю посылку, и он ждал ее со дня на день – мама написала, что купила большую бутылку французского коньяка, пару лимонов, печенье, вафли, конфеты и папиросы. Берия еще несколько раз вызывал Витька на соревнования, но каждый раз проигрывал и очень злился, но на Витька «зла не держал», а Витек рекомендовал ему больше тренироваться. Старшина к Новому году поставил в казарме елку, все сбросились на игрушки, устанавливали и украшали ее весело всем коллективом. Новогодняя ночь выдалась морозной, небо было чистое, без единой хмарки, небо сверкало звездной иллюминацией, месяц мило улыбался двадцатиградусному морозу, а в казарме было тепло и уютно, особенно этот уют ощущался после перекуров в курилке на улице – в открываемую дверь казармы валил теплый пар горячих человеческих тел и душ. Веселились, пели под гитару, плясали под гармошку, на которой очень даже неплохо лабал Копылов, превзошедший в этом Витька, который на гармошке не играл вовсе. Наконец-то Копылов нашел, в чем он превосходил Витька, но Витек (вот ведь подлая душа) вдруг заплясал, выделывая невиданные па, развороты, перевороты, приседая и вертясь, словно веретено, или Ванька на веревочках. Он проявил такие способности, что раньше и сам не подозревал об их существовании в его организме, и опять оказался в центре внимания, «перещеголяв» Копылова. Так плясали, пели, а некоторые еще и пили втихаря (Витек получил от мамы посылку, содержание которой проверил старшина, но ничего запретного не обнаружил), почти до самого утра, что вообще-то не было дозволено, но …
Витек спал до 10 часов, затем час готовился к увольнению в город, которое он получил впервые и договорился о встрече с Марией около уже известного магазина, находящегося недалеко от входа в крепость. Кстати, из салаг только один Витек получил увольнение за отличное выполнение стрельбы из карабина – 29 из 30.Ровно в одиннадцать старшина построил «увольненцев», проверил блеск пуговиц и сапог, чистоту бритья и воротничков, раздал увольнительные и, пожелав хорошего отдыха, отправил всех гулять, и уже через пятнадцать минут Витек обнимал и поздравлял с Новым годом Марию. Он подарил Марии набор духов «Красный мак» и открытку с поздравлением и пожеланием, а Мария подарила Витьку набор для бритья и тоже открытку с красивым зимним пейзажем. Затем они отправились в город, где набрели на кинотеатр, в котором вот-вот должен был начаться киносеанс. Так как бродить по городу в течение четырех часов не представляло большого наслаждения, а заходить в рестораны и кафе солдатам и сержантам срочной службы просто запрещалось, то единственным место для проведения времени были театры, кинотеатры, или «чаепитие» у знакомых и друзей. У Марии сегодня днем еще продолжали праздновать, поэтому и был избран кинотеатр, и было не важно, какой фильм там идет. Людей сегодня было немного, Витек взял билеты на последний ряд, и вместе с третьим звонком Витек с Марией успели усесться на свои места. В зале было тепло, Витек и Мария сняли верхние одежды – шинель и шубку, соответственно, положили их на свободные места рядом с собой, чтобы туда никто не сел, обнялись и приготовились «смотреть кинофильм». Рука Витька без всякого согласования с разумом нырнула под платье Марии, пытаясь сквозь не очень мощный заслон из трусиков-разлетаек добраться до алой розы, вторая рука обвила шею Марины и развернула ее голову так, что ее губам некуда было деться, кроме как слиться с губами Витька в долгом пронзающем поцелуе. Мария тем временем расстегнула пуговички на платье и переместила руку Витька вверх к груди, незащищенной бюстгальтером. Витек время от времени изменял дислокацию рук, не прекращая процедуру взаимопроникновения языков в полости ртов. Такое пальпирование возбудило некоторые части тела Витька до запредельных значений, гульфик уже не выдерживал напряжений, и в этот момент Витек почувствовал, как рука Марии расстегивает его ширинку, когда же она добралась до содержимого гульфика, Витек чуть было не потерял сознание от удовольствия, полученного от прикосновения руки Марии к его самому чувственному органу. Мария села на самый край кресла, так, что палец Витька смог проникнуть внутрь ее заполненного жизненными соками кладезя, в котором он совершал движения, доставлявшие удовольствие Марии, прекратившей целоваться, запрокинувшей голову назад, начавшую постанывать и не прекращающую теребить член Витька своей рукой. Затем Мария заохала, сжала ноги, вытиснив руку Витька из-под платья и прекратив манипуляции с членом. Она вся словно осела – оргазм обессилел ее. Так она посидела минуту, или немного больше, затем возобновила общение с членом, напряжение в котором не уменьшилось. Попытки Витька возобновить близость его пальцев с кладезем Мария отвергла, как и поцелуи, она сосредоточилась на члене Витька, освободила его полностью от одежд, затем опустилась на пол, поместила член на грудь, затем между грудями, затем поводила им по лицу, поласкала его губами, наконец, взяла в рот и совершала такие манипуляции, что Витек взвыл бы от удовольствия, не будь это в кинотеатре. Эти манипуляции привели к скорой эякуляции, результаты которой Мария поглотила, при этом было видно, что и она сама пребывает в состоянии оргазма. После этого Витек и Мария привели себя в порядок, Мария поцеловала Витька и сказала спасибо за доставленное удовольствие, Витек тоже поблагодарил Марию, сказав, что такого удовольствия он не испытывал еще никогда. Вскоре киносеанс закончился, что показывали ни Витек, ни Мария не знали, да им это и не интересно было, у них было гораздо более интересное дело. Они вышли на свежий морозный воздух, посмотрели на часы – в запасе было еще полчаса, решили просто пройтись по главной улице, где Витек еще не бывал. Улица оказалась достаточно симпатичной, застроенной в основном трехэтажными домами, на улице было шумно и весело – люди гуляли после бессонной праздничной ночи. Один раз Витька проверил патруль и сделал замечание за то что Витек держал даму под руку, когда отдавал честь. Пора было идти в расположение части. Витек сказал Марии, что о следующем свидании они договорятся в ее магазине, куда уже завтра Витек придет. Распрощались крепким длинным поцелуем у ворот крепости, и Витек без опозданий прибыл в казарму. Он, как положено, доложил о своем прибытии старшине, и они договорились после ужина встретиться на губе – еще оставалось немного коньяка и закуски. Собрались, как обычно, Витек, старшина, Володя (помкомвзвода) и Рубен. Выпили, попели, немного посплетничали – Витек чуть было не рассказал о своих похождениях, но вовремя сдержался, не захотел ставить под удар Марию, так как все «с легкой руки» Рубена знали, что Витек с ней встречается. Поэтому он исключил из рассказа сцену близости, об остальном же подробно поведал друзьям. Рубен его подначнул, что он ее до сей поры не соблазнил, но Витек эту тему проигнорировал, а заговорил о том, как хорошо быть свободным, как хорошо на гражданке. Старшина тоже взгрустнул немного по поводу того, что ему еще трубить три года – вместе с сегодняшними салагами он поедет домой. Рубен же и Володя порадовались, вспомнив, что им до дембеля осталось несколько месяцев. Затем под гитару попели песни и отправились бай-бай. Следующий день был трудным, предстояли занятия на полосе препятствий под руководством Копылова.
