Летный катер остановился, зависнув над деревьями. Не слишком высоко (метров десять) – Шоффер решил не рисковать. Что понятно – в этих местах всякое бывает. А Шоффер – человек опытный, не первый раз в зону Леса вылазку устраивает.– Что, Редрик, то место? – спросил он у меня. Я кивнул. Открыл дверь катера. Снаружи оказалось не так тепло, как в салоне; ветер теребил защитный костюм прохладой. Я почувствовал легкий озноб. – Ну раз это положенное местечко, то поехали! – услышал Саню. Он пытался говорить оптимистически; может, даже немного весело. Но тщетно – его голос дрожал. – Подожди, – сморщился я, внимательно глядя вниз. Осенняя листва под бортом слегка шелестела. Катер будто завис над пасмурными облаками, состоящими из разноцветных пылинок. Сквозь лысеющие кроны проглядывали, казалось, падающие свысока стволы, теряющиеся в лесной стельке. Все нормально, метнулось в голове. Пока проблем возникнуть не должно. Я выкинул из салона веревочную лестницу и молча спустился из катера. Ступив на землю, подумал: вот странно – как бы хорошо не знал зону Леса, а страшно. Кажется, что за каждым деревом таится угроза жизни. Поежившись, почувствовал озноб. Посмотрел наверх, на медленно спускающегося по веревочной лестнице Саню. Вспомнил: дрожь возникла давно, когда катер только-только пересек границу обычного мира и зоны Леса. Боюсь. – Хоп! – Саня, не желая слазить по нижним ступенькам, прыгнул с метровой высоты. Посмотрев на меня, улыбнулся, но как-то неестественно. Чувствовалось: тоже боится. Последним спустился Адоратор (Шоффер остался в катере). Когда вся команда оказалась в Лесу, я проводил взглядом поднимающуюся обратно в салон катера веревочную лестницу. – Это напоминает свет в конце туннеля. Только вот свет не приближается, а отдаляется. – Мрачно заметил Адоратор. – Лучик надежды на жизнь медленно гаснет. – Называется, мы снова в Лесу. Не хватает только транспаранта: «С возвращением, товарищи!», – неудачно (слишком явно желание скрыть страх) пошутил Саня. Я промолчал. ЗЛ есть ЗЛ – в зоне Леса всегда боишься. И всегда непонятно чего. Причем, это «непонятно что» уже много людей убило. Это хорошо, если не покалечило – Лес может сотворить из нас настоящий кошмар. Я огляделся. Вон те руины. Одна из миллионов надгробных плит, установленных Последней войной. Здание давным-давно разрушено в бою; ныне же обломки стен обросли мхом. Руины, освещаемые серым небом, совершенно естественно вписывались в осенний пейзаж. Они казались частью природы. Умершее здание напоминало: ныне лесов больше нет, осталась только зона Леса. Глухо жужжа, катер ринулся прочь, мгновенно набрав высоту и невероятно ускорившись. Доли секунд – и исчез из виду. Лишь устремленные вверх струйки дыма медленно расплывались по воздуху. – За мной, – нисколько не медля, скомандовал я. – И шаг в шаг. А то станете очередным подарочком Лесу. – Эй, товарищ гражданин! Мы с Адором, знаешь ли, не впервые вылазку устраиваем, – саркастически выплюнул Саня. – И уж наверняка догадываемся, в чем ЗэЛэ опасна. – Ничего вы про зоны Лесов не знаете, – хрипло ответил я, направившись к разрушенному зданию. – Вообще-то знаем, Редрик, – сказал Адоратор. – Вы думаете, будто хватит раз двадцать в Лес сходить – и все, профессионалами станете. Будете знать о ЗЛ каждую мелочь. Черта с два! В Лесу нет ловушек – Лес сам ловушка. Знаешь, почему никто не берется за составление карты ЗЛ? – Нет, – ответил Адоратор. – Лес живой, – я не отрывал внимания с руин. – Невозможно начертить его схему – он постоянно меняется. ЗЛ как воздух, где молекулы все время хаотично движутся. Ни у какого гения не получится нарисовать карту постоянно меняющихся частиц – так же с зоной Леса. А вы говорите, мы знаем ЗэЛэ… Да как вы можете познать живое существо, сознание которого куда старше всего человечества! – Сказки все это… – пробубнил Адоратор. – Зона Леса не может быть живой. Это… это глупое необоснованное наукой предположение. – Наука никогда не сможет понять человеческий мозг, – тихо ответил я. – Так она разве в силах объяснить сущность древнейшего существа! – Мы тут софистикой занимаемся, – хмыкнул Адоратор. – Все равно никто никому ничего не докажет. – Это верно. Только если ты не хочешь познать все кошмарное существо Леса, иди точно за мной. «Профессионалы» в ответ ничего не сказали. Лишь молча двигались за мной. Шаг в шаг. Мы добрались до руин. – Осторожно! – обернулся я к попутчикам. Вот здесь действительно опасно. Пусть с виду обломки стен, сливающиеся с природой, не вызывают страха, но они смертельно опасны. Лес покорил – сделав частью себя – творенье человека. Но частью, готовой растерзать болезненное дитя Земли – вирус, поразивший лишь людей. Вирус по имени разум. Рассматривая руины, из которых тянулись молоденькие деревья, я тяжело вздохнул. Вот она, память о Последней войне. Последней войне…Войне…войне…
