ВОЗВРАЩЕНИЕ
И вот однажды мама Витька принесла с работу радостную весть – получен вызов из Полтавы, и семья сестричек может ехать в любое удобное время, хоть прямо сейчас. И, несмотря на то, что в освобожденных городах, в сожженной фашистами при отступлении Полтаве особенно, не хватало жилья, снабжение продовольственными и промышленными товарами практически отсутствовало, люди были окружены сплошными неудобствами, семья сестричек решила ехать немедленно, как только будет собран с огорода урожай. Всю живность сестрички роздали соседям и знакомым, Витек постарался, чтобы родителям Лены досталось побольше, так как ее отец был настолько честным человеком, что вопреки бытующей расшифровке ОРС (обеспечь раньше себя), обеспечивал свою семью на том же уровне, что и всех других. Витьку очень жаль было расставаться с Музой, с выросшей во взрослую козу и родившей козленка Стелой, с курицей Кирой, несшей по два яйца в день, со своим, но все же дворовым псом Жуком и домашним котом Мурзиком. Все они были его молчаливыми, но очень разумными друзьями.
Витек каждый день виделся с Леной, которую вынужден был убеждать в том, что его отъезд домой это для него большая радость, и что Лена должна не плакать и печалиться, а радоваться за Витька и их общее будущее, потому что он ее заберет к себе, когда немного повзрослеет.
Прощание было тяжелом. Плакала не только Лена, но многие друзья, знакомые и животные – Витек видел, как слезы катились по небритым щекам Музы и Жука, плакал Долбес и, чтобы его немного утешить, Витек подарил ему на память свою новую лянгу, которую изготовил Вовчик (с его согласия, конечно). Витек с трудом сдерживал рыдания, затем, чтобы никто не видел его слез, убежал подальше, где и дал волю своим чувствам.
И вот паровоз заспешил, застучали колеса, и семья сестричек двинула домой. Поезд, точно ехавший по расписанию, продвигался вперед очень медленно и еще медленнее оттого, что все торопились домой, всем не терпелось увидеть друзей, знакомых, узнать, как они жили-были эти годы. Но как бы медленно не двигалось что-то куда-то, оно когда-нибудь туда прибудет – такова диалектика природы, и семья сестричек, совершив две пересадки, тоже прибыла в Полтаву на рассвете дня, т.е. рано утром. Здесь же на вокзале, точнее в пристройке, которая осталась от разрушенного вокзала, сестричкам выдали ордер на трехкомнатную квартиру, которая «должна быть свободной», как сказал начальник отдела по реэвакуации, который и выделил грузовик, чтобы отвезти семью сестричек и ее вещи по новому адресу – здания, в которых раньше жили Витек с мамой и семья тети Евы, были сожжены фашистами при бегстве от советских войск. Дом, в котором сестричкам выдали квартиру, находился по адресу Пионерский переулок, номер семь. Это был двухэтажный деревянный дом, с печным отоплением, квартира находилась на втором этаже, на который вела скрипучая деревянная лестница, а белая акацией под окном могла выполнять функции запасного выхода. Кроме трех комнат, расположенных одна за другой, как строенный трамвай, с окнами в первой и третьей комнатах, была еще небольшая кухня с печкой. Кроме этой печки, в квартире был еще камин, который должен был обогревать вторую и третью комнаты – жить можно, решили братья, а Витьку больше всего понравился «запасной выход». Первая «пробежка» по знакомым местам не просто сильно огорчила братьев, она буквально разорвала в клочья их души и сердца – улица Октябрьская, главная улица города, была сожжена полностью, ни одного уцелевшего дома, кинотеатр «Коминтерн», краса и гордость города, куда любил ходить Витек, смотрел пустыми окнами-глазницами на прохожих, как скелет давно умершего зверя. От всех домов остались только скелеты с пустыми глазницами, без перекрытий между этажами, с обвалившимися крышами, даже некоторые деревья стояли обугленные. Витек побежал в «свой дом», но и он был превращен в каменную груду. Витек спросил у соседа по двору, единственный дом которого остался цел среди пепелища, не знает ли он, где Наташа, что с ней произошло? Мужчина ответил довольно спокойно, что ее хозяев жидов поубивали, а она переехала к своей маме, где-то около базара. Такой ответ Витька удивил, но он не стал выяснять подробности, полагая не без оснований, что, по-видимому, мужчина не весь в себе. Но это известие еще большим грузом легло на его и без того раздавленное сердце. На Садовую он не бежал, а шел медленно, шатаясь от усталости, вызванной страшной картиной уничтоженного города. Он шел через весь город и всюду видел одну и ту же картину – обгоревшие стены когда-то красивых величественных домов, многие из которых были построены еще при Петре I. Улица Садовая, на которой были в основном одноэтажные небольшие дома, сохранилась лучше – дома были сожжены не все подряд, а выборочно. По какому принципу Витек не стал спрашивать у людей, не желая услышать в ответ, что сожжены дома коммунистов и жидов. Почему-то сейчас Витьку было жаль и жидов, и коммунистов – чем они «провинились» перед некоторыми людьми, перед людьми другой национальности. Но тут же он вспомнил, как часто они, «русские», называли узбеков «чурками» и относились к ним с глубоким пренебрежением, насмехаясь над их религиозными особенностями – они всегда носили с собой коврик, который расстилали на земле, становились на него коленями и «бились головой о землю». Предположение Витька относительно жидов и коммунистов появилось у Витька после того, как он увидел сгоревшими дома номер шесть, где жил Витек с родителями, а потом тетя Ева с семьей, и номер восемь, где, как знал Витек, жил главврач городской больницы, который вполне мог быть жидом-коммунистом. Сохранилось почему-то старинное очень красивое здание исторического музея и памятник Короленко, что хоть немного утешило Витька, который столь же не спеша побрел «домой» по новому адресу. Но недолго Витек осваивал новые жилплощади, так как его мама через несколько дней пришла печальная и известила, что ее направляют в Херсонское Областное Управление ИТК МВД для организации медицинской службы. Такое решение было принято в столице по представлению нового начальника МВД Полтавской области. Новый начальник, который был назначен на эту должность вместо погибшего на фронте Ивана Соломоновича, на должность мамы Витька «пристроил» свою протеже Зозулю, остававшуюся в оккупированном городе в то время, когда все медработники были мобилизованы. После освобождения Полтавы ей по ходатайству «нового начальника» было присвоено звание и она была зачислена на должность, поэтому маме Витька пришлось ехать в Херсон.
Поездка в Херсон с самого начала оказалась неудачной – на вокзале в Херсоне Витек остался охранять вещи, пока его мама пошла выяснять, как попасть в Управление МВД, и вернувшись она не обнаружила одного чемодана, который, несмотря на то, что была поставлена на ноги вся милиция вокзала, так и не нашли. Затем Витек заболел неизвестно какой болезнью, или брюшным тифом, или паратифом, или … Температура у него не опускалась ниже 39 градусов, он ничего не ел, исхудал до состояния близкого к тому, когда семья голодала – мама могла сама носить его на руках. Он лежал в больнице, и мама каждый день ему приносила всевозможную еду – консервы крабов, шпротов, икру черную и красную, шоколадные конфеты (видимо, тратила на это всю зарплату), и книги по мере их прочтения. Около двух недель он был без сознания, сейчас бы сказали «в коматозном состоянии». Врачи никак не могли поставить диагноз, а Витек думал, что это просто ярко выраженная тоска «по родным, по Юле и Лене», тяжелые переживания «за разрушенную Полтаву, за то огромное количество несправедливостей, которые творятся в этом мире», и родовая обида «за попранную честь его мамы». Он пролежал в больнице более месяца. Именно пролежал, а не пролечился, потому что лечение без точно установленного диагноза может больше навредить, чем помочь. Поэтому лечение Витька состояло, в основном, в укреплении организма – витамины, рыбий жир, глюкоза. Что помогло Витьку преодолеть болезнь – препараты, укрепляющие организм, или постепенное уменьшение духовного гнета, не знает Витек, не знают врачи, в том числе и его собственная мама, но факт свершился, Витек пошел на поправку, проснувшись однажды и попросив чего-нибудь поесть. Случилось это незадолго после того, как мама рассказала ему, что она получила предписание ехать в Полтавское Управление ИТК МВД восстанавливать работу медицинских органов после того, как Зозуля вместе с новым начальником «завалили» ее. Они «за развал работы» были отданы под суд, на котором выяснилось, что Зозуля, кроме того, сотрудничала с фашистскими оккупантами – выдала нескольких коммунистов и содержала частный так называемый «медкабинет», а фактически дом терпимости, где принуждала «работать» молоденьких девушек. Возможно, известие о возращении в Полтаву и явилось причиной выздоровления Витька. Набирал Витек вес очень стремительно – ел все подряд, даже манную кашу, словно решив компенсировать не съеденные за время болезни калории, и много читал, так как было много свободного времени, которое некуда было расходовать, лежа в больнице. Буквально на следующий день после того, как Витька выписали с больницы, он с мамой отправился в Полтаву.
