Жизнь продолжается

 ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Домой они добрались без особых приключений и сразу же по настоятельной просьбе тати Евы принялись за обработку огорода – копать, насыпать грядки, сеять редиску и лук, высаживать рассаду огурцов, помидоров, арбузов, дынь и тыквы, садить картошку, горох, кукурузу и подсолнух. Естественно, все это в один день им сделать не удалось, многое пришлось оставить на завтра, а так как с посадкой огорода они уже заметно отставали, то братья решили в школу завтра еще не идти, и родители не очень настаивали на обратном. Огород сестричкам выделили прямо против двери их дома достаточно немалых размеров. Протяженность его была от дома до арыка, что составляло примерно пятьдесят, пятьдесят пять метров, ширина около пятнадцати метров. Весь огород был окружен неглубокой канавой, канавами же были разбиты грядки, шириной примерно сто двадцать, сто тридцать сантиметров. Канавы были соединены между собой и с арыком, но между арыком и «входной» канавой насыпалась небольшая дамба, чтобы вода из арыка не попадала в огород. В огород вода подавалась (разрушалась на 35-40 минут дамба) по расписанию, нарушение которого могло стоить прекращению подачи воды на какое-то время, или навсегда. Вдоль дома, в котором жили сестрички, располагалось пять огородов – огород сестричек был четвертым по течению арыка, поэтому его полив производился часов в девять вечера, а последний огород, когда было уже темно, и это, естественно не очень нравилось его хозяевам местным жителям.
На следующий день родители разбудили братьев с утра пораньше, и после легкого завтрака – пол-лепешки со стаканом молока (молоко сестрички купили у родителей Долбеса) – они уже были на огороде. Было совсем нежарко, дело спорилось, работа продвигалась достаточно быстро, братья радовались будущему урожаю, но ближе к обеду у Витька на ладонях выскочили волдыри, которые тут же полопались и кожа содралась с рук в этих местах, что сделало невозможным продолжать работу лопатой, так как боль была невыносимой. Вовчик сбегал домой, принес бинт и аккуратно перебинтовал руки Витька, после чего Витек смог работать, но уже не лопатой, а бросать в ямки посадочный материал – кукурузу, горох, семечки, рассаду братья посадили раньше, а картошки для посадки еще не было, и родители не знали, где ее можно закупить. В этот день все работы в огороде были завершены, братья вовремя, по расписанию полили огород, осталось только посадить картошку, но проблема посадочного материала не была решена. В ее решении не смог помочь и Долбес, который много помог с другими посадочными материалами. Но мудрые сестрички, где-то что-то почитавши, принесли с зоны картофельные очистки, отобрали такие, которые были с «глазками», предупредили братьев, чтобы в каждую ямку попало по два-три «глазка» и немного очистков, решив таким образом проблему посадочного материала – «голь на выдумки хитра». В этом эксперименте сестричек, конечно же, был заложен большой риск, но выхода не было, и братья на следующий день посадили картофельную шелуху, добавляя в ямки немного перегнившей соломы, которую они наворовали на колхозном поле. Витек копать не мог, поэтому он только забрасывал в ямки посевной материал с перегноем, и братья, вероятно, не успели бы закончить посадку картошки, но после школы им на помощь пришел Долбес с двумя своим неразлучными друзьями Бобкиным и Добкиным, как назвал из Вовчик. Долбес принес братьям перекусить огромную белую кукурузную лепешку и литровую банку кислого молока, что действительно хорошо подкрепило братьев, так как они с утра ничего не ели – торопились закончить посадку картошки. В благодарность за помощь Витек подарил Долбесу свою шикарную лянгу, правда, взяв с него слово, что он будет давать Витьку поиграть, когда Витек его об этом попросит.
На следующий день братья отправились в школу, куда они вот уж более двух недель не ходили. В школе ребята их встретили с большой радостью – их в школе многие ребята любили и уважали за смелость, открытость, справедливость. Витек уже отвык от занятий, он с трудом отсидел первый и второй уроки, затем сбежал домой, Вовчик и Ося остались в школе. Витек заскочил домой только затем, чтобы бросить сумку, и сразу же побежал во двор. Во дворе рядом с домом, в котором жил Витек, была «радиорубка», в которой работал моряк (зек), ходивший всегда в тельняшке. Радиорубкой так моряк называл небольшой домик, в котором располагалась радиостанция с автономным электропитанием, и жил сам моряк-радист. Витек часто издали наблюдал за работой моряка, и однажды моряк пригласил его зайти. Витек с огромной радостью вошел в радиорубку, заставленную различной радиоаппаратурой и электрооборудованием. Матрос представился Витьку, как Ляхов Петр Сергеевич бывший матрос-радист, а ныне политзаключенный Ляхов. Витек тоже сказал, что его зовут Витек, мама его работает на зоне врачом, что они эвакуированные из Полтавы, что с ними был еще дедушка, но он умер от голода. Ляхов в это время что-то паял, а Витек с интересом рассматривал помещение радиорубки. На первом этаже было две комнаты – в одной из комнат находилось электрооборудование и мастерская со всеми необходимыми инструментами для ремонта этого оборудования и радиоаппаратуры. Во второй комнате стояла кровать, стол и книжный шкаф с технической и политической литературой, а также с периодикой, радиорубка – святая святых – находилась на втором этаже, куда можно было подняться по лестнице с первого этажа. Вход в радиорубку посторонним был запрещен, о чем предупреждала сделанная Ляховым надпись на двери рубки. Вообще-то, точно такая же надпись висела на двери домика тоже, и еще там красовалась надпись «Не входи, высокое напряжение», так что Ляхов отгородился от внешнего мира достаточно основательно. Витек называл Петра Сергеевича по фамилии, как это делали все служащие лагеря, которые часто к нему приходили. В основном это были офицеры управления и охраны, которые забирали полученные с центра сводки и различные распоряжения, а также приносили материалы для передачи в центр. Получаемые и передаваемые материалы – это были наборы цифр, ничего не говорящие Витьку, да и Ляхову тоже, так думал Витек. Ляхов обычно подымался в шесть часов утра, делал интенсивную и продолжительную зарядку: в течение 35-40 минут он отжимался от земли, на перекладине подтягивался, выполнял несколько раз подъем разгибом и несколько больших оборотов («солнышко»), выполнял дорожку фляков, заканчивая сальто прогнувшись, подымал двухпудовую гирю 15-20 раз, становился в стойку и ходил около своей радиорубки. Этим упражнениям, естественно, предшествовала разминка – бег на месте, прыжки, сгибания, приседания, бой с тенью и т.п. Был он невысокого роста (чуть выше 170 см), коренастый, пропорционально и красиво сложенный с хорошо накачанной мускулатурой – Витек смотрел на него с нескрываемым восторгом и скрытой завистью. Витек раньше до голодовки тоже все это, кроме гири, естественно, мог исполнять, но после голода он так ослаб, что для исполнения таких элементов необходимо было качаться и качаться, на что у Витька «не было времени», так он прикрывал от других, но, в основном, от себя, собственную лень. Витек только однажды видел, как Ляхов делал зарядку, да и то не полностью – Витек так рано никогда не вставал, он очень любил поспать утром.
Витьку очень понравилось в рубке, а сам Ляхов ему нравился давно. Когда Витек немного огляделся в помещении Ляхова и начал с разрешения Ляхова просматривать книги, Ляхов поинтересовался, почему Витек не в школе в школьный час. Витек объяснил ему, что ему в классе неинтересно, так как он практически все, что там проходят, уже знает и ему скучно на уроках, а за шалости типа карбида в чернильнице, или ужа под столом учительницы вызывают родителей, у которых и без того достаточно забот – работа, огород, а сейчас еще сарай решили строить, разрешение уже получено. Кроме того, Витек сообщил, что у него нет лянги, что лишает его возможности играть и зарабатывать, он сказал, что ищет шкурку для лянги. Ляхов немного удивился, узнав, что хлопцы играют на деньги, но, поразмыслив, решил, что так правильно – игра тоже соревнование и выигравший должен быть вознагражден, кроме того, проигрыш заставляет больше тренироваться и оттачивать свое мастерство. Обсуждая эту проблему, Ляхов и Витек решили, что вокруг игроков часто собираются «болельщики», поэтому имеет смысл их тоже вовлечь в игру, для чего ввести «ставки на победителя», которые затем отдавать тому, кто правильно определит победителя. Сами игроки тоже могут делать ставки на себя, или на кого-либо другого из играющих. Таким образом Ляхов и Витек еще тогда в далекие военные годы предложили идею современного тотализатора. Во время этого интересного разговора Витек продолжал рассматривать радиоаппаратуру и при удобном случае спросил у Ляхова, какие функции выполняет телеграфный ключ. Ляхов в популярной форме объяснил ему назначение ключа и предложил научить Витька азбуке Морзе, чему Витек несказанно обрадовался и спросил Ляхова, нельзя ли начать обучение прямо сейчас. Ляхов согласился и первым делом рассказал Витьку, как «отстучать» ключом «SOS» (спасите наши души). Затем Витек рассказал Ляхову о своих трудностях с выполнением гимнастических и акробатических элементов после перенесенной голодовки, и Ляхов предложил ему участие в утренней зарядке-тренировке, на что Витек с превеликой радостью согласился. Ляхов тут же предложил Витьку подстраховать его при выполнении фляка – фляк получился немного «кособокий», но главное было в том, что Витек его крутанул, как и сальто назад в группировке, правда, приземлился Витек на четыре конечности. Ляхов похвалил Витька и сказал, что через месяц Витек немного «накачается» (укрепит мускулы) и будет выполнять все упражнения, какие он мог выполнять до голодовки, и еще многие другие. Договорились, что Витек уже завтра утром придет на совмещенную зарядку-тренировку. На том Витек попрощался с Ляховым, который дал ему почитать «Основы электроники» в популярном изложении.
Попрощавшись с Ляховым, Витек занес «Основы электроники» домой и пошел искать братьев и дворовых друзей. Нашел он их около хауса, где они загорали и тренировались игре в лянгу. Долбес следил внимательно, чтобы никто не повредил «его лянгу» и сам тренировался тоже. Витек подошел к братьям и спросил, не следует ли, по их мнению, уже сейчас посвятить Долбеса в планы побега на фронт, и получив согласие, отозвал Долбеса в сторону. Он ему подробно рассказал о том, как они «добирались на фронт», и объяснил, почему побег не удался. И хотя уже все знали, что братья убегали из дома, за что их, кстати, начали еще больше уважать, но никто еще не слышал рассказ об их приключениях от самих братьев. Витек рассказывал кратко, сдержанно, с достоинством, а подключившийся к Витьку и Долбесу Вовчик все время уточнял, дополнял и приукрашивал (хвастун он был, этот Вовчик), и делал это с таким присущим ему темпераментов и азартом, что Витьку иногда было не совсем удобно продолжать рассказ, тем более, что вокруг братьев уже собрались все ребята, бросившие игру в лянгу – все хотели узнать подробности путешествия братьев из первых уст, поэтому Витек передал эстафету рассказчика Вовчику, а сам ретировался в задние ряды, полагая, что в такой ситуации никто не упрекнет его в «неточности изложения событий». Естественно, в такой обстановке не могло быть и речи, чтобы поговорить с Долбесом, поэтому Витек решил дождаться, когда Вовчик удовлетворит любопытство ребят, а потом он поговорит с Долбесом. Ждать пришлось долго, но все когда-нибудь кончается, так и рассказ Вовчика закончился, и Витек, отозвав Долбеса в сторону, передал ему предложение братьев. Долбес весь засиял от радости, что ему братья доверили такую тайну и пригласили а свою компанию в отряд рыцарей мести. Витек предупредил, что для вступления в отряд рыцарей мести необходимо присягнуть на «ордене мстителей», в качестве которого Витек решил использовать огромную красивую монету из белого металла (возможно серебра), найденную Витьком в Одессе на пляже. Текст присяги взялись написать Вовчик и Долбес, они, кстати, учились а одном классе (четвертом «б») и могли чаще общаться между собой. Братья вспомнили, что им необходимо торопиться домой, чтобы полить огород, и, быстро собравшись, побежали домой. Прибежали они вовремя, полили огород, затем проверили всходы картошки, но никаких всходов еще не было, да и не могло быть через несколько дней после посадки, но братья все же огорчились, и такие огорченные пошли домой. Дома их ждала приятная новость – сестрички (родители братьев) договорились с родителями Долбеса купить у них козу по имени Муза, которая давала до десяти литров молока в день, но у сестричек не хватало примерно тысячи рублей, и братья их застали за решением проблемы, где одолжить недостающую сумму денег. Витек посоветовался с братьями и при единодушной поддержке вынул из заначки две тысячи рублей и передал родителям, которые от неожиданности открыли рты и молчали добрых полчаса, потом тихо полюбопытствовали относительно происхождения такой суммы денег. Братья прибегли к уже испытанному способу – они сказали, что нашли в ящике поезда, в котором ехали, чему родители, скорее всего, не поверили, но промолчали, так как говорить было нечего. Поэтому сестрички вынули все деньги, пересчитали их и решили, что им должно хватить и на козу Музу, и на постройку сарая, если продавцы козы, или строители сарая согласятся подождать до получки – не хватало трехсот рублей. Витек опять посовещался с братьями и принес с заначки еще полтысячи рублей, сказав, что эти деньги они хотели придержать себе на какие-либо приобретения, но коль скоро деньги нужны на козу, то они их отдают в «общий котел». Сестрички второй раз решили уже не расстраиваться, а обнялись сами, расцеловали детей, решили завтра утром уже идти за Музой и предупредили детей, что после школы Музу нужно будет пасти, а до обеда она будет пастись самостоятельно, будучи привязана к дереву длинной веревкой. Братья решили пасти ее по очереди, причем Вовчик будет принимать меньшее участие, потому что ему будет нужно сдавать экзамены. На том и порешили. Витек настоял, чтобы его кровать с пологом вынесли на улицу, так как он должен рано вставать и будет всех будить. Вовчик и Ося помогли ему это сделать, вынеся кровать прямо в собранном виде. А так как на улице еще было прохладно, Витек вынужден был спать в теплой пижаме.