Солдаты забежали в здание. Жар в груди от каждого глотка воздуха уже не замечался – открылось второе дыхание. Заплечный мешок резал плечи лямками. Кирилл жестом отдал приказ занять оборонительную позицию у входа. Миша только хотел сесть с пушкой у окна, как командир указал ему и Сату отправиться на второй этаж. Двое солдат поднялись по ступеням. Здесь был недлинный коридор с одной дверью в конце. Миша услышал детский плач, доносившийся из-за нее. – Тут ребенок, – обратился он к Кириллу по рации – в микрофон, тянущийся от наушника. – Похоже, на втором этаже. – Сейчас буду, – донесся из динамика ответ. Миша услышал на лестнице шаги, и вскоре командир оказался с солдатами. Они осторожно направились к комнате, из которой плач слышен был все сильнее и сильнее. Кирилл сказал жестами: «Действовать надо тихо». Миша и Сат кивнули. «Отопри дверь, мы тебя прикроем», – приказал Кирилл Мише. Автоматчик вздохнул и приготовился выполнить команду. Казалось, он уже не способен воспринимать страх. Но нет – каждый удар сердца отдавался в висках. И в груди билось сильнее, когда плач становился громче. «Три…».Сердце тут же застучало во много раз чаще. «…два…».– Мама! – Миша понял, что ребенок в плаче постоянно зовет мать. «…один». Сердце замерло. Удар ногой по двери – и Миша ворвался в комнату. Готовый всадить во врагов сгустки плазмы из штурмовой винтовки, он пробежал взглядом по помещению. Чисто. Только ребенок, укутавшись в одеяло, сидел на кровати в углу комнаты. Девочка лет десяти со спутанными сальными волосами. Симпатичная косичка была завязана выцветшим (но когда-то явно ярким) бантиком. Плакать девочка стала тише – с любопытством глядела на солдат. – Вы пришли с моей мамой? – невинно спросила она. Миша вспомнил труп женщины в лесу и вопрошающие посмотрел на командира. – Нет, – нахмурился Кирилл. Ребенок всхлипнул: – Я хочу видеть свою маму! – Она скоро придет, – Миша тупо произнес первое, что пришло на ум. Кирилл, стараясь не обращать внимания на ребенка, начал выглядывать из окон с хладнокровным видом. Но чувствовалось: в груди у него все сжималось. Недолго помаявшись, Сат последовал примеру командира; снайпер искал удобную позицию. Миша подошел к девочке и присел у кровати на корточки. – Как тебя зовут? – Юля, – протянуто ответила она. – А меня Миша. Юля, – напряженно заглянул он ей в глаза, – мы должны защитить тебя. – А когда я увижу свою маму? – Не знаю…– замялся автоматчик. – Я хочу видеть свою маму, – в очередной раз повторила девочка. В ее красных глазах блестели слезинки. – Мы… мы ее найдем. Только… только сейчас мы должны тебя защитить, – глупо сказал Миша. Он и не знал, что еще говорить ребенку. – Сейчас на нас… ммм… будут нападать, поэтому… будь смелой, хорошо? – у солдата поигрывали скулы. – Я буду смелой, – гордо ответил ребенок. – Только хочу увидеть маму. Тогда я буду самой-самой смелой. Потому что моя мама самая-самая смелая. Тут Миша заметил в руке девочки цветок. Ландыш. Удивительно, но казалось, будто сорван он не так давно. И это несмотря на позднюю осень…– Мама подарила, – с важностью сказала Юля, заметив, что Миша разглядывает цветок. – Дьявол тебя подери! – выдохнул Кирилл. – Сколько же их! – яростно крикнул он. Миша тут же бросил взгляд в сторону командира. Тот опасливо присел у окна, осторожно глядя в прицел. Сат уткнулся дулом винтовки в стекло. Он старался быть незаметным за занавеской. Миша кинулся к свободному окну. Аккуратно выглянув из-за угла рамы, он тут же прижался спиной к стене. – Что за чертовщина! – вырвалось у него. – Их же было гораздо меньше! – Тише! – шепнул Кирилл. – Похоже, на том катере прибыло подкрепление. У Миши метнулось в голове матерное слово. Он снова напряженно посмотрел в окно. Среди желто-серых кустов и осенних деревьев, ступая по редкому ноябрьскому снегу, двигались враги. Их можно было легко разглядеть, несмотря на камуфлированную одежду – бойцы даже не пытались скрыться. Что и понятно – было их около пятидесяти. Да и из оружия Миша помимо штурмовых плазменных винтовок заметил несколько ХМО-38 – отличная замена гранатометам. «Что же делать?! – хаотически думал Миша. – Их отряд куда многочисленней и лучше вооружен. Когда у нас осталось только-то четыре автоматчика, один пулеметчик и снайпер!..». Миша вопрошающе глянул на командира. Тот кивнул на ребенка и отдал остальным солдатам приказ по рации: – На первом этаже! Врага не атаковать – жди моей команды! Миша, пригнувшись, подобрался к девочке и произнес шепотом: – Юля, я верю: ты очень смелая. Поэтому слушай меня внимательно. На улице наши враги. Если они доберутся до дома, нам несдобровать. Мы должны вести себя тихо. Ты сейчас спрячешься со мной и будешь очень смелой. Хорошо? Девочка моргнула блестящими глазами и с пониманием кивнула. – Вот и отлично! Главное – никуда не высовывайся. Юля, укутавшись в одеяло и не расставаясь с ним, слезла с кровати. Миша взял