Второе февраля

Константин Григ
Второе февраля, пятница. Воистину многие важные события моей жизни происходят именно в пятницу. Я лежу на операционном столе и понимаю, что сегодня годовщина окончания операции, правда, военной, на Волге (мне не нравятся слова – Сталинградская битва). Два хирурга и медсестра Надя, а как по-другому, ведь Надежда она всегда до конца, копаются в моем животе, боли нет, загнанная в новокаиново – ледокаиновую блокаду, она тише воды, ниже травы и это позволяет мне и хирургам травить друг другу анекдоты. Опасность только одна - рассказанный мной анекдот не должен быть очень смешным, иначе неосторожное движение хирургического инструмента может привести к нежелательным последствиям, хотя искусство хирурга не менее важно. Операция завершается, как много лет назад завершилась военная операция на Волге, завершилась не благодаря искусству наших полководцев, как всегда помогла крепкая русская зима, и самое главное сделали ОНИ. Сколько ИХ, тех моих далеких и незнакомых, молодых и старых, не выжили, искромсанные, истерзанные горячими кусками металла на хирургическом столе поля боя и брани. А я здесь, живой, потому что их нет, с сознанием и обязанностями их нерожденных детей и внуков. Прокатили колесо истории по нациям туда сюда, сопровождая хруст ломающихся костей триумфальными маршами и будто лавина языком слизнула, оставив после себя две кучи дерьма, одну с переломанным крестом и надписью третий рейх, а на второй - пятиконечная звезда и гордое слово коммунизм. Эти два урода человечества, хотя они не первые из тех, кто был, и далеко не последние из настоящих и будущих. Этот грузинский сапожник и германский ефрейтор, как они смогли завладеть скипетром и державой, при чем и то, и другое в форме опасной бритвы. Ведь все мы голосуем как все, и ставим власть перед собой, но даже глазом моргнуть не успеваем, как получаем удар в спину. Время сложилось в шкатулку с кнопочкой, стоит нажать и с диким хохотом выскочит чертик, и этими шкатулками стали миллионы наших и не наших сограждан. Чертик убийства на мягкой податливой пружинке вечного страха живет в каждом, а разве не убивали мы кого-то в своей жизни, хотя бы мысленно, даже не во сне. Чертики выскочили одновременно и сложились в ступени для этих уродов, по которым они взошли практически до высоты праотца. Нежелавших ложиться каменными плитками в эти ступени в муку смололи жернова лагерей или превратил в ничто конвейер расстрелов. Так и оказалось у каждого урода в руке по опасной бритве - время решительно и смело вспороть вены родине и утопить ее в крови. Запущены мясорубки и открыт мировой чемпионат перемолки человеческих тел и судеб. Кто больше? На каждого вашего три наших. Вот они уже миллионеры, и как всякий уважающий себя миллионер, они не могут остановиться на первом миллионе – это только начало, сколько смололи всего - не знает даже история, хотя плюс минус полмиллиона уже не играют никакой роли в этом театре военных действий. Вены вспороты, все переведено на военные рельсы, в топку, в жаждущее и страждущее горнило войны летит все подряд. Распахнуты для обжорства рты военных заводов, глотающих не жуя металл, уголь, древесину, женщин, стариков и детей, жизнь которых теперь в треугольнике (две стороны мизерные, а одна огромная, геометрия тоже в тартары) – хлеб, РАБОТА, сон. Задницы этих заводов ежесекундно выдают на-гора запчасти для мясорубки – лязгающие танки, ревущие самолеты и другое мелкое стрелковое оружие, не дай сбоев в боях. Люди в крошеве живут инстинктами - выжить и сохранить свое тело, главенствующими над душой. Страх. Страх леденящий и постоянный обострят разум, и заставляет убивать, не просто убивать, а первым или раньше, опоздание на миг подобно смерти. Ее преподобие Смерть с равнодушием рефери следит за первенством, в любом случае зная, что будет с трофеями. Часто страх сменяется ненавистью, она закипает в крови, как азот при быстром всплытии с глубины, с отчаянной глубины падения. Кессонная болезнь ненависти переводит тело из физического состояния в состояние бессмертия и сотворяет подвиг – солдат идет с гранатой под танк и доходит, прошитый десятком пуль, ведь телу все равно, оно лишилось души, уставшей бояться и утонувшей в ненависти. Вечная Слава и Вечная Память! Как уцелевшие верили в это, закапывая наспех сотоварищей на опушке или в голом поле. Не все так просто с этой капризной памятью, заточенной в мемориалы и мемуары. Не все так просто. Думаете эти два идиота, затеявшие мировое кровопускание, не знали истории и не изучили