**
Они лежали, обнявшись, в холодной квартире и молча смотрели в город. Ночь казалась грязно-стеклянной, оттого - серо-облачной и лениво-лунной. Лампа-луна тошно грела и расплывалась по поверхности их маленького жидко-остывшего мира.
Стоило вымыть окно.
Или – нет…
Говорить не хотелось.
**
Чай, с лимоном и без сахара, кисло остывал в общем беспорядке письменного стола. Ворох музыки без коробок, кадры из подзабытых фильмов, миллионы километров мыслей на бумаге и кислый чай, оседающий полулипкой темно-бежевой пленкой на стенках кружки.
**
Окна соседнего дома горели тепло-желтым. В каждом из них таилось своё маленькое солнце, электрически-теплое и живое.
А в их окне –ночь.
И осень.
Листва на полу: он её принес.
Тоже тепло-желтая.
Температуры красивых рук.
**
В чай тихо слетел серебристо-серый пух пепла.
**
Что-то легкое было у неё внутри, не на что раньше не похожее, еле ощутимое, но настолько нужное, что исчезновение этого было бы уже невозможным сейчас.
Оно похоже на улыбку.
И на дождь.
И на мёд.
И на Север.
**
Она думала о нём. Он далеко. Где? - Она не знала. В любом случае, хоть здесь, рядом, в паре сантиметрах, но всё равно неизмеримо дальше, чем любая даль.
И не дотронуться.
**
Им предстояло умереть в канализационной ветке труб. С последним воспоминанием – противно-карим осадком на стенах.
И комната останется. Без них.
Мир останется без них – лимонно-кислых, смело разлюбивших и никогда не умеющих лгать…
Без двух чаинок, на потрескавшемся дне.
**
«Дай мне твою руку.
Я хочу больно почувствовать,
что тебя
у меня
нет».
осень 2005