ее за руку и довел до окна. Она присела у стены. – Будь здесь и не двигайся, – наставительно сказал Миша. – Хорошо, – тихо ответила Юля. Она крепко сжала в кулачке ландыш. Миша сел рядом с девочкой. Зажмурился. Перед глазами появились фигуры врагов, шагающих по лесу и угрожающе поигрывающих оружием. Миша зачем-то начал считать. Не успел он дойти до десяти, как почувствовал: на его плечо опустилась теплая рука. – Так надо, – услышал он тихий голос Кирилла. – Пусть все произойдет именно так, как должно произойти. – Ощущалась измученность командира. – Давай это будет… будет… за Родину, – наконец вздохнул он. Миша нервно ухмыльнулся. За Родину. Банальное оправдание человеческой смерти. Слова, годящиеся для любого времени и любого места. За Родину…За то, что выше человеческой жизни; выше тысяч человеческих жизней. …за Родину…За высшую материю, где люди рождаются, дышат, влюбляются, умирают. Где люди живут, заставляя жить Родину. Родина – не просто земная территория. Это нечто космическое, Вселенское, сродни живущим (а не просто существующим) планетам, звездным системам, галактикам…Родина – это…Это…Миша пока не знал ответ. Но был убежден: Родина – живое существо. Миша открыл глаза. Осторожно, но уверенно выглянул из окна; увидел: враги подобрались ближе. Он отключил предохранитель на плазменной винтовке, прицелился. Через несколько секунд вопросительно посмотрел на Кирилла. Тот, почувствовав взгляд, натянуто улыбнулся товарищу. Грудь командира тяжело поднялась, и он рявкнул в микрофон: – Световую гранату! Миша тут же спрятался за стену. Вспышка! – и он выглянул из окна с винтовкой наперевес. Мгновенно прицелился в ближайшего солдата, согнувшегося и закрывшего ладонями глаза. Зажатый на долю секунды курок, – стекло разбилось, а враг упал навзничь. Раздалась стрельба. …А звуки винтовок, выстреливающих двухмиллиметровыми пулями, разгоняемыми до скорости света, разящих сгустков плазмы, разрываемых энергетических снарядов, лазерных лучей, сжигающих плоть воинов, заглушали тихий плач девочки.
– Слышите? – указал я с широко раскрытыми глазами на руины. – Ага-а… – протянул Саня. Из разрушенных стен, поросших мхом, кустами и молодыми деревцами, доносился детский плач. Казалось: здесь нет руин; чудилось: перед нами стояло обыкновенное здание, в котором на втором – уже давно разрушенном – этаже плакал ребенок. Девочка. Мерещилось, что она плачет из-за стрельбы, из-за убийств. Я зажмурился. Чувствовал, как учащается сердцебиение. При каждом ударе в груди больно кололо. – Вот она, ловушка, – выцедил сквозь зубы, открыв глаза и напряженно уставившись на руины. – Зона Леса живет. Она напоминает о Последней войне; заманивает нас. Но Лес, даже если заманит, никого просто так не убьет. Сначала замучает. «Отомстит за все, что сотворил с ним человек», – закончил про себя. Я кинул взгляд на с шоком уставившихся в сторону плача попутчиков. Вздохнув, достал компас. Стрелочка сначала бешено вертелась, потом остановилась, нервно подергиваясь. Еще чуть-чуть – и замерла. Она указывала на юго-запад. Нам туда. Зона Леса – вещь таинственная. Здесь все не как в обычном мире. Лес взбунтовался, пренебрег законами Вселенной, и теперь живет по своим правилам. Я выбрал взглядом не особо отдаленную сосну и двинулся, не отрывая внимания, к ней. – Так что же все-таки это? – пораженно выдавил Саня. – Неужели… неужто никакой девочки там нет? Я остановился, посмотрел попутчику в глаза. Ничего ему не ответил – он понял сам. Была. Выбрав новое дерево в качестве ориентира, продолжил двигаться на юго-запад. – А как же… Я же отчетливо слышал детский плач! – не унимался Саня. – Лес, – ответил я одним словом. – Ничего подобного! – усмехнулся Адоратор. – Мистификатор ты, Редрик. Этот плач – обман слуха. Знаешь, как в древности родилась легенда о сиренах? Когда моряки несколько дней кряду бороздят водные просторы, то среди морского шума начинают слышать женское пение. Так же, если долго находиться у берега реки, помимо журчания слышишь чьи-то голоса. И с этим плачем та же штука. Я в ответ только ухмыльнулся: – Главное, не каким образом ты услышал девочку, но отчего и для чего. Я затылком почувствовал скептический взгляд Адоратора. – Ты все объясняешь, – продолжил я, – с научной точки зрения. Но при этом забываешь: наука не скажет причину. Она разъяснит только способ. – По-моему, наука – это рациональное объяснение каждому явлению, – хмыкнул Саня. – А мистификация – это рудимент сознания. – Аристотелем, – ухмыльнулся я, – как-то раз восторгся его ученик: вы так много знаете! Аристотель же, начертив большой круг, сказал ученику: «Это граница моих знаний. Обо всем, что в кругу, мне ведомо. Но посмотри, как огромен мир за его границей! Сколь многого я все-таки не знаю!». Вот так же с наукой. Границы ее отнюдь не бесконечны. Я замолчал. Мы медленно спустились с холма. Ноги шуршали опавшей