"Никогда не насмехайся над серьезными вещами."
Мы прибегали туда в детстве, в этот уютный старый дом, надёжно укрытый от войны и реки цветущими деревьями с роскошными кронами, в которых гнездились яркие птицы. Именно здесь, среди поющих ручьёв и буйной зелени, мы чувствовали полную свободу, испытывая на себе благодарное восхищение единственного человека, с улыбкой соучастника сносившего беготню, крики, шалости, разбитые вазы и вытоптанные клумбы... Дом принадлежал бездетной сводной сестре моей матери - Роуз, а ей достался в наследство от мужа, Дэвида Фитцуотера. Сколько себя помню, тётя Роуз всегда была старой дамой, орлиным носом и монументальностью облика напоминавшей Джорджа Вашингтона времен Закона о банках и Билля о правах.
По завещанию Роуз Фитцуотер, дом должен был стать моим. И, черт подери, это окрыляло! Пока мой лучший друг Скотт Броун, вернувшийся в наш городок спустя 15 лет, не знаю уж какими неправдами не женился на тёте Роуз – добрейшей женщине, которая годилась ему в бабушки.
Мало того, что Скотт, по словам доктора Бенджамина Блейка, заездил до смерти свою престарелую супругу через несколько дней после того, как Роуз изменила завещание в его пользу, мерзавец превратил дом наших игр в приют разврата и порока.
***
Сразу после похорон жены Скотт уехал в Новый Орлеан и вскоре по Миссисипи перевез оттуда множество огромных ящиков. С грузом прибыли также не менее дюжины веселых девиц под предводительством мадам, шестеро устрашающего вида мужчин с военной выправкой, два подозрительных джентльмена и слуги.
А когда я, заручившись поддержкой тестя, через две недели вечером наведался к Скотту, чтобы предложить ему продать мне дом, обмер.
Розовые и жасминовые кусты, каштаны, дорожки и скамейки перед домом были уничтожены, а на их месте организована большая площадка для экипажей и конюшни. Фасад уродовали вывески на французском и английском: «Хижина тёти Роуз».
– Ах ты, скотина! – не помня себя от ярости, я бросился по ступеням, но был сразу остановлен двумя громилами.
И тут в дверях появился Скотт с висящей на нём девицей. Заприметив меня, Скотт кивнул охране – и я, не удержав равновесия, скатился кубарем вниз.
– Ну, же, Джеффри, вставай! Нашёл время навестить друга – молодец! Сегодня для тебя всё бесплатно: выпивка, девочки...
В этот момент мой кулак врезался в его довольное лицо, а меня снова схватили.
Скотт выплюнул на траву два передних зуба и вытер кровь, оторвав кусок от платья перепуганной девки.
К дому подъезжали несколько всадников и карета.
– Этого – ко мне наверх. Встречайте гостей!
Внезапно из темноты появились два огромных негра с изувеченными лицами, которые протащили меня через вход для прислуги на второй этаж. Скотт с девицей поднимались следом.
Мы вошли в спальню Роуз – где прятались много лет назад, забираясь под дубовую кровать, заворачиваясь в тяжелые бархатные шторы. Сейчас эту комнату было не узнать – повсюду нагромождение бутылок со спиртным, рядом с пейзажами, пасторалями и кошками в ажурных корзинках – голые и полуголые красотки в масле, дереве, бронзе и камне, массивный сейф...
– Что с ним делать, хозяин? Проучить, искалечить, убить?
Скотт подвигал челюстью, метнулся к зеркалу и поцокал языком, скривился.
– Убивать не надо.
Девица сначала просто тряслась от ужаса, не в силах оторвать выпученных глаз от картины избиения, потом начала выть... Вой напомнил Скотту о её присутствии, он резко схватил её, задрав юбки, небрежно поелозил – и отшвырнул. Девка упала, но быстро вскочила и, пошатываясь, выбежала из комнаты.
Последнее, что я запомнил, теряя сознание, была щербатая усмешка Скотта, потягивающего какое-то пойло.
***
Меня нашли на следующий день возле причала, но только спустя месяц я смог потихоньку ходить, опираясь на палку. Доктор Блейк считал, что после всех повреждений и переломов хорошо, что я вообще встал на ноги. К дому Роуз я больше не приближался, но тщательно собирал сведения обо всём, что там творилось.
Оказалось, Скотт купил в Новом Орлеане две рулетки у французских эмигрантов и, вопреки запрету властей, стал зарабатывать на этом большие деньги. Это были те самые первые рулетки, колёса которых имели числа от одного до двадцати восьми, а ещё ноль, двойной ноль и «Орел» или тройной ноль. Что само по себе, как говорили, давало владельцу рулетки громадное преимущество перед игроками. Но азарт и жажда испытать судьбу делали своё дело – и в «Хижину тёти Роуз» съезжались кутилы со всей Луизианы. Тем более, что там, помимо рулеток, кидали кости и было много других развлечений. Как я мог надеяться, что мне удастся воззвать к совести Скотта Броуна и выкупить дом...
Не видя другого способа остановить Скотта, я, как только полностью оправился, собрал несколько свидетелей и поехал в Новый Орлеан, чтобы лично обратиться в специальный комитет, который боролся с организацией незаконного игрового бизнеса. В комитете уже имелось немало обличительных материалов и фактов против Скотта Броуна. Так что мои заявления и показания стали последней каплей. С нами послали отряд из трёх десятков вооруженных добровольных помощников комитета с полномочиями закрыть притон, уничтожить рулетки и арестовать Скотта Броуна. Все ценности подлежали конфискации в пользу правительства штата.
Добровольцы окружили дом и притаились, чтобы не вспугнуть Скотта. Но у него с детства был потрясающий нюх. В какой момент Скотт почувствовал опасность, я никогда не узнаю, но за несколько минут до того, как начался штурм, он попытался спуститься по веревке из окна спальни. Его заметили, тогда он быстро забрался назад и первым открыл стрельбу.
Защитники «Хижины» бились насмерть, они встречали выстрелами любую попытку переговоров и сопротивлялись до последнего. Когда все головорезы и треть добровольцев были убиты, наконец, удалось проникнуть в дом. Гости и девицы лежали на полу, зажав уши – никто толком ничего не понял.
Раненого Скотта нашли без труда – он сидел на кровати в спальне и целился прямо в дверь. Скотт застрелил первого, кто за ним пришёл. Это был совсем молодой парень, который, участвуя в нападении на притон, непрестанно молился и так ни разу ни в кого не попал.
Добровольцы молча выволокли Скотта из дома и приладили петлю к единственному не срубленному во дворе дереву.
Перед тем, как его душа унеслась в ад, Скотт Броун успел увидеть на этой земле мои бессильно зажмуренные глаза. Через секунду его тело уже прыгало на веревке, прикрепленной к толстой ветви высоченного дуба, с которой мы столько раз сталкивали друг друга в траву.
***
С тех пор у нас в семье совершенно недопустимо намекать на обстоятельства, при которых почила миссис Фитцуотер, и ещё более непозволительно заводить разговор о том, почему вся Луизиана зовёт наш дом «Хижиной тёти Роуз».