С полосы препятствий и начался следующий день. Копылов наслаждался возможностью попригибать салаг – старики его давно уже послали, куда ему и следовало пойти навсегда. Особенно он старался напрячь Витька, но Витек легко брал все препятствия и заканчивал дистанцию с отличным временем. Похоже было, что сам Копылов больше уставал от пробежки рядом с полосой препятствий, чем Витек на полосе. Так что Копылов от занятий с Витьком получил удовольствий немного, чем был очень разочарован. При следующем прохождении полосы препятствий Копылов нашел к чему придраться, сказав Витьку, что он неправильно ползет по-пластунски, и Витек попросил его показать, как правильно ползти. Копылов настолько увлекся возможностью покомандовать Витьком, что не почувствовал подвоха со стороны Витька, и пополз под переплетенной проволокой, а Витек стоял над ним, приговаривая: «Вот теперь понятно! А как совсем без ног? А как одной рукой? А как перевернуться на спину? А как ползти на спине?» Витек столько задал «как», что Копылову не хватило полосы, и он уж было собрался начать ползти сначала, но старики загоготали так, что он понял подначку Витька, засмущался, рассерчал и приказал Витьку стать в строй. Занятия продолжались два часа, многие испачкались, так как земля немного оттаяла, но Витек был чист и свеж, как огурчик, что опять же рассердило Копылова – никак не мог он «достать» Витька. Толю Копылов оставил в покое – Толя брал полосу препятствий, как мог, большей частью он бежал рядом с полосой, как и Копылов, но Копылов молчал. Витек решил, что замполит запретил ему издеваться над Толей. Но несмотря на то, что Толя не ползал и не очень потел на этих занятиях, он на следующий день слег в госпиталь с высокой температурой. На этот раз в госпитале ему сделали рентген, обнаружили туберкулез легких и с этим диагнозом и желтым билетом отправили домой, где Витек встретился с ним через три года.
Витек теперь часто встречался с Марией, они при всяком удобном случае занимались любовью, как в кинотеатре, и хотя Витьку нравился такой любовный дует, он все же с нетерпением ждал встречи их детородных органов, но такая встреча состоялась нескоро. Как ни долго и тягостно ползут тяжкие дни неволи, однако рано или поздно жизнь достигает знаменных вех – так дотянулась она и до дня принятия Присяги, после которого салаги становятся полноценными солдатами Советской Армии. Церемония принятия Присяги была обставлена торжественно и пышно: салаги всей дивизии были выстроены на дивизионном плацу, на трибуне собралось все высокое начальство от начальника дивизии генерал-майора Свиридова и командиров полков до командиров рот и батарей, включая политработников и заместителя дивизии по строевой подготовке полковника Автондилова, дивизионный оркестр играл бравурные марши, а в заключение исполнил Гимн Советского Союза, текст Присяги читал какой-то салага зычным громовым басом, усиливаемым динамиками. После принятия Присяги теперь уже солдаты Советской Армии выслушали поздравление комдива и промаршировали вокруг плаца. Затем новоиспеченные солдаты батареи АИР (артиллерийско-инструментальной разведки), к которым относился и Витек, пошли строем (скорее, небольшой кучкой) в крепость, где им дозволено было отдыхать – этот день был объявлен выходным, и Витек, естественно, воспользовался этим выходным, чтобы проведать Марию, с которой он давно не виделся. Мария оказалась на работе – она очень обрадовалась Витьку, и в обеденный перерыв Витек и Мария нашли возможность уединиться, после чего воодушевленный Витек, отоварившийся бутыльбродом, вернулся в казарму, куда после обеда в столовой уже возвращались служаки. Витек намекнул Рубену на бутыльброд, Рубен сказал, что он тоже имеет кое-что, и пошел договариваться со старшиной и Володей. Хотя обед был праздничный, места в желудках участников торжественного бутыльброда оказались не полностью заполненные, поэтому было решено торжества отметить, как продолжение обеда, и дружная четверка отправилась на губу – офицеров в казарме не было, они все с плаца отправились по домам, или куда-то еще. Сегодня бутыльброд Витька оказался не столь обильным, как это бывало раньше, потому что у Витька кончались бабки согласно аналогичного закону Ломоносова известного закона Папки, гласящего: как бы ни велико было что-то, если это что-то убывает и не пополняется, то оно рано или поздно кончается. Такая судьба постигла и бабки Витька. Тощость бутыльброда Витька компенсировали все другие участники празднеств, поэтому стол оказался нехилым – хватало и выпивки и закуски, еще и на завтра осталось.
И опять тусклые серые будни поползли сквозь жизнь Витька, жизнь требующую новых знаний, сильных ощущений, всяких приключений, неизведанных соблазнов, духовно-энергетических свершений. Трудно было и телу и душе Витька продираться сквозь эти будни, но ничего другого не мог он поделать – полз, продирался, кувыркался, поругивал потихоньку судьбу злодейку. Витьку было скучновато еще оттого, что он практически не участвовал ни в каких занятиях, кроме политинформаций, политзанятий и полевых учений, остальное время он проводил со стариками в котельной, или в наряде по кухне – чистил картошку, обычно сам в наряд просился. Временами он жалел, что не пошел на курсы водителей, или в школу сержантов, куда набирали после принятия Присяги. Или еще лучше – в школу поваров, куда пошел учиться друг Витька «земляк из Богодухова». Серые будни иногда окрашивались радостными цветами, когда Витек встречался с Марией, писал и получал письма от родных и друзей, или пристреливал оружие (карабины и пистолеты ТТ) личного состава батареи. Последнее нравилось Витьку особенно сильно – Витек представлял себе мишень в виде немецкой головы, а десятку – кривым носом с острым кончиком, в который следовало попасть. Других видов оружия на вооружении батареи не было – старые автоматы уже сдали, а новые еще не получили. Нравилось Витьку еще и то, как после установления прицела он выбивал по 50 из 50, или 98 из 100.
Весна нагрянула внезапно – солнышко не только светило, но и греть начало, служивый народ теперь выползал в курилку в одних гимнастерках, а свежий теплый ветерок ласкал их лица и бежал за ворот, щекоча грудь и спину, настраивая на минорный лад. Весна в этом году была ранняя, к восьмому марта уже весь снег растаял, но грязи не было, так как дождило не часто и не густо.
Летом воинские части обычно выезжают в летние лагеря, где размещаются в десятиместных палатках. В таком палаточном городке располагалась и батарея АИР, в которой служил Витек. Обычно передислокация происходила в середине или конце апреля месяца в зависимости от погодных условий. В связи с ранней весной в этом году переезд на летние квартиры намечался на середину апреля месяца, поэтому уже в двадцатых числах марта в летние лагеря был «высажен десант» для подготовки лагеря к нормальной эксплуатации. Десант состоял из стариков и Витька, а командиром десанта был старшина. Этот десант должен был подремонтировать фундаменты палаток, подсобные помещения (штабное помещение, классные комнаты, оружейку, натянуть палатки, отремонтировать дорожки, побелить оградки, освежить фасады зданий и т.п. Занятия не то, чтобы очень уж веселое, тем не менее более привлекательное, чем всевозможные подготовки, включая политические и «психологические». Витек, узнав, что его командируют на ремонтные работы в летний лагерь, побежал к Марии, передать ей эту для них неприятную весть, и договорился с ней встретиться завтра после обеда, чтобы побыть подольше вместе перед долгой разлукой. Мария договорилась с заведующей магазина об отгуле на завтра после обеда, и Витек убежал в казарму, так как его могли искать в связи с подготовкой к отъезду. На следующий день, как и было договорено, Витек притопал к Марии после обеда (он уже научился есть солдатскую овсяную кашу), Мария уже закончила работу и была готова уйти. Не сговариваясь Витек и Мария «садами и огородами» направились к Марии домой – сегодня днем у нее дома никого не должно было быть. Им удалось проскользнуть мимо дежурившего у тайного прохода в стене крепости патруля и через пару кварталов войти в дом Марии. Особняк был небольшой, одноэтажный, на 8 комнат, две из которых спальни, и еще кабинет папы, библиотека, комната Марии, большой зал и т.д. Мария пригласила Витька на кухню, где приготовила легкую закуску, вынула из буфета бутылку коньяка, усадила Витька за стол и провозгласила тост «за хорошего человека – Витька». Второй тост предложил Витек: «За красивую и добрую, веселую и нежную, умную и любимую Марию», третий тост «за любовь» произнесли хором. Затем пошли в спальню Марии, включили проигрыватель с долгоиграющей пластинкой Клавдии Шульженко и «облачились в костюмы Адама и Евы». Естественно, в таких костюмах можно только заниматься любовью, чему они и отдались со всей энергий, присущей молодым и здоровым ребятам с горячими сердцами. Витек предчувствовал, что это первое любовное свидание в скором времени не повторится, а возможно, не повториться никогда, поэтому он старался отдать Марии как можно больше – отдать за прошлое, настоящее и будущее. Видимо, что-то подобное испытывала Мария, потому что отдавалась вся, всей душой и телом. Так они отдавались до позднего вечера, до полного изнеможения, пока Мария вспомнила, что скоро должны придти родители, да и Витьку было пора в казарму. Мария провела Витька до пролома в стене, где они сладко поцеловались и попрощались до следующего лета.