листвой и с треском ломали ветки, скрывшиеся в лесной стельке. Сверившись с компасом, направился дальше. – Наука, – посмотрел я на пасмурное небо, – не может рассказать о сущности Вселенной. Космос, строго подчиненный всевышним законам, не входит в сферу ее понимания. Слишком мало знаний. Так что тут говорить о взбунтовавшейся части Вселенной, Лесе! Человек (и уж тем более его дитя – Наука) не может судить о зоне Леса – высшей сущности. – Ты говоришь так, будто наука сродни тоталитарному строю. Будто она контролирует все, заставляя смотреть только на одну исти… – Адоратор осекся. – Правду говоришь. Все так и есть. – Понимаешь, – начал объясняться он, – я – человек, привыкший к логическому мышлению. Все, что не поддается рациональному объяснению, я считаю глупостью. – Рациональность придумал человек. Это порожденье его разума, – пояснил я. – И человеческий разум поставил границы рациональности. А как же то, что за его границей? Этим вещам даже и не стоит искать логическое объяснение. Наука не в силах раскрыть всю суть космоса. Или хотя бы описать его. – Вот слушаю вас и улыбаюсь, – вставил словцо Саня. – В мире все очень просто. Деревья растут, солнце светит, животные живут. А человек думает. Тут беседа двух противоположностей: философа и ученого. Вы об одном и том же говорите совершенно разными словами. Так зачем это? – Саня хохотнул. – Неужели вы будете объяснять глубинную причину даже моего смеха? Похихикав, а после помолчав, он добавил: – Но все же я как-то больше доверяю науке. Я ничего не ответил. У каждого свое восприятие. Приблизительно час мы шли молча. Только Адоратор с Саней иногда о чем-то говорили. Но тут: – Смотри, Адор! – весело воскликнул Саня. Обернувшись, я заметил, что приятели над чем-то склонились. – Как ты думаешь, отчего это такое? – спросил Саня Адоратора. – Кто его знает…
– А это не опасно? – Я что-то похожее в институте видел. Ну, что смотришь так на меня? Да, бывал я там. Даже не раз. Я подошел к попутчикам. Осторожно взглянул на находку. Наполовину погрязший в лесном покрове – будто укрытый мягким одеялом, – лежал труп человека. Вернее, скелет. Одежда его наполовину сгнила; с ребер свисали полоски плоти. Некоторые пальцы оканчивались прилипшими к костям почерневшими ногтями. На криво ухмыляющемся черепе были редкие короткие волосы. Солдат (как понял, по званию – рядовой), пролежав около пятидесяти лет в лесу, так и не углубился в слой земли, что само по себе невероятно. Но самое поразительное – из черепа сквозь глазницы сочился свет. Он мерцал. – Так это не опасно? – не унимался Саня. – Нет, череп можешь не пугаться. Не будут же в институте всякую опасную гадость изучать! – Да кто ж его знает…– Они-то, – с ухмылкой выплюнул Адоратор, – знают. Слишком пугливый народ, эти ботаники. – Адоратор задумался. – Только знаешь, что, Саня? Мне интересна другая штука. Почему это труп так хорошо сохранился? И не погрузился под землю… Хотя!.. Я где-то слышал, что чем ближе подходишь к Источнику, тем в более сохранном виде находишь хабар. Или как там они говорили?.. – Адоратор наморщил лоб. – Ладно, не будем задаваться всякой бредятиной. Нам-то что? Это пусть ботаники из института разбираются. В общем, давай хабар собирать. Саня крепко взялся за череп. Потянул на себя, отделив голову. Довольно улыбнувшись, начал разглядывать моргающие светом глазницы. Адоратор стал обыскивать одежду. – Да что ж вы делаете! – не выдержал я. В висках стучала кровь. – Это же наш, русский! Он ведь пол века назад отдал жизнь Последней войне. За таких гадов, как вы! А теперь… – я яростно сжал кулаки. – Слушай Редрик, – сурово взглянул на меня Адоратор. – Это не твое дело. Ты решился довести нас до Источника, так что, будь добр, выполняй свое задание. Мы тебе заплатили (причем, очень даже хорошо) как провожатому. Не как надзирателю, читающему морали, черт возьми! – выкрикнул он. – У тебя своя миссия, у нас своя, – Саня смотрел на меня исподлобья. – Но нас связывает одна штука. Только одна, Редрик! Это путь до Источника, – с тихим гневом закончил он. – В остальном каждый делает все, что ему хочется. Я напряженно смотрел на обезглавленный труп. Мгновенно возникшая ярость исчезла. Она, улетучившись, сменилась разочарованием от моего полного бессилия. Невозможности исправить ничтожное мародерство. Наплевательское отношение к солдатам Последней войны. Я беспомощно сел на землю. И посмотрел вперед. Но ничего не увидел – я будто заглянул в пустоту. Но тут по венам пробежался адреналин. До меня сначала донесся низкий гул. Он вибрирующим басом ощущался в груди. Потом раздался скрежет, какой бывает при трении одного падающего дерева о другое. Я с шоком уставился вперед. – Что та…– Заткнись! – перебил я Саню. И тут зона Леса показала свое кошмарное величие. Свою возвышенность над человеком; свой бунт против мира. Деревья метрах в ста от нас начали двигаться.
