Schizophrenia

Елена Арчакова
Вы искали меня в позапрошлой неведомой жизни
Узнавая мой дом в перекрёстках пустых городов
Бесконечными днями шли наши годы и вышли
Не оставив следов на брусчатке минорных ладов
Кашин Павел.(с)



Я.
Хожу в театры.
Бархат, ручки, смех, антракт, «комильфо», «шарманты», прочая муть. Не люблю театральных курилок, а особенно дамских. В них пахнет более пудрой и духами, нежели табаком и искусством. Дымлю на чёрной лестнице, дым путается в чём–то непонятно вязанном призванном создавать впечатление «стиля» - стиля нет. Есть гора ниток, хитроумно проткнутая во многих местах крючком. Смотрю второй акт, композиция развалилась, актёры заигрались, ранее хорошее впечатление исчезло. Начинаю ненавидеть лицедеев. Толкотня гардероба заставляет забыть о гламурной напыщенности антракта и вспомнить оживление воскресного рынка. Стою, опёршись на перила – жду. Толпа всосалась в двери шебурша «щипаными норками». Надеваю нечто серое в «мелкий рис», наматываю положенный километр шарфов, и отправляюсь в задверную стынь. Игнорирую каракатицу трамвая, иду пешком.
Живу скучно.
В новостройке живу. У меня нет «бабушкиного камина», и карнизы пластиковые, посаженные на «секундный клей». Окна пошло-пластиковые, и благородные трещины на подоконниках отсутствуют. Чтобы это жилище стало уютно типовым и перестало всех раздражать, из него надо выгнать меня, мои книги, моих кошек и мои мысли. Кошки едят на моём столе, не понимаю – чем они хуже, или лучше меня? К счастью работаю я дома, то есть, совсем не работаю, просто продолжаю жить. Говорят, что у людей есть жизненные пути, а мне надо поливать кактус на кухне и кормить кошек.
Читаю книги.
Книги я люблю старые. Но не старинные, новых книг тоже не читаю, только если кто-то очень просит или по работе. Они, как и старинные как правило пытаются спрятать меня от реальности, реальность меня устраивает, поэтому читаю Булгакова. Постоянно перечитываю «100 лет одиночества», Маркеса. Перечитываю, чтобы не забыть, за что его ненавижу. Ненавижу, наверное, за то что не могу понять как он мог одновременно писать о бесконечных «аркадио» и «хосе» ,и при этом рассказать о моей душе :
Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой.
Я по природе своей не умею людей любить, я привязана к состояниям, моя душа помнит, где ей было тепло и стремиться туда.
Ни один человек не заслуживает твоих слез, а те, кто заслуживают, не заставят тебя плакать.
Очень давно поняла, то этот закон справедлив, но, как и все справедливые законы, почти не применим в жизненном сумбуре. Не нашла, ни Тебя, ни Достойных. Прежде всего, в себе искала, осознала неблагодарность занятия, теперь нервно оглядываюсь.
Только потому что кто-то не любит тебя так, как тебе хочется, не значит, что он не любит тебя всей душой.
Как не пыталась объяснить, что мой кактус, это неотделимая часть моей души, так меня никто и не понял. Да и чужих кактусов я упрямо не замечаю.
Настоящий друг - это тот, кто будет держать тебя за руку и чувствовать твое сердце.
В основном, в коктейле повседневности мы всё же, натыкаемся на ненастоящих. Они хватают наши сердца и начинают трясти их в бешеном рукопожатии.
Худший способ скучать по человеку - это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.
Рассказывая о моей душе, он не преминул напомнить о том, что я всегда, ну или почти всегда выбираю неверные дороги, и, конечно же, забыл сказать что это те единственные пути, которые меня устраивают.
 Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку.
Мой нервный оскал постоянно мечется в поисках почитателя, он пока что его так и не нашёл. Точнее отказался от предложенного, не забыв после, укорить себя за разгильдяйство.
Возможно, в этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты - весь мир.
Ну да, кошки любят подогретое молоко, и спать на моих смятых свитерах, моё исчезновение означало бы для них крушение мирового порядка.
Не трать время на человека, который не стремиться провести его с тобой.
В моём гнезде никогда не наступит порядок, иначе в нём могут завестись инородные тела. Кордоны кавардака же, сможет миновать лишь вещь этому кавардаку принадлежащая.
Возможно, Бог хочет, чтобы мы встречали не тех людей до того, как встретим того единственного человека. Чтобы, когда это случится, мы были благодарны.