Именно утренняя прохлада и разбудила Витька рано утром, на будильнике, который Витек взял с собой, было без пяти минут пять, т.е. через пять минут будильник должен зазвонить, поэтому Витек нажал кнопку звонка и быстренько переоделся. Когда он подошел к радиорубке, Ляхов в трусах и тельняшке уже был готов начать зарядку. Витек поприветствовал его и пристроился сзади, чтобы видеть упражнения и повторять их за Ляховым. Минут двадцать они «заряжались» и разминались, затем Ляхов выполнил несколько упражнений на перекладине и предложил подсадить Витька. Витек подтянулся несколько раз, исполнил подъем разгибом, попытался выполнить горизонтальное равновесие, но сил не хватило и его ноги повисли, как две веревочки. Но Ляхов помог ему, немного поддерживая ноги, и утешил, сказав, что скоро он будет делать все. Попытался Витек и стойку на руках сделать, но результат оказался аналогичным. Тогда Ляхов предложил Витьку сделать стойку на его согнутой в локте руке для чего он присел на корточки и подставил Витьку руку. Жимом стать в стойку у Витька не хватило сил, тогда он вышел в стойку махом, но сил не хватало, чтобы держать стойку, и Ляхов удерживал его, балансирую им, как это обычно делают с шестом. Затем Ляхов подстраховал Витька при выполнении фляка и сальто и продолжил уже тренировку сам, так как Витек за час тренировки сильно устал – сказывалась перенесенная голодовка. В школу Витек не пошел, он почти целый день был с Ляховым – сначала они купались в бассейне, где Ляхов научил Витька плавать брасом и на спине – показал, как это делается, а затем бросил его в воду. Когда Витек вышел из воды, он рассказал Витьку, какие Витек допустил ошибки и повторно забросил Витька в воду, но уже подальше, и опять Витек, переворачиваясь на спину, погружался в воду так, что плыть было невозможно – он стоял в воде, а не лежал. Следующий раз Витек уже сам прыгнул с трамплина в воду и выплыл брасом. И так, много раз прыгая в воду, Витек научился плавать брасом и на спине довольно прилично. Ляхов же плавал, как пароход, демонстрируя различные стили плаванья: от браса до плаванья на спине. Причем когда он плыл, то Витек мог садиться к нему на спину, или на грудь в зависимости от того, каким стилем он плыл, и Ляхов легко плавал с таким грузом, совершенно не чувствуя присутствия Витька на своей спине. Витек с Ляховым поплавали и позагорали почти до одиннадцати часов, затем Ляхов быстро собрался и убежал к себе в рубку, Витек же остался плавать, так как Ляхов его с собой не взял. Витек уж был готов заскучать, потому что никого не было – все ребята были в школе, когда к бассейну подошла девочка двенадцати-тринадцати лет, приятной внешности с полотенцем через плечо. Села она недалеко от Витька, кивнув ему головой в знак приветствия, спросила «как вода», Витек ее уверил, что вода «как парное молоко», хотя он не знал, какое оно «парное молоко», но слышал, что многие так говорят, когда хотят сказать, что вода теплая. Девочка оказалась в отличие от Витька не очень стеснительной – она представилась и сразу завязала разговор. Звали ее Юля, она была киевлянка тоже из эвакуированных, училась в пятом классе, ходить в школу не любила, потому что на уроках скучала, как и Витек, отец работал начальником ОРС (отдел рабочего снабжения) после того, как вернулся с войны инвалидом. Стало жарковато, Витек предложил поплавать и побежал на глиняный трамплин. Трамплин был мокрый и скользкий, поэтому Витек, отталкиваясь от трамплина, поскользнулся и как лягушка ляпнулся в воду, разбрызгав полбассейна воды. Вынырнув из воды, Витек посмотрел на Юлю, но она не смеялась, а с сочувствием смотрела на Витька. Когда он вылез из воды, спросила, очень ли больно ему, и посоветовала не прыгать больше со скользкого трамплина, так как возможны и более серьезные травмы. Юля пошла в воду тихо, чтобы не намочить волосы не совсем чистой, по ее мнению, водой. Плавала она очень хорошо, держа голову высоко над водой. Витек же из скромности соврал Юле, что его только сегодня научил плавать балтийский моряк Ляхов, с которым Витек пообещал познакомить Юлю. Юля предложила Витьку поплавать вместе и пообещала поддерживать его, чтобы поучить его плаванию и другими стилями, кроме собачьего. Витек с удовольствием согласился поучиться стилю «брас» или «вольному стилю». Они вместе вошли в воду, Витек лег на руки Юли грудью и животом, и Юля то поддерживая Витька, то отпуская, «носила» его по мелководью, но вот Витек почувствовал, что рука Юли то ли случайно, то ли специально (позже, анализируя ситуацию, Витек решил, что это было сделано таки специально) соскользнула ниже живота и попала точно на его придатки, мгновение задержалась там и вернулась на место. От такого прикосновения сосредоточенность и мысли Витька изменили направленность, и учиться плавать он уже не мог, он стал на ноги и, ничего не сказав, побрел на берег, где уже появилось несколько ребят, пришедших из школы. Вскоре пришли и братья Витька. Витек их познакомил с Юлей, кратко рассказав о ней братьям, затем оставил ее с братьями, когда увидел Долбеса с лянгой, к которому он и направился. Компанию для игры долго собирать не пришлось, через пять минут уже очередь из восьми человек готова была сразиться по трояке. На вторую партию у многих ребят хватило денег только по два рубля, в результате у Витька сегодня заработок составил всего сорок рублей – не много, но тоже деньги. Время приближалось к ужину, и Витек поспешил домой, чтобы вместе с родителями идти за Музой. Сестрички взяли с собой деньги и пошли к родителям Долбеса с предложением купить у них Музу, но оставить временно в их сарае. Но родители Долбеса не согласились на такой вариант, так как их любовь к Музе столь велика, что они не смогут видеть «чужую» Музу у себя дома. Тогда было решено уплатить за Музу задаток, так как родителям Долбеса очень нужны были деньги, и забрать ее, когда будет готов сарай. Придя домой, сестрички тут же побежали к строителям, с которыми они договорились относительно строительства сарая, и попросили строителей ускорить работу, а для ускорения сестрички решили подключить братьев. Пока сестрички бегали по строительным делам, а Вовчик и Ося развлекали на берегу хауза Юлю, Витек полил огород, проверил всходы картошки – всходов не обнаружил, и пошел в гости к Ляхову. Ляхов предложил Витьку покачать силу и немного потренироваться, и Витек с удовольствием этим занялся. Закончили они занятия, когда уже стемнело, и Витек побрел на «тусовку или брехаловку», так ребята называли место за одним из домов, где были сложены бревна, и они собирались, чтобы поболтать, поспорить, попеть песни под гитару, покурить. Сегодня компания ребят пополнилась девочкой Юлей, перед которой все ребята старались «повыпендриваться» – показать себя с лучшей стороны. Витек не стал участвовать в этом соревновании, так как был абсолютно уверен, что Юля его предпочтет всем другим – ведь он «неотразим», как сказала сама Юля, когда они вдвоем сидели на берегу хауса. Кто-то из ребят предложил Юле настоящую папиросу «Казбек», которая у него и была то всего одна, и Юля взяла ее так изящно двумя пальчиками, прикурила и затянулась на полный вдох. Нет, она не закашлялась, как ожидал Витек, а попыталась выпустить дым кольцами, но у нее это не получилось, и Витек немного позлорадствовал в душе – он курить не умел, да и не хотел. Он считал, что спортсмены не должны курить, а себя он относил к спортсменам, правда, неизвестно какого спорта. Пацан симпатяга, по кличке Жук, принес гитару и все удобно расположились на бревнах «по голосам», как они это часто делали, и запели свою любимую «Цыганочку». Жук выводил: «На горе стоит сосна, а под горою вишня, полюбил цыганку я, она замуж вышла», и все подхватывали: «Эх, раз, еще раз, еще много-много раз»! Вместе со всеми пела и Юля. У нее был приятный бархатный меццо-сопрано с теплыми нежными оттенками – Витьку понравилось, как она поет. Когда у ребят кончились куплеты, Юля добавила пару своих – У меня была жена, она меня любила, изменила только раз, а потом решила …, которые ребятам понравились, и они их быстро выучили, потом повторили для лучшего запоминания. Затем у Жука гитару взял Вовчик, заиграл «с перебором» и начал солировать – твердый голос и четкое произношение фраз импонировали слушателям, никто не пытался ему подпевать. Так он исполнил несколько «блатных» песен, типа «Калымы», «Мурки» и еще из той же серии. Ребята и Юля ему поаплодировали, и гитару взяла Юля. Она пела песни, многие из которых были незнакомы ребятам: «В гавань заходили корабли», «Девушка из маленькой таверны» и ряд других. Все сразу захотели выучить эти песни и Юле пришлось их петь весь вечер. Витек сидел рядом с Юлей, и «незаметно» для других и для себя взял ее за талию и немного ниже – это его воодушевляло и вдохновляло так, что он не пел, а «визжал от радости», как выразился Вовчик. Сегодняшний день закончился довольно поздно – многие родители уже силой увели своих чад, а братья и Юля продолжали петь. Витек был несказанно рад успехам сегодняшнего дня: с помощью Ляхова он начал восстанавливать свою спортивную форму, с его же помощью научился плавать на спине и брасом, познакомился с замечательной девчонкой Юлей, мало того, что познакомился, так еще и подержал ее за бедра и грудь, и Юля не возражала, выучил несколько новых песен, которые пел с большой охотой, и, в заключение, пригласил Юлю в сою «обитель» (под полог) сегодня ночью. Такого количества успешных деяний в течение одного дня у Витька еще не было – это был, действительно, счастливый день, и Витек ждал с нетерпением приближения ночи, предвкушая приход Юли под его полог. Так безмерно счастливый Витек уснул с улыбкой на устах. Юля этой ночью не смогла придти, так как ее родители этой ночью так долго не спали, что она раньше уснула сама.
С этого дня Витек каждый день вставал ни свет, ни заря и делал зарядку-тренировку с Ляховым. Через пару дней после описанных событий Ляхов подарил Витьку лянгу. Это была не просто лянга, это было произведение искусства – небольшой кружок кожи с густым длинным волосом и со свинцовым грузом, размер и вес которого так отлично были подобраны, что при среднем по силе ударе период между ударами хорошо сочетался с удобным для играющего темпом – не нужно было лихорадочно торопиться и ждать долго тоже не нужно было. Вовчик тоже примерно в это же время где-то достал хорошую шкурку и изготовил тоже очень замечательную лянгу, которую тоже подарил Витьку. Так что Витек был во всеоружии на любой игре. Долбеса он успокоил, что мол у него тоже замечательная лянга, и ею тоже можно выигрывать, но из своих лянг не подарил ему ни одной – «даренное, не дарят»! Витек с большим удовольствием играл и лянгой Ляхова, и лянгой Вовчика, и, естественно, всегда выигрывал, так что дворовые хлопцы с ним уже не хотели играть на деньги, поэтому появилась необходимость идти в школу, где ученики, кто был постарше, еще играли с Витьком. Вторая необходимость заключалась в том, что во всех классах писались годовые контрольные работы, и тем, кто не напишет контрольную работу, ставились оценки «плохо», что грозило «повторным курсом обучения». Так что причины были веские, и Витек вынужден был походить какое-то время в школу, тем более, что мама его об этом очень просила и даже расплакалась. Так Витек, небрежно набросив на одно плечо свой шикарный ранец, который не был продан только потому, что его никто не захотел купить, отправился в школу, где уже и забыл, когда был. Ранец был наполнен школьными принадлежностями, как и у других детей: тетради из газет (одна тетрадь была сделана их оберточной бумаги, которую Витек использовал только для очень важных работ, как, например, контрольная работа по русскому языку), чернильница-непереливайка с фиолетовыми чернилами, сделанными из химического карандаша (у многих детей чернила были черные, сделанные из сажи), находилась в специальной сумочке и гордость Витька – ручка с закрывающимся пером. Это была металлическая трубочка с двумя наконечниками, в которые вставлялись перья и которые можно было переворачивать так, что перья входили внутрь трубочки. В классе таких ручек было всего три, и одна из них была у Витька. Главное достоинство этих ручек заключалось в том, что, вынув держатели перьев, трубочки можно было использовать, как духовые ружья, что их обладатели и делали. Витек иногда давал кому-нибудь свое «ружье» пострелять. Стрельба из этого ружья была достаточно простой процедурой – кусочек газеты разжевывался, изготавливался шарик, который помещали внутрь трубочки, затем прицеливались и дули что мочи в трубки. «Пуля» поражала не смертельно, но чувствительно. Таким образом с полным учебным арсеналом явился Витек после долгого отсутствия в школу, опоздав всего на пару минут. Ребята в классе его встретили радостными криками – Витька любили даже те, кто люто ненавидел его из зависти. Учебный день прошел более чем успешно. Витек не только успел написать контрольную работу, но и, самое главное, выиграть более трехсот рублей в лянгу – он играл не только на переменах, но и немного задержался после уроков. Радостный и веселый Витек шел домой один – братья и друзья из его поселка ушли раньше, так как у них было только по три урока, и лишь несколько классов, в том числе класс Витька, занимались поздно. Внезапно из-за толстого дерева у излучены арыка вышел хлопец узбекского происхождения, на вид ему было лет тринадцать-четырнадцать, и сказал что-то непонятное на узбекском языке. Витек ему ответил, что он его не понимает, на что узбек сказал на ломаном русском языке, что все приехавшие жиды жрут их узбекский хлеб, но их не понимают, и потребовал у Витька деньги. Закончить узбек не успел, так как согнулся от удара в «дыхало» и завопил, как бешеный шакал, от града ударов ногой в лицо и «ниже пояса». На его крики из-за дерева выскочил еще один узбек, ростом пониже и возрастом, видимо, младше, который камнем угодил Витьку в лицо, отчего Витек аж зашатался, но мгновенно пришел в себя и бросился на обидчика, но этот малой узбек так заработал ногами, что за доли секунды Витек уже не видел даже его пяток. Вернувшись на место событий, чтобы дополнить уроки большему узбеку, Витек не застал на месте никого – узбек так стремительно убежал, что не взял даже ранец Витька. Витек обмыл лицо в арыке и пошел дальше, чувствуя, что левый глаз его видит все хуже и хуже. Пока он добрел домой глаз полностью заплыл отеком, и никакие пятаки, или более крупные монеты уже не могли помочь. Кроме того, у Витька оказалась кровоточащая ссадина на переносице и разодранное левое ухо – полный инвалид. Витек не хотел в таком виде никому показываться, поэтому он забросил вещи в дом, а сам с Музой пошел пастись на лужок – Муза щипала травку, а Витек размышлял над сказанным узбеком. Уже в который раз он пытался найти объяснение той неприязни, а иногда и ненависти, которую испытывают другие люди по отношению к евреям (жидам). Ведь большинство людей любят и уважают его, Вовчика, Осю и их родителей – Витек не однажды чувствовал на себе и видел это по отношению к родным. Если не любовь, то, во всяком случае, симпатия сквозила в отношении них. Так почему же симпатия, любовь, уважение сменяется неприязнью к ним, когда речь идет о них, как о евреях. Да, вопрос оставался открытым.