Миша дотронулся до плеча, посмотрел на ладонь. Она была в крови. Сморщившись, он перезарядил плазменную винтовку. Последняя обойма. Миша взглянул на девочку. Юля, укутанная в одеяло, сидела, обхватив руками колени, и тихо плакала. Но, не смотря ни на что, она не выпускала подаренный мамой ландыш. – Все хорошо, – тихо, но твердо сказал Миша. Девочка посмотрела на него большими глазами. – Скоро все закончится, – уверил он ее. Миша перевел взгляд на Кирилла. Тот стрелял из окна. Его глаза горели. Миша сглотнул; горло отчего-то болело. Зажмурившись, он тяжело вздохнул. И выглянул из окна. Враги, спрятавшись за деревьями, отстреливались от засевших в здании. Нападающие пытались пробраться ко входу, но непонятно по каким причинам это не удавалось. Потери на вражеской стороне были слишком большие – противники не рисковали выходить в зону обстрела. «Мы держимся!..» – счастливая мысль возникла в душе Миши. Он палил по врагам, стараясь не тратить зря боезапас. Кого-то ранил, кого-то убил…
В дымке, витающей вокруг здания и пахнущей смертью, постоянно появлялись вспышки. Слышался свист пуль, жужжание лазеров, хлопки плазменных снарядов. Мише показалось, что прошло около часа, но на деле не больше минуты, как он снова спрятался за стеной, сев на пол. Отбросил автомат. Безнадежно сжав губы, достал из кобуры пистолет. – Патроны кончились? – посмотрел на него Кирилл, упершийся плечом в стену. Он перезаряжал штурмовую винтовку. Миша кивнул. Крепко сжал пистолет, хотел выглянуть из окна, как… Сат вдруг упал навзничь. Он был будто отброшен некой силой. К нему тут же кинулся Кирилл, склонившись над товарищем. – Что… что с ним? – напряженно уставился Миша на сослуживца. Кирилл быстро взглянул на автоматчика, но ничего не ответил. Миша видел зажатую командиром грудь Сата – на одежде разрасталось темно-красное пятно. Раненный снайпер, кряхтя, выплевывал кровь. И тут Миша, услышав нарастающий шипящий звук за окном, широко раскрыл глаза от шока и медленно перевел взгляд в сторону шума. В окно влетела сфера, похожая на гигантскую каплю. Она состояла из невероятно сильно разогнанных молекул, сжатых до сгустка размером с голову. ХМО-38 – хаотично-молекулярное оружие – в действии... Миша только хотел завопить «Ложись!», как сфера, объятая ореолом горячего, искажающего видимые сквозь него предметы, воздуха, какой бывает над огнем, пролетела по комнате и вошла в стену, исчезнув. По стене пробежала волна, появились разрастающиеся трещины, а воздух стал жарким. Мгновенно наросшее напряжение, не замедляясь ни на долю секунды, нашло выход. Тут же прогрохотал взрыв. Мише показалось, что ударная волна распространила вспышку, но когда та угасла, наступила абсолютная тьма. В ушах звенело. Мише чудилось, будто он где-то плывет. Создавалось впечатление, что все вокруг исчезло. Осталось лишь ничто. Бесконечный космос. Звон перестал слышаться – его заменила тишина. А Миша плыл по пустоте…Космос взял его, нежно погладил, обнял. Миша исчез из бренного мира, оказавшись во Вселенной. Земная суета, пропитанная ничтожной никчемностью, исчезла. Бывший солдат отдался возвышенной власти космического спокойствия.v Человек понял, что он есть часть Вселенной. Мише всегда чудилось, будто он отделен от мира. Живет в нем, но никак не является им. Миша думал, будто он – единственный в своем роде индивидуум. Уникальное, как и миллионы других людей, существо, нисколь не связанное с остальными. Разве что только социумом. Но сейчас Миша осознал: он лишь маленькая клеточка в огромном органе. Человек взаимосвязан с миллионами остальных, подобных ему. Они все вместе поддерживают жизнь друг друга, образуя этот орган. Но это только один орган высшего существа…Вселенной. Плывя по космосу, Миша заплакал. Он понял всю правду. Осознал значение слов Земля-прародитель, Природа, Родина. Уразумел: у всех этих слов один и тот же корень. Слова родны. Миша осмыслил: это не случайно. И земля, и природа, и родина, и даже каждая травинка взаимосвязаны. Все это – часть Вселенной. Неотъемлемая частичка высшего существа. Божественного созданья.
