Продолжение.
Начало:
http://proza.ru/2006/10/08-241
22.
Зеленая пластмассовая дорожка, лежащая на мелкой гальке пляжа, уходит прямо в Средиземное море. Пучки ее щетинок, влажные от морской воды, приятно щекочут подошвы. Отличный утренний массаж – на подошвах ног много китайских акупунктурных точек, связанных с внутренними органами.
Китайцы вообще знают толк в массаже.
Правда, одному китайскому господину, похоже, это знание аккупунктуры и прочих восточных оздоровительных штучек, не помогло. Когда мы обнаружили его с одним моим знакомым на месте нашей обговоренной встречи.
Весь он был синим, с распухшим расцарапанным ногтями, горлом и с засохшей пеной на губах...
Мы даже с моим знакомым не стали его и трогать. Сели в раздолбанный "жигуль" с областным номером и побыстрее уехали от греха подальше.
А вдруг яд, которым он был отравлен, мало того, что замедленного, но еще и контактного действия?... От таких штук никакая аккупунктура не поможет.
23.
...Управляющий отелем - Камаль, неизвестно откуда взявшийся, - с напряжением во взгляде темных глаз, - показывает на море. И делает мне запрещающие знаки.
Его английский состоит из несвязанных слов вроде - «нельзя», «запрещено», «холодно», «опасно».
При этом он так улыбается, что тут же хочется позвать его в бар, и угостить коньяком. Или пивом. И даже не потому, что у меня на кредитных карточках, найденных в столе перед отлетом - вполне приличная сумма, и я многое себе могу позволить.
Все здесь бесплатно. И для него, и для меня. Все уже включено - чтобы не думать о таких вот мелочах.
Вся жизнь здесь, в этих пяти звездах – all inclusive. Ultra.
Море, солнце, пляж, соотечественники и соотечественницы.
И какая-то стройка рядом.
И напитки - тоже.
Например, коньяк, похожий по вкусу на виноградный самогон. Или пиво – явственно отдающее давно вымершим отечественным «Салютом».
И местная кола - с отчетливым привкусом резины.
Все – приготовлено по местной технологии. В общем-то, не имеющей никакого отношения ни к коньяку, ни к пиву, ни к коле…
Бар открывается в десять. Завтрак в ресторане начинается с половины восьмого, кажется. А сейчас – около семи. Никак не могу перестроиться на отдых.
В половине седьмого организм командует – подъем! - и хоть ты глаза выдери.
Впрочем, может быть я его еще и уломаю, впереди ведь две недели отдыха…
Сквозь проемы распахнутых витражей ресторана видно, как какой-то мой соотечественник неуверенно бродит между столиками, что-то жует, и глупо и развязно улыбаясь, клянчит у официантов пиво.
Разница во времени с его родной Тюменью все еще сказывается. Его праздник, как начался вчера в самолете, так и продолжается. А тут, в этой пляжной деревушке, в сорока километрах от Анталии, почему-то у них ранее - утро. Да, не по-людски все как-то обустроено. Явно – не по-людски!
Ну, может, только жаркое уже утреннее солнце – в кассу. И море – тоже в кассу. А остальное – ну, все не по-людски…
По-турецки, мать их! – так вслух и изъясняется мой любезный. На весь пляж.
Привычные официанты, насмешливо переглядываясь, несут ему высокий фужер с кисловато-горьким желтым «салютом». Который - и прямо на ходу, – из рук официанта перехватывает вынырнувшая совсем некстати то ли подруга, то ли жена сибиряка.
С любезной улыбкой мускулистая дама махом отхлебывает сразу половину бокала. И отдает бокал, смеясь, обратно официантам.
И под ручку выводит неуверенно шагающего тюменского господина на воздух. На утренний моцион.
Пора бы ему уже освежиться. Чтобы не закисал. Пора ему уже стрелки часов перевести – на местное время.
24.
- Камаль, - говорю я управляющему, - не беспокойтесь. Don’t panic. I’m the walrus. Я «морж». Я обожаю местную воду.
- Я и не беспокоюсь, - отвечает он мне по-русски. – Но здесь нельзя купаться. Опасно. В воде - арматура и бетонный блоки. Отель новий, ми не успель еще до конца очиститя дно. Можно отлично поранить. Купаться можно там, – и он показывает на каменный причал с лесенками в воду, зонтиками и лежаками. – Там глубоко. А еще лучше - в бассейн. Там тоже морской воды будет. К вечеру будет, готовый чистой воды – плавайте на здоровье.
