Мамзеранцы – 4
- Братья, - Яр обнял Игоря за плечи, - только узнали об этом слишком поздно.
- Я жду. - Зормар сбросил руку с плеча. - Звони.
- Ну уж нет. Никуда я не пойду, пока вы не расскажете мне, что происходит? - девушка решительно опустилась на стул.
- Не время, Настя. Если судьба будет благосклонна, расскажем всё. А пока уходи, я тебя провожу.
- Ну что ж, будем вместе ждать, как распорядится судьба. Я пошла на своё место - Она медленно вышла из кабинета.
- Вот так, - Яр с иронией посмотрел на брата, - она не уйдёт.
- Почему?! Ведь она не глупая и понимает, что рискует жизнью! Любой другой на её месте побежал бы бегом.
- Не побежит. Её держит то, что бывает дороже жизни.
- Да что же может быть дороже?! Ты с ума сошёл!
- Думаю, что она любит тебя. Когда и где вы с ней познакомились?
- Десять лет назад, здесь, в вашей стране.
- Так ты у нас не впервые?
- Не впервые.
- Ну, может быть, любовь и не самое главное чувство в этой ситуации. А про национальную гордость и солидарность ты слышал?
- Слышал. Только всерьёз не принимал. Ты говорил, что срок ультиматума истекает сегодня вечером, так?
- Так.
- Уходи. Вечером я тебе позвоню.
Оставшись один, Игорь открыл тетрадь:
Подводное вождение. Может ли танк переплыть реку? Может. Не только переплыть, но и элементарно переехать по дну. Не плавающий танк, конструкцией которого предусмотрена способность плыть по воде, а обычный средний танк, весом больше сорока тонн. Чтобы он поплыл, к бортам прикрепляют специальные понтоны и вперёд. Чтобы переехал по дну - навешивают специальное оборудование. Во-первых, герметичная «накидка» на трансмиссию, чтобы вода не попала на электрооборудование и не помешала вращению вентилятора, охлаждающего радиатор, во-вторых, клапана на выхлопной патрубок, без них вода попадёт внутрь двигателя, в-третьих, ведь двигателю тоже нужен воздух, не горит топливо без кислорода, поэтому на один из люков устанавливается воздухоприёмная труба. Она и определяет предельную глубину водной преграды, которую может преодолеть танк. Обычно это шесть-семь метров. Четыре - труба, плюс два с лишним - высота люка над землёй. Практически, на любой реке можно найти место для такой переправы.
Оборудование устанавливается на некотором удалении от реки, в укрытиях, незаметно для противника. На ствол надевается герметичный чехол, щели прицелов и пулемётных стволов замазываются специальной замазкой, ей же обмазываются по периметру люки. Танковое подразделение вырывается из укрытия, с ходу ныряет в реку, на выезде сбрасывает трубы, открывает трансмиссии (всё это делается изнутри, поворотом рычагов) и в бой!
Танк-то подготовить несложно, а вот усидеть внутри, когда он погрузился в муть, поднятую своими же гусеницами, понимая, что в любой момент можно нырнуть в необнаруженную разведкой яму, или развернуться по течению (такое бывает запросто) и ехать к ближайшему морю, пока не утонешь - гораздо труднее. Несмотря на изолирующий противогаз за спиной. Который, кстати, предписано надеть в последний момент. Перед выходом наружу. А, в случае необходимости покинуть машину под водой, надо сначала полностью затопить внутреннее пространство. Не из злых намерений, просто иначе не откроешь люк. Пока не выровняешь внутреннее давление с наружным. Сухие, бесстрастные слова инструкций и наставлений обрастают сочными яркими слоями воображения. Получается такой монстр, что не каждому удаётся удержать себя в руках. Один начинает метаться, хвататься за что попало, другой, напротив, цепенеет и превращается в живой труп. За рычагами управления, то бишь на месте механика-водителя, и то и другое одинаково опасно. Выход один - бить по голове. Пока не приведёшь в чувство. На учебных занятиях так и делали. Довелось увидеть и другие, более серьёзные последствия водобоязни. Один из инструкторов никак не мог «замочить» машину. Измазал мастикой всё, кроме, разве что, сварочных швов. Заезжает в воду и сразу назад. Течёт! Дня три продолжалось такое. И как-то так получилось, что обратили внимание не на машину, а на её хозяина. И ужаснулись! Глаза лихорадочно блестят, щёки ввалились, пожелтел, бреется по два-три раза в день и всё равно выглядит небритым, комбинезон повис, как на палке! И это за три дня! А признаться стыдился. Оставили его на берегу, учить курсантов устанавливать и снимать оборудование, а на машину посадили другого инструктора. И всё прошло! Машина пошла на занятия, хозяин за неделю вернул себе прежний цветущий вид…
***
- Андрей, сегодня ночью тебя хотят «привести к присяге». - Это Юра Накалюжный решил предупредить друга. - Случайно услышал, как старшина Суров договаривался с другими сверхсрочниками. Что будешь делать?
- А что делать? В твоей машине спать лягу. Найдут - будем отбиваться вместе.
В принципе, процедура эта не страшная. Ну, перегнут через ствол пушки, ну врежут по заднице несколько раз верёвкой с узлом на конце. Вытерпеть вполне можно. Но не хочется. Дождавшись темноты, делаю пару демонстративных кругов вокруг стрельбища, потом незаметно ныряю к Юре.
- Юрок! Ты не видел, куда это Андрюша запропастился? В машине нету, в аул, что-ли, к казахам ушёл? - Это Суров разведку проводит.
- Не знаю, старшина, он мне ничего не говорил. Да, вроде никуда и не собирался.
- Ну, появится - скажи, что у нас есть к нему вопрос. Пусть к моей машине подойдёт.
- Ладно, скажу.
Внутрь не заглянули, уверены были, что их намерение никому не стало известным. Утром за завтраком объявляю:
- Старшина, присяга, как и приговор, может быть исполнена только один раз. Вчера не получилось - сам виноваты, что не довели дело до конца. Согласен?