Деревья в зоне Леса осторожно и с какой-то тяжелой напряженностью двигались. Они напоминали медленно, но уверенно едущие во время пробки нагруженные уставшими людьми автомобили в мегаполисах, что существовали до Последней войны. Корни, вылезшие из земли, с громким скрипом коры хватались за другие деревья и подтягивали свои стволы, двигаясь в неопределенные места. Как хаотичные молекулы. Лесная стелька в местах, где прошли деревья, превращалась в борозды, подобные тем, что остаются после работы гигантского плуга. Ветви, задевая друг друга, трепетали. Кроны шелестели листвой, летящей вниз с хвойными иголками и кусочками коры. – Что… что за чертовщина? – в истерике воскликнул Саня. – Тихо! – выдавил я сквозь зубы. – Лучше присядь! – Я… – Адоратор запнулся. – Я никогда ни с чем… ничего похожего не видел! – он в шоке выдохнул. – Но… но о подобном слышал…Я хорошенько оглядел округу. Убедился в возникшей мысли. Да, верно, как это и сразу не догадался? – Здесь ничего опасного нет, – уверенно сказал. – Да, знаю… – Адоратор глядел на величественный бунт Леса. – Это… это только галлюцинации. Оттуда, – Адоратор указал вперед, – исходят пары. Уж понятия не имею, какого они… происхождения. Наверное, там некое болото. Вот пары-то и вызывают голлюцинации. Причем, у разных людей одни и те же. Но… как это поразительно!.. Я верю во все, что вижу! Готов поклясться, все это настоящее! А на самом деле всего лишь…– Бояться нечего, – утвердил я, отправившись в сторону движущихся деревьев. – Что?.. – замаялся Саня. – Прямо… прямо туда?! – встрепенулся он. Остановившись, я кивнул: – Я уже предупреждал. Если хочешь найти Источник и остаться в живых, выполняй все мои приказы. Беспрекословно. Мне наплевать, сколько раз ты бывал в Лесу; мне наплевать, какой у тебя авторитет сталкера. Мне на все наплевать – ты обязан выполнять все, что я скажу. Потому что ни ты, ни Адоратор, ни один из ваших знакомых, зовущих себя сталкерами, даже и близко не подбирались к Источнику. Вы же, помнится, хотели отправиться именно туда. Хорошо мне заплатили. Я был у Источника, но только… только один раз. Побывать там снова для меня очень важно. У всех нас один путь, но разные миссии. Как бы то не было, вы, если хотите живыми добраться до Источника, обязаны выполнять все мои приказы. Замолчав, я уверенно двинулся вперед. Услышал: и Саня, и Адоратор ступали следом. – Все, что вы видели в Лесу, – продолжил я тихим голосом, – жалкая ничтожность по сравнению с тем, что можно встретить у Источника. Я опасливо глянул вправо. Огромный корень, с которого сыпалась сырая земля, уцепившись за стоящее около меня дерево, со скрежетом подтянул свой ствол. Осенние листья упали нам на головы. Я хладнокровно – но ощущая сильно бьющееся сердце – переступил через только что появившуюся от массивных корней борозду. Ноги слишком сильно утопали в земле; было ясно – на самом деле лесной стельки нет. Она нам кажется. Мы ступаем по трясине, обманным лесным покровом скрытой галлюциногенными парами. Пахло болотом. – Как… как ты смог добраться до Источника? – осторожно спросил Адоратор. Было видно: он давно хотел задать этот вопрос. – Почему ни один сталкер не бывал там? А любой, кто пытался дойти до Источника, пропадал? Разглядывая невероятно похожие на явь (но на деле являющиеся грезами) двигающиеся мимо нас деревья, я задумался. – Потому что все, – ответил, вздохнув, – кто называет себя сталкерами – всего лишь дураки, бродящие по Лесу. Они похожи на детей, случайно попавших в огромный лабиринт, но уверенных, что им известно, где выход. – Тогда кто ты? – выдохнул Адоратор, невольно выделив голосом последнее слово. Отнюдь не сталкер, подумал я. Задумчиво посмотрел на небо. Низкие облака, охватившие серостью небосвод, медленно текли, иногда лениво цепляясь туманом за кроны шагающих деревьев.
Кроны деревьев проплывали под бортом военного катера, летевшего сквозь облака, охватившие серостью небо. Миша, смотря в окно, ощущал головную боль. Он не помнил, как сюда попал – пришел в себя только в катере. Миша попытался понять местонахождение катера и, прокряхтев, обернулся. На скамьях тихо сидели уставшие и грязные солдаты, многие из Мишиного отряда. Он посмотрел на Кирилла. Тот задумчиво глядел в окно. – Как долго мы здесь? – Миша тут же напрягся от мгновенно усилившейся после произнесенных слов головной боли. – Ненамного меньше получаса, – вздохнув, ответил Кирилл. – Катер подоспел вовремя. Еще чуть-чуть, и мы бы все были убиты. Но держались мы хорошо!.. Командир печально посмотрел в сторону носилок. На них лежал перебинтованный и перепачканный в засохшей крови Сат. Он был без сознания. – Как Сат? – тихо спросил Миша. – Живой, – посмотрел ему в глаза Кирилл. – А девочка? Кирилл напрягся. Опустил взгляд. – Как… как она? – Миша почувствовал нагнетающую в груди пустоту. Он привстал. Кирилл ничего не ответил. Только, нахмурившись, посмотрел в окно. Глаза его блеснули. Он полез за пазуху и протянул Мише слегка помятый цветок. Ландыш. Белые бутоны печально опустили головы. Миша, выдохнув и взяв ландыш, обмяк. – Как так? – только и смог он произнести. Ответа не последовало. Он и сам понимал – война. Война.