Приехали они в квартиру на Пионерском переулке, где их с нетерпением ждала семья тети Евы. Хотя сестрички обменивались достаточно интенсивно информацией через письма, им все равно было о чем поговорить. Тетя Ева сообщила, что они уже купили за городом огород, на котором посажена картошка – кто-то уезжал и продал свой огород, и вскоре нужно будет ехать собирать урожай. Еще тетя Ева сказала, что сейчас она работает помощником редактора в газете «Полтавские новости», что редакция и типография газеты находятся рядом с домом, в котором они живут, что окна типографии выходят к ним во двор, что через эти окна можно видеть машины для набора гранок газеты. Братья же сразу потащили Витька знакомиться с их новыми друзьями, которые тоже умеют играть в лянгу, но называют лянгу «жесточкой», курят сигареты и жуют жвачку, которые выпрашивают у американцев. И Витек сразу вспомнил, как они в Узбекистане жевали смолу. Иногда смолу с деревьев (с вишни в основном), но чаще обычную черную смолу, используемую при укладке асфальта. Вовчик дал Витьку попробовать американскую жвачку – пластинку размером 65х15 миллиметров с приятным сладким лимонным вкусом, Витьку понравилась. Ребят братья застали во дворе, играющими в жесточку. Их было пятеро, Витек сразу и не запомнил кого как зовут – у него с этим были проблемы, и они пригласили братьев поиграть с ними «под интерес», «тем более» – обратился один из них к Витьку – «что ты большой мастер, как тут нам говорили»! Витек и братья согласились, но Витек предварительно, на всякий случай, узнал у братьев, есть ли у них лаве (деньги). Договорились до пятидесяти по червонцу, исключив одно из упражнений, о существовании которого местные ребята даже не подозревали. Договорились, что после игры братья им покажут, как оно выполняется. Витьку не очень понравилась ирония, с которой было произнесено приглашение, но он решил не осложнять отношения, не упреждать события. Он предложил удвоить свою ставку при условии, что он будет играть последним, с чем все дружно согласились. Витек же хотел сначала посмотреть, как играют ребята. Кстати, после больницы Витек пару раз играл сам с собой старой изношенной лянгой – получалось неплохо. Витек дал возможность ребятам пройти два круга и, закончив игру, положил деньги в карман. Один из хлопцев по прозвищу Бемоль, ведущий себя наиболее вызывающе, потребовал продолжения игры, заявив, что он имеет право отыграться, на что Витек вначале не соглашался, но подумав немного, согласился при условии, что ставки будут по сто рублей. Кроме того, Витек предложил играть жесточкой Вовчика, увидев которую все ребята заахали от восторга. Желающих играть оказалось немного, всего 4 человека вместе с Витьком. Бемоль предложил всем тянуть жребий по очередности игры, но для Витька это уже не имело значения, так как он уже знал возможности каждого игрока. Игра была опять до пятидесяти, и Витек позволил игрокам пройти три круга прежде чем закончил игру. Бемоль от злости стал пунцовым и потребовал «повтора» – Витек согласился по полкуска (полтысячи), Бемоль положил деньги на подоконник (в кассу). Играли вдвоем до ста очков, Витек играл вторым. По договоренности второй игрок мог продолжить свой кон после того, как первый игрок уже выиграл. В случае, если и второй игрок набирал необходимую сумму очков, то деньги возвращались играющим. Так как Витек был вторым, то он мог, не особенно рискуя, дать Бемолю возможность поиграть. Когда же Бемолю до окончания осталось десять очков, Витек закончил партию и забрал деньги. Витек мог выиграть намного раньше, но решил не показывать полностью свои возможности и утешить Бемоля тем, что он чуть было не выиграл. Так прошло первое знакомство, из которого Витек понял, что без столкновения с Бемолем он не сможет стать лидером. Хотя Витек и не любил считаться открытым лидером, но он не представлял себя не в главной роли. Вместе с тем, он всегда оставался в тени, не выпячивался, не «бугрился». Бемоль захотел еще сыграть, Витек согласился по куску, но Бемоль наскреб только полсотни. На такие бабки Витек предложил ему играть с самим собой – и тренировка, и деньги целы. Бемоль пошел «грудью вперед», а Витек только спросил: «Что, стукаться»!? Ребята сразу провозгласили правила: пока попросится, лежачего не бить, не мстить. Драка произошла по любимой режиссуре Витька – удар ногой в пах и далее «ножной бокс» в область лица и концовка «на кумпал». Продолжительность ограничилась парой минут, после чего Бемоль запросился. Оказалось, что он еще и уписался – видимо, не опорожнил мочевой пузырь перед дракой, а удар в область паха частично пришелся на мочевой пузырь. Ну, как бы там ни было, Бемоль был низвергнут со своего, как ему казалось, сатирического пьедестала, но Витек не поддержал ребят в попытках осмеять Бемоля. Так закончилось первое знакомство Витька с дворовой «шпаной».
С кучей лаве Витек с братьями пошел домой, когда на дворе уже было довольно темно и где-то «у завалинки» послышались распевы под гитару. Вовчик сказал, что он бы тоже не прочь попеть, и остался еще во дворе. Дома сестрички уже постелили братьям «постель» на полу, Сталина уже спала, а Витек и Ося поели пшенной каши и уж потом улеглись спать в общую «половую постель». Витек, уставший от поездки и игры, моментально отдался во власть Морфея, оказавшегося сегодня скупым на сновидения.
