В любой школе должен быть учитель, хотя бы один. И не замухрышка, как наш педагог кружка «Умелые руки». Он, конечно, поэт, но маленький и тощенький. Так и хочется дать ему конфетку, чтобы Федор Иванович заулыбался. Он, к своему несчастью, ничего не умеет делать, мы ему все подсказываем. Как вбить гвоздь, как стругать доски. На каждом празднике выступает с собственными, тяжелыми, как куски мокрой глины, стихами. Его так жалко, аж женщины похлипывают втихомолку.
Марь Тимофевна, любимая наша первая учительница. Она красивая, как царевна на картинке, но женщина. А настоящий учитель должен быть мужчиной.
А то, на физкультуре она командует: «Дети, построились. Капитан, отдай рапорт, что все целы. Начинаем зарядку. И… раз - два, и раз – два, и раз – два».
Это называется физической культурой? Да здесь не культурой пахнет, а переваренной рыбой.
Славу господу богу, как говорит моя бабушка, прислали людину. Мы как глянули, так сразу поняли, что попала к нам «девушка с веслом», только поменяли ее под веслом на мужчину.
Он высокий, но не длинный, широкоплечий, но не толстый, волос у него черный, но волнами, улыбается, но все зубы ровные и белые. Ему в жизни два пути: или быть учителем, или на выставку племенных людей. Это как жеребец. Но человеку хуже. Он же царь природы. А царям и попам уготована только одна жена. Хоть сырой ее ешь, хоть свари. Да и вообще, если забудешься и, к примеру, заржешь жеребцом в кино, когда все взрослые плачут, то быстренько получишь по шее, а в лучшем случае - словишь в ухо. И тогда ищи-свищи – кто тебе двинул. Настроение-то тебе испортят до конца фильма.
Как взял он нас в оборот! Без всякой дисциплины. Кто успел переодеться, те висят на канате или лежат на коне, борются, дурачатся. А ему хоть бы хны. Выйдет в середину зала. Бьет себя в грудь кулаками и кричит, как Кинг-Конг.
Всё, - мы уже джунглиевская стая. И за ним. Каждый раз путь разный. То мы на ветках, то бананы с турника срываем. Потом вообще – ковбои. То через коня, то через козла. А он не отметки ставит. Достойный прыжок - выстрелом из «кольта» отмечает. Конечно, понарошку. И вот – звонок, а мы и не наигрались. У старшеклассников – там разведчики, засады и другие настоящие физкультурные игры.
Конечно, он же мужик, сразу начал влюбляться. Если ты племенной, то обязан продолжать свой род – это закон природы. И понесло его на нашу Марь Тимофевну. Она же самая красивая. Значит, племенная тоже.
Я это случайно заметил. Оставил в спортзале портфель. А когда подошел, дверь зала была чуть открытой. Но каждый уважающий себя пацан, прежде чем открыть приоткрытую дверь, должен глянуть в щель. Вижу, они целуются, ну, даже от души чмокаются. Вот, если бы я, как болван, вошел и помешал людям заниматься делом. Что, я не культурный? Я, конечно, подождал, пока они разъединились, а потом поглядел, можно ли мне закончить свои поиски. А он стоит на одном колене, мучается, целует у Марь Тимофевны руку, а она отворачивается то сюда, то туда, - как будто он ее снова в губы метит. Потом она побежала прямо на меня. Руками щеки обхватила и помчалась по коридору, как лань лесная, только не подпрыгивала. А Ива сразу встал на руки и пошел, приговаривая: «Люблю, люблю». И так далее.
Я за что уважаю настоящего мужского учителя – за то, что он всегда поможет в трудную минуту. А дело было так. Верка Занозова всегда пристает к Инке. А Инка же мне дает всегда списывать по математике. И вообще она мой женский друг. То ее толкнет, то ущипнет. Конечно, Инка самая красивая в нашем классе. А Верка - как недоенная корова. Огромная, не мычит и не телится, только регулярно остается на второй год.