В течение недели, пока физиономия Витька не приняла достаточно приличный вид, он не появлялся на людях нигде, кроме школы и у Ляхова – даже в лянгу не играл в течение нескольких дней. За эти дни огород весь позеленел – взошли все овощи, включая картошку и сахарную свеклу, а также кукуруза и подсолнухи, горох и фасоль. Сарай рабочие построили так, что вход в погреб был внутри сарая, в котором часть пространства занимала Муза, а в другой части братья устроили жердочки для кур, которых вскоре тоже приобрели на рынке. Витек хотя и не любил возиться по хозяйству, но и не отказывался – кто-то должен был доить Музу, щупать кур, собирать яйца, поливать огород. Вовчик и Ося ему помогали, конечно, но почему-то сестрички по вопросам хозяйства всегда обращались к Витьку. Витек доил Музу три раза в день, часто высасывал молоко прямо из вымени Музы, которой это, видимо, нравилось судя по тому, как она давала это делать и еще подмекивала. В доме появилось не только молоко парное, свежее, кислое, но и сметана, сливки и самодельное сливочное масло. Чтобы получить сливочное масло из сливок все по очереди трясли, крутили и вертели бутыль со сливками, в котором через какое-то время сначала появлялись крошечные кусочки масла, которые затем собирались вместе, пока не образовывался большой кусок масла и жидкость, из которой сестрички варили суп с галушками. Позже сестрички договорились с соседом, у которого был сепаратор, и отдавали ему сливки для изготовления масла. В доме были молокопродукты в достаточном количестве, были яйца, были еще запасы муки, которую получили братья в колхозе за работу и некоторые продукты, которые выдавались по карточкам – в этом году по карточкам выдавали побольше продуктов, хотя прожить на них было невозможно, даже вместе с аттестатом дяди Семена. Так что семья сестричек жила за счет подсобного хозяйства. Со временем братья претворили в жизнь идею Вовчика – завели кролей. Для этого братья увеличили размеры погреба, отгородили часть его, и туда посадили кроля и крольчиху, которые уже через несколько дней выкопали себе норки по углам ямы, где и прятались, когда кто-либо к ним жаловал в гости. Хозяйство увеличивалось, у Витька свободное время уменьшалось, но он не «плакался в жилетку», после перенесенного голода все были готовы «производить» продукты всеми возможными способами, Витек же не мог забыть, как от голода умер дедушка, и каждый раз, вспоминая это страшное время, сердце его сжимается до боли, от которой слезы сами бегут из глаз.
Но не будем о страшном, печальном и грустном, были и радости в жизни Витька. В следующий класс Витек перешел почти отличником, лишь русский язык немного подвел его – оценка за год «хорошо», что ни в малой степени не огорчило Витька. За последнее время он прилично «подкачался» благодаря Ляхову. Стойку он уже тянул «отжимом» с прямыми ногами, легко выполнял комбинацию рондад, фляк, сальто (правда пока в группировке), стоял в стойке у Ляхова на руке, на плечах и «руки в руки», плавал брасом, на спине и по-собачьи, нырял в воду с трамплина и с моста, когда ходили ловить рыбу и купаться на большой канал. Теперь, когда начались каникулы и следы побоев зажили на
«визитке» Витька, он чаще ходил плавать в хауз и на тусовку (брехаловку). После долгого отсутствия Витек пришел на тусовку и хотел, как обычно бывало до того, сесть около Юли, но место было занято – с одной стороны сидел Вовчик, а с другой стороны сидел тринадцатилетний симпатяга по прозвищу Бульбун. Вовчик дал ему такое прозвище за то, что Бульбун (Витек забыл, а может и не знал, как его настоящее имя), когда разговаривал, то разбрызгивал вокруг себя слюну, как верблюд, и понять слова, им произносимые, было очень трудно. Витек еще подумал, что у Бульбуна язык не помещается во рту, поэтому он говорит так словно дует в воду. Увидев, что его место занято, Витек сел в том же ряду дальше, ожидая, что предпримет Юля. А она сразу с нескрываемой радостью бросилась к Витьку, но Бульбун ее удержал. Тогда Юля начала вырываться из лап Бульбуна, но он ее не отпускал. Ребята перестали петь, ожидая, чем это кончится. Ведь Бульбун не признавал первенства за Витьком. Витек не очень громко обратился к Бульбуну с предложением не трогать его девочку, на что Бульбун ответил вопросом, а что будет? Витек поднялся и также тихо и спокойно сказал: «показать тебе здесь или отойдем в сторону». Все ребята соскочили со своих мест, почуяв, что «запахло жареным», и в один голос закричали: «стукаться, стукаться»! Тут же были предложены правила: «на кулаках, лежачего не бить, драться до первой крови, или до просьбы о пощаде». Юля просила Бульбуна не драться, она, видимо была уверена, что Бульбун победит в драке, так как он был старше и немного крупнее Витька, но Бульбун, тоже уверенный в победе, отмахнулся от Юли, как от мухи. Ребята отошли немного подальше от дома и организовали круг, внутри которого и стали друг против друга Витек и Бульбун. Бульбун стал в боксерскую стойку, ожидая удар кулаком в лицо, но Витек ударил ногой и не в лицо, а, простите, в яйцо, которое Бульбун не защитил. Дальше пошло сплошное избиение «не прикладая рук» – Витек принципиально бил Бульбуна только ногами, чтобы не пачкать руки о «мразь паршивую», он словно играл в лянгу. Сегодня, как никогда, Витек испытывал удовольствие от избиения Бульбуна, он хотел, чтобы Бульбун при всех ребятах и при Юле молил о пощаде, просил прощения на коленях, он бил его за то, что он Юлю обидел, он бил его за то, что узбек назвал Витька жидом, он бил его за то, что дедушка умер от голода – Бульбун был виноват во всем. И вскоре Бульбун таки взмолился: «Прости меня», чуть ли не плакал он, прося прощения не знамо за что, и Витек тоже не знал, за что он должен простить этого симпатичного и немного глуповатого хлопца. Драка закончилась сравнительно быстро, Бульбун с окровавленным лицом пошел умываться в хаус, а ребята пошли продолжать прерванную песню. Витек «разрешил» Бульбуну присоединиться к ним, когда он умоется. Хотел сказать, когда «вытрешь сопли», но пожалел Больбуна. Все сели на свои места, Витек, естественно, около Юли, Вовчик, на всякий случай, сел от Юли подальше. Минут несколько ребята еще обсуждали только что происшедшую драку, хвалили Витька за то, что он «наказал» задаваку Бульбуна, Юля призналась, что беспокоилась, чтобы Витька Бульбун не побил. Она села поближе к Витьку и обняла его за талию, а Витек в душе обвинял себя за непомерную жестокость и злость. Чтобы как-то отвлечься от случившегося, Витек пригласил Юлю придти к нему сегодня ночью, и она с удовольствием согласилась, сказав, что придет часа в два ночи, и еще теснее прижалась к Витьку. Так как ребята продолжали обсуждать драку, а Витек увидел, что приближается Бульбун, он предложил при Бульбуне не говорить на эту тему. Но, подошедший Бульбун, сам начал с того, что похвалил Витька за преподанный урок – он говорил, что не ожидал удара ниже пояса, но так как не было предварительной договоренности относительно таких ударов, то они не противоречат установленным правилам, говорил также, что Витек сильный и ловкий и что он победил справедливо. Витек в доказательство своей силы и ловкости исполнил цепочку элементов, заканчивающуюся сальто, чем просто восхитил всех ребят и Юлю, конечно же. Исполнив дорожку переворотов, Витек сел и предложил спеть его любимую цыганочку или очи черные, начав сам «Скатерть белая залита вином, все гусары спят непробудным сном», «Лишь один не спит, пьет шампанское за очи черные, за цыганские» подхватили ребята хором. Пели сегодня долго и от души, а перед тем, как расходиться ребята спросили, не таит ли злобы на Витька Бульбун. Бульбун поклялся, что не таит и мстить не будет. На том ребята и разошлись по домам, а Юля шепнула Витьку, чтобы он ее ждал. Окрыленный Витек пошел с братьями домой, но вдруг он вспомнил, что не сказал Юле, какой его полог из трах. Он бросился бежать вслед за Юлей, но не догнал ее и пошел на свое место с надеждой на авось.
Витек лежал с открытыми глазами, боясь уснуть по двум причинам: во-первых, он боялся, что Юля перепутает его полог с чьим-нибудь из братьев, во-вторых, он хотел показать Юле, что он ждет ее с нетерпением и что ему не до сна, когда к нему идет она, как было в самом деле. Вскоре при слабом лунном свете Витек увидел, как из-за угла дома мелькнула Юлина тень, он выглянул из-под полога, чтобы она увидела его. Братья посапывали во сне. Юля запрыгнула в постель Витька прямо под одеяло, которое Витек отбросил в сторону, чтобы освободить ей место. Она была одета в легкое летнее платье, под которым более ничего не было, даже трусиков. Витек открыл было рот, желая сказать что-то, но Юля крепко прижала его к своей груди и рот закрыла своими губами. Она немного всасывала губы Витьку в свой рот и продвигала кончик своего языка между губ Витька, что ему вначале не очень понравилось, но потом Юля сказала, что так целуются взрослые и что Витек тоже должен свой язык вводить в рот Юли, и эта «взрослость» поцелуев воодушевила Витька на проталкивание своего языка в рот Юли и всасывания ее языка в собственный рот – два рта влюбленных в течение некоторого времени работали, как насосы, одновременно Витек добрался до груди Юли. Он ее немного потискал, а затем переместил свой «насос» на Юлин пупырышек, который он сосал и облизывал с огромным удовольствием, она была вкуснее и слаже, чем леденец «петушок на полочке». Юлины руки тоже не дремали – Витек почувствовал, как Юля взяла его за уже возбудившийся кончик. Почувствовав, что кончик уже готов к употреблению, Юля предложила совершить индийский ритуал под названием «моя писька твою письку гам» и ловко передвинулась под Витька, не выпуская из руки кончик, который она так же ловко продвинула во влагалище. Что делать дальше Витек немного знал, но скорее инстинктивно догадался – подымая свой таз он вводил и выводил свой кончик во вместилище Юли. Судя по реакции Юли – она постанывала и сама помогала Витьку, двигая «нижним бюстом», ей процесс очень нравился, руками она сжимала ягодицы Витька, что из всей совокупности элементов совокупления единственное ему нравилось. От всего остального Витек не испытывал никакого удовольствия, Юля же в какой-то момент времени ускорила движение «нижним бюстом» и задышала чаще, затем она остановилась и придержала Витька, чтобы он тоже не двигался, обняла его за шею и опять начала целоваться «по взрослому», но более спокойно, чем прежде, медленно и плавно освобождаясь от тела Витька. Витек понял, что на этом их половая близость закончилась, о чем он абсолютно не пожалел, скорее даже порадовался. Юля шепнула, что завтра она придет в это же время, поцеловала Витька и убежала, а Витек ужасно довольный своим первым уроком секса уснул без снов и видений, широко улыбаясь во сне. С той ночи Юля приходила к Витьку очень часто, чуть ли не каждую ночь, и Витек заметил, что со временем ему начинает нравиться его «сексуальная жизнь», когда Юля ускорялась и учащено дышала, он чувствовал, что и у него что-то подкатывает к головке члена, вызывая небольшие приятные судороги. К тому же он заметил, что в его груди, около сосков образовались «пятачки», как объяснили старшие ребята, это являлось свидетельством того, что наступала половая зрелость. Юля, насколько сама знала, просвещала Витька в вопросах секса – любовная прелюдия, поцелуи, возбуждающие прикосновения в эротических зонах, эрекция, эякуляция, оргазм и прочие тонкости сей чувственно-духовной стороны жизни.