На следующий день братья вышли во двор часов в десять утра, сестрички разъехались по работам, предварительно отведя Сталину в детский сад. Во дворе уже было несколько ребят, обсуждавших планы на сегодня. Были предложения пойти к кинотеатру «Пионер», который находился в конце Пионерского переулка, в ста метрах от двора, чтобы купить побольше билетов на вечерние сеансы, если демонстрируется хороший фильм, или пойти на базар продавать воду и стырить чего-нибудь съедобного. В утренние и дневные часы эти занятия у ребят наиболее популярные и доходные, а в вечернее время большинство ребят чистили обувь, для чего у всех были специальные ящики с прибитой сверху специальной дощечкой, вырезанной по форме подошвы сапога, а у некоторых ребят были даже раскладные стулья, спекулировали билетами в кинотеатр и щипали под шумок в организованной ими же толкучке около билетных касс, часто чистка сапог, ботинок и туфель совмещалась с продажей папирос в россыпь (поштучно). Эти занятия позволяли заработать лаве на личные нужды, чтобы не клянчить бабки (деньги) у родителей, у многих из которых их не было. Кроме деловых занятий, ребята не забывали и различного рода развлечения: игры (в основном, лянга), взрывы снарядов, патронов, гранат; лазание по стенам скелетов зданий (главным образом, сгоревшего здания театра оперы и балета); походы на американскую свалку в поисках сигарет, жвачки, различной радиоаппаратуры; пение вечерами «блатных песен» под гитару, а несколько позже появилось совершенно дурацкое развлечение – во время прогулки по «стометровке» (улица Октябрьская вечером) ребята хватали девочек за груди (называлось «пощупать козочек»). Витек в этом развлечении участия не принимал, считая, что этим ребята оскорбляют девочек, хотя девочкам это возможно нравилось, судя по их хихиканью. Примерно так обрисовали братья и ребята свой досуг и «работу». Они повели Витька на базар и для начала сказали, чтобы он пока только смотрел, как нужно тырить с прилавков продукты и, кроме того взяли с собой ведро и кружку, чтобы продавать воду. По пути на рынок они ему рассказали, что возможно придется кое-кому «намылить харю», как понял Витек под кое-кто скрывалась конкурирующая команда – ребята живущие в районе рынка. Продажа воды считалась выгодной коммерцией – кружка воды стоила один рубель, в ведре (не полном, чтобы легче было носить) помещалось примерно двадцать пять кружек, выпивали их за примерно десять минут. Таким образом заработок за десять минут составлял 25 руб., т.е. в час можно заработать 150 рублей, а за день (примерно 6 - 7 часов) порядка тысячи рублей, а это – десять буханок хлеба. Так что было за что драться. И пришлось Витьку этим заняться в первый же «выход в свет». Только один из ребят, рыжий картавый по прозвищу «Пшенка», набрав в ведро воды, закричал: «Холодная вода, навались, у кого деньги завелись, по рублю»! Как тут же конкурирующие ребята побежали куда-то с криками: «Они опять здесь»! На эти крики откликнулся здоровый верзила – парень лет шестнадцати, на полголовы больше Витька, прилично одетый, с золотыми фиксами и папироской в зубах: «Эй, ты жид пархатый, давай чеши отсюда, а то попишу (порежу лицо)»! Такое обращение к своим ребятам Витьку не понравилось, хотя он сам с некоторой долей неуважения относился к Пшенке, но он не мог позволить, чтобы кто-то другой оскорблял Пшенку за национальную принадлежность, поэтому его ответом был удар в пах ногой, затем попытка попасть носком ботинка в челюсть и удар по голове ведром с водой. Эта атака оказалась столь неожиданной и стремительной, что «Верзила», так Витек прозвал обидчика, не успев сообразить, что произошло, свалился на землю в тяжелом нокауте – видимо Витек попал ему в нижнюю челюсть. Пока Верзила приходил в себя, Витек взял из его руки лезвие «Нива» для безопасной бритвы и отрезал все пуговицы на его одежде. Шантрапа, поднявшая крик и пригласившая на помощь Верзилу, разбежалась в разные стороны и выглядывала из укрытий, что будет дальше. Витек тоже отошел подальше от места событий, боясь милицейской разборки. Но милиции не было, а кто-то из торгашей вылил на Верзилу остатки воды из ведра, отчего он очнулся, тяжело встал и пошел умываться, придерживая брюки рукой. Витек подозвал пацанов-конкурентов и предложил им обсудить условия «мирового договора», который тут же был составлен и скреплен дружеским рукопожатием, а Пшенка взял ведро и продолжил продавать воду, напевая: «Папа рыжий, мама рыжий, рыжий я и сам! Вся семья наша покрыта рыжим волосам»! Внешне спокойный Витек, на этот раз был внутри взволнован, потому что такое оружие, как лезвие для безопасной бритвы, ему представлялось весьма опасным для его симпатичной, как ему говорили многие девочки, внешности. Поэтому он долго не стал задерживаться на базаре, а уже где-то часа в два пошел домой, а с ним и все дворовые хлопцы. «Базарный улов» сегодня оказался совсем небольшим, около 500 руб., которые были сданы в общак, хранящийся у хлопца по прозвищу Буза.
Дома Витька ждали братья, тетя Ева, две незнакомые женщины с тремя хлопчиками: Аликом 5 лет, Ефимом 6 лет и Бобом 7 лет. Эти две незнакомые женщины – тетя Ася и тетя Эмма – оказались родственницами сестричек. Они только вот приехали в Полтаву и случайно прочли в газете фамилию тети Евы, которую разыскали по указанному в газете телефону, своей квартиры они еще не имели (сами они были из Лубен) и жили пока на частной квартире. Тетя Ева познакомила Витька с родственниками, пригласила родственников перекусить и начала что-то стряпать, послав Вовчика в коммерческий магазин за вином, хлебом и тушенкой, родственницы наперебой рассказывали о своих мытарствах в эвакуации, о разрухе в Лубнах, куда они вернулись после эвакуации, о том, что муж тети Эммы погиб на фронте, а муж тети Аси жив, был дважды ранен, но не тяжело – возвращался в часть, присылает домой аттестат, что им помогает выживать. Пока родственницы рассказывали, что да как, тетя Ева приготовила обед из американских продуктов, которые сестрички получили, как помощь, в посылках: суп из консервированных овощей, сварила картошку (с базара) со свиной тушенкой и открыла банку арахиса на десерт, а к этому времени подоспел Вовчик с двумя бутылками вина, буханкой хлеба и огурцами. Выпили за скорейшую победу, чтобы мужья остались живы, за встречу. Витек втихаря наливал себе побольше и вскоре немного окосел, отчего начал разглядывать тетю Асю, как объект своего желания – она действительно была хороша: немного курчавые рыжеватые волосы, пухленькие губки, немного вздернутый носик, большие мясистые мочки ушей, высокая грудь среднего размера, тонкая талия и крепко сбитые ноги. Все это в комплексе, как и в отдельности, выглядело очень привлекательно и соблазнительно. Гости поглощали пищу «со скоростью голодной саранчи», было видно, что они давно уже не ели нормально, за что тетя Эмма извинилась. Когда же их аппетит был несколько утолен, тетя Ева рассказала, что в нашем дворе есть на первом этаже пустующая квартира и предложила родственницам пойти на нее посмотреть. Они все вместе пошли к дворнику, чтобы взять ключи от квартиры, а затем пошли смотреть квартиру. Братья же допили вино, изрядно опьянели и запели застольные песни, а когда тетя Ева с гостями вернулась, то Витек, перебравшийся на мамину кровать, посапывал, внимательно изучая свои сновидения. Сегодня ему впервые за военные годы приснилась Одесса, одесский пляж и его любимые девочки Неля и Светка, за которых он дрался с целой дюжиной фашистов, пытавшихся их арестовать.