– Последняя война, – тихо ответил я. – Все из-за нее. После войны я стал таким. – Так вот, кто ты! – воскликнул Саня. – Ты тот, кто участвовал в Последней войне! Посмотрев на него, я кивнул. – Это… это невозможно! – выдохнул он. – Потому что… никто же из тех, кто в ней воевал, не выжил! Только… только люди из убежищ смогли остаться в живых. – Саня был в шоке. – Редрик, я первый раз вижу ветерана Последней войны! Я ничего не ответил. Только ступал мимо деревьев, пытавшихся перепугать нас. ЗЛ не в силах обмануть меня. Она не может погубить Редрика, одного из немногих, кто заставил лес превратиться в зону Леса. И единственного, кто выжил после этого. – А как ты… как сохранил молодость? Я тебе дам не больше тридцати! – Все из-за Леса, – хрипло ответил. Лес подарил мне не только жизнь. Теперь моя задача – снова оказаться у его Источника. Очень жаль, что получилось организовать миссию к Источнику только спустя пол века… И с этими – я глянул в сторону сталкеров – алчными глупцами. – Для чего вы хотите добраться до Источника? – уже зная ответ, спросил я. – Хабар, – сказал Саня. – Мы часто бывали в ЗэЛэ, собирали хабар, – пояснил Адоратор. – Отчего зарабатывали кучу денег. Конечно, опасно. Очень. Жаль наших, хорошие парни были… Много пацанов в этой ЗэЛэ полегло, только мы с Саней остались. И вы умрете, без какой бы то не было частички злобы подумал я. Зона Леса до вас доберется. Она до всех доберется. – Сколько, Адор, мы с тобой в ЗэЛэ вылазки устраиваем? – риторически спросил Саня. – Я и сам не помню…– А сколько уж денег заработали? – усмехнулся Саня. – Ха! Это вообще немерено. Я ж только вылазками на жизнь и зарабатываю. Столько уже хабара перетаскал!.. – Да, такая уж жизнь сталкера. Вот ты, Редрик, наверное, думаешь: гады мы. На руинах Последней войны деньги сгребаем. Только нас тебе не понять. Мы ж больше ничего и не умеем. ЗэЛэ наша кормилица. Я промолчал. Зона Леса – одна из немногих могил Последней войны. Войны… Сколько людей погибло!.. Не только наших. Но сейчас это уже не имеет значения. Что наши, что чужие – остались только люди. Люди, пережившие Последнюю войну и пытающиеся выжить уже на руинах матушки-Земли. – Кто-то отдал жизнь за вас, – тихо произнес я. – А вы череп этого человека продаете как хабар. Роетесь в могилах; как вурдалаки высасываете последние капли памяти павших воинов. – А как иначе? – уныло спросил Саня. – Мы же выживаем. Наши предки пережили в убежищах Последнюю войну; теперь мы выживаем на погибшей после нее земле. Тут уже не важно, каким способом ты добываешь кусок хлеба. Главное – добыть. – Если условия для жизни становятся ужасны, животные от голода начинают поедать себе подобных, – грустно добавил Адоратор. – Когда цель – выжить, мораль не имеет значения. Такие настали времена, подумал я. Времена, когда мародерство становится почетным и гордо именуется сталкерством. – У Источника, – закончил Адоратор, – наверняка столько хабара, что мы сможем прокормить себя до конца жизни. – Да-а… – мечтательно протянул Саня. – Слушай, Редрик, а что ты хотел найти у Источника? – Не найти. Просто снова увидеться, – хрипло ответил я. – С кем это? – удивился Адоратор. Я вздохнул. Хотел было все рассказать, но просто произнес: – Вам этого не понять. Вы же не бились в Последней войне. А про себя подумал: с ней, родимой. С зоной Леса.
– Как ты думаешь, как назовут эту войну историки? – грустно улыбнулся Кирилл. – Да кто его знает… – уставше ответил Миша. – Может… может Последней? – он с легкой улыбкой заглянул в глаза Кириллу. – Может и последней, – усмехнулся командир. – Только бы она последней и была!.. – прошептал он. Катер, мирно урча двигателем, несся над лесом. – Ты никогда не думал, – Миша пристально глядел на Кирилла, – что такое Родина? – Это то, за что я отдам жизнь, – с твердым лицом ответил Кирилл. – Родина для меня все. Это моя семья. Это весь мой народ. Это те, кого я защищаю. – Нет, я не об этом, – Миша перевел взгляд на окно. – Я об… о истинной сущности Родины. Что она есть? – он с непониманием посмотрел на друга. – Это территория, где живут наши близкие. – Только ли? – Миша поднял брови. Кирилл отвел взгляд: – Никогда не думал он этом. Да и зачем? – Чтобы познать сущность мира. – Уверенно ответил Миша. – Не знаю… – нахмурился Кирилл. – Философия эта… она… – Кирилл так и не договорил. За окнами катера загорелся ярчайший – почти как от вспышки световой гранаты – свет. Все в катере стало белым. – Что за!.. – послышался чей-то возглас. Миша судорожно оглядывался. Но уже не мог ничего разглядеть. Катер тряхнуло. Сначала слегка – напоминало неуверенный толчок землятресения. Потом куда сильнее – будто в катер нечто врезалось. И, наконец, сильнейший удар. Миша влетел в стену. Перед глазами вспыхнуло красным, появились желтые точечки. Разрастаясь, они заполонили весь взор. Миша слышал: вдали кто-то кричит, ругается. В ушах разростался звон. Крики отдалялись, пока вовсе не исчезли. А перед глазами все было светло-желтое, периодически помаргивающее белым. Миша плыл. И тут он услышал прямо сзади женский шепот: – Кто ты? Кто ты, ответь. Впрочем, постой… Твое имя Миша. Свет тут же исчез. Вокруг оказалась полнейшая тьма – Миша не мог разглядеть даже руки. Он перестал