Я ей и говорю солидно, мол, кончай приставать к Инке. А она взбеленилась. Кричит: «А, ти-ли-тесто – жених и невеста». Как даст мне в нижнюю больную губу. У нее же кулаки, как копыта. Так у меня искры из глаз и посыпались.
Потом мне рассказывали, что Инка вцепилась в волоса Верки и кричит: «За что ты, дважды второгодница, вцепилась в Тимку?» И как рванет из зала. Верка за ней. Инка сообразила. Как только эта самозванка подбежала к двери, Инка ее захлопнула. Та так и расплющилась о створки.
А я чуть сдерживаюсь. Белый свет мне слезы застили. Не столько больно, как обидно. Девчонка мне поддала, а сдачи давать нельзя. Был бы хоть кто, можно калганом поддать в живот, а потом по ногам подсечку, и эта миленькая лежала бы у моих ног и просила пощады, как гладиатор. А здесь табу, как говорят вожди индейского племени.
И вот в эту тяжкую минуту мне пришел на помощь наш физрук. Ведь каждый настоящий мужской учитель доложен быть помощником растерявшемуся пацану. Урок-то закончился. Ива прилег на маты. Вообще-то он - Иван Иванович. Но это долго, а Ива – короче. Он почти сам пацан. Когда он услышал, что мы его зовем Ивой, он просто растаял. Говорит, что это я теперь, как Сергей Есенин, известный по всему миру поэт, хорошо, что меня назвали таким красивым деревом. Хотя деревом мы его и не называли.
Ива и говорит: «Ты, Тимофей, радуйся – тебе женщина нанесла незначительную физическую боль. Хуже, когда она разрывает на части сердце. И человек тогда погибает. Знаешь, за что подстрелили гады Пушкина? За его единственную в мире жену. Пушкин - молодец, он попал в Дантеса, и отомстил за Наталью. Но ему пуля попала смертельная. И наш великий русский поэт почил в вечность. Каждый из нас, мелюзги, не достоин умереть как герой. Вот из-за любви я чуть-чуть промахнулся и не попал в свое сердце из ТТ, когда полюбил жену недостойного мужа».
У него под самым сердцем оказался маленький шрам от маленькой пули – это мне он доверился как раненому другу. А Марь Тимофевна, по всему видно, в Иве души не чаяла. Любить героя нужно крепко. И за это мы очень уважали нашу учительницу.
Потом оказалось вот что. На уроке заходят милиционеры и, поговорив, надевают наручники на нашего Иву. Он напоследок обернулся и сказал: «Вот так погибает свобода. Тимка, а ты или будешь как я, или станешь писателем».
Я, честно говоря, ничего не понял. А Инка захлопала радостно в ладоши.
Конечно, на суд мы явились всем классом. Судили нашего любимого учителя и любимого человека нашей любимой учительницы. Оказалось, наш Ива навешал лопухам с три короба, и они с поклоном отдали ему все сбережения.
Нас немного покорежил Ивин вывих. А с другой стороны, стране нужно очень много авантюристов. Государство должно защищать жизнь каждого доверенного ему человека. А как ты ее проживешь, извини, это твое личное дело. Если ты лопух лопухом, то тебя должен обмануть каждый прохожий. Это же как учителя. Раньше ты был неграмотным в жизни. А вот пару раз, как дурак, отдашь добровольно свои кровные и сразу поумнеешь.
В перерыве мы подбежали к Иве первыми, даже Марь Тимофевну опередили. Мы его гладили по рукам, а он не находил себе места глазами. Конечно, суд увидел, как мы любим нашего физкультурника. В приговоре так и сказал судья: «Учитывая и то и это, а главное, хорошую характеристику из школы (то есть от нас), молодость, отпустить этого провинившегося члена нашего общества и направить для трехгодичного исправления по месту жительства».
Приговор оказался мягким, мы страстно захлопали. А Марь Тимофевна упала в обморок. Вот и пойми женскую радость.