Спустя несколько дней, когда Витек уже познакомился в какой-то мере с занятиями ребят, он купил себе ящик сапожника, раскладной стул и забил место на углу улиц Октябрьской и Гоголя, против развалин кинотеатра «Коминтерн». Правда место пришлось отстоять в серьезном единоборстве с подольчанами (так себя называли ребятами с района, расположенного в низине слева от Октябрьской улицы) – дело не дошло до драки, так как слух о драке на базаре уже «облетел город», и никто не хотел связываться с буйным Витьком, но все же один из пацанов по кличке Кроша попытался не допустить новичка на очень «прибыльное место», но поцыкав через фиксу и увидев, что Витек не реагирует на его угрозы, он отчалил подальше. Следует сказать, что место было не самое прибыльное, но для Витька очень удобное, так как находилось не дальше, чем в пятидесяти метрах от дома, что позволяло в любое время выходить на работу со своим стулом. Самым прибыльным через месяц стало место около кинотеатра «Спартак» наскоро сколоченного с фанеры на противоположной от останков кинотеатра «Коминтерн» стороне Октябрьской в квартале от него – здесь почти всегда было полно народа, большая часть из них были офицеры, для которых блеск сапог был не только требуемым по Уставу, но и высшим фраерским шиком. Иногда легавые предлагали Витьку «очистить улицу», но пачка папирос «Пушка» обычно с легкостью решала конфликтную ситуацию в пользу чистильщика обуви. Пока не открылся кинотеатр «Спартак» Витек работал – чистил обувь и продавал в рассыпную папиросы – только по вечерам, днем же он вместе с ребятами шарил по базару, продавая воду и тыря с прилавков, что плохо лежало. Сегодня же ребята повели Витька на американскую свалку, находящуюся за Полтавским аэродромом, на котором сейчас базировались американские бомбардировщики дальнего действия, совершающие челночные полеты. Витьку свалка показалась фешенебельным универсальным магазином, где было все: почти новые рубашки, брюки, летные куртки на меху, ботинки, фуражки, пилотки, радиоприемники и магнитофоны переносные, фонарики с цветными стеклами, зажигалки на любые вкусы, шоколад плиточный, толщиной примерно два сантиметра, жевательные резинки, мятные конфеты, сигареты и даже сигары, банки свиной тушенки и других продуктов в ящиках, одеяла, надувные матрасы, канистры, шины и камеры автомобильные и множество других интересных и нужных вещей. У Витька, как и у всех других ребят, глаза разбежались в разные стороны – они не знали, что хватать, а затем, нахватавшись, не знали, как это все нести, но когда ажиотаж несколько поутих, ребята уже в более спокойной обстановке начали искать и нашли бумажные мешки, в которые и сложили отобранные вещи. Витька удивило и возмутило это изобилие продуктов и добротных вещей, выброшенных на свалку, в то время, когда люди не имели, что поесть, во что одеться и обуться. Продолжить свои возмущения Витек не успел, так как гортанный голос американского служаки, появившегося невесть откуда, что-то загоготал на непонятном языке, служака замахал руками, показывая, что ребята должны остановиться. Но хлопцы уже имели опыт близких контактов с американцами здесь на свалке, они знали, что американцы не разрешают брать ничего со свалки, поэтому они бросились наутек, включив максимальную скорость. Американец же попался не ленивый – он побежал за ребятами и догнал таки хлопца по прозвищу Лях (от фамилии Ляшенко), мешок которого был намного тяжелее, чем у других. Американец схватил Ляха за шкирку, и тряс до тех пор, пока Лях не выронил мешок, при этом американец приговаривал: «You are very bad boy! You are pilferer!» Такой поступок американца возмутил Витька вдвойне – и сам не гам, и другому не дам, резюмировал он. Витек возненавидел этих «напыщенных фраеров» в американской военной форме, этих «троглодитов в современном обличии», этих самовлюбленных, самодовольных, сытых и ухоженных самцов. Еще Витек подумал, что американцы похожи на лягушек, о которых он читал в одном из дореволюционных журналов «Вокруг света» – для того, чтобы казаться большими, они раздуваются, увеличивая свои истинные объемы в десять и более раз. Какие же они нелюди, думал Витек, и сердился на некоторых ребят, которые лебезили перед этими гнидами. И хотя Витек принес много «ценных вещей» с «американской помойки», он остался очень недоволен походом, так как считал себя униженным и оскорбленным. Кстати, пребывая на свалке Витек увидел, что поблизости стоят длинные амбары, по-видимому, это были армейские склады. Судя по тому, что вблизи них Витек не увидел охранников, в складах хранили не боеприпасы, а, следовательно, жратушку или шмотки. Этот интересный вывод Витек решил проверить завтра – ребята уже решили, что завтра они опять пойдут на свалку. Так как у Ляха «хренов американец» забрал его мешок, Витек предложил, чтобы каждый из ребят дал что-нибудь Ляху – ведь он пострадал за всех, и хотя не все были с этим согласны, считая, что он пострадал из-за своей жадности, так как много набрал и не смог унести, тем не менее все дали что-то Ляху, так что он явился домой не с пустыми руками. Было решено, что завтра рано утром ребята отнесут на базар то, что решат продать, а потом опять пойдут на свалку. И еще Витек предложил проверить склады, находящиеся около свалки, с чем все с охотой согласились. Вечером Витек пошел на «свое место» чистить обувь. У него были самые пышные щетки и лучший обувной крем, самая красная и самая мягкая бархотка. Для намазывания крема на обувь он использовал небольшую эллипсовидную щетку, а также у него были щечки для защиты штанин брюк и галифе от попадания на них кроема со щеток – полное вооружение на два цвета: черный и коричневый, и это все складывалось в два отделения в ящике. Сам он сидел на раскладном маленьком стуле и кричал: «Чистим, драим сапоги, ботинки – будут, как картинки! Не жалей червонца, подходи любой, старый и молодой! Не толкайся, не толпись, в очередь становись!» Часть текста он сочинил сам, часть переработал слышанное от других. И хотя никакой очереди не было, Витьку так нравилась эта певучая фраза, что он с удовольствием повторял ее всякий раз, когда решал, что пора призвать граждан в грязной обуви привести ее в порядок, и лучше всего это сделать у него. В этот вечер он заработал на чистке обуви семь червонцев и на папиросах чуть больше двадцати рублей. Нельзя сказать, что вечер был уж очень удачным.
Придя домой, Витек узнал, что завтра вся семья собирается ехать на огород, чтобы копать картошку, и Витек тоже должен ехать – уже на всех запасены лопаты и мишки. Братья сегодня, пока Витек работал, посмотрели новый кинофильм и спекульнули билетами на девять червонцев. Витек показал им, что он принес с американской свалки – братьям понравилось, и они решили, что в следующий раз они тоже туда пойдут. Прикинули, что это все можно отдать гамузом примерно за полкуска, хотя там одна кожаная куртка стоит около куска, но стоять на базаре и продавать это все поштучно долго и хлопотно. Всем, конечно, понравилась такая работа. Кроме того, Витек предложил достать какую-нибудь тачку, чтобы перевозить найденное на свалке. Рассказал Витек братьям и о складах, и братья решили, что их (склады) следует проверить, когда они будут на свалке. Витек с братьями немного поогорчались по поводу того, что завтра нужно ехать на огород, вместо того, чтобы идти на свалку, и легли спать. И приснилась Витьку бескрайняя песчаная пустыня, через которую течет широкий – не видно противоположной стороны, канал, а вода в нем синяя-синяя, как в Черном море, и плавают в воде огромные рыбы, похожие на крокодилов, над головами которых бьют фонтанчики, как у китов. А Витек сидит на берегу этого канала и весело обсуждает с ребятами этих водяных чудищ. И вдруг эти рыбы-крокодилы вышли из воды на своих хвостах и обнявшись двинули на ребят, но Витек встал на их пути и громко закричал, чтобы они уходили, после чего они потопали в знойную пустынную степь, где и исчезли в колеблющемся мареве пятидесятиградусной жары вместе с кустами перекати-поле. Проснувшись Витек вспомнил столь необычный сон и решил, что это есть известие о надвигающейся опасности, от которой Витек должен спасти ребят.
На огороде ничего не произошло, кроме того, что у Витька, как и у всех членов семьи, болела поясница. У семьи сестричек был небольшой огород, но урожай оказался очень хорошим – говорили, что земля очень хорошо удобрена трупами убитых солдат (и немецких, и наших) и мирных людей, поэтому и урожай такой высокий. Семья собрала двадцать пять пятидесятикилограммовых мешков, выбирая только крупную картошку, величиною в кулак и более. Так как никто не ожидал столь обильного урожая, то и мешков взяли всего два десятка – с большим запасом, как сказали сестрички, но их не хватило, и пришлось одалживать мешки у знакомых. Работу успели закончить как раз к приезду машины, братья грузили мешки на Витька, а он относил их в кузов машины. Сталина уже устала и начала немного капризничать, тетя Ева старалась утешить ее, чем могла, затем их посадили в кабинку машины, братья же влезли в кузов, как и большинство мужчин, а женщины пошли на пригородный поезд. Во дворе у подъезда братья разгрузили мешки с картошкой и пока занесли их в повал дома, уже на дворе стало совсем темно, но не настолько, чтобы Витек не увидел девочку, заходившую в соседний подъезд дома. Но прежде чем войти, девочка остановилась у крыльца и внимательно осмотрела братьев, Витек же немного задержался с тасканием мешков, чтобы рассмотреть девушку. Так они в полной темноте обменялись изучающими взглядами. Зайдя в дом и поглощая поздний ужин, Витек подумал, что сон, видимо, не был пророческим и ничего, кроме буйной фантазии, он не выражает. Но этот вывод оказался ошибочным.