- Согласен, - смеётся старшина…
***
Апрель. В степи зацвели тюльпаны и маки. Зрелище совершенно необыкновенное: алое покрывало земли под ярко-синим небом. Кажется, что все жители Чирчика, свободные от работы, устремились на природу. С полевых занятий возвращаемся с «десантом» на броне. В руках у «десантниц» - охапки цветов. Покидая машины у ворот училища, они оставляют алые букетики за поручнями башни, в прицельных щелях, даже в пушечных стволах. Весенний карнавал любви!
***
Служба в военном училище весьма существенно отличалась от службы в линейных частях. Главное преимущество - танцы. Они пользовались сумасшедшей популярностью у городских девушек. И, надо сказать, заслуженно. Во-первых, на этих танцах всегда соблюдался порядок, и не было «подгулявших», поскольку на территорию училища пропускали исключительно женщин. Во-вторых, самая модная музыка звучала тоже у военных. Мы вовсю разучивали чарльстон и твист, тогда как на городских танцплощадках строгие блюстители морали об этих танцах и слышать не хотели. А в-третьих, чем не партия будущий офицер Советской Армии? Вобщем, предложение сильно превышало спрос. Настолько, что, посетивший танцы, в качестве дежурного по училищу, начальник штаба издал приказ: каждому военнослужащему училища выдаётся один пропуск, по которому можно встретить и провести через КПП только одну девушку. Приказ просуществовал ровно неделю, от понедельника до субботы. Толпа девушек, не дождавшихся пропусков, пошла на приступ. Они лезли через забор, застревали между железными прутьями, обходили территорию и проникали со стороны механического парка, не реагируя на окрики и предупреждения часовых. Начальник училища отменил жестокий, дискриминационный приказ.
Вторым отличием училища были вьетнамские офицеры. Четыре роты их обучались танковому искусству. Слышно было такую роту издалека. Их обули в офицерские яловые сапоги, которые для низкорослого народа оказались наподобие болотных, то есть выше колен. Как следует поднять такую обувку им было не под силу, и подковки звенели об асфальт. Люди были интересные. Впервые попав в училище, они отказывались от масла и мяса. Объясняли это тем, что во Вьетнаме эти продукты предназначены только для детей, стариков, больных и раненых. Но вскоре понимали, что не поешь - с советским танком не справишься. Однажды, возвращаясь к своей машине после обеда, я увидел, что танк живёт! Пушка поднималась - опускалась, башня неуверенно пыталась развернуться. Поднимаюсь на броню. В башне сидят трое вьетнамцев и наш офицер. И он командует: «Пушка вниз, башня вправо! Пушка вверх, башня влево!». Сидящий на месте наводчика должен, по идее, одной рукой вертеть рукоятку подъёмного механизма пушки, другой - рукоятку поворотного механизма башни. Но… Силёнок явно недостаточно. Он обеими руками крутит одну рукоятку, потом, бросив её, хватается за другую. Делает это весьма добросовестно и даже не думает обижаться. В другой раз они сдавали что-то вроде зачёта по техническому устройству танка. Открыт люк над двигателем, офицер-преподаватель спрашивает, вьетнамцы отвечают.
- Покажите сливную пробку топливного насоса, - говорит преподаватель.
По лицу отвечавшего вижу: не знает. В руках у меня масляный щуп - проволока, длиной около метра. Потихоньку продвигаю его конец в нужное место и упираю в искомую пробку. Глазами показываю «студенту». Он тоже глазами показывает мне, что видит, а преподавателю говорит:
- Не знаю.
- Да вот же она, - подполковник протягивает руку…
Я не успеваю убрать щуп.
- А ну, марш с машины! - орёт на меня офицер, - добродетель нашёлся!
Освоившись, идут и на танцы.
- Ну как вам русские девчата?
- Хорошие. Большие, красивые, добрые.
- Ну так берите с собой после учёбы.
- Нет. Не можем.
- Почему?
- Не привыкнут они у нас. Много кушать любят.
Вьетнамцам привозили с родины кинофильмы и мы смотрели их все вместе. Часто это были документальные ленты о войне с американцами. Нам было странно видеть, что по сигналу на обед танки уползают в кусты, а солдаты покидают окопы. Война войной, а обед - по расписанию. А посылки с продуктовыми подарками несут по тропам не из тыла на фронт, а наоборот, с фронта.
***
Кто-нибудь задумается хоть на секунду, прежде чем назвать самое желанное поощрение солдата-срочника? Наверное, даже отчаянный тугодум сразу скажет, что это - отпуск. Десять дней, без дороги. О нём солдат начинает мечтать через неделю, после того, как надел военную форму. Не у всех мечта сбывается, к сожалению.
Отпуск чаще всего объявляют на праздничные и памятные даты. И праздник в семье отпускника удваивается и утраивается. Но вот позади почти два года службы, период вполне беспраздничный, нет даже намёка не то что на отпуск, а вообще на какое-то поощрение. Самая обычная, рутинная служба. Понедельник - день утренних политзанятий. Сегодня их проводит командир роты, капитан Григорьев. Два часа борьбы со сном позади. Перед тем, как объявить окончание занятий, капитан будничным голосом произносит:
- Слушайте приказ начальника училища. За … (следует обычная формула достигнутых успехов) … сержанту Святогору-Соловецкому объявить отпуск сроком на десять суток, не считая дороги. Начальник училища: генерал-майор Имярек. Товарищ сержант, получайте проездные документы. Ваш поезд сегодня вечером из Ташкента. Не опаздывайте. Счастливого пути.
Рота открыла рты. А я ещё и оглох. Уверен, что ослышался. А капитан продолжает:
- У вас ведь через недельку день рождения? Вот в кругу родных и отметите. Считайте это подарком. Не слышу?!
- Служу Советскому Союзу!
- Вот так. Разойдись!
А вы бы не обалдели? Только что в голове вертелось: заправить машину топливом, отрегулировать бортовые фрикционы, проверить работу подогревателя, так как предстоит ночной выезд. И на тебе! Всё по боку, вместо парка бежать в штаб, собрать чемоданчик и на проходную!
Стою, перевариваю услышанное, тридцать человек, проходя мимо, улыбаются, жмут руку:
- Счастливо!
- Привет родным!
- Не опоздай назад!
- Вот это подарок! Поздравляю!
И только в поезде, укладываясь не верхнюю полку, поверил: еду домой!