- ОК… Я только ноги намочу – и дальше не пойду. Очень хочется море потрогать, хоть ногой. Соскучился очень. У вас хороший русский Камаль!
- У меня ошшень хорошая рюсский жена, - с удовольствием улыбается он. – ЛенОчка. Такой – белий весь. Свой бизнес – там. В сезон, магазин напротив - здесь. Заходите. Подберите себе что-нибудь кожаное. Вам ошень подойдет. У вас богатий виды. К богатим виды всегда подходит настояший кожа. Будем рады, сделаем, как гостю – хороший скидка. И найдем эксклюзивное. От АрманИ, – он еще шире улыбается… - И для вашей девушки. - В России то же самый будет стоить в два раза дороше. В «Рамсторе»… Знаете – наш магазинчик?
Я киваю, вспоминая о небольшом магазинчике в Марьиной роще - в три или четыре даже этажа стекла и металла, и со стоянкой на несколько сотен машин.
- Мошет быть, чем-то еще мошем быть полезным? Хотиште пива или коньяк? Сейчас принесют, я скашу…
- Нет-нет, спасибо, Камаль. Я сам вас хотел угостить. Но - слишком рано еще. Даже до завтрака… Да я, практически, не пью.
- Хэ, я тоше, практишески, не пью. А если пью – ЛенОчка очень недоволен бывает. Знаете, с женшинами всегда непросто. Не стоит их огорчать пустяками. Вы согласны?
- Согласен, Камаль – совершенно согласен. Пустяками – не надо. Только не пустяками можно. Чтобы потом не было очень обидно. Хотя, я себе представлял, что у вас несколько другие взаимоотношения тут… С женщинами. С женами.
- Это в газетах так, не знаю, как выразить по-русски... По-старому… А ми – по-новому живем. Мы просимся в ЕС. Мы побаиваемся наших женщин… Или ваших женщин. Хороший. Но очень серьзный.
- Это правильно, Камаль. Лучше быть начеку. С нашими женщинами. Они – действительно серьезные. Иногда даже – чересчур.
…Да, действительно, с нашими женщинами лучше быть начеку… Постоянно.
И с Камалем, между прочим, тоже. У меня есть все основания полагать, что он неплохо знает и кассира, и его хозяина.
Которых мне и надо найти. И остаться при этом в живых - в отличие от нашего китайского друга.
25.
Кларин волшебный телефон - через защищенный спутниковый канал - набурчал мне несколько гадостей.
И насчет того, что мне пора уже прекратить беспорядочные половые связи – не мальчик ведь…
И что я обязан подходить к телефону, когда мне звонит Клара, точнее – ее телефончик. Потому что она – «наша». И что все это я должен себе зарубить на носу.
Если не хочу получить дополнительные неприятности, конечно.
И также еще и о том, что я обязан прибыть к ней сегодня, и не позднее двадцати одного часа, поскольку там для меня кое-что будет.
Времени у меня был еще целый вагон и маленькая тележка.
- А чья это она – «наша»? – решил уточнить я на всякий случай у своего невидимого собеседника.
Ответа от робота не последовало. Только – короткие гудки в ответ.
...У всегда очень уверенной в себе Клары был вид сильно побитой собаки – когда она открыла мне вечером дверь, поизучав меня с минуту через глазок.
Я прошел в комнату, подошел к окну, и, не таясь за жалюзями, посмотрел во двор.
Фордовский темно-синий фургончик «транзит» с надписью на борту «Paradise! Доставка из рук в руки» расположился, особо и не прячась, прямо у подъезда.
Прослушка и просмотр фильма под названием – «Встреча заскорузлых любовников для получения руководства к действию» шли в фургончике полным ходом.
Настоящий камерный кинозальчик для взрослых мальчиков.
Можно было бы, конечно, им сейчас устроить маленькую пакость. Пообрывать, например, микрофоны и телекамеры. Попортить оборудование этой любопытной фирмы, приобретенное на деньги налогоплательщиков.
Но я не стал этого делать – пожалел казенное имущество.
- Хочешь кофе? – спросила Клара виновато. – Или чаю?
- Чай, кофе – потанцуем? – спросил я, и уселся в кресло.
- А ты хочешь? Потанцевать? – спросила она, немного приободряясь. – Правда, тут обстановка не очень та… Но мы можем запереться в ванной. Там, вроде бы, чисто… Я имею ввиду – без камер… Я, вообще-то, здорово по тебе соскучилась.
Вот насчет последнего, подумал я, – она, кажется, переигрывает.