И уже на следующий день Витек отправился в командировку на работу в летнем лагере. Старшина на всех командированных солдат взял сухой паек, солдаты (старика) взяли напитки (крепкие) и после обеда десант с кроватями, стройматериалами, инструментом и красками высадился в летнем лагере. Батарея АИР занимала часть площади общего лагеря штаба дивизии и вспомогательных подразделений, который был несколько обособлен от общедивизионного лагеря, разбитого на полки, роты и дивизионы. К вспомогательным службам штаба дивизии, кроме батареи АИР, относился разведдивизион, хозяйственная рота, резервный механизированный батальон, музыкальный взвод и запасной дивизион автомобилей – новенькие американские студабекеры, доджи, виллисы (на всю дивизию – дивизия была моторизованная гвардейская). Работа у стариков спорилась – Витек был на подхвате. Работали до обеда, обед был плотным с «аппетитными каплями», которые еще и хорошо убаюкивали. Но никто никогда не перепивался – все всегда было в рамках приличия. Только иногда старички при покраске фасадов зданий заводили медленное танго, типа «Утомленное солнце тихо с морем прощалось …», но когда приближался старшина темп музыки изменялся примерно как «Калинка-малинка, калинка моя …», и это очень веселило Витька, но бывало это, в основном, когда приходилось по каким-то причинам работать после обеденного сна. Однажды Витек пошел со стариками в самоволку в город, но до города было так далеко, что второй раз у Витька уже не возникло такого желания. Ремонт лагеря проходил по плану – сейчас все ждали отзыва десанта на зимние квартиры, так как должен состояться весенний смотр боевой готовности части.
И вот, наконец, примчался форд из хозвзвода, одним из водителей которого был Рубен. Этот форд должен был доставить десант в казарму не позже завтрашнего утра, но старики решили до утра не ждать, старшина тоже с ними согласился, поэтому все быстро собрались и поехали, захватив с собой сухой паек ужина. Когда машина приехала в крепость, все возвращались с ужина, но столовая еще была открыта, и прибывшие отправились туда со своим сухим пайком и еще кое-чем, чтобы его размочить. Выпили за удачный смотр, подзакусили хлебом и свиной тушенкой, которые запили горячим чаем. Затем все вернулись в казарму готовиться к завтрашнему смотру – чистить сапоги, пуговицы, подшивать свежие накрахмаленные воротнички, хранившиеся на этот случай. Витек тоже заменил свой пластмассовый воротничок на новый, сверкающий белизной матерчатый, пришил пару пуговиц, готовых оторваться и надраил пуговицы и сапоги до умопомрачительного блеска. На поверку пришли два толстопузых полковника и худой невысокого роста, верткий, как живчик, майор. Сначала они осмотрели личный состав, выстроенный в шеренгу по два – остались довольны внешним видом и выполнением команд «равняйсь», «смирно», «на плечо», кругом и т.п. Затем спросили, нет ли у кого жалоб на командиров – жалоб не было. После этого комбат командовал, а все маршировали строем, поворачивались, брали карабины «на плечо» и «на руку», проходили мимо поверяющих строевым шагом, что-то кричали. Полковники что-то оживлено обсуждали, майор явно скучал. Судя по реакции полковников, строевая подготовка их удовлетворила. Далее они поинтересовались физической подготовкой. И здесь Витек показал некоторые свои возможности – на брусьях выполнил выход в стойку прогнувшись, сальто над брусьями и соскок сальто, правда приземлился на «пятую точку», на перекладине сделал пару больших оборотов и соскок сальто в группировке, через козла прыгнул легко и далеко. Меленький майор во время выступления Витька оживился, что-то выспрашивал у комбата, а когда Витек закончил упражнения, подошел к нему с вопросом, не хочет ли он тренироваться в спортзале дома офицеров. Витек, естественно, очень даже хотел. Меленький майор Маркин был заместителем комдива по физкультуре и спорту. Он опять подошел к комбату, и Витек услышал, как он попросил комбата зайти к нему в штаб дивизии, чтобы оформить документы на посещение Витьком дома офицеров и его командирование на летние сборы спортсменов. Комбат немного скривился, но в штаб дивизии пообещал явиться в назначенный срок. Далее была проверка на полосе препятствий, затем (после обеда) – на стрельбище. Проверку по специальности (учения) назначили на завтра по тревоге, объявленной неожиданно для личного состава, хотя об этой неожиданности знали все, и все были готовы выполнить необходимые действия, а водители с утра пораньше пошли в автопарк и разогрели машины. Поэтому когда объявили тревогу, личный состав бал готов минут на десять раньше, чем давалось по норме. Учения проводились в заранее облюбованном месте и прошли на очень высоком уровне – звукометристы засекли более 99% орудий противника. После окончания поверки личному составу батареи была объявлена благодарность от имени командующего округом маршала Рокоссовского, Витьку отдельная благодарность от комдива. А через пару дней батарея выехала в летние лагеря, где Витек оставался до конца майских праздников.
И вот, когда приближались майские праздники, «кошелек» Витька был пуст настолько, что ничто пустее быть не может (разве что межзвездный вакуум). И Витек был вынужден намекнуть маме о своем бедственном положении, и мама ответила письмом, что на празднование Дня солидарности и дня Победы она вышлет немного денег и пришлет посылочку. Такой ответ обрадовал Витька – это был самый лучший выход из непривычного для Витька пустокарманного положения, в котором он очутился вследствие щедрого расточительства своих огромных богатств, посланных ему Богом в ответ на его интуитивные усилия. И за пару дней до Первого мая Витек получил денежный перевод и посылку, которую старшина не стал проверять, так как знал, что в ней есть. А было в ней все, что нужно на праздники, в количествах вполне достаточных на четверых мужиков. Так что праздники Витек провел весело, торжественно и мило, одним словом, хорошо. На праздники все начальство слиняло – кто по домам, кто по дамам сердца, кто по мальчишникам в кабаках. Так что Витек и «его команда» могли веселиться от души – петь, плясать, смеяться, кувыркаться, «сходить с ума» с утра и до утра. Такое «гражданское поведение» было разрешено всем воякам в эти дни. Не было ни нарядов, ни губы, ни стояния по стойке «смирно» в течение нескольких часов, ни торжественных «похорон окурков». А через некоторое время после веселых празднеств Витька вызвали на летние дивизионные сборы спортсменов, располагавшиеся на территории стадиона.
