В дни, когда все цвета смешиваются в тусклую бесцветную и макабрическую пелену, а черты вещей теряют четкость, кодексы морали и нравственности начинают рушиться на глазах (в эти мгнлвение их чтение проводят задом наперед). Прежние цели теряют былую монументальность, а их идеалы уползают прочь, как кокаиновые клопы, которых зачастую так нелегко раздавить на собственном лице. Остается ли что-либо еще, кроме вещей, которые просто не могут исчезнуть в силу определенных причин? Из которых невозможно построить карточный домик, а после разрушить одним дуновением так, чтобы на рассыпавшейся колоде самой верхней была пиковая дама, возлежашая на червовом короле?... Я полагаю, что остаются искушения, которые оборачиваются в формы немыслимые, но от того не менее желанные.
В полу-темном зале с витражными окнами, белизна которого пленяет взор, возможно совершить то, что еще не совершено. Принять то наслаждение, которое дарует грех, мимолетное, но только не в отношении памяти о нем, которая будет сопровождать меня до самой смерти. Да! Наслаждение, которое возможно даровать себе своими собственными руками… Но радость никогда не будет полной, если не явится он! Тот, взирая на которого, я получаю высшее удовлетворение плоти.
Время пришло для того, чтобы явиться неоновому Иисусу. Агнец Божий, источая холодные синтетические цвета, сходит ко мне с западного портала часовни. Я восхваляю его, ибо он прекрасен! Воистину, вся вечность слилась в том мгновении! Бесцветной пелены более не существовало. И не было вопроса, во что обернется все это после.
Божественный лик, о котором ранее было сказано проповедниками так много – неописуем. Черты лица его лишь расплывчаты, но свет, исходящий от них, распаляет воображение.
Ничто не имеет значения! Все вещи, власть и те, кто исчезли в его свете ранее в том числе... Это созерцательное наслаждение может продолжаться очень долго. В итоге оно обращается в мастурбацию. Вель сам Агнец Божий, как идол, несущий в себе самоудовлетворение, предстал предо мной (вновь?)!… В неоновом свете, в холодных синтетических тонах, в которых заключен идеал экстаза и похоти одновременно… Ничто не имеет более значения. Все вещи, власть и те, кто исчезли в его свете ранее… Теперь! Теперь Я хочу выебать себя до смерти, Я хочу выебать себя до смерти своими собственными руками, Я ХОЧУ ВЫЕБАТЬ СЕБЯ ДО СМЕРТИ! Слиться с ним в садомазохистском ментальном экстазе, чтобы свет его преисполнил мое естество!
Есть ли будущее у этих чаяний, пробивающихся в сознание сквозь стоны и завораживающую вибрацию собственного тела? Не стоит ли обойти их стороной?
Эякуляция в доме божъем во имя спасения от сегодняшнего дня! Мастурбация на неонового Иисуса, как сатанинская страсть избежать обыденного гниения в действительности! Все это, как взгляд на традиционные святости с другой стороны, граничащей с безудержным безумием – дарует временное освобождение. Но вот дыхание приходит в норму и я задаю вопрос: «ГДЕ ОН?»… «ГДЕ МОЙ НЕОНОВЫЙ ИИСУС?»… Свечение холодных синтетических тонов неонового Иисуса осталось лишь в памяти. Наше свидание окончено. Почему он ушел прочь? Где он сейчас? Сатанинское желание увидеть его вновь, словно морские волны, накатывает на разум с невероятной силой. Вскоре и оно затихает, а бесцветная пелена повседневности возвращается. Меж тем, в глубине церкви звучит хор, возможно самое время подняться с каменного пола… Но, нет, еще немного я позволю себе отдохнуть на его хладной поверхности столь приятной моему обнаженному телу. Пусть даже скульптуры химер, свившии гнезда в глубинах нефа, облачатся в плоть и кровь, дабы воспрепятствовать мне… О, да, я способен видеть сии метаморфозы! Я стал для действительности воплощением Люцифера. Я стал для действительности (лже-)Богом. Все двери теперь откроются для меня. Но, есть ли толк в том, если за ними нет его, неонового Иисуса, способного прощать, даровать боль и воскрешение всем тем, не выдержавшим обыденности, кого надлежит воскресить? О ком в душе теплится скорбь, граничащая с наслаждением?! Неоновый Иисус, услышь меня!