На следующий день ребята опять не пошли ни на базар, ни на свалку, так как кто-то им поведал, что понедельник тяжелый день, и заниматься делами в этот день не желательно, потому что возможны всякие неприятности. Поэтому ребята решили порезвиться с небольшими противотанковыми снарядами для противотанковых ружей (ПТР), которые хлопец по прозвищу Слипак (от фамилии Слепцов) притащил с затопленного в Ворскле склада боеприпасов – ребята заходили по пояс в воду и вытаскивали из-под ног, что там находили. Эти снаряды имели в передней части взрыватель, закрытый колпачком, который отворачивался просто руками. Если отвернуть колпачок, то открывалось небольшое углубление (глубиной 7 – 8 мм, диаметром примерно 4 мм), заканчивающееся металлической диафрагмой. Ребята обычно превращали хлебный мякиш в тесто, которое вставляли в углубление, затем в тесто вставляли гвоздь, привязывали к снаряду ПТР пруток, раскручивали его и бросали на асфальтовую площадку около сгоревшего оперного театра. Взрыв был достаточно сильным для того, чтобы прохожие перепугались, и именно этот перепуг доставлял ребятам удовольствие. Вообще-то такие забавы лучше смотрелись в темноте, так как огненная вспышка в момент разрыва снаряда на мгновение освещала место действия и дополнительно пугала прохожих, но в этот раз ребята резвились с утра пораньше. Немного побросав снаряды, ребята решили полазить по стенам театра – занятие это было рискованным, так как в некоторых местах стены были настолько тонкие, что на них помещался единственный ботинок, второй ботинок можно было поставить только впереди или ссади, нужно было балансировать, как на канате циркачи. И не всегда это удавалось ребятам – однажды один хлопец, по прозвищу Тюлень (он был неповоротливым, неловким, за что и получил такую кличку), сорвался таки со стены, но ему повезло, так как, во-первых, было невысоко, а, во-вторых, под стеной лежала большая куча соломы, старых одеял и подушек. Видимо, кто-то здесь ночевал. Но несмотря на «смягчающие обстоятельства» Тюлень недели две прихрамывал и больше никогда не лазил по стенам. Сейчас же лазили все, играя в цурки (пятнашки), и вот, кто-то увидел большой снаряд, очень большой снаряд, видимо, от зенитного орудия. Как он попал в одну из сохранившихся ложей театра, было не очень ясно так же, как и неясно было ребятам, как его можно взорвать. Детальное изучение снаряда показало, что в нем нет взрывателя, он отвинчен. Тогда кто-то из ребят предложил разогреть его в огне до высокой температуры, отчего он должен взорваться – ведь порох горит в огне, в чем ребята убеждались ни раз, бросая «макароны» и «кольца» в печь. Причем горит иногда с печальными последствиями. Братья однажды решили «полыхнуть посильнее» и бросили в печку целый мешочек пороха, В результате «вспышки» печка разлетелась в разные стороны так, что для ее сборки пришлось искать мастера. Для разогрева снаряда ребята нашли металлическую бочку с мазутом, добавили туда солярки и сухих дров, положили снаряд, все это подожгли, а сами укрылись за бруствером небольшого окопа. Бочку они поставили около стены театра так, чтобы осколки не попали в прохожих. Ждали они долго, им показалось, что очень долго – уже снаряд должен был бы «рвануть», но огонь горел, валил дым, а снаряд ни «гу-гу». Тогда ребята решили, что из «этого рая не выйдет ничего», и поднялись, чтобы подойти к бочке и посмотреть что же там происходит, но Витек остановил их, предложив перевернуть бочку, бросая камни, которых на дне окопа было достаточно много. Ребята так и решили сделать, тем более, что сбивать бочку камнями тоже интересное соревнование. И вот в бочку полетели камни, и один из них ее «поразил», отчего бочка упала и из нее выкатился снаряд. Посмотрев еще пару минут на остывающий снаряд ребята решили, что, коль скоро, снаряд не взорвался, когда находился в горящем мазуте, то он уж подавно не взорвется, лежа на открытом воздухе. Такое логическое заключение придало ребятам храбрости, и они встали и пошли к снаряду, и в этот момент Витьковым ртом кто-то закричал нечеловеческим голосом: «Ложись! Сейчас рванет!». Этот дикий страшный крик поверг всех на землю – все вжались в землю, как могли, и не прошло мгновенья, как раздался оглушительный взрыв и над головами ребят просвистели осколки. После взрыва ребята еще долго лежали не шевелясь и не разговаривая – каждый думал о том, как несколькими мгновениями раньше они могли лежать здесь изрешеченные осколками.
И Витек вспомнил свой вещий сон – все происшедшее, действительно, было, как во сне.
Вечером, продолжая сопротивление «тяжелому дню», Витек вместо чистки обуви пошел с ребятами в сад Луначарского погулять и, заодно, посмотреть на американцев, которые облюбовали этот сад для прогулок со своими шлендрами. Витек и еще несколько ребят важно прогуливались по аллеям сада, в то время, как некоторые ребята бегали за американцами и клянчили у них жвачку, конфеты и сигареты. Американцы гоготали, что-то осмеивали и бросали тем пацанам жмени конфет (леденцов) и жвачку. Причем жвачку и сигареты они специально набирали поштучно и бросали ребятам так, чтобы они рассыпались, и ребята должны были их собирать по одной, а американцы смеялись и, как обезьяны, хлопали себя по ляжкам от восторга. Витьку очень не нравилось поведение американцев, и он сказал одной компании, что они вонючие гориллы. Американцы поняли, что Витек их оскорбил и начали к нему приставать, тыкая ему конфеты и лепеча что-то на своем беззубом языке. Один американец набрал полную жменю конфет и поднес Витьку, но когда Витек протянул руку, чтобы взять их, бросил веером на дорожку. Витек не долго думая плюнул ему в руку, и это американцу не понравилось так, что он хотел схватить Витька за шиворот и отодрать, но Витек увернулся, американец опять попытался его схватить, но Витек опять увернулся – он дразнился с американцем, а ребята подняли крик, что американцы бьют детей. На этот крик подошли советские офицеры, которые тоже не очень миловали американцев, и предупредили их кулаком по морде, что бить маленьких детей не нужно, а уж если им хочется кого-то побить, то они к их услугам. И наши офицеры так «начистили хавала» этим наглецам, что шлендры их не могли узнать еще в течение месяца. Пока Витек с ребятами и братьями гулял по саду Луначарского, во дворе их дома произошли некоторые перемены, о которых братья узнали, придя домой. Дома они застали сестричек и их родственниц со своими чадами за столом. Сестрички спросили, где братья пропадали, на что они отвечали: «Нас пригласили в исторический музей, где знакомились с битвой под Полтавой». И это было почти правдой, так как исторический музей, не сожженный немцами по неизвестной причине, находился вблизи сада Луначарского. Братья быстро сделали вид, что помыли руки, и сели к столу, на котором были еще полторы бутылки вина и достаточно закуски. Родственницы сестричек предложили выпить за новоселье, которое они отмечают, и за тетю Еву, которая помогла им получить квартиру на первом этаже нашего дома. Пока все пили и ели, Витек внимательно рассматривал понравившуюся ему тетю Асю, которая сегодня выглядела еще краше от выпитого вина и от сбывшегося квартирного счастья. И вдруг сестрички и гостьи залепетали на еврейском, видимо для того, чтобы дети не поняли, о чем идет речь, а речь могла идти о них, о детях, так решил Витек. Если бы здесь был Вовчик, то он, возможно, понял бы, о чем речь – он немного понимал еврейский, так как его учила бабушка Рива и сам он учил в школе немецкий. Но Вовчика не было, и Витьку оставалось только гадать, что там они говорят, а это вдвойне раздражало Витька. Во-первых, он просто не любил еврейский язык по причине и ему самому неизвестной, а, во-вторых, потому, что не понимал, что говорили сестрички и гостьи. Он даже мысленно обозвал их «жидовками пархатыми». Но тетя Ева, почувствовав неловкость происходящего, рассказала детям о разговоре. Оказывается они говорили о том, какие у них замечательные дети, как они им помогают и т.п. Это несколько уменьшило гнев Витька, но все же он их не любил в данный момент потому, что они жидовки. Странное какое-то у него было чувство. Каждую из этих женщин он любил, как родственницу, как человека, но презирал, как жидовку, как представителя этой нации. Праздничный ужин закончился поздно, Вовчик еще успел на его завершающую стадию. Кстати, он был «заядлым юдофобом», как иногда, когда он уж слишком горячо не одобрял какие-либо действия евреев, его называла мама. Но вот гости стали прощаться, и на прощание они пригласили всех к ним в гости через недельку, когда они немного обустроятся. Так как на лестнице не было света, то Витек посветил гостям американским фонариком, который так понравился Алику, сыну тети Эммы, что Витек решил подарить ему этот фонарь, за что Алик и тетя Эмма его долго благодарили. Возвращаясь домой, Витек выглянул во двор, в предчувствии увидеть там что-то важное, и действительно, в лунном свете он узрел «прекрасную незнакомку», которая у своего подъезда беседовала с кем-то из ребят. Витек порадовался, что увидел «незнакомку», но огорчился, что она беседовала с кем-то, но не с ним. С таким радостно-огорчительным чувством он крепко уснул под действием алкоголя.