Здесь, на сборах, было другое расписание, были другие порядки, хотя командовал здесь тоже старшина, тоже макаронник. Рано утром он командовал подъем, но подымались только Витек и еще несколько человек, кто сам хотел делать зарядку, остальные валялись, пока бока им позволяли. Ели в офицерской столовой по специальным талонам вкусную качественную и высококалорийную пищу. В столовую каждый ходил, когда он того хотел, но те, кто опаздывал, ели, что было на тот момент в кухонных кастрюлях. Собрались здесь около двадцати спортсменов, среди которых были легкоатлеты, борцы, боксеры и гимнасты. Кроме Витька, было еще три гимнаста: бывший сын полка, сейчас сержант сверхсрочной службы Шадрин Владимир, лабух из дивизионного оркестра, и два белоруса, которые ждали разрешения на досрочную демобилизацию в связи с тем, что они сдали экзамены в Минский институт физкультуры. Эти два гимнаста очень длинные (за метр девяносто) для этого вида спорта, тренировались на первый разряд, хотя и не очень тянули на второй, на тренировки ходили редко, все больше дрыхли, трепались и мечтали. Шадрин, как и Витек, был кандидатом в мастера спорта и тренировался с Витьком на мастера спорта. Они с Витьком не пропускали занятия, которые проводились три раза в неделю в спортзале Дома офицеров, бегали на зарядку, кроме спортзала, каждый день тренировались на стадионе, помогая друг другу советом и страховкой. Витек еще тренировался немного боксу и по некоторым видам легкой атлетики – метание копья и диска, прыжки в длину и высоту, толкание ядра, бег на стометровку, и он показывал неплохие результаты, в некоторых видах превышал нормы мастеров. Сборы часто посещал майор Маркин, интересовался результатами, прогрессом, беседовал на разные темы, травил анекдоты и истории из собственной военной жизни. Позже, как-то совсем случайно, Витек узнал, что этот треп обо всем, должен был называться политинформациями, во всяком случае, так было записано в журнале, который вел старшина. Судя по отношению к спортсменам и по тому, что Маркин сам был гимнастом и акробатом, он к спортсменам этой категории относился особенно тепло и нежно, с большой любовью – часто отвозил их на своем трофейном Опель-кадете в Дом Офицеров, к себе домой, где его жена угощала их чем-нибудь вкусным, как, например, чаем с вареньем из райских яблок и горячими пирожками с повидлом, или сыром, или маком.
Хотя и в своей части Витек не перетруждался, такая служба нравилась ему больше, его письма к друзьям и маме стали оптимистичными, выдержанными в легкой мажорной тональности,. Тем не менее, Витек скучал по дому, по родному городу, по друзьям, по маме, потому что, как говориться, хотя и в большой, и в золотой, и за сытным столом, но все-таки в клетке. Уж не знаю почему, но майор Маркин Витька любил, как сына родного. Возможно, Витек чем-то ему его напоминал, а, может быть, он догадался, что Витек одной с ним национальности, или какие-то другие были на то причины, это остается загадкой, но факт был налицо, и Витек не без удовольствия ощущал этот факт на себе и отвечал ему взаимностью – он не только любил и уважал Маркина, но обожал и обожествлял его. Витек любил слушать его рассказы о войне, хотя иногда в них майор выступал столь смелым и храбрым, а сюжеты были настолько фантастичными, что рассказы смахивали на интересные сказки, но Витек никогда даже в мыслях не мог усомниться в их правдивости. Иногда майор Маркин ударялся в воспоминания своей молодости, которая, как оказалось, прошла в Бресте. Особенно Витек любил слушать коллективные воспоминания майора Маркина и подполковника Миронова. Когда они забывали о слушателях и вспоминали: «А помнишь там-то …», «А помнишь тогда-то …», «А помнишь с такой-то …», «А помнишь тех-то …», «А помнишь …, А помнишь …, А помнишь …». Маркин и Миронов жили в одном дворе, ходили в одну школу, Миронов был на пару лет старше Маркина, но дружили они, как одногодки, хотя в школьные годы разница в два года обычно разводит мальчиков в разные компании, но Маркин был умницей и спортсменом, поэтому он догонял ребят и более старших, чем Миронов. Миронов после школы пошел в военное училище – тогда это было престижно, и Маркин тоже туда же поступил. Когда началась война, они оба были уже кадровыми офицерами, служили в Брестской крепости, и их воспоминания о ее защите казались Витьку сказкой, о которой он предпочитал думать, как о правде. Впрочем, гораздо позже, чем это слышал Витек от Маркина и Миронова, об эпизодах защиты Брестской крепости поведал писатель Боровик, после чего городу (и крепости) присвоили звание Героя.
Миронов и Маркин, занимали полковничьи должности – Маркину должны были присвоить подполковника уже ближайшими днями, которые растянулись на ближайшие два года, и связано это было с национальными недостатками Маркина. Миронов был заместителем комдива по артиллерии дивизии, ему были подчинены артиллерийский полк, состоящий из батареи гаубиц, батареи зенитных орудий и тяжелых пулеметов, батареи самоходных артиллерийских установок (САУ), три полковых минометных батареи, батарея АИР и т.п. – большое хозяйство, а если учесть еще и автохозяйство для перевозки орудий и боеприпасов, то окажется, что – очень даже большое хозяйство, но Миронов успешно справлялся со всем этим, потому что был командиром требовательным, справедливым, разумным, квалифицированным, так как совсем недавно закончил Харьковскую Артиллерийскую Академию. И Маркин, и Миронов были веселыми, жизнерадостными, никогда не унывающими, во всех жизненных и служебных негораздах они находили что-нибудь смешное, и, обсуждая их, смелись от души и до упаду, за что их Витек еще больше обожал. Маркин частенько оставался тренироваться в спортзале, куда он привозил Витька и Шадрина, и это для Витька было истинным наслаждением, так как Маркин умел показать новый элемент так, что он казался совершенно элементарным, и после того, как Маркин его демонстрировал, Витек без страха его повторял. Витек никак не мог освоить сальто вперед в группировке с места, и Маркин объяснил ему, что нужно прыгнуть вверх и сгруппироваться, но подносить нужно не ноги к туловищу, а наоборот – туловище к ногам. И тут же показал, как это делается на практике. Он так рассказал и показал, что Витьку представилось это столь просто и легко, буквально элементарно – он тут же просто и легко повторил этот элемент, и сам удивился, насколько это было, действительно, легко, а Маркин сказал, что он и сам не думал, что так легко, но был в этом уверен. Оказалось, что он тоже впервые сделал сальто вперед с места, а рассказывал и сделал его так, будто он всю жизнь только его и крутил. Во, был мужик!
Витек тренировался в голубых трико и босым – другого цвета трико в магазине не было, как и не было чешек вообще никаких, поэтому он попросил маму, выслать ему с оказией его белые трико, майку и чешки, когда-то купленные ему кем-то из знакомых в Москве. Чешки и настоящее гимнастическое трико, да еще и белого цвета в те времена были большим дефицитом, а у Маркина были именно такие. Вскоре мама специально выслала посылку с гимнастическим нарядом и кое-какими съестными и питьевыми припасами.