чувствовать свое тело. – Скажи мне, Миша, кто ты? – спросил сзади шепот. Миша резко повернулся. Но никого и ничего не увидел – везде была сплошная темнота. – Я человек, – ответил он. Его голос отразился эхом. – Правильно, все действительно так. Только тише, человек Миша, здесь не стоит шуметь, – голос снова звучал сзади. – Почему? – спросил Миша почти шепотом. – Потому что в мире не следует шуметь. – В каком мире? – Миша продолжил оглядываться. Но голос звучал всегда сзади: – Мир один. Различны лишь его реальности. – Тогда в какой реальности я сейчас? – В реальности сознания. – Почему я здесь? – А ты всегда здесь. Но сейчас пробудился, потому что твоя органическая оболочка погибла в телесной реальности. – Что же случилось? – По мне ударили. Миша чувствовал, что готов бесконечно задавать вопросы, но пытался выбирать наиболее значимые: – Кто и чем ударил? – Люди. Неким оружием. Кажется, вы его называете молекулярно-атомный расщипитель. – МАР!.. – выдохнул Миша. Еще никто не решался использовать это оружие… Оно в десятки раз мощнее ядерной бомбы! Если бы у Миши было тело в этой реальности, ему непременно потребовалась бы опора, чтобы не упасть от шока. – Кто ты? – задал он последний вопрос, чувствуя, что его мутит (если это здесь вообще возможно). – Вы, люди, зовете меня Родиной. Я одна часть, одна из многих частей этого мира. Люди, создавая государства, создали меня. Они защищали, любили, молились не просто за клочок земли, но за нечто большее. Высшее. Мысли об этом складывались, преумножались, усиливались. Так из части моей матери – Природы – родилась я, Родина. Люди в мыслях и чувствах поддерживали мою жизнь, усиливали мое существо. И однажды я по мощи стала равна своей матери. Я помогала людям, спасала их. Любила, в конце-концов. Наша связь стала симбиозом. – Миша услышал нечто, напоминающее вздох. – Но теперь… – в голосе появились нотки ярости, – теперь я не буду прежней! Я не стану лелеять жизнь проклятых существ, решивших превратить меня в ничто! – голос перешел на крик. – Убить меня! Я… – голос зашипел, – я сама убью их! Миша ощутил тревогу. Он хотел задать следующий вопрос, но не решался. – А что…– наконец, спросил, поборов страх, – что будет со мной? – Ты будешь жить. В телесной реальности. – Голос стал теплым и приятным. – Я вижу твое существо. Оно чистейше. Но главная причина – ты не завершил существование в своем мире. И не готов к иной жизни. – А если… Если я не хочу там больше жить?! – Тебе придется. Ты должен завершить предначертанное судьбой. – Что это?! – отчаянно воскликнул Миша. – Тише. В мире не следует кричать – запомни это, человек Миша. А что от тебя ожидает высшее создание, Вселенная, я не знаю. Думай – быть может, она тебе намекала. Ищи знаки. Используй ее подсказки. И несмотря ни на что не отчаивайся – всегда с непоколебимой твердостью двигайся вперед. Голос замолчал. И тут в Мишу резко вошел воздух, будто в него что-то вдохнули. Он открыл глаза. Часто дыша, огляделся. Вокруг был лес, ничем не намекающий о только что ударившем МАРе. Лес готов жить как и в былые тысячелетия, но уже по иным законам. Тем, что противоречат человеческому созданию. Миша стоял в столбе света, испускаемого из катера, бесшумно и как-то неестественно висящего над деревьями. Катер был будто вишенка на вершине прозрачного желе.
Я подошел к столбу света. С величественным благоговением смотрел, как военный катер (выглядящий совершенно ново; время не действовало на него) зависнув над деревьями, испускал этот свет. Не двигаясь, катер находился в воздухе около пятидесяти лет…Сталкеры напоминали жадных людей, попавших в усыпанную золотом древнюю сокровищницу. Они быстро (будто боясь не успеть) собирали хабар, коего здесь оказалось в достатке. Что и не удивительно. Потому как это Источник. Вот этот столб света, горящий уже пол века, – то самое место, куда ударил МАР. Но нечто поглотило мощь молекулярно-атомного расщепителя. Должно быть, бунт Родины, решившей пренебречь законами Вселенной, дабы отомстить людям за боль от Последней войны. Я тяжело вздохнул и с улыбкой, впервые за пятьдесят лет излучающей счастье, произнес: – Я вернулся. С минуту ожидая ответ, услышал тихий женский голос: – Вижу. – Я завершил свое предназначение в этом мире. – Знаю. Нахмурившись, взглянул в сторону сталкеров: – Что с ними станет? Ты их убьешь? – Как думаешь? – Может… – я напрягся. – Может не стоит? Подари им жизнь. Они же просто глупые дети; зачем их карать? – Ты так хочешь? Я кивнул. – Теперь я узнаю тебя, человек Миша. Пусть будет, как ты просишь. Я улыбнулся. Я – совсем иной человек, но частичка былого Миши все же где-то осталась. Несмотря на то, что уже половину столетия являюсь Редриком. Я назвал себя Редриком в честь сталкера из «Пикника на обочине». Я стал чем-то похож на героя романа Стругацких. За одним лишь исключением – никогда не был сталкером. Достал из-за пазухи защитного костюма цветок. Ландыш. Все еще живой – время не иссушило его. Белые бутончики счастливо кивнули в ответ моим мыслям. Положив ландыш на землю, куда бил свет, я подумал: как же приятно снова оказаться близ истока Родины! Пускай даже изуродованной человеком и превратившейся в зону Леса.
октябрь – ноябрь 2006, Москва-Подмосковье