Братья долго искали повозку, чтобы везти вещи со свалки и со склада, если им удастся туда проникнуть, но ничего подходящего не могли найти. Но вот Вовчик где-то надыбал отличную четырехколесную тачку – крепкую, симпатичную и, главное, вместительную, и ребята отправились на аэродром, который располагался за Киевским вокзалом. Идти туда нужно было через весь город, а Витек не хотел, чтобы его видели с тачкой даже с такой красивой, поэтому он предложил тянуть жребий, кому везти эту коляску, но оказалось, что двое ребят – Ося, получивший прозвище Муха, и Саша, по прозвищу Аллюр, согласны ее везти с удовольствием, и им даже пришлось тянуть жребий на очередность «извозчика». Ребята вышли с утра пораньше, так как идти далеко, а вернуться они решили к обеду. Вначале Витек с Вовчиком пошли в разведку и, обследовав свалку и прилегающую к складу местность, нигде охраны не обнаружили, поэтому было решено идти на склад, а потом уж, если будет в том нужда – на свалку. В длинном помещении склада было пять дверей, ребята решили начать с первой двери, в следующие двери они решили заглянуть позже. Осю поставили «на шухере», договорившись о том, что он подаст знак о приближении кого-либо свистом – свистел Ося замечательно и в прямом, и в переносном смысле. Перед тем, как идти «на дело», ребята стали в кружок и помочились «на кучу (в одно место) на счастье», чтобы повезло, такая уж примета у них была, и пошли в склад. Дверь была заперта на висячий замок, который кто-то из хлопцев легко открыл простым гвоздем, и ребята попали внутрь, а Ося закрыл дверь и повесил замок на место. Помещение освещено было не очень хорошо – свет туда попадал через небольшие оконца, расположенные под самым потолком, поэтому ребятам пришлось несколько минут постоять, чтобы глаза привыкли, уже затем они осмотрелись. Склад оказался продовольственным, тут были всякие консервы, мука и мучные изделия, крупы, порошки яичный и молочный, сушеная картошка, сгущенка, жвачка, шоколад, спиртные напитки (виски, ром, вина, виньяк и т.п.) и еще многие продукты, часть из которых ребята вообще видели в первый раз. Все лежало аккуратно сложенное на полках в несколько ярусов. Ребята, конечно же, в первую очередь набросились на шоколад, жвачку, спиртные напитки, сгущенку, свиную тушенку, сигареты – брали на каждого по упаковке, чтобы хватило места. Тачку наполнили быстро, и ребята уже хотели разбить что-нибудь, но Вовчик предложил наоборот все сложить так, чтобы не оставалось никакой информации об их вторжении, чтобы не поставили около склада охрану. Все с этим согласились – мудрый он был хлопец, Вовчик. Витек постучал в дверь, Ося их открыл и ребята с коляской укатили, а Ося все «сделал, как было». Вернулись ребята домой с хорошим «уловом» к обеду, как они и задумали. Вечером Витек пошел на свое рабочее место чистильщика сапог, где не обошлось без инцидента с американцами. Витек драил сапоги и ботинки офицерам и гражданским, продавал советские папиросы, американские жвачки и сигареты, сам покуривал папироски и тихо напевал: «Ах, эти черные глаза в японском стиле, один туда, другой сюда. Они меня пленили!» Народа сегодня было столько, что Витек не успевал поднять глаз от этих пыльных сапог, как вдруг на его ящике появился чужой высокий ботинок, который заставил его поднять глаза вверх. Перед ним стоял черный американец, улыбающийся на все тридцать четыре зуба и требующий: «Чисти мой сапоги, dirty boy!» Витек не знал точного перевода, но в интонации он почувствовал оскорбление и щеткой столкнул ногу негра с ящика, сказав, что он не dirty boy и американцам он не чистит сапоги. Американец и два его друга, тоже негры, начали возмущаться и очень настойчиво требовать, чтобы Витек почистил их ботинки, и затем, когда Витек категорически отказал им, один из них ударил ногой ящик так, что он разлетелся, на что Витек щеткой, на которой был обувной крем, мазнул ему по френчу, испачкав все его побрякушки и френч. Американец попытался схватить Витька за шиворот, но Витек увернулся и мазанул щеткой по его физиономии, что американца вывело из себя окончательно, и он погнался за Витьком, но тут же упал, так как советский офицер ему «подставил ножку». К месту событий подошли советские офицеры, численный перевес которых стал многократным и только поэтому не возникла драка, а полковник громовым голосом скомандовал «смирно» и предложил доложить о происшедшем. Услышав, что произошло, он обратился к Витьку с вопросом, сколько стоит его ящик, и получив ответ, обратился к американцам на английском языке, сообщив им, какую сумму они должны заплатить Витьку за испорченное имущество. В этот момент подошел комендантский патруль, вооруженный автоматами, полковник им рассказал, как надебоширили американцы, взял у американца пятьсот рублей, так Витек оценил свои материальные потери, и отдал их Витьку. Патруль же усадил американцев в подкативший додж и увез в комендатуру. Несколько офицеров окружили Витька, чтобы услышать его рассказ о случившемся инциденте. Витек рассказал им, как американец его назвал и как Витек намазал ему рыло черной ваксой, но никто, в том числе и сам американец этого не увидели на его еще более черной харе. Офицеры и прохожие, остановившиеся послушать рассказ Витька, посмеялись над туповатым американцем, одобрили принципиальную позицию Витька по «отбору клиентов», но больше всего они возмутились наглостью и гонором американцев, их пренебрежительным отношением к советским людям. Особенно всем не нравилось то, что американцы пользуются интимными услугами украинских девушек «за шоколадку», что они пользуются обстоятельствами недостаточного обеспечения населения в своих корыстных целях. Позже Витек открыл закон, определяющий связь между интеллектом и гонором – «гонор и интеллект пребывают в обратно пропорциональной зависимости, чем больше гонора, тем меньше интеллекта». Относительно того же, что «наглость – второе счастье», то можно утверждать, что это соотношение является пороговым, т.е. оно справедливо до определенной величины, когда же наглость превосходит эту определенную величину, она обращается в свою противоположность, в несчастье. Как и случилось с черными американцами, которые страдают обеими болезнями: чрезмерно развитыми наглостью и гонором. С такими или похожими мыслями Витек отправился домой. И в будущем ни один американец не подходил к нему почистить обувь, видимо друзья-негритосы предупредили других американцев, чтобы они у Витька не чистили обувь – они были хорошими клиентами, так как обычно платили по красненькой (тридцатке).