Жизнь била ключом, кормили на сборах очень калорийно и вкусно – появилась избыточная энергия, несмотря на изнурительные тренировки, поэтому Витек купил спортивный костюм, в котором не только тренировался, но и ходил с Шадриным в самоволку. Они ходили в Дом Офицеров на танцы, в другие клубы на танцы и вечера, в кинотеатры, в девичьи общежития. Особенно интересным оказалось общежитие прядильной фабрики, находящееся около крепости, где были вечные танцы, песни, вечеринки с выпивкой и любовными приключениями. Гостями этого общежития были солдаты в основном из крепости, но иногда его посещали и ребята из какого-то мужского общежития, и соперничество между этими ребятами и солдатами часто заканчивалось разбитыми носами. Комендант общежития, сравнительно молодая девушка (24-25 лет), выступавшая в роли бандерши, любила устраивать всеобщие вечера с попойкой в столовой общежития. Чаще всего такое происходило в праздничные или выходные дни, когда группа солдат или гражданских ребят приходили в гости с выпивкой, естественно. Обычно в такие дни у кого-нибудь из девушек был день рождения. Попойка всегда заканчивалась танцами в зале. В общежитии существовало неписанное, но всегда исполнявшееся, очень интересное правило – если девушка соглашалась с кем-либо (с парнем, естественно) танцевать, то это означало, что она согласна и на все остальное. Обычно, те, кто знал местное неписанное правило, приглашали девушку танцевать, и, если она соглашалась, то после танца вели ее в ее комнату (в комнатах жили по 2-4 девушки), где и свершали любовные утехи, часто, несмотря на присутствие в комнате других лиц, которые тоже могли заниматься любовью – девушек это не смущало, а, скорее, воодушевляло, дополнительно возбуждало. И что было самое удивительное в жизни этих девушек из общежития – они по неизвестным причинам не беременели и не делали абортов. Возможно, комендантша, или молодая врачиха, работающая в медпункте общежития, обе принимавшие участие в плотских утехах, обучили всех, как предохраняться от беременности. Витек этого не знал, да и не очень этим интересовался, он просто наслаждался возможностью предаваться любви без противогаза и, не прерывая траханья (любимое слово первой любовницы Витька) на самом интересном месте. Однажды Витек с Шадриным хорошо повеселились в общежитии, устроив групповой секс, очень понравившийся их напарницам, явились спать поздно ночью и изрядно уставшие уснули здоровым крепким сном. Утром Витек сквозь сон услышал разговор, в котором прозвучало слово «жид», он не понял к кому оно относилось, и кто его произнес, так как говорившие вышли – по-видимому, пошли завтракать. Старшина увидел, что Витек проснулся и сказал, что в следующий раз, если он будет где-то задерживаться, то должен предупреждать его, чтобы не было ЧП, если случится проверка, Витек гукнул: «Угу» и попытался опять уснуть, но ему это не удалось, так как в голову полезли воспоминания о недавних событиях, связанных с жидовским вопросом, и другие не самые приятные воспоминания.
Дело было так. Через несколько дней после приятия присяги в батарею пришли три новоиспеченных солдата во взвод топографии и обработки звукометрических данных. Все они были из Одессы, все имели среднее образование, и, как позже узнал Витек, все были евреями, хотя только одного из них можно было отнести к этой нации по фамилии (Кац), произношению и внешности (горбатый нос, выпученные глаза, рыжий окрас). Эти ребята выделялись среди серой тупой деревенщины интеллигентностью, городским шиком, даже, я бы сказал, аристократизмом. Держались они обособленно и немного как-то испуганно, их тонкий юмор понимали далеко не все. Витьку они понравились сразу же, но многим деревенским дебилам они не могли понравиться, так как эта деревенщина, несмотря на свой дебилизм, чувствовала интеллектуальное и культурное превосходство одесситов, что их злило и бесило, отчего они буквально ненавидели этих одесситов. И однажды один из бендеровцев, а их в батарее было пятеро, служивших по второму году, высказал вслух эту ненависть – обращаясь к Кацу, он выкрикнул ему в лицо, что жаль немцы не перебили всех жидов, и жиды продолжают еще портить воздух Украины. Этот монолог Дубко – такая была фамилия у этого бендеровца – произнес в курилке в присутствии Витька, который встал и, не долго размусоливая, врезал бендеровца между глаз так, что он перелетел через скамейку и скатился вниз к реке, присутствовавшие при этом два других бендеровца (Бурко и Пыкало) тоже поднялись с мест и стали в «боевые стойки», а Витек, согласно известного принципа – бей первым – врезал каждому из них в пах, затем в челюсти, отправив их к своему другу полудурку. Растерявшиеся было одесситы, вооружились палками, которые кто-то (возможно, сами одесситы) заранее приготовил, и готовы были отразить нападение бендеровцев, если оно повторится. Действительно, через какое-то время бендеровцы поднялись в курилку, вооружившись палками, подобранными около реки. Ребята, находившиеся в курилке, отступили, чтобы не мешать драке, а одесситы выступили вперед, но Витек попросил их отодвинуться пока на задний план, сам же выступил вперед и врезал Дубко в дых, увернувшись от удара палкой, Дубко согнулся, Бурко замахнулся, но так как Витек совершил нырок, Бурко врезал палкой по башке Дубко, который опять улетел к реке, а за ним последовал и Бурко после нокаутирующего удара Витька. Пыкало не стал дожидаться удара, и сам кубарем скатился к реке. Витек поспешил за бендеровцами, спустились к реке и другие. Пыкало тряс своих друзей, пытаясь привести их в чувства, а когда ему это удалось, Витек всех троих предупредил, что происшедшее не должно стать известно начальству, а в случае попытки оскорбить друзей Витька, они получат белые билеты в связи с тяжелыми мозговыми травмами. Эта картина воспоминаний так ярко встала перед глазами Витька, что он, чуть было не соскочил с постели, чтобы защитить одесситов. Затем Витек успокоился, и новые воспоминания нахлынули на него. Он вспомнил, как здоровила (1,98 м) Полулях, кстати, тоже бендеровец, страдающий энурезом (недержанием мочи), помочился ночью ему на голову, и, если бы Витек не был укрыт одеялом с головой, то Полулях описал бы его. При почти двухметровом росте Полулях весил сто двадцать килограмм и получал официально двойную порцию еды. Витек не знал, сколько порций он выпивал воды, но мочился он, чуть ли не каждую ночь. Спал он на «первом этаже», около окна, и хотя он каждый день менял простыни и окно целыми днями было открыто, дурной запах из этого угла добирался до дежурного по батарее, стоящего на входе в казарму. Но однажды сержант Копылов, которого не покидало желание нагадить Витьку, переместил Полуляха в постель, располагающуюся над головой Витька. И произошло то, чего добивался сержант – одеяло Витька оказалось обильно полито содержимым мочевого пузыря Полуляха. Витек этого стерпеть не мог – он бросил Полуляху в лицо свое мокрое одеяло и потребовал, чтобы Полулях его выстирал, высушил и заменил у старшины на новое, на что Полулях ответил нецензурно и схлопотал в дых, затем в челюсть, отчего он осел на кровать Витька, куда потом и улегся. Все произошло настолько быстро, что никто не успел толком понять, что же случилось, и это спасло Витька от возможных неприятностей. Все же какой-то шумок прошел по казарме, и старшина моментально вырос около описанного Витька и мокрых простыней с вопросом: «Что случилось?» Витек доложил, как положено, упустив только эпизод столкновения, Полулях же об этом эпизоде тоже ничего не сказал, так как он вообще ничего не мог сказать – приходил в себя. Старшина вызвал сержанта Копылова и в присутствии солдат всей батареи (что вообще не положено делать) устроил ему разнос, какой Копылов и заслуживал. Затем приказал Копылову вынести все, включая и мокрый матрас, на улицу для сушки, а Полуляха и Витька взял с собой в каптерку, где выдал им новые комплекты белья, а Полуляху еще и клеенку, чтобы застелить постель. Кроме того, старшина на утреннем смотре объявил, что с сегодняшнего дня дежурный по казарме обязан два раза (раньше было один раз) за ночь будить рядового Полуляха, и, если с Полуляхом приключится беда, то стирать, сушить и гладить его постельное белье будет дежурный. Старшина вернул Полуляха на его