Кларин волшебный телефончик завибрировал у меня в нагрудном кармашке моей новой гавайской рубашки.
- А неплохая идея, ковбой, - заметил голос робота. – Если хорошенько поищешь, можешь даже заклеить камеры пластырем, – и захихикал мне прямо в ухо. – Если смущаешься…
Даже через искажающий голос вокодер я вдруг понял, что дело тут не совсем чисто. Пожалуй, что генералу неприятно было бы наблюдать за нашими развлечениями. Странно, он ведь не так, чтобы очень эмоционален…
Наверное, просто жутко ревнив!
Есть, над чем подумать на досуге.
- Зачем же технику портить? – сказал я злорадно. – Имущество налогоплательщиков надо беречь. Уплочено. Доставлю маленькую радость – вашим любителям порнографии.
Кстати, у вас там нет вуайеристов заодно? А то я тут в туалет собрался зайти…
Клара с напряженным вниманием прислушивалась к нашему диалогу.
- Пойдем в ванну, милая девочка, - сказал я решительно, обрывая вызов.
Мне ужасно захотелось доставить приятное - моему незримому доброжелателю. Чтобы раз и навсегда отбить у него охоту подглядывать за мной, у суки такой.
И пусть, заодно, и его ребятишки в фургоне развлекутся немного, подумал я. Скучно же все – о делах, да о делах…
Порок должен быть наказан. Или, хотя бы, унижен. Немедленно.
Да и накопившийся в крови адреналин надо же куда-то девать.
Вместе с другими гормонами.
- Ты серьезно? – спросила она неуверенно.
- Совершенно, - сказал я. - Очень меня все это возбуждает. До невозможности прямо. Встал, видишь ли, как сорняк в огороде. Не веришь – сама попробуй.
Я поднялся из заскрипевшего кресла, подошел к ней, - все еще стоящей в проеме двери, - взял ее холодную ладонь, и приложил к зипперу джинсов:
- Чувствуешь, в какой я сейчас форме? От нашей долгожданной встречи. Сам себе не могу поверить…
И потянул эту актрису из погорелого театра за собой, в ванну.
26.
Во все время, пока Клара, стоя на коленях, оформляла мне классический минет, телефончик в кармане гавайки непрерывно жужжал своим мерзким виброзвонком. Затихал на минуту, и опять принимался жужжать.
Я даже сперва подумал – не утопить ли его?
Но потом злорадство вязло верх.
По-моему, и Клара даже не совсем поняла сначала, что я хочу сделать – когда я, расстегнув джинсы, спустив их до колен, и скинув новые трусы, положил ей руки на плечи, и легонько нажал вниз – давай, приступай, милая моя! Приступай, время не ждет.
Может быть, она все еще думала, что я шучу?
Но я был настроен весьма решительно.
Во время этого безудержного действа я слегка пританцовывал, запустив пальцы в ее волосы, и поворачивая ее голову и так, и сяк, чтобы можно было увидеть все в деталях - с лучших ракурсов.
Сперва она вела себя как-то не очень уверенно, будто действительно была смущена возникшей ситуацией.
Но потом ее сладострастная натура взяла свое, она заработала языком так, как умеет, и стала заглатывать меня, будто делала все это в последний раз в жизни.
Прежде чем опуститься на колени на махровый коврик, Клара пыталась выключить свет, но я не дал ей сделать и это.
Мне очень хотелось, чтобы спектакль происходил при отличном освещении. Кроме того, я был почти уверен, что камеры, установленные в ванной, могли работать также в инфракрасным режиме, и прекрасно видели в темноте – не хуже кошек.
- А я не думала… что ты такой садист, - сказала Клара наконец, когда я оросил ее раскрасневшееся лицо молочными мазками и каплями.
Жужжание телефонного зуммера смолкло, и я подумал – не хватил ли с расстройства генерала кондратий? Инсульт, например. Или – инфаркт. Все же – это было, думаю, зрелище не для пожилого ревнивого дедушки.
- Я надеюсь, - сказал я, - что и ты получила удовольствие? Милая…
Обняв меня за талию, она поднялась с колен. Все лицо у нее было забрызгано, и она стала втирать мои капли в кожу, массируя легкие синие тени под глазами. Губы у нее распухли и были малинового цвета.
- Что-то теперь будет? - сказала она. – А вообще – я даже кончила, - добавила, через некоторое время, глубоко и удовлетворенно вздохнув. – Что-то он больше не жужжит. Батарейки кончились?
