«Собака – единственное существо на свете,
которое любит вас больше, чем саму себя»
- надпись на кладбище собак в Праге
Я сижу в замечательном пражском ресторане, рядом – моя собака, перед которой официант заботливо поставил миску с водой. Мне вспоминается далекое лето, когда я, девятилетний, привёл в дом большого лохматого рыжего пса. Пёс молчаливо и вежливо стоял посреди комнаты, понимая, что сейчас решается его судьба. Родители долго объясняли мне, как это ответственно и трудно - содержать собаку в московской квартире... Детская мечта о собаке навсегда осталась со мной.
— Неужели так я и умру без собаки?! — сказал я в Праге своей семье, подводя итоги пятидесятилетней жизни.
Выбор остановили на родезийском ричбеке – породе, сочетающей в себе качества охотничьих и сторожевых псов. Ричбеки вырастают размером с немецкую овчарку, в стаях охотятся на львов. Коричневая шерсть на спине «складывается» в особый узор, потому что растёт в обратном направлении. Надо ли говорить, что родезийцы – очень интеллигентные псы. Как, впрочем, и любая собака у нормальных хозяев.
Несмотря на высокую цену (почти тридцать тысяч крон), щенка мы искали долго. Наконец нашёлся кобелёк, последний, непроданный из помёта и несколько „в возрасте“ – четырех с половиной месяцев. Но мы, люди неопытные, не придали этому особого значения.
Щенок очень быстро освоился, „застолбил“ квартиру, обнюхал свои игрушки, нас, хозяев, поел и завалился спать. Пес сразу стал центром внимания и эмоционального притяжения в семье. Все стремились скорее прийти домой, взять его на руки, посмотреть в чистые, преданные и радостные глаза, погладить нежную „беличью“ шкурку и почувствовать изумительный, не сравнимый ни с чем, щенячий запах. Войдя в квартиру, все мы первым делом бежали к щенку. А он, природой обученный выражать восторг и расположение при виде хозяев, платил нам сполна…
Очень забавно было гулять со щенком – наблюдать, как он изучает новые предметы и жизнь вокруг себя, как неловко и с опаской спускается по ступенькам лестницы, как быстро осваивается в этой жизни.
Нашего щенка звали Али. Это имя мы получили вместе с собачьими документами, которые по своей солидности сильно напоминали загранпаспорт. Буква „А“ в начале имени означала, что щенок из первого помёта матери - это правило в Чехии соблюдается строго.
Целую неделю мы приучали Али „ходить“ на улице, но он упорно терпел и „раскрепощался“ сразу по возвращении в квартиру. Только потом мы поняли, что продавцы щенков никогда не выводили их на улицу и у нашего „в возрасте“ закрепился „обратный“ рефлекс. Ничего, переучим, думали мы.
Но проблемы для нас, как оказалось, только начались.
…Мы жили в обычном чешском панельном доме. Вскоре в нашем почтовом ящике стали появляться анонимные записочки,
из которых мы узнавали, что брошенная детьми палка, любой комок грязи или оставшаяся открытой дверь подъезда «приписывались» нашему щенку. Иногда нам приходилось оставлять Али днём одного - выяснилось, что он громко скулит, о чём соседи также не преминули сообщить нам с угрозой в голосе.
Пришлось задуматься… Будучи людьми ответственными, да еще живущими в чужой стране, мы побоялись, что не выдержим. Щенок был уже в возрасте, когда эксперементировать и тянуть со сменой хозяев нельзя. Мы решили со щенком расстаться…
Из всех претендентов на собаку мы выбрали чешскую семью, живущую под Прагой. За собакой они приехали на недорогой машине вчетвером, с детьми. Сразу было видно, что это хорошая семья. Говорить о цене было совершенно невыносимо. Ведь фактически мы продавали не щенка, а его веру в нас и любовь к нам. Мы отдали Али за треть цены, вовсе не размышляя о материальной потере – просто мы убедились, что отдаём щенка в добрые руки, а это было главное и единственное утешением для нас. Али словно чувствовал измену и никак не хотел подходить к чужой машине. Пришлось взять его на руки, занести в салон и в последний раз посмотреть в преданные глаза...
Дома без щенка оказалось страшно пусто, а жизнь стала казаться бессмысленной и неинтересной. Мы тщательно убрали с глаз все предметы, напоминавшие об Али: его игрушки, корм, свёрнутую в трубочку газету, которой „наказывали“ щенка... И всё таки что-то порой попадалось на глаза, и к горлу подкатывал комок. Все наши попытки отвлечься - гости, экскурсии по городам - не «срабатывали»: разговоры казались пустыми, а архитектурные красоты не трогали. В голове постоянно пульсировали мысли об отданном щенке и сомнение в правильности нашего решения.
…Много раз потом я пытался разобраться: почему щенок, проживший с нами всего девять дней, оказал на нас такое огромное эмоциональное влияние? Неловко признаться, но я, хороня отца и мать, не испытывал такой силы переживаний, как при расставании со щенком. Быть может, я так мучился от того, что столкнулся не с вынужденной, не зависящей от меня ситуацией, а принял самостоятельное решение? Ведь только от нас зависело будущее Али, и мы распорядились им, пойдя на поводу у недоброжелательных соседей…
С собакой, живущей у меня теперь (конечно же, это – родезийский ричбек!), меня уже вряд ли кто-то сможет разлучить.
Прага
апрель 2001