Тем временем Витек выучил азбуку Морзе не только на письме (точки и тире), но и научился работать ключом. Своими письменными знаниями он делился со всеми желающими ребятами и с Юлей, конечно же – они часто говорили между собой на «ти-ти-та», чтобы скрыть содержание от других. Огород уже начал плодоносить – лук зеленый, редиска, молодая картошка, внесли разнообразие в питание, из двух кроликов в яме для кролей развилось их множество, никто толком не знал даже приблизительно, сколько же их. Только по скорости исчезновения травы, которую братья приносили в яму, можно было предположить, что их много, или даже очень много. Сестрички докупили еще несколько куриц, так что дюжина яиц в доме была ежедневно. Среди курей была одна курица по имени Кира, которая так старалась, что несла по два яичка в день – одно яичко было в нормальной скорлупе, а второе в мягкой скорлупе. Так как в мягкой скорлупе яйцо трудно было доставить в дом, то Витек уничтожал его путем поедания на месте. Жизнь семьи сестричек наладилась, редко кто вспоминал о недавнем голоде, только Витек не мог никак забыть дедушку и часто грустил по поводу его смерти. Но и в этой мирной жизни находилось место для конфликтов. Однажды, когда Витек с мамой поливали огород, к ним прибежал сосед, огород которого был ниже и должен был поливаться после огорода сестричек, начал что-то кричать по-узбекски и кетменем разбрасывать дамбочку, меняя направление потока воды в свой огород. Мама Витька закричала, что изменить направление полива он сможет «только через мой труп» и легла грудью поперек ручья. Узбек опять что-то сказал, из чего Витек понял только одно слово «секаман» (матюг), и замахнулся на лежащую маму кетменем. Инстинкт сохранения рода и мгновенная реакция бросила Витька на этого уже взрослого мужчину, который тут же согнулся до земли после полученного в пах удара. Витек решил не продолжать его бить и отошел в сторону, но узбек, придя в себя, выхватил финку и бросился на Витька с криком «жид поганый, убью», и не известно, чем это могло закончиться, если бы не раздался резкий окрик Ляхова на узбекском языке. Узбек оглянулся, Ляхов стоял без тельняшки с татуировкой крейсера на груди и сжатыми кулаками. Вероятно, он подошел к арыку умываться. Узбек взял свой кетмень и тихо пошел в сторону своего огорода, а мама Витька, немного измазанная глиной, поднялась на дрожащие от пережитого ноги, но стоять не могла, опять села прямо на грядку. Витек отрегулировал поток воды и сел рядом с мамой с немым вопросом в глазах «что тому узбеку сделали жиды»? Но Витек знал, что, если он даже задаст маме этот вопрос, она, как и раньше не ответит на него в доступной для него форме. Вместо этого Витек обнял маму и поцеловал, хотя он целоваться не любил. Так они просидели до конца поливки огорода, затем Витек изменил направление потока воды, и они с мамой пошли домой, откуда Витек пошел к Ляхову, чтобы поблагодарить его за своевременное вмешательство в разборку.
Братья и Долбес продолжали копить деньги и продукты для побега на фронт – кусок карты Долбес с Осей выкрали и, хотя они немного ошиблись выбирая нужное место, все же Вовчик, лучше других знавший географию, решил, что такая карта им сгодится. На последнем подсчете у ребят оказалось уже больше трех тысяч рублей и было решено через неделю двинуться на фронт. В этот день должен быть мотовоз. За неделю еще немного добавилось денег, в основном усилиями Витька, и ребята собрали побольше еды, которую сложили в вещмешки. Витек не мог скрыть от Юли свои планы, но ребятам он не сказал о том, что еще кое-кто посвящен в их планы.
И вот настал день Х. Ребята вечером предупредили родителей, что пойдут рано утром на рыбалку, чтобы их не бросились искать прямо с утра, и на следующий день встали намного раньше петухов, забрали приготовленные с вечера вещи и пошли пешком в Мирзачуль, так как мотовоз в этот день отменили, и было неизвестно, когда он отправится в город. Долбес сказал, что он знает короткую дорогу, которая часа за три приведет их на станцию Мирзачуль, где их будет ждать поезд, отправляющийся на фронт – размечтались ребята. Ребята сначала шли вдоль арыка, по сторонам которого буйно разрослись деревья и кусты, кишащие змеями, ужами, ящерицами и прочей живностью, переползающей, перебегающей и перепрыгивающей тропинку, по которой шли ребята. И вдруг Витек замер на месте в предчувствие чего-то нехорошего, и, действительно, перед его ногами проползла, прошелестев травой, змея огромных размеров – ее толщина превышала толщину руки взрослого человека, а длина, судя по времени переползания тропы, не меньше двух метров. Таких змей Витек не только не видел в своей жизни, но и никогда не слышал о таких, и, хотя Витька местные мальчишки (узбекская и русская школы располагались в одном здании) научили обращаться со змеями, и он их не боялся, но эта змиища здорово напугала Витька. А может она и не была столь большой, и Витьку только показалось, что она огромная, но как бы там ни было, дальше Витек шел «с оглядкой». Так ребята в колону по одному прошли вдоль арыка, перешли мостом известный канал и пошли дальше не по дороге, которая повернула вдоль канала, а напрямую через пустыню. Витьку не очень понравилось, что в пустыне нет никаких ориентиров, но Долбес уверил его, что с помощью его компаса они выйдут точно на станцию, к тому же, объяснил Долбес, минут через тридцать покажется оазис и колодец, важный ориентир на их пути. Так оно и произошло, только тридцать минут оказались длиннее обычного часа – ребята были в пути уже около полутора часов. Поэтому они остановились у колодца, попили воды из своих фляг, заполнили их свежей водой и продолжили путь. Идти по пескам было тяжело – ноги грузли в песок чуть ли не по щиколотки, но ребята не жаловались, а продвигались вперед быстро, как только могли. Часов около девяти они добрались до станции, но не успели они осмотреться вокруг, как к ним подошел милиционер и попросил показать документы, которых у ребят, конечно же, не было. Тогда он взял Вовчика за руку, полагая, видимо, что он является главным, и предложил всем следовать за ним в здание вокзала. Братьям такие отношения с милицией были уже знакомы, поэтому они послушно пошли за милиционером, надеясь сбежать от милиции позже. В помещении милиции проверили их вещмешки, посмеялись над картой, на которой был обозначен маршрут ребят, пояснили, что их все равно многократно поймают и вернут домой, что относительно таких, как они, есть приказ ловить и отправлять домой или в детдома, сказали, что о нашем прибытии их уже давно известили, и они нас ждали. Затем один из милиционеров прочел ребятам длинную нотацию относительно того, что сейчас каждый человек должен выполнять ту работу, которую ему поручили и в том месте, где его поставили. На фронте сражаются те, кому это поручено, в тылу работают те, кому поручено работать в тылу. Вы сейчас должны собирать колоски и убирать хлопок, и ваш побег можно считать дезертирством. Такого услышать Витек не ожидал – его, рвущегося на фронт бить фашистов, называют дезертиром, как он смеет такое говорить! Витек возмутился и попытался объяснить этому милиционеру, что они подобно добровольцам идут воевать добровольно, что они с более легкого тылового участка хотят идти на более тяжелый, более рискованный – бить фашистов. Такой отпор со стороны Витька понравился милиционеру, и он уже более добродушно сказал о том, что и добровольцы должны получить разрешение командования, чтобы пойти на фронт, что он уже пять рапортов написал, но его не отпускают. Разговор закончился мирно, Витек и ребята поняли, что они не правы, и они пообещали, что больше не будут убегать на фронт, а будут делать то, что им прикажет Родина. Вскоре милиционер нашел узбека, который ехал в Баяут на арбе, запряженной ишаком. Он отправил ребят с этим узбеком, взяв с них еще раз слово, что они больше не сбегут. Ребята бросили свои рюкзаки на арбу и побрели не спеша за ишаком, обсуждая по дороге перипетии сегодняшнего дня. Все сошлись во мнении, что они допустили промашку, так как не взяли с собой удочки, которые затем можно было бы спрятать в зарослях кустарника вблизи арыка, чтобы их выдала Юля Витек не мог допустить. Домой ребята добрались поздно вечером. Братьев дома ожидала истерика тети Евы, хорошо еще, что не было мамы Витька. Тетя Ева кричала, что братья мучители, что они издеваются над ней, что у нее уже нет больше сил этого терпеть, что она напишет дяде Семену на фронт, что они не думают о ней и о младшей сестричке, которая может остаться без матери и т.д. и т.п. А младшая сестричка от криков нервно подрагивала во сне, в то время, когда братья с полной верой в искренность своих слов каялись в содеянном и клялись, что это больше не повторится. С другого конца дома слышалась ругань намного более «смачная», обильно приправленная матом для связки слов. Кроме того, Витек сквозь общие крики и шум разобрал слова, сказанные отцом Долбеса, о том, что он ему запрещает «водиться с теми жидами». Опять жиды виноваты! Подумал Витек. Вскоре над поселком нависла тишина, сквозь которую проносилось гортанное пение лягушек из арыка, звонкое пение цикад и завывание шакалов – типичное звуковое оформление деревенского благополучия. И в этой благословенной тишине тихо-тихо бормотал голос тети Евы. Из этого бормотания Витек мог понять только два слова «боже помоги». И это вырывалось само собой из уст самой твердой атеистки, самой неверующей коммунистки, которая в первые послереволюционные годы создала одну из первых в Украине комсомольскую организацию на полтавщине. О тете Еве следует отдельно рассказать будущим поколениям, и рассказ этот будет не менее героическим, чем рассказ о Павле Корчагине, так думал Витек перед тем, как уснуть в доме на полу. Когда пришла его мама он не слышал, он уже крепко спал и видел прекрасные сны о далеких мирах, несмотря на то, что день выдался неудачным, а вечер совсем кошмарным.
На следующий день Витек, как обычно, рано утром сделал с Ляховым зарядку и немного потренировался в упражнениях на перекладине и в акробатике, а также в этот день Ляхов начал его учить приемам самбо (самооборона без оружия), которое в те далекие годы было запрещено в широких кругах – учили только в спецподразделениях. Затем выполнил свою работу по хозяйству и пошел поплавать в хаус, где встретил Юлю, лежащую на большой простыне под солнышком. Витек сделал вид, что падает ей на спину, но удержался на руках, а затем нежно и мягко опустился на Юлю, которой это очень понравилось – она захохотала, как будто ее Витек щекотал, и перевернулась на бок так, что Витек с нее свалился. Радость Юли длилась недолго, сменившись неподдельной грустью и печалью, которые она объяснила тем, что через несколько дней она уедет, потому что ее отца переводят на работу на Дальний Восток – он уже получил предписание, все необходимые документы и билеты до Владивостока. Эта новость поразила Витька в самое сердце, он не мог поверить а такую кощунственную несправедливость – только начала дружба перерастать в любовь, как злая судьба по чьей-то прихоти их разлучает и, наверно, навсегда. Витек подумал, что столь тяжкого удара он не сможет пережить, Юле не смог сказать ничего, кроме как пригласить ее прийти сегодня ночью, на что она ответила, что у нее «периодика», так Юля называла менструацию. Но Витек настоял – приходи, просто полежим в обнимку, а сам встал и ушел, потому что почувствовал, как слезы подкатывают к горлу, почувствовал, что может расплакаться прямо здесь в присутствии Юли. Он быстро пошел в свою келью, так Витек называл уединенное место, притаившееся в кустарниках около арыка. Это была небольшая полянку 2х1,5 квадратных метра со всех сторон заросшая густым кустарником и с густой кроной дерева над ней, попасть на которую можно было только на четвереньках через узкий лаз. Келья была «изготовлена» самой природой, Витек только немного расчистил поляну и устроил лежанку из свежего сена. Здесь он обычно скрывался, когда не хотел никого видеть, или помечтать в тиши о дальних мирах, о добрых людях, о справедливости на Земле. Сейчас он спрятался здесь, чтобы пожаловаться самому себе на злые выверты судьбы и пожалеть самого себя несчастного, но слезы он сдержал – он не позволял себе расслабиться даже оставаясь один на один с самим собой. Душа его плакала, слезы сжимали горло, сердце обливалось кровью, тело вздрагивало от конвульсий, но Витек крепился, держался до последних сил, пока все же внутренняя душевная боль не выплеснулась наружу тяжелым плачем навзрыд с придушенным стоном обиженной души. Только так мог утешить свою душевную боль Витек.
Таким образом облегчив душу до полного опустошения, Витек успокоился, обмяк весь и уснул – его организм применил наиболее целебное лекарство для души. Ему приснилась школа, куда пошел в первый класс и в первый же день отлупил до крови соученика за то, что тот скорчил ему гримасу и предложил сказать «кукуруза». Затем учительница, а потом и директор очень хотели узнать, за что Витек избил белобрысого Игоря, но ни Витек, ни Игорь не сознались в истинной причине, сославшись на тайну их отношений. Снилось, как у него учительница отнимает его любимый перочинный ножик, его самый дорогой подарок от их домоправительницы. Это так взволновало его, что он проснулся и, только нащупав ножик в кармане, успокоился и опять уснул. Теперь он отправился на берег Черного моря загорать, лежа на песочке, дергать за косу Светку, обниматься с Нелей, играть в футбол, плавать «штопором» и нырять на дальние расстояния. От такого сна Витек проснулся в радушном настроении и заторопился к любимой Музе и кролям, на огород и в курятник. Справившись со всеми своими обязанностями, Витек пошел к Ляхову, чтобы потренироваться и узнать, как обстоят дела на фронтах. Сообщения Совинформбюро были не радостные – опять после продолжительных и упорных боев наши войска оставили ряд населенных пунктов. Ляхов, когда слушал такие сводки, бесился от злости, почему его не отправляют на фронт, почему даже не отвечают на его заявления, требования и просьбы. Он был абсолютно уверен, что его присутствие на фронте могло изменить ход военных действий, ход войны и приблизить победу над лютым фашистским врагом. Витек в этом его поддержал и сказал, что он тоже хочет на фронт, но один милиционер сказал, что нужно воевать или трудиться там, где тебя поставила Родина, и что он в принципе с этим согласен – через несколько дней он со всеми учениками отправляются на прополку каких-то сельскохозяйственных культур. Витек не знал, произвело ли это его выступление впечатление на Ляхова, но Ляхов вроде бы немного успокоился и переключил свои мысли на обдумывание способа, с помощью которого можно было бы отучить какого-то типа от дурной привычки гадить под стенами его радиорубки. Он долго что-то вычислял, затем нарисовал схему и сказал, что приготовил пачкуну заслуженный сюрприз. Этот сюрприз, видимо сработал, так как Ляхов больше не жаловался на пачкуна. Позже Ляхов рассказал Витьку, какой это был сюрприз – он положил под стенку металлический лист, замаскировал его тонким слоем сухой земли и присоединил заряженный конденсатор. Когда пачкун попытался помочиться, его ударило током, так как струя мочи является проводником. Вычислял же Ляхов параметры «сюрприза», чтобы не покалечить пачкуна ударом тока.
От Ляхова Витек пришел поздно, братья уже спали и Витек впрыгнул прямо в постель, где его ждал совершенно другой сюрприз – Юля. Она недавно прибежала и, не найдя Витька в постели, решила подождать его. Витек обнял Юлю и поцеловал, но она предложила тихо полежать и помечтать. Затем она сказала, что очень любит Витька и что в первый же день напишет ему письмо, попросила, чтобы Витек ее не забывал и писал каждый день письма. Витек пообещал, что так он и сделает, и, когда он ей это говорил, то был уверен, что будет действительно ей писать каждый день. Так они полежали некоторое время, затем Юля крепко поцеловала Витька и, попрощавшись «до завтра», выскочила из-под полога, а Витек без всяких плохих предчувствий тихо уснул с мечтой о завтрашней встрече.