- Да, - сказал я, - это немного даже странно. – Не случилось бы чего – со стариком. От избытка чувств. К тебе, милая.
Клара промолчала.
А еще через несколько минут я узнал, что уже завтра, или в крайнем случае – послезавтра, у меня в рабочем столе появится уже оформленная путевочка в Турцию. Вместе с кредитными карточками, и другими необходимыми документами. Для беззаботного путешествия в десятидневный курортный тур под Анталию.
К месту боевых действий.
- На одно лицо? – спросил я Клару сокрушенно.
- А ты хотел бы – на два? – вопросом на вопрос ответила Клара довольно зло.
- Конечно…, - ответил я. – Привык я к регулярному сексу, знаешь ли.
27. После пляжа, сауны и отличного обеда, сижу в прохладном баре. Глаза несколько закрываются – и ничего не могу с этим поделать. Чисто животное – спать после обеда. На работе – готов себя за это убить.
Бармен явно хочет закрыться до вечера, но не решается меня прогнать. Он утром наблюдал, как мы дружески расшаркивались с управляющим, и не хочет иметь лишних неприятностей.
А вдруг мы с Камалем – друзья?
Кроме того, я сижу уже не один. Рядом расположилась фрау из Штутгарта. Интересуется моими впечатлениями об отдыхе.
Впечатлений, собственно – пока не очень много. Второй день – какие впечатления? Солнце, море – что нужно для нормального отдыха?
Тем более, что дама, пока, во всяком случае, не очень-то в моем вкусе. Чересчур, кажется, сухая. Да и между веками у меня – хоть спички вставляй.
И то, наверняка - сломаются.
А, может быть, она просто - спортивная, эта фрау Зельда, подсевшая ко мне в пустом баре? Скорее всего – именно так: стройные ноги – с рельефными мускулами. Если быть справедливым, красивые ноги.
И топик облегает - не очень большую, но явно упругую грудь. Шорты натянуты на попке, а не висят пузырчатым мешком.
А выше видны - загорелый плоский живот и талия.
Да, в общем, даже – и розовые очки-хамелеоны не слишком портят ухоженное лицо сорокалетней, много уже повидавшей женщины. Явно - некогда по полной программе вкусившей от прелестей жизни в ГДР.
Ведь именно в ГДР - в школе русский язык был обязательной и важной дисциплиной. А мы общаемся на довольно сносном русском.
Не очень портит ее и наличествующий где-то муж. Про которого она мне уже сообщила – любит карты. И сейчас уже сидит с российскими коллегами, берет уроки карточной игры по-русски.
- Считаю своим долгом вас предупредить, Зельда… Это обучение к добру не приведет. Можете попрощаться с деньгами. И со своими карманными деньгами тоже, - говорю я наивно.
Я немножко играю в простака.
Меня предупреждали, что в этом самом месте могут водиться разные рыбки. В том числе, и бывшие агенты «штази». Которые тоже жаждут встретиться и с кассиром, и с его хозяином.
На кого они сейчас работают – одному богу известно. Может быть даже, на себя - используют свой талант просто, чтобы немного заработать денег.
Как-то ведь надо жить, если тебя кругом разыскивает немецкая разведка – чтобы отдать под справедливый немецкий суд.
Анонимность – стоит нынче очень дорого.
Впрочем, я думаю, поскольку Зельда не скрывает, что она – бывшая гражданка почившей в бозе ГДР, она как раз и работает теперь на бундесов. В обмен на свободу.
Или - тоже вполне возможно, что ненавязчивая фрау Зельда, и ее муж-игрок – как раз и есть семейная парочка из бывшей «штази», решившая подработать.
Нужно будет поинтересоваться попозже этим вопросом. У моих друзей, которые еще перед моим отъездом дали мне несколько весьма ценных советов.
28.
...А Зельда совершенно искренне хохочет. В определенных кругах он, ее муж, говорит она, известен как профессионал очень высокого класса. И его карточный класс не раз уже спасал семью от голодной смерти.
Особенно, когда вокруг была сплошная ГДР.
Раньше они с мужем жили в Ростоке, вокруг было много воинских частей. Неподалеку – пара советских аэродромов.
Отдельные офицеры - из контингента советских оккупационных войск, - высокие авиационные специалисты в своем роде, - довольно часто лишались не только карманных денег, но и всего жалования.
В его любезной компании.
Им с мужем даже пришлось переехать из Ростока, чтобы не разорять офицеров до конца. Так что, мне лучше бы поговорить со своими соотечественниками – помощь, скорее, может понадобиться им, а не ему. Материальная.