***
Из линейных частей прибыло пополнение. В каждую роту по десять механиков-водителей. По третьему году. Опыта вождения маловато, потому что после «учебки» тренировались очень редко, только для подтверждения третьего класса. Что и немедленно выявилось. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из новых «старичков» не свалился с эстакады, не развалил стену бокса, не порушил ворота. Одному не повезло больше, чем другим. Возвращались с полевых занятий. Колонной. Он ехал в середине. Курсант, сидевший на месте наводчика, не смог включить рацию. И механик-инструктор, опустив своё сиденье, полез головой в башню, показать, как это делается?! На ходу!... Не успел. Руководитель занятий остановил колонну именно в этот момент. Со всего хода танк нашего героя врезался в танк, шедший перед ним. Ленивец заднего и бортовая переднего - вдребезги, в точке удара - сварка на холодную! Курсанты в башне не пострадали, поскольку сидели на местах, как положено. А у механика - повреждение позвоночника и сильнейшее сотрясение мозга. Полгода в гарнизонном госпитале. Во время одного из посещений пожаловался:
- Помру я тут от переживаний.
- Каких ещё переживаний? Лежишь в двухместной палате, чистенько, кормят хорошо. Лежи себе, наслаждайся.
- Так ведь это не палата, а комната дежурной медсестры. Мест недостаточно, меня и положили сюда.
- Ну и что?
- Как что?! Сёстры знают, что я пока без движения. И не стесняются. Когда есть возможность отдыхать - приходят сюда, раздеваются и ложатся на соседнюю койку. А я же всё вижу! А пошевелиться не могу. Точно, помру.
- Наоборот, быстрее вылечишься с таким стимулом.
***
Ну, служба службой, а пора подумать и о демобилизации. Поскольку есть желание поступить в институт, надо готовиться. Для будущих абитуриентов предусмотрены условия. Можно три раза в неделю посещать подготовительные курсы, специально для этого организованные в одной из городских средних школ. В результате получаешь документ, удостоверяющий успешное окончание курсов. Плюс досрочная демобилизация. Месяца на три-четыре раньше обычного, чтобы успеть на вступительные экзамены в выбранный вуз. И, наконец, есть льготы для военнослужащих в самом институте, при поступлении. Несколько сниженный проходной балл. Обычно на две единицы. Грех не воспользоваться.
Мария Владимировна - классный руководитель выпускников, а по совместительству ещё и преподаватель физики на подготовительных курсах - жалуется:
- Вот увидите, половина десятого класса не будет сдавать экзамены на аттестат зрелости.
- Почему?
- Выпускные экзамены в вашем училище заканчиваются раньше. А большинство наших выпускниц дружат с курсантами. Очень многие уезжают с молодыми офицерами. Не получив аттестата.
- Ну так что? Зато замуж вышли.
- Конечно хорошо, и пусть будут счастливы. Только по прошествии времени почти все они сожалеют о том, что не окончили школу. Вернее, бросили её, когда до аттестата оставалось рукой подать. И на работу сложнее устроиться и учёбу продолжить нельзя.
- Что же можно сделать?
Мария Владимировна разводит руками…
Да, выпуск молодых лейтенантов танковых войск Ташкентского танкового училища - двое суток непрерывного кино. У военных всё быстро: к обеду закончился последний экзамен - к ужину добрая половина уже катит к месту службы в поездах, разбегающихся от Ташкента на все четыре стороны. Многие с жёнами. Которые вчера были ещё в школе, в коричневых платьицах с белыми передничками. В училище остались только те, у кого поезд уходит завтра. И до того момента, когда уедут последние новоиспечённые офицеры, у КПП будут дежурить потенциальные супруги, сопровождаемые столь же потенциальными тёщами и тестями. Потенциал срабатывает не у всех… В карауле в это время стоит батальон обеспечения. Коля Муращенко, дежуривший на центральном КПП, рассказывает:
- С утра подъехал «Москвич». Папа, мама и дочка. К ним вышел лейтенант-выпускник. С чемоданчиком. Расцеловались, полезли в машину, и вдруг он спохватился: забыл какие-то документы в штабе. Сейчас, говорит, одна минута, только туда и обратно. Часа два прошло, а его нет и нет. Зашли ко мне, попросили разрешения позвонить, узнать, где жених затерялся. А им и отвечают: лейтенант такой-то отбыл к месту службы. Его поезд ушёл час назад. Невеста в слёзы. Не может такого быть, вон он и чемоданчик с вещами оставил. Достали этот чемоданчик, открыли, а там звено от гусеницы, в паклю замотанное, чтоб не гремело. Этот хлюст, оказалось, уехал из училища на машине, через другие ворота, через КТП.
***
Усть-Каменогорский строительно-дорожный институт. Строительный факультет, специальность ПГС - промышленное и гражданское строительство.
Интересно, как это раньше не обращал внимания, что у нарисованного или сфотографированного куба грани не параллельны между собой? Чертили-то всегда строго по осям проекций. А будущие архитекторы, на мой взгляд, вообще наиталантливейшие художники. Простым карандашом, в серых оттенках так рисуют всякие головы, кувшины и всевозможные кренделя-вензеля - глаз не оторвёшь!
Учёба - комбинированным методом. Днём работаешь, куда институт пошлёт, вечером учишься. На первые шесть месяцев, потом - обычная дневная учёба. Поэтому во второй трудовой книжке первая запись: « Ученик плотника-бетонщика «ТЭЦстрой», г. Усть-Каменогорск.». Через полгода прошусь на вечернее отделение: обстоятельства призывают работать, работать и работать. Декан факультета Ким Николай Сергеевич сверлит узкими глазками и, ничего не спрашивая, пишет на заявлении резолюцию: «Отказать». Однако, выбора нет.
Усть-Каменогорский свинцово-цинковый комбинат. Гигант отечественной цветной металлургии. Гордость Советского Казахстана. Пылеуловительный цех. Какую пыль ловит? Свинцовую. Откуда она берётся? А рядом плавильный цех, вот оттуда она по трубам и летит. Мощные вентиляционные установки над плавильными печами гонят воздух в пыльцех. Где его втягивают в себя фильтрационные камеры, в которых висят сотни мешков из чистой шерсти. Проходя через них, воздух очищается от пыли, которая оседает в низ камер, ссыпается в металлические желоба и шнековыми питателями подаётся в обжиговые печи. Там её спекают в конгломерат и возвращают в плавильный цех.