На следующий день, упоравшись со своими обязанностями по хозяйству, Витек пошел к хаусу в уверенности встретить там Юлю, но ее там не было. Немного подождав ее, Витек начал волноваться, предчувствуя что-то неладное – сердце его забилось быстро-быстро, его охватила паника и страх не увидеть больше Юлю никогда. Он настолько явно себе это представил, что не выдержал и побежал к квартире Юли. На двери их квартиры весел замок, а в щели между дверью и рамой торчала записка, которую Витек быстро извлек и раскрыл. Это была записка от Юли на двух тетрадных листах. Юля написала, что она еще вчера знала, что сегодня утром они уедут, но не хотела волновать Витька, что она его очень любит и не забудет никогда, что она ему напишет как только они приедут на место. Письмо было написано чернильным карандашом и «украшено» крупными чернильными пятнами, образовавшимися там, где капали Юлины слезы. Витек спрятал записку в карман и опечаленный тем, что он Юлю сегодня не увидит, немного злой на нее за то, что она вчера скрыла свой отъезд, побрел в радиорубку Ляхова. Витек не воспринимал сознанием, что Юля уехала далеко и что ни завтра, ни послезавтра, ни в течение многих последующих дней он ее не увидит, не обнимет, не поцелует. Этот печальный факт созрел в его сознании намного позже, когда он уже начал привыкать жить без Юли, и это в значительной мере облегчило его страдания.
В поселке в этот день стало известно, что прополка отменяется, что с завтрашнего дня все учащиеся направляются на борьбу с долгоносиками, нашествие которых на овощные поля грозит прекратить поставки овощей на фронт. Витек с братьями подготовили свое «боевое снаряжение» (алюминиевые миски и ложки, и для сбора жуков литровые банки с креплением на шею, чтобы руки были свободными) к завтрашнему походу против «длинноносой орды», как назвал их Вовчик. Сегодня же было решено попробовать собственного кролика, убиением и разделкой которого занялся Вовчик. Получилось это у него, как посчитали все, очень даже неплохо – где только он этому научился. Чтобы поймать кролика Вовчику пришлось минут пятнадцать просидеть в яме около входа в кроличью нору – он в центре ямы положил свежую травку и ждал, когда из норы появится большой кролик, но те большие, как чувствовали, не выходили и появились только тогда, когда малышня уже в течение какого-то времени спокойно ела травку. Тут Вовчик и схватил одного из больших кролей за уши, приподнял его и стукнул молотком между ушей – Витек, увидев это «зверство», выскочил из ямы, как ошпаренный. Вовчик же освежевал кроля, не разрезая шкурку в районе живота – шкурка получилась, как целый кролик, только без лапок. Затем он вывернул шкурку наизнанку, очистил ее от остатков жира, присолил ее, натянул на рогач и повесил сушить. Где это он научился всем этим премудростям, Витек не мог сообразить. Тетя Ева приготовила кролика – пожарила, затем потушила со специями, получилось очень вкусно, но маловато было одного кролика на такую большую семью, нужно было готовить двух кролей, как и поступали сестрички в дальнейшем.
В семь утра дети уже были в школе, откуда их повели в поле уничтожать долгоносиков. На одном из участков поля уже работали взрослые колхозники и служащие со всего поселка. Ученикам тоже выделили участок поля, распределили между ними рядки и началась война с длинноносыми фашистами. Вначале ученики шли легко и достаточно быстро, собирали долгоносиков аккуратно и полностью, но постепенно темп начал снижаться, начала побаливать поясница и ноги, так как собирать долгоносиков приходилось или согнувшись, или присев на корточки, когда нестерпимо начинала болеть поясница – положение тела определялось силой болевых ощущений в соответствующих частях тела. У Витька тоже начали побаливать поясница и ноги, несмотря на то, что его тело было приучено к физическим нагрузкам ежедневными тренировками. И некоторые ученики, да и учителя тоже, уже готовы были попросить сделать небольшой перерыв, чтобы отдохнуть, но колхозный бригадир объявил перерыв на обед – привезли мамалыгу. Все дружно пошли к костру, где один колхозник сжигал долгоносиков – он следил, чтобы огонь не погас и чтобы долгоносики не убегали от огня. Во время обеда состоялось импровизированное собрание, на котором решался вопрос, продлить обеденный перерыв до трех часов, или работать без перерыва до шести часов вечера. Сошлись на втором варианте, так как у всех были дома дела. Витек же, посоветовавшись с ребятами, сказал учителям, что они вызывают на соревнование колхозников – кто большую площадь очистит от жуков, а в качестве рефери пусть будет бригадир. Витек знал, что в условиях соревнования прибавляются силы, «открывается второе дыхание», а именно это требовалось сейчас всем и ученикам в первую очередь. Вот же после обеда, несмотря на то, что обычно в это время организм расслабляется, хочется немного отдохнуть, все дружно вышли в поле и продолжили с удвоенной силой расправляться с этой ненасытной прожорливой сворой жуков, посматривая друг на друга, чтобы не отстать от взрослых. И боли в пояснице и ногах, и пот льющийся с головы до самых ног, и неутолимая жажда отошли на второй план – все ученики и учителя хотели победить колхозников, которые с нескрываемым чувством своего превосходства смотрели на горожан, не приспособленных к сельской работе. Но после окончания работы рефери зафиксировал победу учеников, чему ученики и учителя были очень рады – «утерли носы колхозным задавакам», как определил Витек. И с такой физической усталостью, но с приподнятым настроением пошли ученики по домам, с тем, чтобы завтра опять трудиться не по-детски.
Почти две недели Витек вместе со всеми учениками убивал ненавистных долгоносиков, но сегодня сразу после обеда Витек почувствовал, как на жарком полуденном солнце ему стало холодно, его охватила дрожь, он замерзал, как в лютую стужу. Не помогло и то, что он прошел к костру, на котором сжигали долгоносиков, и прямо «сел на костер». Его все равно трясло от холода, как от электрического тока. Это заметили ученики и учителя и немедленно позвали фельдшера, которая, пощупав лоб Витька, поставила градусник под мышку и диагноз вслух – малярия. Это у Витька был первый не очень сильный приступ малярии, с которым его отправили домой на арбе, запряженной ишаком. Дома Витек лег и укрылся всеми одеялами, какие были в доме, но это не помогло, его продолжало трясти. Приступ закончился также внезапно, как и начался, Витьку под одеялами стало жарко, пот обливал его. Он вылез из-под одеял, он был уставшим, как после тяжелого трудового дня и ему ужасно захотелось чего-нибудь поесть, но не было сил даже поискать в доме еду. Витек собрал всю волю в кулак, чтобы найти кусок лепешки и съесть его со стаканом молока. Этот небольшой перекус придал силы Витьку, чтобы выйти во двор, встретить братьев, которые уже должны вернуться с поля, но их еще не было, а вот тетя Ева со Сталиной пришли. Вскоре пришли братья, уставшие до изнеможения, потому что сегодня, как и все предыдущие дни, они победили в соревновании с колхозными женщинами. Ося сразу рассказал своей маме, что приключилось с Витьком, чем ее сильно напугал, и она пошла искать маму Витька. Через полчаса сестрички запыхавшись прибежали домой, но Витек уже совсем очухался и сидел свежий и абсолютно здоровый. Мама попросила подробно рассказать ей, как все было, и по ходу рассказа Витька задавала вопросы. Ее интересовала температура, которую Витек не знал, так как фельдшер ему ее не сказала. В общем мама подтвердила диагноз малярии, тут же нашла порошок хины и дала Витьку его выпить, предупредив, что порошок очень горький. Он действительно оказался настолько очень горьким, что куриная желчь, которую позже пил Витек, казалась ему медом. Затем мама Витька выписала справку о том, что Витек болен малярией и дала ее Вовчику, который должен был ее передать учительнице Витька. С этого дня Витек в поле не ходил. Он общался с Ляховым, читал книги, которые давал ему Ляхов, плавал в хаусе, загорал на солнышке, занимался хозяйством и каждый день в полдень прятался под одеялами, где его беспощадно трясла злодейка-малярия. Он три раза в день пил самое что ни на есть горькое лекарство – порошки хины, а когда они закончились, то желтые таблетки акрихина, затем желчь куриную, для чего пришлось порезать много курей, но малярия не сдавалась, а продолжала методически выкачивать здоровые силы из Витька. Как-то Ляхов рассказал Витьку о методе лечения малярии, который якобы используют местные жители. Во время апогея приступа они залазят в самую холодную воду (в арык, например) и сидят там до тех пор, пока не закончится приступ. Конечно, чтобы совершить такое омовение, когда и так от холода некуда деться, требуется большая сила воли, мужество и даже отвага. И Витек решил на себе испробовать метод жителей голодной степи, так назвалась местность, в которой сейчас жил Витек. На следующий день он не пошел, как обычно, домой под одеяла, а пошел в свое логово и улегся на сене в ожидании приступа, который не заставил себя долго ждать. Вот он уже здесь – он хватает за душу и начинает бешено трясти Витька, но Витек ждет, он знает, что это еще не высшая точка приступа. Тряска усиливается, озноб увеличивается и зубы уже стучат так, что оглушают Витька, и он принимает решение – пора. Он прыгает в холодную, как лед, воду арыка и приседает до подбородка, но ему кажется, что этого мало, он ныряет под воду и сидит там, сколько может, выныривает, глотает воздух и опять прячется под воду. Сколько раз он нырял, он не знает, но продолжалось это, как ему показалось, бесконечно долго, и, тем не менее, приступ все же закончился, так как и все, что начинается, когда-нибудь кончается. Кончился и приступ, и Витька охватила такая слабость, что он был не в силах вылезть из арыка, но ему не было холодно в холодной воде арыка, он сидел в воде и наблюдал, как мимо пробегала вода, чистая и прозрачная и иногда в ней проплывали небольшие рыбки и один раз проплыла небольшая змея. Но Витек не испугался, потому что у него, во-первых, не было сил, чтобы пугаться, а во-вторых, он знал, что змеи, если их не трогать, не кусают. Так он просидел не менее получаса, затем, набравшись сил, поднялся на берег и почувствовал, что ему прохладно. Это был не тот зловещий холод, от которого тряслось все внутри и снаружи, это была естественная прохлада, которую испытывает нормальный здоровый человек после купания в холодной воде. Это чувство прохлады так обрадовало Витька, что он выполз со своего логова и широко улыбнулся солнцу. Да, он себя чувствовал здоровым, о чем ему хотелось кричать на весь мир, но так как он был немного суеверным, он решил никому не рассказывать о своем чудесном исцелении, пока он сам прочно не убедится в этом. Он определил себе срок молчания минимум неделю. И вот, в течение недели у Витька не было приступов, он уже поверил в выздоровление и рассказал маме, что он уже выздоровел, и что нет необходимости его кормить желчью. Но Витек ни маме, ни кому-либо другому не рассказал о методике лечения, потому что и сам не был уверен в том, что именно арык спас его (возможно это было просто совпадение), и потому что не хотел, чтобы над ним посмеялись за такой «знахарский подход» к лечению малярии. Мама спросила, сколько дней у него нет приступов, и очень обрадовалась, когда узнала, что последний приступ был неделю тому назад. Желчь, которую Витек уже давно не пил, мама отменила, но сказала, что нужно еще недельку посидеть дома, укрепить организм, и курицу нужно зарезать именно для этого. Курей резал тоже Вовчик – он топором отрубал им головы и держал их за крылья пока они «успокаивались». Первый опыт у него был настолько неудачным, что он долго не мог придти в себя – сразу после обезглавливания он отпустил петуха, который без головы побежал по двору, трепеща крыльями и разбрызгивая кровь. Витек, увидев эту картину, почему-то вспомнил недавно прочитанную книгу «Всадник без головы».
Так как некоторые овощи на огороде уже дозревали, к обязанностям Витька добавился сбор огурцов и помидоров, и, кроме того, Витек каждый день выкапывал полведра молодой картошки, а также собирал со всего огорода долгоносиков, сжигать которых ему нравилось даже больше, чем собирать огурцы и помидоры. Сбор же огурцов и помидоров доставляли Витьку большое удовольствие – ему нравилось находить их под листьями, куда они от него прятались. Он приседал на корочки и смотрел, где там краснеет под зеленным шатром помидорных кустов и, увидев красный большой помидор, осторожно, чтобы не повредить кусты, подбирался к нему, не спуская глаз, потому что помидоры часто опять исчезали, брал его в руку и крутил вправо и влево до тех пор, пока помидор не отделялся от стебля. Он не рвал и не дергал помидоры, он делал все так, чтобы нанести стеблям минимальные повреждения – он верил, что и растения тоже живые организмы и что им тоже больно, когда их крутят, ломают и режут. Огурцы же он отрезал ножиком, полагая, что именно так он их ранит минимально. Неделя пронеслась стремглав, и вот Витек уже на колхозном поле убирает урожай овощей – летом в колхозе работы хватает всем. А тут уже и хлопок дозревает и колоски уже пора собирать – после уроков, как постановило местное руководство.
