Внеплановый ремонт Рассказ

Валерий Гвоздей
ВНЕПЛАНОВЫЙ РЕМОНТ

РАССКАЗ



Экипаж готовил стыковку.

Орбитальный телескоп напоминал очертаниями современную подзорную трубу, латунного оттенка, зачем-то снабженную длинным лафетом без колес. Он увеличивался в размерах, приближаясь. Хотя на самом деле это они догоняли его. Сквозь оргстекло кабины уже можно рассмотреть торчащие антенны и более мелкие детали – все-таки не атмосфера, вакуум.

Освещенный пылающим солнцем, на фоне ледяной черноты космоса, разбавленной кое-где белыми точками звезд, телескоп выглядел эффектно, даже элегантно. Раскинутые крылья солнечных батарей, отчасти принявшие на себя голубой цвет планеты, казались тонкими и хрупкими.

Телескоп принадлежал Европейскому космическому агентству. В системе с четырьмя другими орбитальными телескопами он искал планеты в дальнем космосе. И, конечно, особое внимание уделял тем, на которых возможна белковая жизнь. Исследования велись не для того, чтобы найти братьев по разуму, а ради будущего освоения и колонизации. До этого еще далеко, но агентство считало, что готовить такое ответственное мероприятие нужно загодя. И чтобы не отстать от заокеанского соседа, и чтобы успеть к шапочному разбору. Вопрос дележки – всегда очень сложный вопрос.

Ниже и немного правее Олег заметил два спутника, один, кажется, метеорологический, второй – скорее всего, ретранслятор. А вон и еще пара. Что ни говори, тесновато становится в космосе, особенно – вблизи планеты.

– Семь минут, – сообщил Рене.

– Сбрасывай, – хрипло сказал Большаков.

Человек сторонний подумал бы, что их командир простужен. Или взволнован. Но голос у Большакова такой был всегда, в любое время года, при любом состоянии здоровья.

Последние четырнадцать лет – точно. Именно столько Олег его знал.

Телескоп миновал выгнутую линию горизонта и величественно парил над Землей, разнообразя привычный рисунок Австралии, океана, с размазанными клочьями облаков.

Сосредоточенный Рене с усилием разомкнул губы:

– Дистанция – сто метров, скорость – три метра в секунду.

– Полградуса вправо, – сказал Большаков. – Сбрасывай еще.

Пилот засопел, стараясь как можно точнее регулировать скорость. И через минуту проинформировал:

– Два метра в секунду.

– В самый раз.

Телескоп наплывал, закрывая обзор, сверкая маячком.

– Восемь метров, скорость – два метра в секунду.

– Хорошо. Стыкуемся, Рене.

Шаттл приблизился к днищу лафета, начал медленное сближение. Теперь счет пошел на сантиметры, миллиметры.

– Контакт! – оповестил Рене.

– Стыковка завершена, – довольно объявил командир.

Стыковка прошла чисто. Все расслабились, заулыбались, начали отстегиваться. Олег Яншин – тоже, хотя на телескопе работать, в основном, ему. Искать неполадки. Исправлять, заменять вышедшие из строя блоки.

Лафет – это станция, необитаемая большую часть времени, пребывающая в спящем режиме. С нее можно регулировать параметры телескопа, его механику. Инженеры-наладчики посещали станцию редко. Аппаратура телескопа не давала сбоев. А замеченные погрешности исправлялись по команде с Земли. Но что-то застопорилось. Выявленный сбой устранить из Центра не удалось. И на телескоп отправили ремонтную экспедицию.

Провести на борту полное тестирование систем – не так-то просто. Нужно отключить телескоп, приостановить выполнение программы. Жесткие сроки, утвержденные графики летели к чертям – вместе с премиальными. Неудивительно, что в коллективе проекта надолго поселилась грусть. Олег знал лишь техническую часть проблемы. Но если агентство пошло на это, значит, проблема достаточно серьезная и значит, ученых совсем не устраивает положение дел.

Инженеров, кроме Олега, было еще двое. Оба находились в жилом отсеке. Эл Борски столько раз летал на орбиту, что ему уже и не интересно. Второй, Гюнтер Дитц, был в плохом настроении – ради командировки на орбиту молодого парня оторвали от новой подружки.