Не знаю нужен ли мне Бог, но необходимость тренировки чувств просто необходима. Рыдать раз в день, это как моцион – укрепляет здоровье, а вот кросс для неподготовленного организма обернётся просто непрогнозируемыми последствиями.
Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было.
Искусство «забывания» я освоила, могу спокойно выходить из квартиры, уличные кошки меня не съедят.
Всегда найдутся люди, которые причинят тебе боль. Нужно продолжать верить людям, просто быть чуть осторожнее.
Чем сложнее кордон, тем сложнее и хитрей должна быть система доступа, например, предлагайте входящим улыбаться, но непременно искренне.
Стань лучше и сам пойми, кто ты, прежде чем встретишь нового человека и будешь надеяться, что он тебя поймет.
Куда как проще одеть для уборки фартук, нежели перед работой по дому отмыть пыль от грязи.
Не прилагай столько усилий, все самое лучшее случается неожиданно.
Что-то я засиделась с Маркесом и душой, в то время как работа не ждёт. Да, я говорила, что не работаю, а живу, ну так ,а разве у жизни есть привычка ждать кого-либо?
Как и следовало ожидать – работаю.
Работаю часто, но обычно «не вовремя». Пыталась делать переводы с утра, точнее днём после «чашечки кофе». Ничего не вышло, работаю в полтора раза медленнее, поминутно клюя носом. Плюнула на привычки других, и решила отдаться на волю своих. Упоённо ковыряюсь в чужих текстах, становясь их автором для сотен людей, не способных понять язык оригинала. Самозабвенно спорю в тиши комнаты с авторами, пытаясь убедить их в своём видении текста. Мне не всегда удаётся выдержать бой со страницами, иногда я им уступаю. Я не способна ни на какую деятельность после своей работы, я отдаюсь ей без остатка, растрачивая силы эмоциональные и физические. Из-за того, что работаю только тогда, когда позволяет состояние, часто не сдаю дел в срок, если бы не бесчисленные будильники с напоминаниями, готовые переводы так и оседали бы у меня в компьютере, не доходя до заказчиков. Всегда хотела себе ноутбук, чтобы работа не была привязана к месту. Но каждый раз, когда появлялись деньги, идея уходила сама собой, и возвращалась только с уходом денег. Вдосталь настучавшись по клавиатуре, я отправляюсь спать.
Сплю нервно и помногу.
Помногу оттого, что нечасто. А нервно, из-за дурного характера и избытка мозгов. Мои сны являют собой искажённые сознанием отражения реальности, размалёванные пьяным художником в стиле жёсткого сюрреализма. Порой, я не помню даже, что именно мне снилось, сохранив в памяти лишь обрывочную фразу или ускользающий образ. Потоки неонового света, или пыльное бездорожье – это совсем не важно. Важно настроение, уловив его я могу попробовать понять что отражалось в нём, что именно я говорю сама себе этим через время. Наверное, я никогда не пойму мира, ведь понять его можно только через себя – мне это не грозит. Наверное, стоит сказать о «реальности», я слишком часто упоминала её вскользь.
Итак, я иногда выхожу на улицу.
Я либо иду в театр, либо в магазин, либо гулять. Гуляю я долго, и почто каждый раз в новом месте. Я забредаю в пригородные трущобы или слоняюсь по выбеленным светом вывесок улицам. Гуляю одна, за редким исключением, со мной идёт кто-то, кого я называю друзьями, тогда мы говорим о чём-нибудь, что могло бы прозвучать в той или иной обстановке, смотря, где гуляем. Я не отделяю себя от общей массы людей, они порой выталкивают меня за пределы своей повседневности, но я с упорством сказочного дурачка, с разбегу прыгаю на грабли…наверное, надеюсь что они таки сломаются о мой лоб. Все люди исступлённо влюбляются.
…и я.
Как я говорила, любить не умею, а влюбляться тем паче. Бытует мнение, что отвечать на вопросы куда как проще, нежели их задавать. Я пробовала отвечать на чувства, но у меня ничего не получилось – я просто копировала их, это бессмысленно. На время в моей жизни появился человек, которого я допускала ближе, чем других. Он гладил кошек, и даже иногда поливал за меня кактусы.

Она.
Она образовалась в чужой жизни, как всепроникающий запах сигаретного дыма с лестничной клетки. Она ничего не приносила с собой, кто-то другой должен был стать её частью, она же, желала быть неизменной. Ритм её жизни абсурдный и непонятный, вдруг становился ещё чьим-то ритмом, а она этого вроде и не замечала.
Продолжала кутаться в непонятную одежду, говорить непонятные вещи и совсем ничего не требовать, что уже само по себе было требованием непомерным. Входя в её жизнь, невозможно не потревожить, принадлежащее ей пространство. Этого она не выносила, сжималась в болезненный комок и отвечала импульсами страха на любой внешний раздражитель.