За время летних каникул местные власти провели реорганизацию школы, в которой учился Витек и его братья – из начальной школы сделали неполную среднюю, а классы с узбекским преподаванием перевели в другую школу. Так что Витек «свою школу» не узнал – появилось много учеников, которые ростом перегнали учителей, которые курили не только в туалетах, но и в коридорах, где были отведены специальные «места для курения». Витьку это, с одной стороны, не нравилось, потому что он уже не был «главным героем» школы, с другой стороны, нравилось, так как со старшими ребятами было интереснее общаться – можно обогащаться «жизненным опытом», были достойные соперники в игре в лянгу, в футбол (и играли настоящим мячом, а не тряпичным, как это было раньше), в гимнастических и акробатических упражнениях. Витек очень надеялся, что его «загашник» будет теперь пополняться более быстрыми темпами, так как старшеклассники и смелее с ним будут играть, и денег у них должно быть побольше. В первый же день Витек собрал вокруг себя много болельщиков, играя в лянгу с братьями, так как ребята, знавшие его, проигрывать не хотели, а новички считали для себя зазорным играть с «малышней». Но, посмотрев, как играет Витек, а он играл в полсилы, чтобы не отпугнуть возможных претендентов на победу, несколько ребят постарше согласились сыграть по трояке. Разыграли очередность игры до пятидесяти и уже через полчаса Витек положил в карман пятнадцать рублей. Присутствие а игре старших ребят привлекло внимание и других старших ребят, и уже образовался довольно большой круг интересующихся игрой и лянгой, а Витек играл лянгой Вовчика. В следующей игре участников пришлось ограничить из-за большого количества желающих. Вовчик предложил ставить на кон по десятке, и такая ставка сразу ограничила круг игроков до восьми – Вовчик и Ося не участвовали. Витек опять решил играть так, чтобы выиграть, но при этом не показывать всего, на что он способен. Игра проходила нормально, но вдруг подошел какой-то хлопец лет четырнадцати-пятнадцати, он был не со школы Витька, и, когда Витек подбивал лянгу, поймал ее и положил в карман, улыбаясь во весь рот. Витек и все ребята попросили его вернуть лянгу, но он ехидно улыбаясь, ответил, что она ему нравится, а, если кто-нибудь хочет, то пусть заберет ее у него. Витек не стал вызывать его стукаться, а сразу же ударил со всех сил в пах, от чего этот хлопец согнулся и поставил свою голову в положение, удобное для игры ею в футбол, чем Витек и воспользовался – он ее буцал до тех пор, пока хлопец упал на землю, вынул из кармана лянгу и бросил ее со словами «я не хотел, я пошутил». Витек ответил, что он тоже пошутил, и посоветовал ему
так «по-жидовски» больше не шутить и вытереть сопли, которые он размазал по всей морде. Говоря «по-жидовски» Витек подразумевал «нехорошо, плохо». Эта ассоциация, идентичность понятий «жид» и «плохо», «низко», «гадко», «подло» выработалась у Витька под влиянием окружающей среды, хотя Витек уже и знал, что жид это – национальность, еврей, но, как и для большинства окружающих его людей это были синонимы. Однажды тетя Ева, услышав, как Вовчик нелицеприятно отозвался о жидах, назвала его юдофобом, на что Вовчик ужасно обиделся, хотя и не знал значения этого слова, пока тетя Ева ему его не объяснила. Избитый Витьком хлопец, с фенделями под глазами, разбитыми носом и лицом, встал – он на полголовы был длиннее Витька, и ушел. Витек его больше никогда не видел. Что же касается игры, то Витек выиграл семьдесят рублей и заторопился с братьями домой, так как дома было много работы. Домой они пошли с группой старших ребят, которые курили сами и предложили покурить Витьку и братьям, но Витек отказался, а Вовчик взял самокрутку и потянул дым в себя. Но он не затянулся (не втянул дым в легкие), а только подержал во рту и выпустил. Тогда старшие ребята рассказали ему и показали, как по-настоящему следует курить, что Вовчик сразу исполнил и так закашлялся, что целых полчаса не мог откашляться. Витьку стало неудобно за брата, поэтому он взял у него недокуренную самокрутку, затянулся и тоже закашлялся, но не так сильно, как Вовчик – он постарался сдержать кашель, и это ему удалось. Затем он еще сделал несколько затяжек, но вдыхал он не весь дым, а только часть его, основная же часть дыма оставалась просто во рту, поэтому он почти не кашлял, что очень удивило ребят. Закурил и лучший друг Витька Долбес. Причем курил он не кашляя, спокойно, как будто он всю жизнь курил, что Витька не только удивило, но и возмутило, так как они все договорились не курить, Долбес же, видимо, втихаря курил, имея возможность снабжать себя табаком – его отец садил табак и сушил его на чердаке. Там его были целые горы. Витек глянул укоризненно на Долбеса и тот стыдливо отвел глаза.
После выкуренной самокрутки у Витька немного кружилась голова и его тошнило, но он не подал вида, что ему нездоровиться и неприятно во рту. Так Витек и Вовчик начали курить. Табак, само собой разумеется, они покупали у Долбеса, воровавшего его у отца.
В новой школе старшие ребята, кроме игры в лянгу, увлекались игрой в карты, называемой «очко» (некоторые называют ее «двадцать один»). Игра не требующая большого количества интеллектуальной энергии, легко осваиваемая и быстро приводящая к окончательному результату, понравилась Витьку именно своей краткостью. Освоить ее оказалось довольно легко, учитывая тот факт, что в ней не столько использовался интеллект, сколько интуиция, т.е. некое неуправляемое чувство. Витек быстро понял, что следуя интуиции, полностью отключив попытки вмешательства интеллекта, можно выигрывать и в этой скоротечной игре. Но с «очком» появилась проблема, которая заключалась в том, что у многих ребят были, так называемые «крапленые карты», что позволяло им выигрывать в любых обстоятельствах – нужно было иметь свои карты, но где их взять? Вот, в чем вопрос! Вот, в чем проблема! И как во многих случаях помог Долбес – он продал собственную новенькую колоду карт, за что получил большую благодарность от Витька. Теперь, перед выходом на большую арену, нужно было потренироваться игре «в одну руку» и «доверию интуиции», т.е. не пытаться разумом «выбирать ход» – это не шахматы, в которые, кстати, Витек играл совсем недурно. Видимо, поэтому ему трудно было приучить себя повиноваться интуиции. Для тренировок, чтобы не портить новые карты, Вовчик изготовил карты собственного производства из белого картона, который Витек выпросил у Ляхова. Кстати, Ляхов заметил, что Витек начал курить, и очень неодобрительно об этом высказался, но Витек «утешил» его, сказав, что он курит не в затяжку, а только «для форсу». И только после того, как Витек и братья натренировались интуитивной игре и «в одну руку» сами и во «внутренних компаниях», они решили выходить на «большую игру» (игру по-крупному).
Кроме лянги, теперь у братьев появился новый источник доходов, который даже превышал доходы от лянги. Старшие ребята, играя с братвой помоложе, часто прибегали к шулерству, что не однажды замечал Витек, и поэтому он и братья всегда играли только своими картами. Но однажды Витек заметил, как один игрок попытался придерживать отобранные карты при их тусовке, обвинил его в шулерстве и предложил «покинуть игровой стол», на что этот игрок ответил грубостью, в ответ на которую получил в зубы. Он тут же соскочил, но Витек уже стоял, готовый к драке, и как только шулер повернулся к Витьку, так сразу же согнулся от удара в пах, а дальше уже «дело техники», и шулер года на два-три старше Витька, на полголовы длиннее Витька уже через пять минут клялся и божился, что больше никогда в жизни не будет мошенничать в игре, и что он отдает нечестно выигранные деньги, которые Витек предложил поставить на кон, а с шулером не играть в течение месяца. Все согласились с таким предложением, и шулер пошел умывать лицо и прикладывать компрессы к фенделям под глазами. Витек не потому побеждал в драках, что был сильнее и ловчее других ребят, хотя и этот фактор не следует скидывать со счета, но, главным образом потому, что сразу бил, не «размусоливая обстоятельства» длинными диалогами с взаимными оскорблениями и многоэтажными нагромождениями матерной брани, и бил в самое болезненное и обычно незащищенное место. После такого удара противник не мог быстро «восстановить форму», организовать ответное нападение или эффективно защищаться, а Витек мог его дальше бить, как хотел. Такой методике драки и удару в пах его научил Ляхов, так же, как и нескольким другим ударам, на какое-то время выводящим противника из строя – например, носком ботинка в берцовую кость, боковой стороной ладони по кадыку или бицепсу, в солнечное сплетение (в дыхало), головой в лицо (натянуть на кумпал) и т.п. Главное нанести удар первым и лучше ногой, так как противник обычно ожидает удара рукой в лицо и готов уклониться от такого удара. Игра между тем восстановилась, но Витек отказался участвовать в продолжение игры, сославшись на неотложные дела дома, в действительности же он чувствовал и понимал, что после такой нервной передряги его интуитивные способности могут оказаться на какое-то время притупленными. Поэтому он с несколькими ребятами из старших классов направился домой, где по его предчувствию произошло что-то нехорошее. Дома Витек бросил свой ранец – у него был твердый кожаный ранец прямоугольной формы с мехом наверх серо-зеленного цвета заметно изношенный, но еще вполне пригодный для употребления, перекусил и пошел к Ляхову. Веселый и заметно возбужденный Ляхов наводил порядок в своей радиорубке, и Витек сразу догадался, что произошло, почему у него было такое предчувствие, и Ляхов подтвердил его догадки. Да, он наконец получил долгожданный вызов в военкомат. И опять душа Витька оказалась между молотом и наковальней: с одной стороны, он радовался, что исполнилась мечта его друга Ляхова, с другой стороны, он был ужасно огорчен, что теряет своего друга Ляхова. Ляхов тоже почувствовал, какая внутренняя борьба происходит внутри Витька, и стараясь успокоить его, он сказал, что в первый же подходящий момент напишет ему письмо, тут же сел и записал координаты Витька – до сего дня он не знал его фамилию. Это Витька немного подбодрило, он спросил, в какие войска берут Ляхова, и услышал, что его берут в морской флот радистом – он опять будет в настоящей корабельной радиорубке. В это время к Ляхову зашли три мужчины, очевидно, его друзья, и Витек собрался уходить, но Ляхов сказал ему, что он, как и пришедшие мужчины, является его другом, и сегодня он прощается на время с друзьями, и что Витек может остаться, если у него есть время и желание. Витек, естественно, согласился, решив, что братья сегодня справятся по хозяйству без него. Пришедшие друзья Ляхова, вытащили из портфеля две бутылки вина, огурцы, помидоры, лук, а Ляхов принес десяток вареных яиц – видимо, откладывал из тех, которые ему приносил Витек иногда. Разлили всем по четверть стакана вина, Витьку же чуть больше столовой ложки, и выпили за победу над фрицами с участием Ляхова. Второй тост выпили за Сталина, третий – чтобы Ляхов с победой вернулся здоровым домой. Затем Ляхов взял гитару и запел песни из репертуара «старого морского волка» (попурри на тему «волны и стонут, и плачут»). Вначале он солировал, потом начали подпевать все и Витек, в том числе. Витек домой пришел очень поздно, но никто не волновался, потому что знали, где он, у него немного кружилась голова, очевидно, от выпитого, но больше все же от волнений и переживаний. Уснул он быстро и спал крепко допоздна, его сегодня не будили, зная, что вчера он поздно лег.
Проснувшись, Витек быстро оделся и умылся, наскоро перекусил лепешку с молоком и побежал к Ляхову, но, увы, Ляхова уже не было в рубке. Ближе к обеду в рубке забрезжила жизнь, и обрадованный Витек начал в дверь выстукивать «ти-ти-та…», передавая Ляхову «SOS», но вначале никто не отвечал, а затем вышел какой-то мужик: «Чо надо»!? Витек спросил, где Ляхов, на что мужик ответил, что не знает никаких таких Ляховых и что в будку вход запрещен. Еще сказал, чтобы к нему не стучали «ни так, ни азбукой Морзе». Был он какой-то несимпатичный, лысый, весь в прыщах и неаккуратно бритый, от него несло водочным перегаром и луком. Витьку он не понравился настолько, что, если бы даже он его пригласил, а не погнал, то Витек, скорее всего, все равно не пошел бы к нему. Опечаленный и опустошенный Витек побрел домой, где его грусть и печаль рассеяло письмо от Юли, которое уже несколько дней лежало на почте, но его не приносили, так как у Витька и у его мамы были разные фамилии, и почтальон, зная фамилию сестричек, не ожидал, что дети могут иметь другие фамилии (фамилия Вовчика и Оси тоже была другая). Витек открыл треугольник, состоящий из двух густо и аккуратно исписанных листов, и углубился в чтение. Юля написала, как они долго ехали, как почти две недели жили впятером в одной комнатке в гостинице, где не было возможности не только написать письмо, но и найти чем и на чем писать. Затем им дали нормальную квартиру из трех комнат с печным отоплением и без электрического освещения, так они и живут при керосиновых лампах. Юля писала, что очень скучает за Витьком и за «двором», за хаусом и арыком, за солнцем и узбекскими арбузами и дынями. Она ждала от Витька ответа и была уверена, что они обязательно еще встретятся. Витек хотел тут же ответить, но не нашел никакой чистой бумаги, ни тетрадной, ни оберточной (была только газетная), поэтому он начал сочинять ответ в голове. «Любимая Юля» – начал он, но подумав, заменил слово «любимая» на «лбм», чтобы было непонятно родителям, если вдруг письмо попадет им в руки, и немного подумав еще, написал «лбм» знаками азбуки Морзе, так у него письмо получилось, как в той песне: «в каждой строчке только точки». Витек сообщил Юле, что он ее очень любит, что сильно скучает по ней, что волновался, почему так долго не было от нее письма, что его душевные страдания удвоились, потому что ушел на фронт Ляхов. Написал он и о том, что научился играть в «очко» и все время выигрывает, потому что думает о ней, что в школе произошли перемены, что арбузы и дыни через пару дней созреют, что в хаусе вода теплая и он ходит поплавать один – нет больше желающих. В заключение он ее крепко-крепко поцеловал на Морзе и обнял нормально. Примерно такое содержание родилось в голове Витька, и он его запомнил почти дословно (до каждой точки и тире). Написав в голове ответ, Витек пошел к Долбесу, чтобы попросить у него бумагу для письма – он подозревал, что у Долбеса есть бумага. И действительно, Долбес дал ему двойной тетрадный лист, Витек его поблагодарил, сказав: «Я твой должник», и пошел переносить содержание письма из головы на бумагу. Ему тоже пришлось использовать мелкие бисерные буквы, чтобы уместить все свои мысли и чувства на этих двух жалких клочках бумаги. Закончив письмо и сложив его в треугольник, Витек пошел на почту и отправил его по указанному Юлей адресу. Затем Витек подоил Музу, собрал спелые огурцы и помидоры, нарвал большую охапку люцерны на колхозном поле для кролей и пошел домой, где уже были братья, только что пришедшие из школы. Витек им рассказал, что Ляхов отправился на фронт, о чем они, как оказалось, уже знают, рассказал о письме от Юли, пересказав содержание, но не давая им почитать самого письма. Затем братья сели поиграть в очко самодельными картами, и Витек все время выигрывал, мысленно призывая на помощь Юлю, советуясь с ней. Потом братья потренировались нескольким шулерским приемам, которым Витька научил Ляхов, а Витек уже и братьев. День катился к вечеру, и братья решили, что пора посмотреть, что делается во дворе, Ося же остался хозяйничать, так как была его очередь поливать огород и доить козу. Во дворе ребята уже играли в лянгу, Витек и Вовчик забили места в следующей партии, но ребята согласились играть с участием Витька только по рублю. После игры, в которой Витек выиграл всего червонец, все пошли на брехаловку, где уже сидели несколько ребят и девочки. Среди девочек Витек сразу заметил новенькую белобрысую, назвавшуюся Леной. Ребята обсудили неутешительные новости с фронтов пока кто-то не принес гитару. Под гитару они пели свои любимые песни, пела со всеми и Лена, тихим скромным голосом. Новых песен она сказала, что не знает, а если вспомнит, то напишет их слова и завтра принесет. Так закончился для Витька этот тяжелый радостный день.