прежнее место – около окна на «первом этаже», приказал всем запомнить это место, обязал санинструктора отвести Полуляха в медсанчасть. Он сделал то, что должен был сделать Ванька взводный, которому за бухаловкой было не до того. Эти немного грустные воспоминания полностью пробудили Витька, и он поднялся на зарядку, которую выполнил нехотя – голова болела и кружилась после вчерашнего, немного облегчили страдания водные процедуры в реке Муховец (приток Буга). После зарядки и обмывания Витек зашел за измятым, как после попойки, Шадриным, и они вместе отправились на завтрак. Как ни странно, несмотря на поздний час, завтрак оказался вполне полноценным и обильным, поэтому Витек и Шадрин наелись, напились и пошли отдыхать после «трудов праведных». Немножко повалявшись и подремав, Витек и Шадрин заставили себя сделать полноценную разминку и хорошо потренироваться, после чего пообедали и дали возможность Морфею усыпить их в послеобеденном ложе. Витек спал сладко, как малое дитя, созерцая иные миры в цветном изображении. И вдруг его слух, спящий, но недремлющий, начал различать в вокруг нависшей тишине еще слабо доносящиеся слова картежного жаргона, относящиеся к специфической игре, не требующей мощной интеллектуальной поддержки, именуемой в народе «очко». И только слух его уловил эти привычные любимые слова, как неведомая сила схватила Витька за ворот, нет, скорее, за незащищенную душу и потащила в центр играющих, обсиженных любопытствующими. Ставки в игре были небольшими, и Витек, несмотря на то, что он выигрывал, хотел уже бросить это занятие, но вот, в игру вступил старшина и повысил ставки в несколько раз – игра стала привлекательной, Витек почувствовал, что можно заработать, и еще повысил ставку на кону. Игра пошла веселей – Витек уже не успевал складывать лаве за пазуху своей майки (лопатник был уже переполненный), играющие сменялись по мере того, как проигрывали все. Старшина несколько раз менял карты, держал Витька за руки, чтобы он не мошенничал, но интуиция Витька работала, как швейцарские часы – примерно 85% выигрышей. Ребята уже сходили на ужин, уже многие не выдержали и уснули, а Витек все выигрывал и выигрывал, старшина продул уже все свои сбережения и предлагал играть на вещи, но Витек отказался, и закончилась игра под утро, когда желающих проиграть уже не осталось. Витек сложил выигранные бабки, всем проигравшимся раздал по червонцу на папиросы и лег спать. Спал он до обеда, проснувшись, пообедал и пошел в самоволку, чтобы положить деньги в сберкассу. Так Витек разбогател опять, опять было, за что покупать съедобные продукты и устраивать празднества по поводу и без.
В сложившейся почти гражданской обстановке время бежало быстро, и вот наступил последний день сборов, которому предшествовал день дивизионных соревнований, больше похожих на показательные выступления с элементами импровизации. Витек выиграл в четырех видах, Шадрин – в двух, оба получили Грамоты и благодарности от комдива. Витек уже собрался «домой» в свою часть, но пришел майор Маркин и спросил, не хочет ли Витек остаться еще на сборы спортсменов игровых видов спорта: футболистов, баскетболистов, волейболистов и городошников (в те времена городки были очень популярны). Витек, конечно же, хотел, и Маркин сказал, что Витек должен денек пожить один, но таланов на питание на этот день нет, так что Витек должен самостоятельно решить вопрос обеспечения своего организма необходимым количеством калорий, что для Витька не было проблемой – он уже успел познакомиться с несколькими симпатичными официантками. Маркин еще спросил, к какому виду спорта причислить Витька, и Витек попросился на два вида: футбол и волейбол, в которых он имел некоторый опыт.
Витек остался без постельного белья, поэтому переночевал он в спортивном костюме, а сегодня было воскресенье, и он решил проведать свою батарею – палаточный городок был недалеко. Он позавтракал и отправился к своим, а по пути зашел в магазин, купил закуску и вскоре уже был в знакомом лагере. Друзей стариков он, как и ожидал, нашел в курилке, они пообнимались, похлопали друг друга по спинам, но прежде, чем поделиться новостями, Витек предложил сбегать за горячительными напитками. Друзья сразу же скинулись на бутылку водки, а Витек добавил на две бутылки коньяка – решили, для начала хватит, а там видно будет. Кто-то шепнул, что у старшины есть еще две бутылки чистого медицинского спирта. Стариков сегодня было пятеро – трое пошли в магазин, а Витек с двумя оставшимися стариками пошел в каптерку к старшине. Старшина был на месте, он очень обрадовался приходу Витька, несмотря на разницу в возрасте, они очень подружились и прониклись взаимным уважением. Нет, не потому, что вместе выпивали, просто у них взгляды на жизнь совпадали, их жизненные философии были схожи, как близнецы, их мечты пересекались в недалеком будущем, они понимали друг друга без слов, просто «настоящая дружба мужская». И обрадовались они встрече от всей души, без всякой показухи. Витек с интересом слушал печальный рассказ старшины о том, что его (Витька) ванька взводный медленно, но уверенно тонет в болоте алкоголизма, что его жена и дети ужасно от этого страдают, что он уже несколько лет не получает очередного звания, что его уже предупредили, если он не завяжет, то вылетит из армии, а он ничего не умеет делать, кроме как воевать. Рассказал старшина, что Полуляха перевили служить в медсанбат санитаром, что он там служит и одновременно лечится. Печалился старшина и оттого, что братья и сестры его не могут из колхоза вырваться в город учиться, а шестидесятипятилетнюю мать заставляют трудиться на колхозных полях, несмотря на ее возраст и болезни. Пока старшина рассказывал Витьку о своих жизненных трудностях, появились ребята с припасами, и началась подготовка к торжественному застолью – торжества в честь того, что Витек заглянул на огонек. В каптерке старшины было все необходимое для аристократического обеда, плавно переходящего в уже не столь аристократический ужин. Ребята поздравили Витька с победой в соревнованиях – многие на них были, многим они понравились, всем понравилась белоснежная форма Витька, все его очень хвалили и сказали, что они гордятся таким сослуживцем. Старшина первый тост предложил за Витька, затем пили за дембель, за старшину, за каждого из стариков. Кто-то предложил тост, чтобы дома не журились, который был с энтузиазмом поддержан. Витек рассказал о майоре Маркине и кучу новых анекдотов «от Маркина». Компания хорошо повеселилась, попели, как обычно, песни, на ужин не пошли, кто-то из ребят вышел и предупредил одного из помкомвзводов, что ужин стариков можно съесть, так как они на ужин не пойдут. Развлекались до полночи, затем Витек пошел спать на свое место в палатку, где еще не спал бдительный сержант Копылов – он «поймал Витька во хмелю», т.е. на месте преступления и начал что-то требовать, но Витек послал его так далеко, как только мог видеть Копылов, разделся и уснул сном праведника. Рано утром, еще до команды «Подъем!», Витек встал, убрал постель, оделся и ушел на сборы. Позже старшина рассказывал, что было после команды «Подъем!». По этой команде Копылов вскочил, быстро оделся и, не посмотрев, есть ли на месте Витек, прибежал в штаб, где уже были офицеры, в том числе, и ванька взводный Витька, которому, обратившись по форме, доложил, что вчера в полночь пришел Витек пьяный в дубль, завалился в постель, не раздеваясь, и на замечание Копылова ответил бранью, что Витек и сейчас спит в палатке пьяный. Ванька взводный, по-видимому, сам еще пребывая под хмелем, вскочил и бросился в палатку, но там никого не было, опросив весь личный состав батареи, он выяснил, что никто Витька не видел, а, позвонив Маркину, выяснил, что сейчас Витек находится на сборах и будет там находиться еще сорок дней. После этого старлей поинтересовался, не пьян ли сам Копылов, не допился ли он до галлюцинаций и выяснил у старшины, был ли Копылов вчера трезвым, когда шел спать. Так, желая напакостить Витьку (за такие провинности можно было угодить под трибунал), Копылов опозорился сам по самые пятки, если измерять сверху, и по самую макушку, если измерять снизу, – был он очень неприятным типом этот мерзавец Копылов. Копылов, не выгребай другому яму, сам в яму выгребную попадешь.