Пускала вроде как везде, дозволяя залезть скальпелем любопытства, куда бы не вздумалось. Напоминала своей открытостью зеркало, безупречно копирующее жесты души. Пришедший пытался её не тревожить, но прекрасно понимал, что изменил её своим приходом. Как нельзя расчесать измятую луговую траву, так нельзя было вернуть и её, ту которую он встретил, где-то между портовым кварталом и городским парком. Встретил, отразился в её движении, и произошло то, что произошло. Она была согласна ничего не менять, она была согласна измять свою жизнь, подгоняя её под шаблоны созданные другими. Но видимо пришедший оказался мудрее её, уйдя в густую тень, он перестал ей мешать.
В ней всегда была слабость, составлявшая, её основную часть. Рядом с ним слабость притупилась, её выместил дискомфорт ломаемого пространства. Но после его ухода, загнанное чувство распушило перья и, нахохлившись, уселось в душе, кидая недовольные взгляды на её изменившийся за это время внутренний мир.
Оно.
Отныне, оно доказало свою принадлежность к её душе, как к месту. Шипело на всё что не попадя, не забывая при этом добавлять: «Вот, я же тебе говорило! Не послушалась!» Она и вправду не послушалась, отказавшись от него, от своего одиночества. Теперь царившее ране, но свергнутое, одиночество расцветало с новой силой, обещая остаться если не навсегда, то очень надолго. Оно подчинило себе все, что происходило вокруг её. Кошки шарахались от него, засухоустойчивые кактусы начали никнуть без должного присмотра. Теперь от бесконечных опозданий с работой не спасали и напоминания. Она не забывала только курить. Ломкая сигарета в холодных пальцах помогала разговаривать со своими ломкими и холодными мыслями. Едкий дым заполнил квартиру. Гуляла она всё реже, с растущим отвращение посещала театр, начиная ненавидеть спектакль, ещё не купив билета. Актёры подражали жизни, делали это так же бездарно и коряво, как она сама пыталась жить. Одиночество же, толстело, лоснилось, вся плотнее усаживаясь где-то между мыслями и душою. Перестала переводить художественную литературу, перестала спорить с авторами, куда как охотнее соглашаясь с дипломатами переводя их бесконечные реверансы, собственному лицемерию. Всё бы было очень просто, если бы не имело продолжения, но продолжение должно было быть, потому что жизнь всегда имеет продолжение, даже если им является смерть. Смерти в перспективе не было, следственно была жизнь. Самым отвратительным была невозможность страдать, а точнее «выстрадать», это не устранило бы одиночества, а не устранив она не смогла бы успокоится, успокоится и покрыться тёплым слоем махровой пыли, с каждым годом врастая в него всё глубже.
Одиночество тоже иногда устаёт, и вот сегодня оно прикорнуло рядом с рабочим столом, согнав на пол кошек. Она тихо-тихо встала, и отправилась блуждать в тяжёлую вечернюю хмарь.
Улица встретила враждебностью.
Я.
Я отчего-то, постоянно болею.
Болячки преследуют меня, как мухи несвежий фрукт. Ну вот, я, кажется, опять простыла. Опять принесла домой сопли и мокрую грязь на сапогах. Но мне снова не удалось ничего изменить. Я по привычке закрыла дверь за собой, никого не впустив, надо заметить, что привычки у меня появляются молниеносно, вот как эта, например. Влезаю в тапочки и ползу на кухню, чайник – мой друг. Он ободряюще свистит и не даёт мне задыхаться в тишине, в ней очень отчётливо слышно одиночество. Бодрый же посвист никелированного оптимиста наполняет кухню и меня надеждой. Наверное, стоит всё-таки попробовать выгнать эту наглую тварь, но как? Может, стоит доверится чьей-то помощи?
Она.
Не то лёгкий, невесомый дождь, не то ленивый отяжелевший туман заполонил улицы. В такое время даже портовые трущобы становятся обителью сотни другой рыжекудрых лепреконов и востроух шишиг, что уж говорить о петляющих улицах Старого Города? В такое время люди ходят по ним, прижимаясь к стенам домов, пугаясь выползшей из подземелий нечисти. И только принадлежащие этому сумрачному миру существа, не страшатся гордо вышагивать по середине улицы. Такие как это, в несуществующем чёрном пальто до колена, с несуществующей полуулыбкой, и сигаретой в уголке рта. Протянутая рука тоже, наверняка, не имеет ничего общего с реальность.
- Пойдём…?