Но в самом конце пылеуловительного цеха есть маленькая пристроечка. Там стоит небольшая обжиговая печь, работающая по принципу «кипящего слоя», а на втором ярусе - жидкостная фильтрационная система. Часть пыли подаётся сюда, на наклонном вращающемся барабане смешивается с концентрированной кислотой, превращаясь в гранулы, гранулы идут в печь, обжигаются, навстречу газу подаётся орошающий раствор. Гранулы уходят в плавильный цех, орошающий раствор, поглотив газ от их обжига, поступает в фильтрующую систему. Сложно? Зато установка называется СЕЛЕНОВОЙ! Даёт она немного, какие-то килограммы продукции, но они стоят того!
Концентрированную серную кислоту подвозили к установке в железнодорожной цистерне. Сменный аппаратчик перекачивал её в ёмкости, смонтированные снаружи. Гофрированный шланг, диаметром сантиметров двадцать, соединяющий цистерну с трубами перекачки, служил давно и порядком поизносился. И вот однажды… Кислоту подогнали под утро. Нацепив шланг и включив насос, я зашёл внутрь, проверить работу установки. Через пять минут вернулся и увидел, что шланг оторвался и кислота хлещет тугой струёй на землю! Ни о чём не думая, кинулся к цистерне, уворачиваясь от брызг, летящих в лицо, на голову и шею, закрутил вентиль. Поскольку другого гофрированного рукава не было, оставил всё, как было, до утра: днём разберутся и докачают. Утром передал смену и уехал домой. По иронии судьбы, именно в этот день состоялось очередное профсоюзное собрание цеха. Где одним из вопросов повестки дня было присвоение званий «Ударник коммунистического труда». И, согласно очерёдности, одним из борющихся за это звание, оказался ваш покорный слуга.
- Дошли до присвоения «Ударников», - рассказывает начальник цеха, - один, другой, третий… вот и твоя очередь наступила. Слушаю, что скажут. Все, как один, хвалят, предлагают присвоить. И никто, представляешь, никто не вспомнил о кислоте. Когда уже до голосования дошло, вижу - сейчас сделают тебя героем! Тогда только я напомнил всем, что ты ночью выпустил на рельсы восемь тонн концентрированной серной кислоты! Для её нейтрализации пришлось привезти пять самосвалов соды! И, если мы сейчас присвоим тебе почётное звание, нас же засмеют! Скажут, точно за аварию с кислотой наградили. Так что ты уж подожди пару месяцев, добро?
Отчего ж не подождать? Как раз и болячки в тех местах, куда кислота всё-таки попала, заживут.
Время от времени установку останавливали на профилактическое обслуживание. Печь гасили, меняли прогоревший под (перегородка с дырками), очищали гранулирующий барабан и систему фильтрации. И вот очередной розжиг печи. Из смотрового окна вынули толстенное стекло, напихали внутрь тряпок, смоченных в мазуте, и пытаемся добиться возгорания факела. Печь не совсем остыла от предыдущей работы, но разжигаться не торопится. Что-то там тлеет, не вспыхивает. И, вроде смотреть не на что, а чёрт подтолкнул: дай загляну! Начал наклоняться к открытому окошку. Чтобы заглянуть внутрь, осталось опустить голову сантиметров на десять. Бог успел помешать нечистому - вспышка! Огненный факел вырвался наружу, ударив по руке! От кисти до локтя повис большой лоскут кожи! Её просто сняло огнём по всей окружности! Бросаюсь к раковине, открываю холодную воду, подставляю руку. Отрываю лишнюю теперь кожу и только сейчас понимаю: ещё бы секунда и … То же самое могло случиться с лицом.
- Кто надоумил совать руку под воду? - дежурный врач в медпункте смотрит строго.
- Боль заставила. Думать некогда было.
- А ведь правильно заставила, - он уже улыбается, - то, что вода сырая - не страшно, рану обработаем. А вот если бы температуру сразу не снизил - прыгал бы сейчас по стенам и потолку.
Два месяца на больничном. Перевязки через два дня. Когда рана начала затягиваться, угораздило нарваться на практиканток. Приехал, как обычно, в заводскую поликлинику. Дежурная медсестра была чем-то занята. Две девочки в белых халатах оживлённо беседовали в уголке.
- Девушки, сделайте молодому человеку перевязочку. С мазью.
Всё, как всегда, наложили мазь, забинтовали:
- Свободен. До послезавтра.
Почуял неладное уже завтра. Повязка жмёт, рана болит при каждом движении. Решил снять повязку сам. Начал разматывать… Ё-моё! Присохла! Намертво, по всей площади раны! Рука болит и чешется, хочется рвануть бинт к чёртовой матери! Но… При малейшей попытке отодрать его от раны - капают слёзы, капает отовсюду, откуда только может капать. От боли. Разогрел чайник. Намочил, подождал, потянул. Сантиметр отодрал. И так далее. Из глаз слёзы, из раны кровь. Не дожидаясь очереди, еду на завод.
- Вы какую мазь ему вчера положили?! - медсестра спрашивает это таким голосом, что практикантки, попятились к двери.
- Как какую? Стрептоцидовую.
- Видите результат?! Три недели насмарку! Только мазь Вишневского! Неужели непонятно?
Ночная смена. Начальник смены собирает всех в красном уголке. Даёт какую-то бумагу:
- Читай. Громко и с выражением.
«выражающееся … Многолетними исследованиями выявлено, что …. Таким образом было доказано, что сметана и другие молочные продукты не способствуют выводу свинца из организма … Долгосрочные наблюдения показали, что красная свекла наилучшим образом … Заключение: Рекомендовать заводскому отделу общественного питания заменить ежесменные двести граммов сметаны на такое же количество варёной красной свеклы.»
- Что это значит?
- А то и значит, что слышали. Сейчас пойдёте в столовую, так чтобы не возмущались. Вместо сметаны получите свеклу.
- Да на кой она нужна?!
- Я вообще свеклу не ем!
- Единственная радость в спецпитании была - сметана. Так и ту отобрали!
- Всё, мужики, угомонитесь. Не я же писал это, - начальник тычет рукой в бумагу, - и уж, тем более, не я отменял сметану. Приказ по комбинату.