Витек на сборы «прибыл первым», и, прибывший за ним, старшина сверхсрочной службы (баскетболист) выдал ему талоны на питание, новое постельное белье и две формы: волейболиста и футболиста, хотя плавки, трусы, майки и кеды у Витька были свои. Убрав свою постель и сложив форму в тумбочку, Витек со старшиной Кузовкиным отправился на завтрак. Кузовкин, по-видимому, на сборах был впервые – он стеснялся как-то офицеров, козырял и извинялся постоянно, не знал, куда спрятать свои длинные руки, и все время пригибался, боясь что-либо зацепить головой (рост 2, 05 м). Он явно не наелся одной порцией, но попросить добавки постеснялся, за него это сделал Витек, попросив официантку Галочку всегда приносить нашему гиганту порцию, достаточную, чтобы он наелся. Галочка пообещала это делать с удовольствием. В этот день никаких занятий не было, спортсмены прибывали с утра и до обеда, после обеда все дружно поспали, затем встали и под командой старшины также дружно все разминались в футбол до самого ужина, затем пришел Маркин немного потрепался, сказал, что все тренировки будут проходить на стадионе дивизии, а их расписание можно посмотреть у старшины, Витьку он принес новую увольнительную в город, чтобы посещать спортзал, немного позубоскалил по поводу роста старшины и других баскетболистов – сам он дотянул только до 1,6 метра – и уехал. Так закончился этот день, старшина предложил лечь спать пораньше, чтобы завтра сделать зарядку по прохладце, все согласились и дружно засопели, а некоторые даже захрапели, но друзья на ближних койках такое развлечение пресекли в корне, или, если точнее, то «в носу».
Вторая половина сборов была более насыщенной и более интересной – Витек днем тренировался по футболу и волейболу (оказалось, что он совсем не уступает многим профессионалам), и три раза в неделю по вечерам он ходил в спортзал на тренировки по гимнастике и акробатике. В футбол он тренировался, как форвард (нападающий) и как хавбек (полузащитник), а играл больше в качестве центрального нападающего, так как он единственный бил с обеих ног и неплохо владел дриблингом, к тому же он быстрее всех бегал стометровку. Тренер по футболу, Сергей Иванович, даже как-то попытался доказывать Маркину, что призвание Витька не гимнастика, а футбол, что будущее Витька в спорте – только футбол, но переубедить Маркина он не смог, очевидно, потому, что Маркин сам был гимнастом. В волейболе Витек играл разводящим (распасовывал мячи), хотя при случае мог и блок поставить, и ударить достаточно сильно, но тренер и ребята считали, что в роли разводящего он приносит больше всего пользы, так как его мягкий и точный пас всегда является неожиданным для соперника и удобным для своего нападающего. Вскоре Витек в этой роли стал незаменимым игроком, и Александр Петрович, тренер по волейболу, потребовал от Маркина, чтобы Витек участвовал в гарнизонных соревнованиях, которые должны начаться сразу после сборов. Кстати, того же требовал и Сергей Иванович – Витек был прямо весь нарасхват. Кроме интенсивных занятий спортом, Витек не забывал проведывать женское общежитие, где все девушки, включая врача и коменданта, его обожали – Витек полагал, что виной тому обильные выпивки и закуски, которыми он сопровождал свои визиты, но госпожа комендант опровергла его подозрения в меркантильности девушек, объяснив всеобщую к нему любовь его внешними данными, любвеобильностью, интеллигентностью, добротой, душевным теплом и красивым обхождением. Витьку нравились все девушки, он часто терялся от обилия выбора, тогда он вместе с девочками придумал игру, в которой Витек закрывал глаза, раскручивался вокруг собственной оси и указывал на какую-либо девушку – с этой девушкой он и шел танцевать. Но самой интересной была ситуация, когда указующий перст Витька попадал между двух девушек. Девушки решили, что в таком случае Витек должен пригласить обеих девушек по очереди, а так как такие ситуации случались довольно часто, Витек заподозрил, что искусство девушек в их создании играет не последнюю роль. Как бы там не было, и Витек, и девушки получали истинное удовольствие и наслаждение от таких совместных вечеринок. Витек пару раз посетил свою батарею, где со старшиной и стариками отмечал юбилейные даты. Копылов больше не пытался устроить Витьку какую-либо подлянку – навыгребался, видимо, или понял, что начальником Витька ему никогда не быть из-за умственной отсталости. Ванька взводный после месячного лечения перестал пить совсем, являлся на службу каждый день вовремя, однажды, Витек встретил его в городе с радостной, веселой, счастливой женой – дома, по-видимому, у него тоже было все в порядке. Сборы проходили интересно, весело и, к сожалению, очень быстро. Вскоре сборы закончились, но на время соревнований (примерно три недели) дислокация и усиленное питание спортсменов не изменились. Витек успевал участвовать и в футбольных матчах, и выступать за волейболистов. Соревнования проводились вечером на стадионе дивизии, в которой служил Витек, чтобы все желающие могли посмотреть и поболеть за свои команды – болельщиков из других дивизий привозили на машинах. Витек своих болельщиков из батареи порадовал красивой надежной игрой и в футболе, где он играл центрального форварда и ни разу не уходил с поля без забитого мяча, и в волейболе. Обе команды заняли в турнире Брестского гарнизона первые места, и в этом была немалая заслуга Витька, оба тренера включили Витька в сборные команды гарнизона. Витек получил грамоты, благодарности и денежные премии, которые вручил комдив (он же по совместительству и начальник гарнизона) генерал-майор Свиридов перед строем спортсменов. Так закончились сборы, соревнования и с ними лето. Витек только прибыл в часть, как старшина, возглавивший команду по подготовке помещений к переезду личного состава, приказал ему собираться и ехать готовить «зимние квартиры». По приезде в казарму Витек увидел, что готовить действительно есть что: на некоторых кроватях оборвались пружинные сетки, некоторые парты в классах, тумбочки и табуретки были поломаны, не работали два выключателя электричества, половина электролампочек перегорела, лавки в курилке поломались и т.п. Старшина обошел все свое хозяйство, записал, что можно еще отремонтировать, что нужно уже заменить, и сел на телефон выяснять, что где почем можно приобрести. Затем на старом, видавшем виды Студабекере поехал с четырьмя солдатами на склады, прихватив с собой чековую книжку. Витек и еще один старик остались на хозяйстве. Вскоре вернувшийся старшина, старики и Витек вместе с ними принялись ремонтировать, что требовало ремонта, и заменять вконец сломанное новым. В ремонте мебели и кроватей Витек участия не принимал, так как его руки совершенно не подчинялись его разуму, когда он брал в руки молоток, пилу или стамеску. Его руки действовали самостоятельно, причем правая рука старалась обхитрить левую, в результате чего молоток все время норовил угодить в руку, в ногу или по лбу кому-нибудь из зевак, с интересом наблюдавших за хитроумными траекториями молотка, часто по неизвестным причинам срывающегося с ручки. После такого наблюдения старшина освободил Витька от ремонтных работ, требующих общения со столярными инструментами, и направил его на ремонт выключателей, патронов и электропроводки, что у Витька получалось немного лучше, чем столярные и слесарные работы – его брат Владимир, как вы помните, окончил ремесленное училище по специальности электрика и немного обучил Витька своему ремеслу. Но так как ремонту электропроводки и электрооборудования предшествовала побелка помещений, то Витька назначили подсобным рабочим – старшим, куда пошлют, в бригаду штукатуров. Работая на подхвате, Витек измельчал мел, разводил его, варил столярный клей и иногда ему даже доверяли подуть компрессором по стенам жидким мелом, и хотя Витек очень старался, у него и это выходило не очень хорошо – на стенах образовывались подтеки, как мелкие ручейки. Правда к концу работы Витек немного овладел искусством разбрызгивания побелки по стенам – ручейков стало меньше и качество их улучшилось. Во время побелки Витек заметил, что для сохранения мебели в чистоте ребята используют старые газеты. Не просто старые, а, можно сказать, очень старые – довоенные и времен войны. Витек счел уничтожение столь ценного архива кощунством, он позвонил в политотдел дивизии и сообщил о том, что у них хранятся подшивки очень старых газет (с 1920 по 1947 гг.). В политотделе отреагировали моментально – уже через час приехал какой-то капитан и с помощью ребят погрузил все газеты на грузовик. А для сохранения мебели Витек попросил в магазине рулон оберточной бумаги. Через какое-то время старшине вынесли благодарность от имени командующего округом маршала Рокоссовского за сохранение ценного архива.