Потом офицеры поразъехались по домам - в Россию...
А вообще, они были хорошие ребята, замечает Зельда. Не очень обижали местных девушек. Так, только когда выпьют сильно.
У ее мужа, которого она беспредельно уважает, есть только один – но весьма существенный недостаток, - сообщает Зельда, потягивая ледяной крюшон.
Он давно уже не молод.
И совершенно не интересуется сексуальными потребностями своей жены.
А потребности есть. Особенно - в этом расслабляющем климате. В этой чудесной пляжной обстановке. Под ярким солнцем средиземноморья. Просто – неотложные потребности наблюдаются.
Кроме того, замечает она – он не ревнив. Карты заменяют ему любые другие удовольствия – в том числе, и секс. И ревность – как жизненное развлечение, тоже заменяют.
А поэтому, не хочу ли я угостить Зельду кофе? У себя в номере.
Бар, кажется, уже закрыт. К тому же, я, и явно - сингл. И почти наверняка – у меня наверху есть банка растворимого кофе. И кипятильник.
Мы же, русские, предусмотрительные ребята. Кофе с чаем, и с кипятильником, всегда за собой таскаем. Экономя на доставке кофе в номер. Так практика показывает. Немецкая практика.
А практика – главный критерий истины, как замечают немецкие же философы.
И даже - если и нет – кофе можно принести от немецких коллег-отдыхающих. Тут у них целая колония, у кого-нибудь, да найдется. Обязательно. Отдыхают сейчас – после обеда. А кофе хочется. Пусть, даже и растворимого – ну очень хочется.
- Я надеюсь, вы не хотите позвать ко мне в гости всю колонию, Зельда? И оторвать вашего мужа от карт?
- Nein, bitte, nein… Wir koenen es allein… Nur zu zweit tuh’n… Abgemacht?
Действительно – договорились. Абгемахт. Вдвоем.
И кофе, заодно, выпьем.
Чтобы не заснуть за приятным знакомством..
29.
Зельда занимается любовью шикарно – просто другого слова не подберешь.
Как немецкий спортивный автомобиль.
Ничего лишнего, никаких изысков или нежных отвлечений, сюсюканий и прочего. Гонки есть гонки. Ни минуты простоя. Немецкое качество, умноженное на мощность, скорость, устойчивость на дороге.
Дверь не успевает закрыться – шорты летят в один угол – и под ними даже нет трусиков, топик – в другой, и попадает на телевизор.
Ерунда – телевизор включать все равно уже некогда. И - незачем.
Очки повисают на ночнике над изголовьем, и, позвякивая, раскачиваются далее - в такт ожившей кровати. На всем протяжении наших боевых действий.
И никаких посторонних, отвлекающих от дороги звуков. Ничего не дребезжит, не вихляется, не мычит - слышен только звук рассекаемого воздуха.
Все – молча, с внутренним напряжением в нескольких сотен лошадиных сил, которые даже немного пугают – в таком обилии.
Как бы с непривычки не передавить на акселератор. Автомобиль-то классный!
…Хотя для российских дорог – не совсем подходящий, судя по всему.
А в голове у меня…
…Да, а в голове выстраиваются срочно призванные на помощь совершенно отвлеченные возбудительные сексуальные виды.
Самые-самые – из тех, кого я знал когда-либо.
Чтобы хоть как-то… Ну хоть чем-то поддержать марку отечественного производителя.
Не потерять лицо - так, кажется, любят говорить в похожих случаях умные китайцы. Которых - на свете за миллиард. А это – явно не случайное явление.
Минут через двадцать бешеной езды я становлюсь совершенно мокрым.
Даже длинную, во всю двуспальную кровать, подушку - можно запросто отжимать и вывешивать на балкон.
Я не могу за Зельдой угнаться. Да и смешно, в конце-то концов – способен ли «запорожец» тягаться с «зеткой», например?
У которой даже защитная дуга - сверху, над головой водителя - сделана из титана?
31.
Сексуальные миражи уступают место голой действительности.
А совершенно голая действительность выглядит очень даже неплохо.
Ясные голубые глаза, сухая и гладкая кожа. Без намека на целлюлит.
Без намека на капельки пота. Довольная улыбка. Красиво растрепанные короткие светлые волосы. Маленький синяк – кажется, от моего засоса – на бедре.
Но на таком уровне – что шорты его закроют, а загар быстро нивелирует.
Все подтянуто. Пригнано. Ладно.