Олег Яншин, дважды благополучно разведенный, относился к его страданиям иронически. Но старший группы должен учитывать и такие обстоятельства.

С шаттла он запустил оборудование, призванное обеспечить людям условия. Комплекс жизнеобеспечения быстро наполнит тесные помещения станции дыхательной смесью. Это позволит находиться там без скафандров.

Скоро три инженера-наладчика стояли перед люком. Они переберутся на телескоп, и начнется работа.

Климат-контроль показывал норму.

Когда выровнялось давление, сегменты люка ушли в пазы, как диафрагма у старых фотоаппаратов.

Ремонтная бригада, подвесив к груди контейнеры с инструментами, вплыла на станцию.



* * *

Глядя через иллюминатор вниз, на Землю, Яншин увидел яркую вспышку. Затем огонек стал меньше, но не погас. Он двигался против вращения планеты. Это был старт и выход на низкую орбиту космоплана частной компании, что специализировалась на космическом туризме.

Как ни странно – желающие не переводились. Олега это удивляло. Уж он-то не стал бы выкладывать за трехчасовой полет двести или триста штук баксов, для того, чтоб несколько минут ощущать невесомость – в скафандре, на фоне вычурных футуристических интерьеров космоплана. Сам агрегат похож на вокальный микрофон – с несколько странными крыльями. Впрочем, издалека он напоминает трезубец.

Отвлечься было необходимо. Ведь несколько часов работы незаметно переросли в сутки. Затем – и во вторые.

Они заменили использованные батареи, отладили спектрограф, установили новые камеры, датчики наведения, проверили стабилизационное оборудование. И это в невесомости, когда нужно фиксировать каждый вывинченный болт, каждую шайбу: не ровен час, мелкая деталь залетит куда-нибудь, замкнет цепь или заклинит механизм.

Все было в норме. А когда открыли заслонку «объектива» и, в полном соответствии с заданием Центра, выставили параметры – опять начались те же странности, которые и стали причиной внеочередного ремонта.

С Земли им сообщили, что аппаратура снимает другой сектор космоса. Но компьютер станции утверждал, что программа выполняется и телескоп нацелен правильно. Решили, что глючит бортовой компьютер. Еще несколько часов ушло на перезагрузку и стандартные тесты.

И снова – перенацеливание, самопроизвольное, трудно объяснимое. Заменили датчики наведения, хоть они были новехонькими и только что установленными, исправными. Ничего не изменилось. Вновь – отклонение.

Постепенно Олег заметил, что их телескоп не желает сканировать вполне определенный участок пространства. Сообщил в Центр.

На него почему-то наорали.

Понятно, и в Центре народ уже на взводе. Однако наорали, похоже, за то, что он выявил эту закономерность. На Земле ее, конечно, обнаружили гораздо раньше. Более того: как ему нехотя сообщили, и оставшиеся четыре телескопа, работающие на проект, упорно игнорируют данный сектор.

У Олега возникла неизбежная мысль, что причина здесь не в аппаратуре.

Но в чем?

К иллюминатору, подтягиваясь вдоль шнура, подплыл Гюнтер и завис рядом.

– Что? – спросил Яншин, повернувшись.

Гюнтер наморщил уж больно рано лысеющий высокий лоб и выпучил голубые глаза, покрасневшие от недосыпа:

– А мы точно одни тут?

– Эла, как я понимаю, ты в упор не видишь, – улыбнулся Яншин.

Брови Дитца пошли вниз, нахмурились, пригасив встревоженный и растерянный взгляд. Гюнтер похлопал себя ладонью по груди, ища в комбинезоне сигареты, которые оставил на Земле. Разочарованно сморщился.

– Эл сам тем же вопросом интересуется. – Парень замялся – как человек, который не решается произнести что-то вслух. – И у него появилось ощущение, что наша компания – больше, чем нам кажется. А он скептик, ты же знаешь.

Этого еще не хватало. У ремонтной бригады едет крыша.