После побелки стен и потолков Витек занялся ремонтом электричества – здесь он был главным, в помощь ему дали двух солдат, перетаскивающих по казарме два стола, стоящих один на другом, и табуретку, венчающую пирамиду из столов. Витек делал все по правилам: выключил пакетник на щите и повесил на нем бумагу, на которой было написано «Не включай – работают люди!», затем вытер патроны от мела и пыли, привел их в порядок – убрал из некоторых бумагу, разрывающую контакт, отогнул контакты, чтобы лампочки хорошо контактировали с патронами, поменял перегоревшие лампочки, вытер включатели и отремонтировал один из них, после чего были проведены испытания системы. После включения загорелись все лампочки и вместе с ними в одном месте электропроводка, которая не выдержала высокой нагрузки. Загорание электропроводки привело к короткому замыканию, отчего сгорели пробки в щите. Витек был вынужден покинуть свою пирамиду, чтобы вставать «жучки» вместо пробок и выключить свет выключателем – он решил, что этого достаточно для безопасной работы, так как все участники ремонта находились в помещении, где проводился ремонт. Витек вместе с ребятами передвинул столы к месту короткого замыкания, влез на столы и табуретку и начал ремонт проводов – разрезал, зачистил концы. Начало смеркаться, в помещении стало темновато, и когда Витек взялся двумя руками за оголенный провод, который требовалось соединить, сработал Всемирный Закон Подлости (Закон Паркинсона по-ученому) – в помещение зашел старшина и со словами «Уже темно, нужно зажечь свет», щелкнул выключателем. Витька затрясло во стократ сильнее, чем при малярии, он так раскачал своей тряской табуретку, что она опрокинулась, и он полетел кубарем со столов на пол, и вслед за ним полетела табуретка. Витек ничего не видел, у него перед глазами метались искры, правое и левое полушария его тоже закоротило, он схватил табуретку и очень точно запустил ее в голову старшине, отчего старшина упал на пол без чувств. Пальцы Витька горели в огне. Он глянул на них – они были обгоревшими и кровоточили, потому что он содрал кожу, когда бросал табуретку. Ребята растерялись, метались между Витьком и старшиной, кто-то побежал за бинтами и нашатырем, кто-то бережно трепал старшину по щекам, приводя его в чувство, кто-то причитал, что за избиение старшины светит трибунал. Но старшина довольно быстро пришел в себя, встал и начал прикладывать пятаки к глазам, где уже обозначились фиолетовые отеки. Разум Витька тоже нормализовался – он подошел к старшине, извинился, объяснил, что табурет он бросил, будучи в состоянии аффекта, что он не хотел, чтобы так получилось, и чувствует себя виноватым, так как понимает, что и старшина не хотел сделать Витьку плохо. Старшина высказался в таком духе, что они оба не виноваты, что это просто дурное стечение обстоятельств, очередное проявление Закона Паркинсона, что об этом инциденте следует забыть так скоро, как только возможно. На том порешили, так и сделали, а старшина напомнил всем о существовании такого закона и о том, что этот закон нельзя забывать никогда. Ребята смазали пальцы Витька вазелином и забинтовали. Вечером же отметили благополучное окончание этого почти несчастного случая – все остались живы, электроосвещение работает нормально. Все дни, оставшиеся до приезда всего личного состава батареи, ребятам пришлось работать в полную силу, и только вечером им удавалось немного отдохнуть за рюмкой расслабляющего.
Вскоре напряженная рабочая тишина в казарме раскололась разноязычным гомоном – в батарее служили русские, евреи, бендеровцы, грузины, армяне, молдаване, многие из которых общались между собой на родном языке. Евреи же разговаривали на русском языке не только, даже не столько потому, что стеснялись родного языка, но и потому, что просто его не знали. Следующий день был посвящен бане, подготовке к следующему году службы, приведению в порядок себя и своих принадлежностей, старики же чистились, гладились, драили пуговицы и значки, готовили себя к демобилизации. А так как день этот был субботний, то на следующий день личный состав отдыхал и готовился.
В понедельник комбат прочел перед строем Приказ по дивизии, в котором сообщалось, что Витек, как член сборной команды гарнизона по гимнастике, должен три раза в неделю посещать спортивные тренировки в спортзале Дома Офицеров. Выполнение приказа возлагалось на комбата. В приложении к приказу были указаны дни и часы тренировок. По лицу и голосу было видно, что комбату приказ не очень понравился, но в армии не рассуждают, а выполняют. Ванька взводный прямо высказал свое неудовольствие, но недостаточно громко, чтобы, кроме Витька, его еще кто-нибудь услышал.
С этого дня Витек начал вечером ходить на тренировки – в дни, когда Витек ходил на тренировки, его не ставили в наряд, не назначали в караул, и это не нравилось некоторым солдатам и сержантам, но они были вынуждены скрывать свое неудовольствие – приказы не обсуждают, а выполняют. Это одно из основных положений устава, которое не нравилось Витьку до глубины его разума и организма. Ему было непонятно, как можно выполнять приказ, если он идиотский – предательский, например?! Он разумом и интуицией понимал и чувствовал, что к этому положению устава должны быть дополнения и пояснения, и он поделился своими сомнениями с политотделом дивизии письмом после того, как замполит батареи очень оригинально отреагировал на вопрос Витька по этой теме – солдат не должен умничать, а только выполнять. Вскоре для разъяснения этого вопроса из политотдела приехал подполковник с лекцией на примерно такую тему «Устав – основа армейской жизни», а всему офицерскому составу батареи устроили хорошую взбучку за то, что солдаты плохо понимают уставы. Фамилия Витька в этой скандальной истории, по-видимому, не вспоминалась, так как он не почувствовал изменения отношения к себе со стороны комсостава, его армейская служба протекала по уже отработанной системе – участие во всех занятиях, кроме строевой подготовки и физкультуры, участие в учениях на полигоне (иногда по несколько дней, тогда Витек пропускал тренировки, но это случалось крайне редко). В общем, жизнь текла, била ключом, жить стало интересней и веселей, но немного навивало грусть то обстоятельство, что старики демобилизовались – укатили по домам, но их жизнерадостные письма ободряли и подымали настроение.
ПРОДОЛЖЕНИЕ