Вовчик рассказал, что Лена приехала с родителями из Нижнего Тагила, что ее отец был ранен на фронте, но остался в армии и направлен сюда в Голодную Степь начальником ОРСа вместо отца Юли. Еще он рассказал, что живет она с отцом и матерью, мать работает в колхозе. Витек прослушал эту информацию не очень внимательно, так как недавно полученное от Юли письмо занимало все его мысли, и, конечно же, девочки лучше Юли нет, хотя Лена тоже неплохая девочка.
Лена ходила в ту же школу, что и братья, и часто совпадало так, что они шли в школу вместе. Она училась в пятом классе и была отличницей, как о том говорили соученики. Однажды по дороге в школу одноклассник сказал Лене что-то, как показалось Витьку, оскорбительное, и Витек предложил ему попросить прощения у Лены. Крот, такая кличка была у Лениного одноклассника, извинился, добавив, что он ничего плохого не имел ввиду. После этого случая Лена «зауважала» Витька, хотя и раньше она замечала, что он пользуется авторитетом среди всех ребят школы, и старшеклассники тоже относятся к нему хорошо. Сегодня тетя Ева получила радостное печальное письмо от дяди Семена. Он сообщал, что он контужен и ранен (руки и ноги целые) и что на лечение ого посылают в Мирзачуль. Тетя Ева не знала уже сейчас мчаться в Мирзачуль, или ждать письма из госпиталя, чтобы уже ехать наверняка, поэтому она в волнении бегала по комнате и причитала: «Что же делать? Что же делать?» Сестричка посоветовала ей дождаться письма, так как еще точно не известно, попал ли он в Мирзачуль, а также не известно, сколько в Мирзачуле госпиталей, как и где узнать в каком госпитале он лежит, если даже он в Мирзачуле. Всей семьей начали собирать дяде Семену всякое вкусненькое: масло, сливки, сметану, напекли лепешек, собрали патоку за несколько дней, выбрали самые лучшие помидоры и огурцы, сорвали большой арбуз, который по мнению сестричек уже созрел. Нагрузили тетю Еву так, что она с большим трудом могла нести это все. Поэтому решили, что на этот раз с тетей Евой поедет Вовчик, а в следующий раз поедут все на один день, оставив хозяйство, как это уже бывало, на родителей Долбеса. Ждать пришлось не очень долго, уже через четыре дня было получено письмо из госпиталя, находящегося в Мирзачуле. Тетя Ева узнала, когда будет мотовоз в Мирзачуль, оказалось, что сейчас мотовоз ездит в Мирзачуль и обратно каждый день, и завтра в десять часов утра нужно быть на станции, но, как оказалось, у сестричек не было денег на поездку, не выручали и деньги, которые были у Вовчика в наличии, поэтому братья решили обратиться к своей заначке (копилке), и Витек принес восемьсот рублей, тетя Ева посчитала, что столько будет достаточно.
Сестрички уже не спрашивали братьев откуда у них деньги – знали, что правду все равно не услышат. Следующим утром все, кроме мамы Витька, пошли на станцию провожать тетю Еву и Вовчика с их тяжелым чемоданом, который по очереди несли все братья и даже тетя Ева. И хотя тяжелый чемодан ограничивал скорость передвижения, братья и тетя Ева на станцию прибыли вовремя, погрузили Вовчика и тетю Еву в вагон, и они отправились в Мирзачуль, чтобы встретиться там с дядей Семеном.
Вернувшись на следующий день, Вовчик и тетя Ева наперебой рассказывали, что дядя Семен выглядит хорошо, но он не ходит – рана в легком не позволяет долго оставаться на ногах. И еще он плохо слышит – остаточные явления после контузии. Во всем остальном у него все хорошо, не хотел брать продукты, которые ему привезли, потому что полагал семья их оторвала от себя, но тетя Ева рассказала ему, что все это с их огорода, и что у них «такого добра хватает». Еще дядя Семен дал тете Еве пачку денег, которые он сэкономил сверх того, что перечислялось по аттестату, так как на фронте их некуда девать. На следующий раз, когда к нему приехали все родные, вся семья сестричек, он еще рассказал о том, что сейчас он в звании капитана командует дивизионом гаубиц, что перед самым его ранением командование послало представление на присвоение ему звания майора и награждение орденом Ленина за последние события, которые заключались в том, что во время артобстрела на них налетели фашистские самолеты и начали их бомбить и обстреливать на бреющем полете, но его батареи продолжали огонь по целям, так как от этого зависела атака, которую готовила армия и даже целый фронт. Правда, в результате бомбардировки и обстрела самолетами был ранен не только он, но и около десяти солдат и три офицера – один солдат был тяжело ранен, он тоже здесь в госпитале, и дядя Семен передал ему немного продуктов, которые привезли ему. Во фронтовом госпитале его наведал командующий фронтом, поблагодарил за проявленный героизм и подарил карманные часы и именной пистолет. Он показал братьям пистолет с дарственной надписью, но без патронов. Дядя Семен уже вставал и немного ходил, поэтому, когда семья собралась уходить, он их провел аж до ворот госпиталя. Тетя Ева потом еще несколько раз ездила к дяде Семену, а после выздоровления дядя Семен сам приехал в Баяут на два дня. Витек за эти два дня полюбил дядю Семена и относился к нему, как к родному отцу, и дядя Семен тоже не делал различий между ним и его родными детьми, он даже временами ему больше потакал, чем родным, чтобы подчеркнуть непредвзятость в отношениях. Мама Витька однажды спросила дядю Семена не пересекались ли его пути с Иваном Соломоновичем, который служит в контрразведке фронта, но мама Витька не знала, какого фронта и не помнила его полевую почту, так как единственное письмо, которое она от него получила, она потеряла при переезде в Баяут, но дядя Семен был далек от контрразведки и не слышал об Иване Соломоновиче. Два дня, которые дядя Семен был с семьей, он старался придерживаться диеты, так как у него нашли язву желудка, из-за которой хотели его комиссовать, но он уговорил врачей, что будет пить все лекарства, которые они ему пропишут, не будет курить и будет есть горячую пищу и всякое другое. Эти два дня, что он был с семьей, он таки придерживался данного слова и братья утащили у него большую пачку (100 шт.) папирос «Казбек», которые выдавали офицерам. Дядя Семен познакомился с хозяйством сестричек и остался очень доволен, но однажды он решил поинтересоваться, где братья брали такие большие деньги, но лучше бы он этого не делал, потому что изворотливость братьев довели разговор до такой несусветной лжи, что и самим братьям уже стало неудобно и они честно признались, как им достаются эти деньги, что дядю Семена поставило в морально-этический тупик – с одной стороны, братья не совершали никакого преступления, беря выигранные деньги, с другой стороны, вроде бы нехорошо брать деньги, которые не заработаны честным трудом, тем более, что азартные игры на деньги запрещены. Затруднение дяди заключалось в том, что он и сам в довоенные годы иногда играл в бильярд «под интерес» (на деньги). Мудрость дяди, не имеющая предела, помогла ему найти выход из этой непростой ситуации. Он вынес вердикт: «Коль скоро в этой отсталой стране существуют такие традиции, то нарушать их не следует, так как этим можно оскорбить местных жителей. В стае волков жить – по-волчьи выть». Хорошо, что разговор происходил без участия тети Евы, которая со своей коммунистической принципиальностью ни за что не одобрила бы такое решение дяди Семена – партия говорит «нет», так это «нет» всегда, навсегда и везде. Но тети Евы не было и братья, получив индульгенцию от дяди Семена, теперь могли «с чистой совестью» играть и выигрывать. Два дня проскочили, как два мгновенья – разговоры, знакомство с хозяйством, купания в хаусе, рыбалка на большом канале. Дяде Семену понравились кролики, но еще больше шкурки, выделанные Вовчиком, понравилась Муза, но еще больше недавно приобретенная молодая козочка Стела, которая бегала вокруг дяди и так симпатично по-детски мекала, «блеяла» по отношению к ней звучало грубо и оскорбительно, его очень удивила курица, несущая по два яйца в день, во что он не верил, пока сам не увидел. Дядя Семен очень хорошо плавал и нырял, хорошо ловил раков и рыбу в воде специально взмученной, чтобы рыба подымалась на поверхность подышать. Однажды Витек стал невольным свидетелем разговора тети Евы, взявшей отпуск на несколько дней, с дядей Семеном о том, как Витька маму побили на рынке за то, что она «жидовка». Витек лежал в комнате, а тетя Ева говорила с мужем в другой комнате, и они думали, что Витек спит, поэтому говорили по-русски. Обычно, если они хотели что-то скрыть от братьев, то они говорили по-еврейски. Но, видимо, этот язык и им давался нелегко, поэтому они к нему прибегали лишь в исключительных случаях, при этом, как заметил Витек, многие слова они вынуждены были говорить по-русски. Сейчас же они были в полной уверенности, что Витек спит, поэтому говорили не таясь. Разговор от избиения мамы Витька перебросился на тему антисемитизма, и дядя Семен сказал, что в армии этого нет, во всяком случае в его подразделении, где дерутся с фашистами пять евреев, три из которых офицеры. Не замечал он проявления антисемитизма и в других воинских частях, а тетя Ева рассказала дяде Семену, что здесь в тылу многие даже бравируют своими антисемитскими выходками, что на бытовом уровне он распространен настолько, что дети превратились в настоящих юдофобов, скрывают свою национальность, говорят о «жидах», как о хитрецах, откупающихся от фронта, воюющих «в постелях с чужими женами» и прочее, и она просила дядю Семена поговорить с братьями, объяснить им, что это все неправда, но дядя Семен сказал, что, когда братья подрастут, то сами поймут свои заблуждения, говорить же что-либо бессмысленно – они видят на живом его примере, что «жиды» не прячутся в кусты. Кстати, дядя Язя, родной брат дяди Семена, тоже воюет на фронте младшим лейтенантом, командиром взвода, а еще недавно он был солдатом, и дядя Семен передал тете Еве его фронтовой адрес. От брата дядя Семен узнал, что все его родные и близкие были расстреляны в Лубнах, что его родная сестра Галя была убита при попытке убежать – она прыгнула с моста в воду, когда их колону вели на расстрел, там в реке ее и застрелили фашисты. Но это была уже другая тема, и Витек не так внимательно вслушивался, тем более, что он действительно начал засыпать.
Дядю Семена провожали всей семьей, а тетя Ева поехала с ним в Мирзачуль, чтобы попрощаться с ним на вокзале непосредственно перед отправкой поезда на фронт. Опять вернулись ежедневные заботы, учеба и работа – работа в поле и дома, игры в карты и в лянгу, вечерние «посиделки» с заунывными песнями и обсуждениями фронтовых новостей и «жидовских хитростей». Лена тоже часто приходила на брехаловку, она, как и обещала, переписала слова нескольких песен и напела Вовчику их мотивы, а Вовчик подобрал аккомпанемент на гитаре, и вскоре все ребята уже распевали песенки Лены, и сама Лена в общем хоре выводила со слезами на глазах: «…твоя ненаглядная гордая дочь от холода, стужи дрожала». Так мерно и безмятежно проходила жизнь Витька, единственная отрада письма от Юли, которые приходили вначале через день, затем раз в неделю, а сейчас прошло уже две недели, а письма все не было. Витек, не дожидаясь очередного письма, написал ей еще одно, написав, что Юля, видимо, не получила его предыдущего письма, но в нем были устаревшие новости, поэтому он ей сообщил новые. В частности, он ей сообщил, что у него под сосками образовались круглые, как пятаки, затвердения, которые немного болят. Витек и с Вовчиком поделился этими наблюдениями, и оказалось, что у Вовчика тоже есть такие «пятаки» и что его мама сказала ему, что эти «пятаки» указывают на то, что он становится мужчиной. Становиться мужчиной Витьку очень понравилось, хотя он и не знал последствий такого становления, но все же это звучало апофеозом – «мужчина». В понимании Витька понятие «мужчина» подымало его над такими понятиями, как ребенок, дите, подросток, юноша и выводило в совершенно новую категорию, в новое состояние, где позволено принимать самостоятельные решения по поводу учебы, работы, курения и другим важным вопросам. Вовчик сказал Витьку, что у него также появились на лобке маленькие черненькие волосики, Витек же не знал, произошла ли такая же метаморфоза и на его лобке, поэтому он сразу же бросился изучать свои органы, и, о, счастье, у него тоже вырос какой-то пушок в этой области тела. Братья довольные своим возмужанием пошли искать Осю, чтобы узнать, как у него дела в отношении этой проблемы. Оказалось, что у Оси еще нет признаков «мужественности», и Витек с Вовчиком, возгордившись своими преимуществами над Осей, скорчили ему рожи вполне по-детски.