И летели в амбразуру столовой тарелки со свеклой, и материл народ начальство, медицину и эту жизнь, но сметаны больше не видел. А может быть и вправду свекла была нужнее?…
Устраиваюсь на рудник. Для допуска под землю необходимо пройти рентген лёгких. На руднике рентгенолога нет, надо ехать в район. Повесив снимок на окно, доктор мельком взглянул на него:
- Где до этого работал, говоришь?
- В Усть-Каменогорске, на свинцово-цинковом.
- Ну и зря уволился. Ещё полгодика и вышел бы на пенсию.
- Как?!
- Да вот так.
Заключение доктора состоит из одного слова: предсиликоз. Вот тебе на, приехали! Только откуда силикоз? Кварцевой пыли на комбинате не было и нет. Уж если наглотался, то свинцовой пыли, а от неё не силикоз, а острое отравление бывает. Однако окончательное решение принимает терапевт. Невысокая, хроменькая женщина внимательно разглядывает снимок:
- Да, затемнения есть. Но ты же в шахте не работал раньше?
- Нет.
- Вспомни, может быть болел недавно?
- Ну, было. Несколько дней температурил, но работал, потом пошёл в больницу. Сказали, что перенёс воспаление лёгких. На ногах.
- А рентгенологу говорил об этом?
- Он ни о чём меня и не спрашивал.
- Годен. Иди, работай.
Первый спуск в шахту… Стволовой отсчитал двенадцать человек, закрыл клеть, проверил запор и нажал кнопку. Резкий звонок, мгновение и клеть падает вниз. Сердце рванулось к горлу, руки - к голове, каску удержать. Соседи посмеиваются:
- Не суетись. Держись за нас. Привыкнешь.
Невольно думаешь о том, что жизнь двенадцати человек висит сейчас на одном тросе. А вдруг где-то заест шестерни? А вдруг трос оборвётся? Оказывается, даже обрыв троса не приведёт к падению клети вниз. Она, конечно полетит, да ещё как, но освобождённые от троса специальные лапы с зубцами немедленно раздвинутся, вопьются в направляющие брусья и остановят падение клети.
В пункте выдачи аккумуляторных ламп (в аккумуляторной) проверяют, был ли ты в столовой и скушал ли положенное спецпитание. Это началось после того, как новый директор рудника Николай Иванович Девисенко узнал, что многие горняки забирают спецпитание домой. Сухим пайком, так сказать. Приказ был краток: столовой за десять минут до начала выдачи ламп подавать в аккумуляторную список тех горняков, которые покушали. Нет в списке - лампу не дадут. Без лампы и самоспасателя стволовой к клети не подпустит. Да и сам не пойдёшь, без света только спать можно.
На выходе, после смены, мокрую и грязную робу цепляешь на специальный крючок с меткой и бросаешь в приёмный люк специальной прачечной. Робу, не снимая с крючка, стирают и вешают в сушилку. Перед сменой находишь её по метке. Чистую, сухую и горячую. Если случилось порвать, то и подштопают.
На руднике действуют постоянные курсы по профессиям. В две смены, чтобы учиться могли все желающие. Бесплатные, конечно. Ограничений никаких. Выбирай специальность и учись. Окончил - получи разряд и осваивай, место всегда найдётся. Выбрал специальность электрослесаря. Несколько месяцев учёбы, экзамен, и вот я уже дежурю по участку. Где-то остановилась скреперная лебёдка, в каком-то забое погас свет. Это мои дела.
- Сбегай-ка в сороковой забой. Там что-то с лебёдкой. Посмотри.
Почти наверняка забойщик перегрузил машину. Значит, полетел предохранитель. Сейчас заменим и все дела, работай дальше. Взрывобезопасный пускатель - это здоровый металлический пузырь с толстыми стенками и толстой же герметичной крышкой. Расположен, как правило, не в забое. Где-нибудь недалеко, в рассечке, на вентиляционной струе. Открываю, смотрю. Придумал это устройство, конечно, умный человек. Перед носом рубильник с открытыми контактами, за рубильником - предохранители. Чтобы их вытащить, надо лезть рукой мимо контактов. Рубильник-то выдернул, но высокая сторона отключается в другом месте! Идти неохота, сейчас осторожненько просуну руку и возьмусь за сгоревший предохранитель. Потянулся… и темнота… Очнулся быстро, рядом с пускателем, руку выбросило наружу, не сожгло, забойщику ещё ждать не надоело, не пришёл. Теперь по инструкции, которую нарушил дважды. Не зря говорят, что инструкции по технике безопасности написаны кровью. Но иногда и они не спасают…
Кино остановилось, в зале вспыхнул свет. На сцену быстро прошёл человек:
- Товарищи, в шахте обвал. Горняков просят прибыть на рудник, нужна помощь.
Все, без исключения, кинулись на выход…
Верхние горизонты рудника отрабатывал ещё господин Демидов, около двухсот лет назад. Темпы были невелики, сечение выработок небольшое. И выработанные пространства пустой породой не закладывались. Плюс шурфы, пройденные тамошней разведкой. Слегка присыпанные. Образовалось пространство, открытое для прохода воды. На поверхности эта площадь давно просела, там скапливались целые озерца по весне. Огородили колючкой от людей и успокоились. И вот накопившаяся вода прорвалась в эти шурфы и густым глиняным потоком устремилась по выработкам. Смена только начиналась, горные мастера раздали наряды и горняки пошли на рабочие места. В перфораторной девятого горизонта, (выработка, где хранятся инструменты для работы, подведены вода и воздух, стоит большой стол и скамьи), остались горный мастер, дежурный электрик и слесарь. И в этот момент со стороны старых штреков, квершлагов и ортов послышался шум, а затем вентиляционная струя опрокинулась, выдавливаемая глиняной массой, и под ноги горнякам, не успевшим разойтись по забоям, хлынула вода. Люди кинулись назад. За ними вдогонку полным сечением шла глина вперемежку с породой. Пробегая мимо перфораторной, кто-то из горняков крикнул в полуоткрытую дверь:
- Обвал! Бегите! - но было поздно. Ползущая масса закрыла металлическую дверь выработки и двинулась дальше…
Она не дошла до главного откаточного штрека несколько десятков метров. Вода в зоне обрушения иссякла, вертикальный столб превратился в горизонтальный, давление прекратилось. Всю смену немедленно выдали на поверхность. Другие горизонты не пострадали. Проверка подтвердила: трое остались в шахте, отрезанные от внешнего мира двухсотметровым глинопородным тампоном. Электрические и телефонные кабели сметены с бортов и кровли штрека. Связи нет. Неизвестно также уцелели ли трубы подводящие воду и воздух. Выдержала ли дверь перфораторной? Если нет, то…
Постучали по трубам… Спустя секунду вернулся ответный стук! Живы!