– Мы все переутомились. – Что еще в такой ситуации может сказать руководитель группы инженеров-наладчиков? – И в космосе у многих начинаются легкие сдвиги. Чуждая среда, абсолютно враждебная… В космосе многим кажется, что кто-то смотрит в спину.

Дитц глянул через плечо, но увидел только стойки, забитые контрольной аппаратурой, с веселыми огоньками индикаторов.

– Лично мне кажется вот что, – сказал Гюнтер. – В системе завелся – хитрый вирус.

– Мы тестировали компьютер. Он проходит все тесты. Никаких вирусов.

– Я сказал, хитрый. Когда мы тестируем компьютер, вирус сидит в другом элементе системы. В любом электронном приборе. А начнешь проверять этот прибор – вирус перейдет в третий. Их же тут вон сколько. И все между собой завязаны. Как уследишь?

– О-о… – сочувственно покачал головой Яншин. – Плохо наше дело, оказывается. Ты что предлагаешь? Раскоммутировать аппаратуру и по каждому элементу – молотком? Где-нибудь и прихлопнем гада? А если он на внешние сенсоры перекинется? Выйдем в космос? И не мечтай.

Из-за дальней стойки показался тощий Борски.

Стандартный ремонтный комбинезон агентства рассчитан на людей спортивного типа, а Эл в своем болтается, как будто влез в одежку на два размера больше. Хорошо – на станции и зацепится-то не за что. А то бы весь поизодрался.

Глядя, как хмурый Эл плывет к ним, Олег понял, что и второй подчиненный весь полон сомнений. Весь.

Борски закрепился на стене и лишь затем приступил к беседе.

– Что-то не нравится мне тут, – поведал он с доверительной интонацией. – Неуютно. И такое ощущение, будто играет с нами кто-то. В скверную игру.

– Вирус?

– У вируса нет личности. В данном же случае она угадывается.

Дела. Если матерый скептик говорит такие вещи – пора им на Землю, пора в санаторий, для поправки здоровья.

– Эл, если я приму твое утверждение как рабочую гипотезу, мне захочется тебя спросить, а на других телескопах личность тоже угадывается? Они ведь тоже капризничают. На каждом – по личности? Или на всех – одна?

– На других – не знаю. А здесь именно такое складывается впечатление.

– Хочешь, чтоб я доложил в Центр? О твоих – впечатлениях. На меня собак тут же спустили, только я заикнулся о секторе. Если сообщу о впечатлениях – за нами сюда пришлют скорую помощь.

Эл печально вздохнул:

– Я понимаю, что все это звучит дико… Но ты ведь тоже чувствуешь, не в аппаратуре причина. А в том, кто ей управляет – против нашей воли. Против воли Центра. Каким-то образом он подчинил себе начинку пяти орбитальных телескопов. Компьютеры Центра, видимо, не задеты, если они регистрируют неполадки. Хочу обратить внимание на тот факт, что все пять телескопов работают на один проект.

– А может, кто-то хочет спрятать от нас свою планету? Не дать обнаружить? – предположил Гюнтер.

– Зачем же он нас тогда пустил на станцию?

– Или, наоборот, таким странным способом заявляет о себе, указывает на сектор, в котором нужно искать.

– Кто? – решил уточнить Яншин. – Инопланетянин?..

– А почему бы и нет? – насупился Гюнтер. – Я с детства мечтал о пилотируемой космонавтике. Ради контакта. В пилоты не прошел. Так хотя бы – ремонтником. Но быть там, где есть возможность. Увидеть. Почувствовать.

– Конечно, фантастику читаешь – запоем.

– Ну и что? Эл на дух фантастику не выносит.

Да, с этим не поспоришь. Но самое плохое заключается в том, что Олегу – тоже кажется. Просто он не решался вот так прямо сформулировать догадку, мысль, подозрение… Уж больно все пахнет клиникой. И у иллюминатора он застрял потому, что больше не мог находиться возле аппаратуры.

А там, в Центре? Кажется им или нет? Или они по привычке – отмахиваются? Не хотят рисковать своей научной репутацией?