Витек продолжал грустить потому, что от Юли не было писем, несмотря на то, что он ей отправил уже два безответных письма. Он уже хотел написать ей третье письмо, но немного подумав, решил, что, коль скоро, она не ответила на два письма, то мало вероятно, что ответит на третье письмо, поэтому решил не писать ей до тех пор пока не получит ответа. Даже если она не получила ни одного письма от Витька, то все равно она должна поинтересоваться, почему Витек не пишет, ведь с ним могло случиться что-нибудь нехорошее. Так, сидя в комнате с Осей, думал Витек, когда в дом зашел Вовчик и задал совершенно необычный вопрос: «Хочешь еться»? Спросил он. «Еться» на местном наречии называлась близость с частичным проникновением между разными полами людей и животных. Витек удивлено глянул на Вовчика и признался, что ему было бы очень даже интересно позаниматься этим делом. Ося же согласился без всяких сомнений. Тогда Вовчик рассказал, что он договорился с Леной о том, чтобы поеться за пять рублей, что очень удивило Витька, и он готов был отказаться от такого соблазна, так как считал, что за взаимное удовольствие не должна взиматься плата с одной стороны, но интерес и желание пересилили и он согласился участвовать. Вовчик вышел и через пару минут вернулся с Леной, которая, видимо, ждала результатов переговоров за дверью. Чтобы братья, не занятые делом, не подглядывали, Вовчик вытащил большое верблюжье одеяло, под которым и должно было совершаться «таинство близости». Очередность установили через жеребьевку на картах – у кого старше карта, тот раньше. Первым выпало Осе, вторым Витьку, а Вовчик оказался третьим, хотя он счел это несправедливым, так как он привел Лену. Но, как говорили древние «жребий брошен (аlea jacta est)», остается только повиноваться. Итак, первым под одеяло забрался Ося, который что-то там пытался совершить. Как потом по секрету сказала Витьку Лена – он поводил пальчиком, а может быть и кончиком между большими губами ее органа. Как бы там ни было, вскоре Ося вылез из-под одеяла, и туда отправился Витек. Лена подняла вверх ноги и руки и сделала эдакий «шатер» над собой и Витьком, в результате чего их движения под одеялом не просматривались наружу. Витек достаточно легко ввел свой орган во влагалище Лены (сказался имевшийся опыт) и начал совершать поступательные движения типа «push-pull» (тяни-толкай). Лене это понравилось – она тоже начала приподымать свой таз, отчего получалось встречное движение, которое затем Лена ускорила, и Витек почувствовал, как из его нутра что-то пытается излиться и когда это произошло ему стало как-то легко и приятно, он замедлил движения, а Лена охнула и совсем замерла. Витек догадался, что это уже конец их близости и что пора уступить место Вовчику. Когда Вовчик там под «шатром» что-то делал, Витек вышел из комнаты, так как он вдруг начал ревновать Вовчика к Лене, и ему не нравилось, что Вовчик тоже находится с Леной в близких отношениях. Он вышел и старался не думать о происходящем под «шатром».
Несколько дней Витек по неизвестной и ему самому причине был в подавленном состоянии, никуда не ходил, ничем, кроме хозяйства, не занимался, писем от Юли не было. Ему даже показалось, что он приболел, что у него температура, и он решил подлечиться куревом плана или анаши (и то и другое местные названия наркотических трав для курения в кальяне). Кальяна у Витька не было, как и у большинства других ребят, поэтому они курили эти травки в «козьих ножках» – свернутая специальным образом в виде трубки самокрутка. Он пошел к своему другу Долбесу за травкой, но у Долбеса травки не было – отец спрятал так, что он не мог найти. Расстроенный в конец всеми этими событиями Витек побрел на брехаловку, чтобы в песнях отвести душу. Когда он пришел, то ребят было еще мало, он уселся поудобнее в центре «ложи» на втором «ярусе»,
как он привык еще в Полтавском оперном театре, куда он нередко ходил с мамой. Витек вынул десяток папирос «Казбек», которые он взял из большой пачки, украденной у дяди Семена, угостил ребят и сам закурил. Ребята все заахали от столь высококачественного курева, и на некоторое время разговор переключился на папиросы, табак, курение. Постепенно начали собираться ребята и девочки, пришла и Лена. Витек заметил, а может это ему показалось, что Лена обрадовалась, увидев Витька, она заулыбалась, громко со всеми поздоровалась и села на один «ряд» ниже Витька впереди него, так что ее плечи получились на уровне колен Витька. Витек же, как ему казалось, обдал ее арктическим холодом безразличия, но Лена к безразличному холоду, видимо, относилась тоже безразлично, судя по тому, как она крепко прижалась спиной к коленкам Витька, обернулась и с явным интересом спросила, как дела, на что Витек ответил одним словом: «хорошо». Хлопцы под гитару затянули «еще раз», Витек пел не очень громко, но вкладывая душу, Лена же «растолкала» коленки Витька и положила свою голову ему на «интересное место», которое начала массажировать, вертя головой, отчего «место» начало менять размеры и форму. Витек вначале хотел убрать Ленину голову, так как по его предположению он обиделся на нее, но ему так нравился массаж, что он не смог вспомнить, за что же он на нее обижен, а то, что не помнишь, того вовсе нет. Так решил Витек, продолжая наслаждаться этим необычным массажем. Он сегодня задержался позже обычного – Вовчик и Ося уже ушли домой спать, а Витек все продолжал петь. Когда уже все шли домой, Лена попросила, чтобы Витек ее немного провел. Воспользовавшись уединением и темнотой, Лена сказала Витьку, что любит его с первой минуты, когда она его увидела, что согласилась вступить в близкие отношения со всеми братьями, так как не знала, каким образом приблизиться к Витьку, а Вовчик сам предложил, чтобы она побыла со всеми братьями за деньги, на которые она, кстати, купила красивую брошь. Витек был, естественно, польщен признанием в любви, и, хотя Лена ему нравилась, он решил рассказать ей всю правду о Юле. Поведав обо всем, что было связано с Юлей, Витек пожаловался на почту, которая теряет письма, и на Юлю, которая не пишет письма – она не ответила уже на два письма. Пожаловался Витек и на Ляхова, который обещал написать ему письмо, но так ни разу и не написал. Думать, что с Ляховым что-то случилось, Витек себе запретил, и Лене сказал, чтобы она так не смела думать. Лена утешила Витька, сказав, что возможно кто-то перехватывает его почту, или письма теряются по дороге, и Витьку понравилось, что Лена вместо «сцены ревности» высказала сочувствие ему в его любовных переживаниях. Похоже она его не ревновала к отсутствующей Юле. Она рассказала Витьку, что Вовчик несколько раз предлагал близость в разных вариантах и даже на условиях, которые она сама могла выдвинуть, но она не соглашалась, так как ей показалось, что Витек остался недоволен не самим актом близости, а атмосферой, которую собственно создала сама Лена, согласившись на коллективную любовь. Уже у двери своей квартиры Лена вдруг предложила пойти к хаусу покупаться и «позагорать под луной» – на небе действительно висела круглая и желтая, как подсолнух, луна. И хотя жара уже не донимала, особенно по ночам, Витек согласился на это мероприятие, которое он счел отчаянным и смелым, так как ночью вблизи хауса ползают змеи, в чем он был уверен. Лена видимо тоже подумала об этом, и потому она подошла к своему пологу, взяла одеяло, затем подумав немного, взяла еще и простынь, и они вдвоем вприпрыжку побежали купаться и «загорать». Витек успел первым сказать «чур не я воду грею», поэтому «греть воду» (входить в воду) пришлось Лене, но она, похоже, и не возражала – быстро оставшись в чем мать родила, она вошла в хаус и поплыла легко и смело, держа голову высоко над водой, чтобы не мочить волосы. Витек воспользовался тем, что Лена плыла в сторону противоположную той, где находился он, и, следовательно, не могла его видеть, быстро снял с себя всю одежду и сиганул в уже «нагретую воду». Вода в хаусе оказалась достаточно чистая, так как никто не подымал ил со дна, и Лена, плывущая в свете лунной дорожки усеянная лунным мерцанием на воде и бликами по ее загорелому телу, напомнила Витьку его любимые образы из далеких миров – он ее в этот момент любил, как никого другого на всем белом свете. Он попытался ее догнать, и Лена, чтобы облегчить ему задачу, поплыла медленнее, что «спасло Витька от позора», так как плыви она в полную силу, то еще неизвестно смог бы ее догнать Витек – плавала Лена отлично. Витек ее догнал, когда она уже стала на дно. Он же поднырнул под нее и, усадив на плечи, приподнялся над водой, затем отошел к берегу, так что вода была ему чуть ниже пояса, и упал вперед – Лена же хлюпнулась, разбрызгивая воду аж за пределы хауса, намочив при этом волосы. Так они вдвоем плавали и ныряли, догоняли друг друга, подныривая друг под друга, и Лена несколько раз нечаянно касалась высокочувствительного места «повышенного внимания», что, естественно, не могло не отразиться на его физическом состоянии, и Лена, заметив это, предложила позагорать на берегу, на что Витька не пришлось долго уговаривать. Они выскочили на берег на заранее приготовленное одеяло и прикрылись простыней. Что там происходило, попытайтесь догадаться сами.
Жизнь шла своим чередом, менялись поры года, Витек в объятиях Лены совсем забыл Юлю, от которой получил единственное письмо, не оставленное без ответа, время катилось, как перекати-поле по пустынным просторам голодной степи, ритмичность жизни – учеба, хозяйство, работа на хлопковых плантациях по уборке хлопка и гузопаи, игры в лянгу и карты (Витек почти все выигранные деньги отдавал сестричкам и только иногда покупал Лене какие-либо безделушки) несколько огорчала Витька. Ему хотелось перемен – он уже начал поговаривать с братьями относительно побега на фронт, мотивируя тем, что немцы отступают, фронт уходит все дальше на Запад, уже освободили большую часть Украины, братья стали старше на два года и, если не убежать сейчас, то потом уже будет поздно, но рассудительный Вовчик объяснил, что сейчас побег будет обнаружен раньше, чем братья доедут до Мирзачуля, и Витек с ним согласился. Возможно именно для того, чтобы внести какие-то новшества в однообразие, поглотившее окружающий Витька мир, Витек начал покуривать анашу и план. Ребята, играя в карты, часто курили «дурман», но Витек курил только табак, или, в крайнем случае, когда не было табака, он курил сухие листья вишневого дерева, которые можно было насобирать в колхозном саду, расположенном в пяти километрах от поселка. Немного дальше, километрах в семи-восьми, рос еще один очень интересный сад шелковицы, в котором специально разводили гусениц-шелкопрядов. В определенное время года все деревья этого сада были «заснежены» абсолютно белыми коконами. Издали эта картина напоминала цветущие сады Семирамиды, или сад, засыпанный невероятно крупными пушинками снега. Витьку нравился этот сад шелкопрядов, и он всегда, когда ходил за листьями вишневого дерева, ходил полюбоваться на этот сад, окутанный чуть-чуть голубоватой белизной, режущей глаза своей яркостью. Правда у Витька редко возникала нужда ходить сюда, так как Долбес его обеспечивал через практически бесперебойное снабжение отличным папиным табаком, из которого Витек научился даже изготавливать тонкие такие сигары, больше похожие на сигареты, но без бумаги. Витек тогда еще не знал о существовании сигар и сигарет, хотя из детских воспоминаний всплывал образ мистера Твистера с сигарой в зубах, но был он какой-то расплывчатый, да и знакомство с ним происходило, когда Витек еще не помышлял о курении. Но сейчас в поисках каких-то новых ощущений, новых эмоций Витек не только позволил себе курить во время игры в очко, но и курить немного дурмана. Впервые Витек, не зная действия этого галлюциногенного снадобья, выкурил целую большую «козью ножку» плана и по пути домой решил, что арык – это море, нырнул туда головой вперед. Нырок этот ребята признали удачным, так как Витек ушибся, но не сломал себе шею. Всю оставшуюся дорогу ребята удерживали Витька от всевозможных фантастических поползновений, пока он не успокоился – видимо, примерещилось что-то спокойное. Правда, Витек все же «пострадал» не только морально и физически за такую беспеч6ность, но и материально – кто-то ухитрился стащить у него выигранные деньги. После этого случая Витек курил травку осторожнее – две-три затяжки для не очень сильного затмения мозгов, и затем в течение нескольких часов курил только табак. Но травка, как трясина, засасывает, втягивает, обволакивает – вскоре Витек заметил, что без траки он страдает, что желание покурить травку становится все более непреодолимым. И, если вначале он не предавал этому большого значения, так как в большинстве случаев травка ему доставалась даже дешевле, чем табак, то сейчас, когда мама ему объяснила, что курение вообще, а тем более травки, приводит к весьма печальным результатам – мокрота в бронхах, туберкулез, рак, расстройство психики, половых функций и т.д. и т.п., Витек решил, что пора заканчивать это самоотравление, что нужно возвратиться в пространство физкультуры и спорта. Он назначил себе день, когда бросит курить, сообщил об этом Вовчику, который тоже курил табак и травку, и предложил ему бросить курить вместе, на что Вовчик согласился с удовольствием, так как рассказ мамы Витька он тоже слышал и тоже подумывал бросить курить. В назначенный день Витек бросил курить и несмотря на то, что размеры его «опухших ушей» превысили ослиные, он не курил аж пока не пошел работать в возрасте шестнадцати лет. Бросил курить и Вовчик, но долго он не смог бороться и закурил уже через пару дней – правда, травку он не курил вообще. Так в однообразном ритме с некоторыми пространственно-событийными флуктуациями, включающими и любовно-драматические сюжеты, проходили последние месяцы пребывания Витька в эвакуации. Шел тысяча девятьсот сорок четвертый год, родной город Витька – Полтаву, уже освободили от фашистских захватчиков. Это событие в семье сестричек было отмечено распитием бутылки вина, которую мама Витька где-то приобрела, и, судя по тому, что мама Витька пришла домой «не очень рано» и «под небольшим градусом», она еще с кем-то «отметила» эту дату. Это была таки знаменательная дата, так как «чемоданное настроение» сменилось на уже более конкретное «путевое», или, если хотите «дорожное». Правда, это настроение несколько омрачалось печальным расставанием с Леной, но, как говорится «нет пепла без костра, нет моря без тумана, нет пьянки без тоста, Елены без Руслана», или короче «свято место пусто не бывает» – Витек заметил, что на Лену начал посматривать масляным взором Долбес, хотя в присутствии Витька он прятал свои соблазнительные глазки.