- Работаем в шесть смен по четыре часа. - Главный инженер был внешне спокоен. - Каждую смену возглавляет один из начальников участков. Столовая обеспечивает пищей и горячим чаем на месте работ, под землёй. Каждая смена имеет двойной состав. Половина работает, половина отдыхает. Будем пробиваться к людям.
Первые сутки очищали от глины всё сечение штрека. И хотя подгонять людей не было надобности, работали на грани срыва, прошли тридцать метров. Посчитали: такими темпами можно добраться до перфораторной за неделю. Хорошо если у них есть и воздух и вода. А если хотя бы одна из труб всё-таки повреждена? А если глина нашла вход в перфораторную и медленно, но верно заполняет её? Кто ответит на эти вопросы? И что, в таком случае, неделя? Приговор?
- Идём одной третью сечения. Ровно таким, чтобы можно было работать и продвигаться. Под кровлей. Каждый час перестукиваться.
Трое суток непрерывной, яростной борьбы за людей. Трое суток главный инженер не был дома, да и вообще не выходил на поверхность. На четвёртые сутки дотронулись до металлической, неплотно прикрытой двери…
Когда, вырезав автогеном полдвери, ввалились в перфораторную, трое вновь родившихся людей стояли на столе. По колено в глиняном растворе. И плакали…"
Да, жизнь отца не назовёшь очень счастливой. Игорь отложил тетрадь. Из головы не выходила мысль о том, что в зале находится Настя. Через несколько часов он получит какое-то распоряжение. И что тогда сделает?
Он тряхнул головой. Что-то общее чувствовалось во всём дневнике отца. Что? Или чего-то не хватает? Да, нашёл! Нет в воспоминаниях ни одного ругательного слова, ни одной нотки презрения или ненависти к кому бы то ни было. А ведь это глубоко личный документ, совершенно непредназначенный для посторонних глаз, стало быть, это качество внутреннее? Игорь задумался... Всю жизнь, сколько он себя помнил, человека в глаза хвалили, за глаза - посмеивались и поносили. Это было нормально, каждый знал, что говорят о нём в спину и не обижался, поскольку и сам от других не отставал.Это позволяло не задумываться о своих поступках, оправдывать себя в любой подлости, поскольку и от других пощады ждать не приходилось.
... После непродолжительного дежурства на блокпостах их танк перебросили на охрану поселений в самом центре территорий.
Двое детей не спеша бредут по берегу моря. Восьмилетняя девочка и её тринадцатилетний брат, дети одного из местных жителей решили зайти в поселение, попросить еды для себя и, если дадут, то и для совсем маленького брата, оставшегося дома. Они слышали, что в этот день поселенцы возносят молитвы и готовят много вкусной еды. А человек, который только что молился, разговаривал со всевышним, не может отказать другому в насущной просьбе, ибо сказано: «Относись к другому так, как ты хочешь, чтобы он относился к тебе.»
Дети вошли в открытые ворота поселения. Солдаты, охранявшие въезд, были здесь впервые и не могли знать в лицо всех жителей поселения, поэтому не обратили на двоих детей внимания. Начинало темнеть и дети беспрепятственно прошли вглубь посёлка. В домах засветились окна, люди собирались на обильную трапезу. Дети выбрали дом, который показался им больше и красивее остальных и робко постучали в дверь. Дверь открылась, на пороге стоял мальчик лет десяти. Увидев нежданных гостей он машинально отступил в сторону и дети вошли внутрь. Многочисленное семейство расположилось за большим столом, на котором было столько еды и она источала такие запахи, что голодные гости молча уставились взглядами на блюда и тарелки, не в силах начать говорить. Зато не растерялся хозяин дома, крупный седобородый мужчина, который сразу понял, что за гости пожаловали к нему в дом. То, что он сделал затем, сразу отбило аппетит у пришедших, ужас отразился на их лицах, ноги у них стали ватными и холодный пот облил мертвенно белые лица.
Хозяин дома потянулся к поясу и в его руке оказался пистолет. Не целясь, он выстрелил в пришедших. Девочка упала, а её брат, шарахнувшись назад, открыл спиной дверь и вывалился на улицу. Дико закричав, мальчик побежал прочь. Хозяин дома, не обращая внимания на упавшую девочку, выскочил из дома и выпустил всю обойму вслед бегущему. Тот упал, а из других домов уже выбегали люди и, на ходу вынимая оружие, спешили к месту происшествия.
На крики и звуки стрельбы прибежали и солдаты, дежурившие у ворот. Мальчик лежал на тротуаре и уже не шевелился. Трое взрослых поселенцев стояли вокруг и по очереди давали оружие своим детям. Те, что постарше тщательно целились и спускали курок, младшим помогали взрослые. Они придерживали детские ручонки, чтобы пистолет не вывалился из них, помогали прицелиться и выстрелить. От выстрелов у убитого подскакивала то голова, то рука или нога, в зависимости от того, куда попадала пуля. Счастливые дети тут же бежали к сверстникам, чтобы рассказать им, что и они смогли убить страшного террориста.
- Прекратить! - лейтенант ворвался в круг, - уберите оружие. Стрельба стихла. Недовольные, что им не дали в полной мере насладиться кровавой местью, поселенцы стали расходиться
Девочка была ранена в ногу, она лежала там же где её настигла пуля и боялась даже стонать, в глазах её метался ужас.
- Мы забираем её на пост, - сказал офицер, - у нас есть аптечка, чтобы остановить кровотечение и сделать перевязку.Cолдаты помогли девочке добрести до караульного помещения. Офицер достал пакет первой помощи, вытащил из него йод и стерильные бинты.
- Ложись на топчан, - сказал он, - сейчас я обработаю твою рану и наложу повязку.
- Я хочу домой, - пролепетала она, - отпустите меня, пожалуйста.