И, кажется, - о ужас! - вновь готово к бою. Только румянец под загаром на щеках выдает участие, и явно призовое место в этой гонке.
Если она работала в «штази» - снимаю перед коллегами несуществующую шляпу. Умели они подобрать сотрудников!
- Es war gut! Es war wunderbar Liebling! – говорит Зельда. И я вижу, наконец, что-то, похожее на нежность.
Она переводит дух, берет мою ладонь, и прижимает ее к своей горячей щеке:
- Feurbar, mein Jungling! Ah… Feurbar!
Звучит так: огнеопасно, малыш. Воспламенительно. Может быть - повторим?
Похоже - гарнизонные офицеры из прошлого – просто какая чепуха была. Даже - пьяные. Даже – разбалтывающие секреты направо и налево – без особых просьб и уговоров.
Дети просто…
И мы кидаемся в новую гонку.
…Перед ужином у Зельды – сеанс массажа, а потом сауна.
Или – тренажеры, а потом массаж и сауна.
Или вообще – все наоборот.
Если, конечно, я правильно понимаю то, что она мне говорит сквозь шум воды в душе.
Прощальный поцелуй в щеку – я и отлетаю в мир грез, без сновидений, угрызений и расслаблений…
Будто проваливаюсь в финальном акте – прямо под пыльную сцену. И прямо - на всю глубину сна.
32.
Тихий, но настойчивый стук в дверь возвращает меня обратно. Я все заспал. Крайне вредно спать в такое время суток.
И несколько мгновений не могу сообразить – где нахожусь, сколько сейчас времени, что происходит, и не надо ли нестись на работу.
А главное - почему подушка под щекой влажная и горячая, а из распахнутой двери на лоджию тянет прохладным ароматом близкого моря.
Наконец, сообразив, где я, и что я, подскакиваю и начинаю искать трусы. И прыгаю на одной ноге – когда в номер, открыв его своей карточкой, входит Камаль с каким-то свертком под мышкой.
- Сорри, - говорит он, разглядывая меня без стеснений, по-свойски, - Ох, сорри, я разбудиль вас… Потревожиль ваш отдих… Но все равно – уже скоро ужин… Я хотель вам сделать приятный – и принес вам куртка. Точно для вас. А может бить, для вашей девушка… Очень хороший, мягкий – просто шелковий… Я такой же подариль своей жена ЛенОчка… Он очень довольный.
- Камаль, - говорю я, уже окончательно придя в себя, - а вы считаете, что мы – одного размера? С моей девушкой? Я, вообще-то, прилетель один… Сингл!
- Но я все равно оставлю, а ви подумает немножко. Посмотрит, может бить – она ему понравиться… Там, в Москва. Или даже здесь. Ви можете позвонить… Ми можем сделать этот звонок бесплатний. О цене ми потом поговорим. Ви испачкаль… - он показывает на мою щеку. На ту, в которую меня на прощание поцеловала Зельда. Видно, успела накрасить губы.
Краем глаза я вижу также забытые ей очки. Камаль прослеживает мой взгляд:
- Я могу оказати вам услуга – отдам даме очки. Она же забила их на пляже – так? – задумчиво говорит Камаль. - Мне будет удобно вернуть ей их за ужин.
- Хорошо, Камаль, оставьте, пожалуйста куртку. Я подумаю. Я позвоню в Москву, поинтересуюсь, нужна ли кому-нибудь хорошая кожа. И заберите очки – она действительно забыла их на пляже. Я просто поражен вашей догадливостью - как вы угадали, кто забыл очки на пляже...
- Работа управляющего – сложный работа, – весело замечает Камаль, кладет куртку на журнальный столик, и забирает очки. – Очень сложний. Этот Отто – он часто к нам приезжает в это время, - опять взялся за свое.
И обиграл ваших ребьят. В карты. А они – набили ему морда. И отняли бумажник. И теперь приходиться все улаживать – чтоби не вмешиваль полиция. Слава богу, пока никто ее не визваль. Иду улаживать конфликт.
– Камаль, а кто такой - этот Отто? - спрашиваю я на всякий случай.
- Это муж дами. Который забыль на пляже эти очки. Приходите на ужин, пожалуйста. Будет приятно увидеть вас там. Если не будет спешить – ми можем потом попить кофе и поболтать – ЛенОчка закроет магазин, и тоже к нам придет. Ми немножко будем випивать – то, что он нам разрешает, ЛенОчка. Так?
- Наверное, так, Камаль, – говорю я.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