Витек с братьями и ребятами «сходили на склад» еще только пару раз, а затем к складу приставили охрану – советских солдат. Случилось это потому, что Витек в одно из очередных посещений склада взял с собой еще нескольких ребят, хотя Аллюр отговаривал его от этого. Витек и вся компания провели ревизию на первом складе, где они уже были, и на втором складе, который оказался вещевым – одежда и обувь на все случаи жизни. Ребята первой группы во главе с Витьком быстро отоварились на первом складе и перешли во второй, а группа ребят во главе с Грузилом, которая имела свой возок, еще осталась на первом складе. Группа Витька довольно быстро отоварилась и на втором складе – по две кожаных куртки и по паре сапог, и поторопилась удалиться, предупредив ребят группы Грузила, но они не торопились. Витек с ребятами остановились отдохнуть и подождать ребят с Грузилом, которые их догнали через полчаса. Было видно, что они хорошо бухнули – их шатало и перегаром перло на противоположную сторону улицы, и еще они рассказали, как разбили несколько ящиков виски и рома. Витек и ребята не дослушали рассказ, так как их отвлек вой сирен промчавшихся в направлении аэродрома нескольких пожарных машин – над аэродромом вздымался черный дым, и Витек понял, что Грузило с ребятами подожгли склад. Как это произошло уже никого не интересовало – было ясно, что Грузило «захлопнул кормушку», за что Витек пообещал ему то, что он заслужил, и, в первую очередь, он пообещал ему, что будет просить ребят закрыть общак для Грузила. Грузило начал «выступать» по этому поводу, и Витек его отметелил от всей души так, что Грузило остался на всю жизнь с перебитым носом. Так закончилось очень прибыльное «складское мероприятие», и, даже более того, на свалку тоже стало попасть невозможным – она тоже оказалась в охраняемой зоне. И только пару раз ребятам удалось ночью проникнуть на свалку и немного отовариться.
Несмотря на ярое сопротивление родителям все же удалось отправить братьев в школу – Витек пошел в пятый класс, где учиться ему было скучно и нудно, он знал практически все, чему учили, кроме украинского и немецкого языков, поэтому он настоятельно просил маму похлопотать о его переводе в шестой класс, и со второй четверти его таки перевели, чему он был несказанно рад. Теперь в школу пришлось ходить чуть ли не каждый день. Как-то Витек прослышал о человеке, который мог в уме перемножать огромные числа, и он решил попробовать сам. Он написал на листочках бумаги трехзначные числа, затем брал один листочек с числом и второй листочек, смотрел на них и пытался их перемножить, как этому учили в школе, в уме, но из этого ничего хорошего не получалось, он вначале уговаривал себя, что нужна длительная тренировка памяти, но сам же чувствовал, что не в этом «зарыта собака». И вот, однажды, он глянул на листики и, ничего не считая, назвал число, которое «захотел произнести язык». И как же он был удивлен, когда оказалось, что ответ был правильным. Витек повторил многократно этот эксперимент – и всякий раз названное число совпадало с правильным ответом. Тогда Витек решился на публичное выступление в своем классе и во дворе. Все ребята искали «разгадку фокуса», не веря в какие-то сверхъестественные возможности Витька, но никакие их уловки не могли сбить Витька со счета. Первым делом они потребовали, чтобы Витек считал не те числа, которые были у него выписаны на листочках, а те, которые они будут ему называть – Витек давал правильные ответы. Тогда ребята решили задавать числа «из-за угла», чтобы Витек не видел их губы – опять ответы правильные и моментальные. Но как только Витек пытался в уме повторить услышанное им число, он уже не мог дать правильный ответ. Для получения правильного ответа нужно было исключить разум из процесса расчета. Однажды, когда во дворе ребята обступили Витька и задавали вопросы, к ним подошла Рена, так звали «прекрасную незнакомку», и тоже начала задавать вопросы на сложение, вычитание, умножение и деление. Числа и ответы она подготовила и читала со шпаргалки. Витек от неожиданности несколько первых ответов дал неправильных, но затем успокоившись и сосредоточившись, отвечал быстро и точно. Рена была удивлена и начала спрашивать Витька, как он делает этот «фокус». Прежде чем вступить в разговор с Реной, Витек представился, как Виктор, а Рену представил ее сосед по подъезду Игорек, по прозвищу Упырь. Витек честно признался, что он и сам не знает, как это получается, что ответ у него «появляется на языке» раньше, чем в голове, посоветовал всем попробовать отвечать, не задумываясь над ответом – позволить языку говорить до того, как разум что-либо поймет. Все дружно начали испытывать свои «подсознательные арифмометры», а Витек, воспользовавшись удобным случаем, спросил Рену, почему он ее никогда не видит во дворе, почему она не играет с ребятами, не поет с ними, не развлекается. Рена объяснила это тем, что она никого не знает из дворовых ребят – она недавно здесь живет и очень занята, так как учится в школе, ходит на тренировки по гимнастике да еще и учится играть на скрипке. Витек все же убедил ее сегодня вечером придти во двор – сегодня Вовчик будет «солировать в новом репертуаре», должно быть интересно, и, к тому же, Витек будет «рад ее увидеть сегодня еще раз». Правда, с тех пор, как место для посиделок (тусовок) было перенесено к скелету оперного театра по требованию дворовых брюзжал, дворовые посиделки ребят переросли в уличные, где собирались ребята и с других дворов, тем не менее основой, стержнем и цементом посиделок оставались ребята с Пионерского семь.
В этот вечер «прекрасная незнакомка» со странным именем Рена пришла на посиделки (тусовку) и Витек, как истинный джентльмен, предложил ей лучшее место в центре «амфитеатра» – ребята раздвинулись так, что Витек и Рена смогли свободно сесть вдвоем на верхний ряд досок. Место для тусовки было оборудовано, хотя и примитивно, но очень удобно – широкие доски были уложены на подставки в три «этажа», на которых и размещались участники тусовок. А чтобы исключить попадание заноз в «мягкие ткани», доски были закрыты картоном. Верхний ряд имел то преимущество, что никто не толкал сидящих там в спину своими ногами, поэтому места в третьем ряду предоставлялись только «аристократам духа», к которым принадлежали ребята, обладающие какими-либо оригинальными качествами или отличительными особенностями, а также всем девочкам, желающим здесь сидеть. Когда Витек и Рена усаживались на свои места, кто-то из ребят исполнил «Марш Мендельсона», что несколько смутило Витька, но он не стал заострять внимание ребят на этой детали. Вскоре все уселись, и Вовчик начал свое сольное выступление – вначале он спел несколько новых песен, а затем пел подряд все песни, известные ему, и начиная с какой-то песни он попросил всех поддержать его, после чего все ребята начали дружно подпевать. Загремел пионерско-переулочный хор словно «Соколовский хор у яра», который «был собою знаменит», со всеми пела и Рена – ее колоратурное сопрано прекрасным узором вплеталось в яркий голосовой букет уже хорошо спевшегося хора ребят, руководимого талантливым музыкантом и хореографом самоучкой Вовчиком, прослушивание которого в музыкальной школе №1 еще перед войной закончилось абсолютным триумфом – от «неслыханного таланта» до «гения». Да, Вовчик действительно был необычайно талантлив во всем, что касалось искусств: врожденный художник, дизайнер, музыкант, артист, с избытком наделенный юмором, сочиняющий совершенно самобытные миниатюры, рассказы, юморески, пишущий стихи и сочиняющий к ним музыку – действительно талантливый бард. Развивай он эти свои таланты, быть бы ему великим. Но, как говорится: «Не большой талант определяет судьбу человека, а большой труд, приложенный к небольшим способностям». Не приложил Вовчик труда, и все его таланты остались внутри узкого круга знакомых.
В назидание талантам это небольшое отступление, от которого мало пользы, так как каждый индивид учится только на собственных ошибках (да и то не всегда), но бывают исключения, для которых и предназначено это отступление. «Индивиды» станьте «исключениями», отделитесь от серой толпы, а значит от общей моды, от подражательства, от якобы индивидуальной внешней атрибутики, от «идолопоклонства».
