- Читал, а руки исходили тремором.
- Нет, действительно, гулянки в Зазеркалье – это ловля в сети. Сети, сплетенные из жил, что вытянуты из солнечных закатных ожиданий и ночных серебристых дождей, вечно идущих в тайных местах отсутствия «да» и «нет».
- Елейно-адреналиновый сироп в сердце.
- А сегодня на танцульках, что, как всегда, по субботам в избе у деревенской фельдшерицы, две кошки драные выдирали друг у друга блюдце со сметаной. Блюдце было для котейки, а он уже так объемшись, что передние лапы поперек живота, а живот горкой между задними лапами. Котейка одним глазом вприщур на них, на драных.
- Морально растущий организм.
- А странно беседы вьются-льются, вроде бы как варенье чайной ложечкой, нет, не чайной – кофейной, серебряной, с витой ручкой, кукольной. Прозрачное варенье, из зеленого крыжовника, желейное, сладость с кислинкой, много не съешь, но разглядывать – радость для глаз.
Так и беседы вполголоса, пока драные сметаной котейку уговаривают. В четыре лапы уговаривают.
- Вербальная связь.
- Вязь. Вербная. Виртуальная? Непонятно. Лучше – крыжовенное ложечками. В блюдце, в маленькое, тоже из кукольного кофейного сервиза – голубого с золотенькими звёздочками. Их тоже рассадить - в бантах атласных, в кружевных юбках, в кофтах из розового маркизета. Марки и буква, - надо же! - и вдруг кофта.
Так вот – рассадить, локоны расправить, ресницы вверх, потом не выдержать, наклонить одну на спинку и она – «Ма-а-а-ма-а-а!» И ресницы вниз. И глазки спят. И пухлый ротик. И пухлые пальчики. И совсем они не драные. Котейка к ним. К их кружевным юбкам умильной мордой. Глаза вприщур. На бок, чтобы животу не так жестко, и спать.
Да, конечно, там баско, но это в другом Зазеркалье.
Вербно нынче. Снега легли, а сверху теплынь. Заденешь ветку, она живая – пахнет. Где тополем, где вербой. Снова весна, правда?
Варенье кончится, будет мать-и-мачеха. Листья снаружи прохладные, гладкие, с исподнего – мохнатые, тёплые. Ма-ма. Драные друг друга - за банты, за юбки, за кофты, не успокоятся, всё делят – чей? Котейка давно дрыхнет на спине, в животе – полно, не до драных.
Всё как в туманном зеркале. Как с мороза заходишь в избу, ресницы в инее, сразу и не разглядишь, чего там, внутри.
А ты говоришь, организм. Так бы вот просто, у печки на корточках. Или лучше на низенькой лавочке. Пятки к печке, локти на коленки, огненные кони рвутся наружу, дерево светится своей внутренней душой, отдаёт то, чего много в нём.
А вот если без бантов и кофта не из маркизета, то куда? Как сухое дерево – в печку? И огненной золотинкой на ладонь?
А ты говоришь, адреналиновая атака...