Закрываю глаза и, карандашный набросок круглого стола, движется на меня. Его очертание колеблется, ( как в рисованном мультике) ножки изогнувшись, словно в прыжке конь, приготовились к броску. Невидимая сила, рука ли вовремя набрасывает сверху защитного цвета, ткань, как уздой стреножив движение. Слева, нарисованная дверь с противным скрежетом отворилась, и невидимая тень, скользнув по листу ватмана витиеватым росчерком, исчезла за пределами наброска. Из проёма донесся шелестящий стон, и сырость, как туман, серым налётом разукрасила, некогда чистые стены листа. Неведомо откуда взявшийся вазон, боевой желто-зеленой раскраской взгромоздился на постоянно шевелящемся столе и балансировал в ритме степа. Веточки торчащими прямыми стрелами, устремлёнными ввысь, вдруг закрутились спиралью и лепестки похожие на крылья эльфов, разлетелись в разные стороны, светлячками. Они порхали вокруг раскалённой лампы, оголившей свои руки, и пытающейся схватить их за подолы платьев. Стол поскрипывал, звук выползал змеёй из под защитного цвета скатерти, и свернувшись клубочком, лёг у порога. Медленно, даже лениво лакая музыку глубокой ночи из пластиковой миски. Вернувшись, тень тащила за собой следующий чистый альбомный лист. Он, падая сверху на прежний, нечаянно придавил набросок стола, и миску, и вазон. Тень успевшая скользнуть в открытую дверь, хихикала, пустым беззубым ртом и корчила страшные, ночные рожицы. Чистый лист тихо вздыхал, по его глади рябью бегали незамысловатые волны от шевелящегося стола и светлячков, у которых обгорели платьица, и теперь черными лохмотьями падали на грустный стол. Печальный, он, отодвинув защитного цвета скатерть, выглянул краешком глаза, за пределы альбома, и уже более уверенно перелез на чистую страницу. Тем самым, обманув проказливую тень.
Расположившись в самом центре, поправил съехавшую скатерть, постучал ногой. Первым показался вазон, он важной походкой, переваливаясь с боку на бок, добрался до стола, и взлетев на невидимых ангельских крыльях, опустился в центре. Следом, будто зелёные гусеницы, выползли змеевидные веточки и, добравшись по скатерти до верха, опустились в вазу. Ожили светлячки – листочки, их прозрачные крылышки зашевелились и медленно осели на кончиках зелёных веточек. Последней, прикатила пластиковая миска,с плескавшейся в ней завывающей музыкой. Которую с трудом, но можно было опознать, как «Вальс цветов» Чайковского. Она завывала словно испорченная чёрная, старая пластинка из-за растянувшегося пассика, или прокрученная не на 78, а на 33 оборота. Дошагав до стола,и спрятавшись под полог пёстрой скатерти, тихо уснула. Всё замерло. Только ветер, ворвавшись в нарисованное открытое окно, теребил листы альбома, лёгким движением убаюкивая карандашные наброски.