Сюда бы их… Самовлюбленных, явно или неявно, изысканно высокомерных… Чтобы сами ощутили это волнение, трепет, этот – леденящий страх, на грани ужаса. От прикосновения к тому, что не поддается логике, не вписывается в научно утвержденную картину мира, выходит за все мыслимые рамки, выходит за грань. И отдает – бездной… Куда более жуткой, чем та, что лежит между их шаттлом и Землей.

Эл повел шеей, словно ему воротник давил шею.

– Мне слегка не по себе, Олег, – признался он. – Давно уже так не было. А может – вообще никогда.

– А мне – даже и не слегка, – пробормотал Гюнтер. – Мечтать о контакте – это одно, а столкнуться вот с таким – совсем другое. В животе холодно… И сразу думаешь – лучше не надо. Лучше – бог с ним, с контактом.

– Вы что предлагаете? Вызвать Центр на связь и попроситься вниз?

– Нет. Перейти в шаттл, закрыть люк. И ждать приказа.

– Ну конечно… Мы досидим на станции. Прикажут спускаться – мы спустимся. И будем помалкивать о впечатлениях.

Переговорник щелкнул негромко, но они вздрогнули.

Из динамика послышался хриплый голос Большакова:

– Что притихли? Долго нам болтаться на орбите?

– Вы же космонавты, Миша, – пытаясь сдержать дрожь, отозвался Яншин. – В космосе у вас душа поет. Наслаждайтесь.

– Насладились уже. Сколько можно… У нас с Галиной в эту пятницу годовщина. Она мне голову оторвет, если что. Слышишь?

– Слышу. Работа выполнена. Я доложил в Центр.

– И когда же домой, Олег?

– Мы люди подневольные. Как прикажут – так и полетим. Они все – думают…

Большаков отключился.

Три инженера-наладчика продолжали висеть у иллюминатора, в который была видна Земля. Случайно они здесь оказались? По своей воле? Что это – намек? Уходите, мол?

Их страх нарастал.

 

* * *

Они собрали инструменты, закрыли панели и стали ждать, в тесном коридорчике, у закрытого люка. Наверное, каждый из них опасался, что с Земли поступит распоряжение о еще каких-то работах. Никому не хотелось возвращаться к приборам, словно в них притаился некий злой дух.

Все трое старались держаться лицом к входу на станцию.

Им приказали возвращаться.

Покидая станцию последним, Яншин оглянулся на стойки с аппаратурой, на веселые огоньки – зеленые, желтые, синие. Красных – ни одного. Полный и окончательный порядок.

Не оставляло ощущение, что кто-то смотрит в спину. И в низком, ровном гудении приборов чудилась неясная угроза…

Экипаж действовал, как всегда, слаженно, четко, профессионально.

Отстыковались штатно.

Олег сидел в кабине и смотрел, как растет впереди голубой шар, висящий в черной пустоте.

Сквозь прозрачную вуаль атмосферы была видна Африка. И Аравийский полуостров. Темно-зеленый океан, с пеной кружевных облаков над ним.

Что же это было? Системный глюк, которых Яншин видел множество? И которым даже не искал объяснения, поскольку – до того ли…

Привет из глубин космоса?..

Или – энергетическая сущность, не имеющая плоти, состоящая – из электромагнитных полей?

Несколько последних часов на станции они вряд ли забудут. С той минуты, когда все трое почувствовали – это. И вряд ли их оставят сомнения.

Вдруг нужно было сделать шаг, попытку?

Неизвестность…

А еще им не забыть – страх.

– Олег, – не оборачиваясь, сказал Большаков.

– Есть, командир.

Правила есть правила. Взлет и посадка. В кабине в это время должен находиться экипаж. А пассажиры – на своих местах, в специальном отсеке.

Эл спал в кресле. Вернее – делал вид. Гюнтер смотрел в потолок и на появление старшего группы не отреагировал. Яншин занял кресло рядом с ним, пристегнулся.

О том, что они испытали на станции, никто язык распускать не будет. И не ради престижной работы, высокого заработка. Просто… Как рассказать – о бездне, которая открылась перед ними? Кто не испытал – не поймет и ничтожной доли их ужаса. Не поверит…

Вряд ли они захотят побывать на станции еще раз. Хоть увольняйся…