- Быстро ложись ! - повторил офицер, - надо остановить кровь, домой ты всегда успеешь.
Девочка послушно легла на жёсткий, солдатский топчан. Офицер задрал ей платье на живот и осмотрел рану. Пуля прошла вскользь по бедру, разорвав кожу. Он начал смывать кровь, начиная от колена и выше. Рана уходила под трусики и офицер сорвал их с девочки. Она вздрогнула всем телом, но промолчала, боясь рассердить его.
Офицер закончил обрабатывать поверхность раны и стал бинтовать ногу. Взгляд его всё чаще останавливался выше раны, туда, где первый лёгкий пушок покрывал промежность. Во время перевязки он несколько раз невольно причинял девочке боль, она тихо постанывала и это ещё больше возбуждало мужчину. Заканчивая бинтовать, он, как бы нечаянно, несколько раз прикоснулся к нежному лобку, ощущая при этом как она вздрагивает от этих прикосновений.
- Что вы здесь стоите? - обратился офицер к солдатам, которые всё это время были рядом, неотрывно наблюдая за действиями командира, - марш наружу и наблюдайте за местностью. При появлении посторонних открывать огонь на поражение без предупреждений.
Как только солдаты вышли из помещения, офицер, расстегнув брюки, навалился на девочку, одновременно закрывая ей рот ладонью. От дикой боли у девочки перехватило дыхание, она забилась под ним, пытаясь освободиться, но он от этого только ещё яростнее входил и выходил из неё, гримаса острого наслаждения перекосила его лицо, протяжно застонав, он кончил и струя горячей спермы смешалась с кровью растерзанного ребёнка.
Минут через десять офицер вывел девочку за ворота. Она не могла идти, ноги у неё подгибались, но страх гнал подальше от этого места и она брела, останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Офицер, вернувшись в помещение, снял со стены винтовку с оптическим прицелом, открыл окно и приложил оружие к плечу. Мощный прицел, дополненный прибором ночного видения, прошёлся справа налево по открывшемуся сектору и уткнулся перекрестием в маленькую фигурку, двигавшуюся неверными шагами. Курок у винтовки был мягким и офицер прислушался к стуку сердца, которое билось теперь ровно и спокойно, чтобы нажать курок между двумя ударами.
И опять они получили благодарность командования. Правда, поселенцы написали два десятка жалоб за то, что пост охраны поселения пропустил террористов внутрь. СМИ сообщили, что два террориста проникли в поселение путём подкопа, ворвались в один из домов и только мужество и хладнокровие хозяина дома предотвратило многочисленные жертвы. Диктор телевидения с гордостью рассказал, что только в голове старшего террориста было обнаружено девятнадцать пуль...
Когда срок окончания службы подходил к концу, экипаж Беншиза перебросили на запад. Охранять семью очередного переселенца. Задача была элементарной: переселенец живёт в передвижном домике, строит капитальную усадьбу, а солдаты живут рядом и круглосуточно несут караульную службу. Однако и тут...
В доме старого Салеха готовились к сбору урожая. Оливковая роща, доставшаяся в наследство, кормила уже не одно поколение этой семьи. Проверены и уложены в пикап полиэтиленовые полотнища, которые расстилают вокруг деревьев, прежде чем приступить к стряхиванию плодов, подготовлены корзины для перевозки и хранения. Выехать надо до рассвета, чтобы к тому времени, когда начнёт припекать солнце, собрать как можно больше оливок. Потом перерыв до следующего утра и так несколько дней, пока не будет собран весь урожай.
Кроме привычных, повседневных забот, Салех часто возвращался мыслями к соседу, который появился пару месяцев назад. Это была семья переселенцев, жившая в передвижном домике недалеко от оливковой рощи. Вместе с ними появился армейский блокпост, охраняющий этот домик.
За эти месяцы соседи иногда встречались в суете будней, но в разговоры не вступали, украдкой разглядывая друг друга. Переселенцы готовились строить дом, завозили материалы для строительства теплиц, оборудование для их обслуживания. Вот и сейчас, несмотря на позднее время, со стороны рощи доносилось жужжание бензопилы.
Ну, что ж, земли хватит на всех, со временем наладятся и добрососедские отношения.
Поздней ночью, закончив тяжкий труд, переселенец подъехал к солдатам, охранявшим его передвижной домик.
- Ребята, - сказал он, выйдя из машины, - я сегодня несколько раз видел соседа. Не понравилось мне как он смотрел на меня. Подежурю и я с вами, от них можно ожидать чего угодно.
- Ты же устал, отец, - попытались отговорить его солдаты, - отдыхай, мы знаем своё дело, ты можешь не волноваться.
- Ладно, я только до утра, - ответил тот, - днём отосплюсь.
Салех поднял сыновей и жену за час до рассвета. Десять минут на сборы, полчаса на дорогу. Старик любил приезжать в оливковую рощу заранее, чтобы не спеша оглядеться и встретить рассвет вместе с ней. Ему нравилось смотреть, как первые лучи солнца высвечивают одно дерево за другим, казалось деревья вырастают на глазах и не будет конца этому таинственному живородящему процессу.
Машина подъехала к небольшому шалашику, где хранились кое - какие инструменты для ухода за деревьями. Салех не стал будить задремавших пассажиров, тихонько прикрыл дверцу машины и пошёл к роще, поздороваться и пожелать хорошего дня: у старых людей бывают причуды, которые молодым иногда кажутся смешными.
Он обратил внимание на то, что не слышит голосов утренних птиц, обычно они задолго до рассвета заводили свои концерты. Слушая их, старик иногда представлял себе, о чём разговаривают птицы, Вот ворчливое поскрипывание, это, наверное, пожилые родители будят молодых и поругивают их за поздние гуляния, вот посвистывают влюблённые - они и не отдыхали, а вот разразился трелью местный гуляка - хулиган, сам не спит и другим не даёт.
Сегодня не слышно никого и это старику не понравилось. Он подошёл к опушке рощи, уверенно протянул руку, чтобы прикоснуться к дереву, но рука провалилась в пустоту. Теряя равновесие, Салех сделал ещё шаг и упал, зацепившись за что - то ногой. Чертыхаясь, он ощупал руками это что - то и вскочил, как ужаленный: он держался за свежеспиленный пень!