А теперь пора вернуться к нашему главному герою, который в данный момент поет самозабвенно всем сердцем, полностью отдавшись меланхолическому песенному содержанию, воодушевляемый присутствием Рены, которую он уже любит всей своей душой и плотью. Он очень влюбчивый этот Витек: если кто-то ему понравился с первого взгляда, то со второго взгляда он уже влюблен, а с третьего – любит «до потери головы и пульса». Но нравились ему далеко не все, кого он знал и встречал, а только определенной внешности и склада характера: во внешности главное, чтобы элементы лица были пропорциональны, кожа чистая (без бородавок, угрей и пр.), фигура пластичная с ярко выраженными частями тела, гармонично сочетающимися между собой, характер мягкий, добрый, покладистый, безразличный к «мелочам жизни», ум острый и быстрый, душа чистая и широкая. Сейчас ему такой казалась Рена, хотя внешние данные некоторых девочек возможно и не уступали ей, но характер, живость ума, душевность Рены явно были выше. Ну, как бы там ни было, Витек любил и пел, взяв незаметно для самого себя Рену за талию. Сегодня «пионерский хор» звучал как никогда слаженно и певуче, прохожие уже организовали довольно масштабную толпу, аплодирующую после каждой песни, и на прощание ребята решили показаться публике – дружно встали и вышли гурьбой из-за стены здания театра, продолжая петь. В центре первого ряда с гитарой на ремне шел, естественно, Вовчик, Витек же и Рена шли по правую руку от него, и хотя «голосовая аранжировка» была нарушена, душа песни не пропала, она летела и ликовала, публика устроила настоящую овацию, увидев в полутьме фонаря, горевшего вдали на перекрестке Октябрьской и Гоголя, «пионерский хор» из примерно пятнадцати ребят и восьми девочек. Участники хора, переполненные радостью, гордостью и адреналином проследовали мимо зрителей в Пионерский переулок, откуда уже разошлись по домам. Петя по прозвищу «Петух», сосед Рены по подъезду, «подкатил» к Рене, дабы провести ее домой, но Витек дал ему понять, что с этим заданием он справится сам с большим удовольствием. Прощаясь у подъезда, Витек попытался договориться о свидании на завтра, но Рена сказала, что завтра она будет занята до десяти часов вечера – школа, тренировка, музыкальные занятия. Витек узнал у Рены, что она тренируется в городской спортивной школе, которая вот работает уже несколько месяцев, и там есть секции практически по всем видам спорта. Настало время прощания, но Витек воздержался от поцелуев, проявив недостойную робость – он побоялся, что Рене могут не понравиться такие «близкие отношения в первый день знакомства». Поэтому прощание закончилось пожатием руки – Рена вошла в квартиру, а Витек пошел к себе.
Идя от Рены к себе в подъезд, Витек проходил мимо тети Асиных окон, расположенных на расстоянии примерно одного метра от земли, что позволяло видеть все, что происходит в комнате, если окна не закрыты шторами или ставнями. И вот, проходя мимо этих окон, которые не были занавешены, возможно потому, что была открыта форточка, Витек увидел тетю Асю, стоящую около окна, облаченную в первозданный костюм Евы, которая гладила свое тело, сжимала руками груди и горячо шептала: «Ах, какое тело пропадает зря, какие страсти терзают душу, приди же, мой герой». Так как Витек стоял в тени, то он не боялся, что его увидит тетя Ася, поэтому он даже приблизился к окну, чтобы лучше было слышно, что она шепчет, закрыв глаза. Но тетя Ася прекратила шептать и, продолжая себя гладить и тискать грудь, направилась к постели. Улеглась она на спину лицом к окну так, что, когда она согнула в коленях ноги, то все ее женские достопримечательности открылись взору Витька. Ее руки перемещались с грудей на ляжки, каждый раз все ближе к половым органам. Но вот она посмотрела на открытое окно, и Витьку показалось, что она его увидела, хотя он и отпрянул от окна в темноту. Тетя Ася встала, закрыла окно ставнями и погасила свет. Витек увиденным был ошеломлен – женщина, ласкающая сама себя! Ну и ну! Вот таким ошеломленным он и пошел дрыхнуть, вспомнив, что через пару дней они приглашены к тете Асе на новоселье.
Узнав у Рены, что спортивная школа функционирует, Витек решил, что ему тоже нужно заняться спортом, и он уже определил, в каком виде спорта ему следует углублять свои знания и умения. Это – бокс. Поэтому на следующий день он вместо школы общеобразовательной пошел в школу спортивную. Но записаться в какую-либо спортивную секцию оказалось нелегко – нужно было предъявить свой школьный дневник, в котором не должно быть троек и, уж тем более, двоек. Тренер тоже ставил оценки в дневник, для чего его необходимо было приносить на занятия. Но у Витька с дневником было все в порядке, не считая большого количества прогулов, о которых классный руководитель сообщал родителям постоянно. Главный тренер по боксу Андрей Петрович, по кличке «Косой» (у него глаза смотрели в разные стороны), внимательно изучил дневник Витька, поинтересовался, почему Витек часто сачкует (пропускает уроки) и услышав ответ, что Витек не ходит только на те уроки, которые ему не интересны, немного подумав, заключил – кто знает, что в жизни пригодится. И Витек понял, что прогулы не станут препятствием к его поступлению в секцию бокса – он принят в спортивную школу. Косой рассказал Витьку, какую обувь, гетры, трусы и майку нужно приобрести для тренировок, и позже, возможно, нужно будет купить боксерские перчатки, но это уже тогда, когда станет ясно, что Витек серьезно решил стать боксером, и назначил ему дни и время тренировок. Витек очень довольный таким удачным «поворотом судьбы» пошел в школу на два последних урока, так как с немецким и украинским языками у него не все было «в ажуре».
Так как у Витька было туго с бабками, он взял косую (тысячу руб.) с общака, купил все необходимое высшего сорта и явился на тренировку, как истинный пижон весь «с иголочки» и в кофейных тапочках. Косой почему-то посмотрел на него с ехидной улыбочкой и поздравил с началом тренировок. После общей разминки и специальных упражнений Косой предложил «поработать попарно», поставив против Витька хлопца Славу по кличке «Хук» явно большей весовой категории, большего роста и с более длинными руками. Витек не зная, что спаренная тренировка не предусматривает нанесение сильных ударов, сразу же набросился на партнера, но не тут-то было – мощный удар в челюсть чуть было не поверг его на пол, следующая попытка Витька была встречена не более любезно, как и все другие. Витек после спаренной тренировки чувствовал себя не столько избитым, сколько униженным и оскорбленным – кто-то «раздолбал его шнобиль в кровь», оставшись сам совсем без фенделей. Позже Витек узнал, что Косой таким образом испытывал новичков – если на следующую тренировку придет, значит будет боксером. Витек пришел. Правда, боксером он не стал, но на соревнованиях на первенство города выиграл у Хука по очкам, послав его дважды в нокдаун, и стал чемпионом города среди подростков до четырнадцати лет. Бокс не очень нравился Витьку, вот если бы самбо, но такого вида спорта в те далекие времена не существовало. Поэтому Витек вскоре перешел в секцию спортивной гимнастики, и иногда он посещал секцию акробатики.
Витек часто виделся с Реной. Они ходили в кино – кинотеатр «Спартак» радушно открыл свои двери. Здесь демонстрировались только трофейные фильмы: «Девушка моей мечты», «Сестра его дворецкого», «Серенада Солнечной долины», полнометражные цветные мультики «Белоснежка и семь гномов», «Бемби», «Маугли», которых ранее ни Витек, ни кто-либо другой из советских ребят не видели. Витек же, продолжая спекулировать билетами, всегда имел возможность взять пару билетов на удобное для Рены время. Пионерский хор прекратил свои выступления, так как на улице сильно похолодало, поэтому Витек часто просиживал с Реной на ступеньках лестницы в своем или Рененом подъезде. Они рассказывали друг другу прочитанные книги, делились впечатлениями от увиденных фильмов, учили немецкий. Со временем Витек начал приходить к Рене домой в дневное время, но у нее дома почти всегда была бабушка, которая, правда, в основном, находилась на кухне, но все же ее присутствие в доме сильно стесняло Витька, хотя она никогда без стука не заходила в комнату, где находились Рена и Витек. И хотя бабушка стесняла Витька, они находили возможность поцеловаться в перерывах между занятиями и рассказами.
ПРОДОЛЖЕНИЕ