анамнез предыдущих болезней человечества? Знали, но это была не их память и память не о них. Все ли просто с нашей памятью после и после-после военных поколений, если мы не хотим думать о свежих раковых опухолях локальных военных конфликтов в таком родном теле родины, метастазы которых добрались обелисками почти в каждый город. Впереди еще день защитников отечества, или как он там называется, тех самых неоткосивших рядовых защитников. Есть еще прапорщики и офицеры ( не все но много), продающих за деньги не только карты, частоты и пароли, но при случае и ракетные установки, можно продать даже мать родную, потому как им война - именно и есть мать родна. Или наступит День Победы,где память о ТЕХ, – пойдемте, ребята, салют смотреть, на стол ставиться недопитый бокал с шампанским, край которого слегка окровавлен губной помадой. А где была память этого отца или гермафродита водородной бомбы, в сравнении с которой все остальное похоже на игру в песочнице с пластмассовыми пистолетиками. И вот уже нынешний глава государства проездом, не надолго, но заходит в гости к главному конструктору, который придумал самую скорострельную и безотказную в мире плевательницу смертью. На груди конструктора горит звезда за высокие технические характеристики и красивые инженерные решения. Госпожа Смерть давно выбросила за ненадобностью свою косу, она тоже, вслед за президентом, обнимает и похлопывает по плечу конструктора, ведь тысячи шкатулок с чертиками, вооруженными его плевательницами, открыты на планете. Чертики, облачившись в форму, встав под знамена, идут по дорогам своих идеологий с одной единственной целью – собрать для нее урожай. Сезонов здесь не бывает. А второй не менее известный президент вещает через мусоропроводы СМИ, внушая своему народу - надо еще добавить несколько десятков тысяч для нашей иракской мясорубки. Не все просто с памятью. Как можно это говорить и слышать? Да просто, очень просто, ведь в ходу все тот же страх – если не перемелем эти двадцать тысяч, придут террористы и перемелют нас, и желательно крупно, во весь экран, 11 сентября на фоне страха и в обрамлении ненависти. И вдруг представляется встреча, с каким-нибудь парнем из Луизианы, где-нибудь в Твери или Техасе, и наивный до глупости вопрос – ты хочешь воевать со мной. Он говорит - нет, и мы идем пить водку, он говорит – да, я бью ему рукой в челюсть, он мне ногой в пах, и начинается третья мировая. А на пресс конференции первое лицо говорит о расширении мировых поставок производимых нами мясорубок, чтобы морщинистый старик, глаза которого уже не источают слез, на таком Ближнем Востоке, смог накрыть покрывалом простреленную голову сына. В то же самое время, когда на Рублевке усталый чиновник Росвооружения, после работы, треплет сына по плечу – кем ты будешь, когда вырастишь. Я пойду в военное училище. Вряд ли этот мальчик думает – хочу стать убийцей, вряд ли. Даже по прошествии времени, пропитанный уставами и идеологией, нафаршированный знаниями стратегии и тактики, приправленный специями строевой и физической подготовки, панированный со всех сторон присягой родине, он не думает, или не хочет думать и представлять себя котлетой, в худшем случае, а в лучшем официантом, подносящим такие же котлеты к бесконечному столу госпожи Смерть. Он хочет стать красивым офицером на государевой службе и жить, следуя законам чести, во славу родного оружия, и может быть, в будущем, слава великого полководца успеет настигнуть его раньше маленького кусочка свинца. Но для этого нужно уметь подставлять под свинец других и много, как маршал Жуков, или заморозить тысячу, как господин Суворов, где-нибудь в Альпах. Самое главное, защитив родину не останавливаться на достигнутом, а шагать вперед до самого логова врага, по городам и весям, народам и странам, с одной единственной целью – стереть врага с лица земли. Ты уж извини, Земля, но на твоем лице постоянно образуются гнойники, прыщи и фурункулы, крема и маски тут не помогают, только оперативное вмешательство, только хирургическим путем, под корень. Засучив рукава, не перестают работать по всему миру пластические хирурги, не понимая, что смотрят в зеркало.
А может все это предопределено свыше и включено в планы Главного Архитектора?
Упаси меня Боже думать так, но и не думать об этом упаси меня Боже.

Когда удар с ударами встречается
И надо мною роковой,
Неутомимый маятник качается
И хочет быть моей судьбой,

Узоры острые переплетаются,
И все быстрее и быстрей,
Отравленные дротики взвиваются
В руках отважных дикарей... О. Мандельштам