В этот момент из - за облака выплыла луна. То, что открылось старику в лунном свете, казалось невероятным, невозможным, казалось, он видит один из тех кошмаров, которые могут случиться только в больном сне: оливковой рощи больше не было! Деревья, усыпанные плодами, беспомощно раскинули свои ветви по земле, из которой сиротливо торчали пеньки, корни ещё гнали наверх живительную влагу, но, никому уже не нужная, она выступала на поверхности пней последними, прощальными слезами.
Салех ясно услышал вчерашний звук бензопилы в ночи, понял и причину птичьего молчания: птицы не поют на убитых деревьях. Старик обхватил руками голову и придушенный вопль отчаяния вырвался наружу длинным стоном на выдохе: жизнь окончена, нет больше у семьи ни земли, ни средств к существованию. Сознание сверлила одна навязчивая мысль - не мог сделать такое человек! Что - то не так, природа не должна была допустить появления монстров, способных убить разом целую плодоносящую рощу без крайней необходимости. А может быть переселенец тронулся разумом и не понимал, что делает? Затеплилась искорка: может быть это сделал не он? Но врагов с такими нечеловеческими способностями у семьи не было никогда. Ни один местный житель не в состоянии даже додуматься до такого варварского способа мести, да и мстить старику было не за что.
Надо посмотреть в глаза! Не обязательно спрашивать, говорить о чём - то, достаточно увидеть глаза! Старик выпрямился и решительно зашагал по направлению к домику соседа.
Солнце огромным, красным шаром всплывало на востоке, клочья тумана поднимались и таяли в воздухе. Молодые, зоркие глаза солдата первыми заметили приближающуюся фигуру.
- Слышь, отец, - тронул он задремавшего переселенца, - ты был прав, вон он, твой сосед, идёт в гости.
Переселенец встрепенулся и передёрнул затвор своей винтовки.
- Погоди, - попробовал остановить его солдат, - он же явно без оружия, пусть подойдёт поближе, спросим, чего он хочет.
Переселенец не ответил, прижав приклад к плечу, он тщательно прицелился и длинная очередь, разорвав тишину, заставила шарахнуться в сторону стайку пролетавших птиц.
- Тьфу! Получается, что ничего хорошего и не вспомнишь Ну, жил, ел-пил, спал, стрелял. А друзей нет, все окружающие - злейшие враги, включая своих, так учили родители, так учили учителя в школе, так учили командиры в армии. - Игорь посмотрел на часы и решительно поднялся. Теперь он знал, как поступит...
Поднялась паника... Министры и депутаты, забыв про субординацию, кинулись в гараж. Мгновенно в выездных воротах образовалась пробка. Водители и пассажиры размахивали руками, кричали, отчаянно сигналили, но это только усложняло ситуацию.
- Они думают, что умнее всех, - язвительно усмехался премьер-министр, поднимаясь на крышу. Стараясь не поднимать головы, чтобы не потерять голову от жуткого изображения креста, он прошёл в дальний угол. Там уже открылся небольшой ангар, из которого охрана выталкивала его личный вертолёт.
Спустя три часа рой правительственных самолётов, сделав прощальный круг над родной страной, разлетелся в разные стороны.
- Ну что ж, отрицательный результат - тоже результат. - Главный Мудрец - Толкователь тонко улыбнулся. - На чём был построен наш предыдущий план? Устроить в Евразии революцию, отстранить монарха от власти и организовать буржуазную республику. Удалось? Вполне.
Однако случилось нечто непрогнозируемое и неожиданное. Господин Ленин, которого мы подобрали в качестве движущей силы революции, был с нами только до первого этапа. Никто не знал, что он принял идею пролетарской революции всерьёз! Нашим людям Ленин ни разу не проболтался о своих дальнейших планах. Оказалось, что он правильно оценил ситуацию и понял, что в белых перчатках революций не совершишь. И переиграл нас!
Используя наши немалые ресурсы, как финансовые, так и людские, господин Ленин, не мешкая стал готовить переход от буржуазной революции к пролетарской. Что оставалось делать нам? Не можешь остановить революцию - возглавь её - этот девиз срабатывал всегда. И наши люди кинулись в руководство революцией. Приятно вспомнить, сколько настоящих мамзеранцев встали во главе Великого Октября! Но...
Господин Ленин уже точно знал, с кем имеет дело. Нам всё-таки удалось устроить в стране голод, сотни и тысячи зажиточных людей и продажных священнослужителей прятали продовольствие, наши умнейшие теоретики столкнули лбами население городов с населением деревень. Чудесное было время! Что может быть приятнее, чем устроить гражданскую войну? Народ убивает друг друга, а мы только следим, чтобы жертв не становилось меньше. Ленин справился и с этим. Он сумел закончить братоубийственную войну. Но в стране наступили разруха и голод.
И опять господин Ленин принимает неординарное решение. Он создаёт Чрезвычайную Комиссию по борьбе с голодом и разрухой. Нам опять пришлось подстраиваться. Мы сумели создать в этой Комиссии действующее большинство. Это значит, что около десяти процентов наших сотрудников Чрезвычайной Комиссии занимали решающие посты и должности. А нас в этом прекрасном органе никогда меньше и не было. И уж наши люди никогда не работали простыми надзирателями, поварами или дворниками.
Родился великолепный план! Наши люди в правительстве издают акты, по которым наши люди в Комиссии могут совершенно законно арестовать и посадить лет на десять любого, на кого перст упадёт! За колосок - десятка! За анекдот - десятка! Пройдёт каких-нибудь пять-десять лет и мы отделимся от непонятного и потому опасного для нас народа, надёжным кольцом колючей проволоки. Они за пайку будут строить гидроэлектростанции, города, заводы, фабрики. А мы будем следить за порядком на зонах, пополнять контингент, вовремя хоронить тех, кто догадается, откуда ноги растут. Республика лагерей! Но куда девать Ленина? Он-то уже знает!
Послать пролетарского писателя Горького на строительство одного из объектов, было плохой идеей. Творческому человеку с таким духовным богатством отчётливо видно то, что нам и в голову не пришло бы. И он сразу раскусил нас. Однако, понимая, что мы не дадим ему прожить и дня, если он попытается раскрыть наш замысел, Горький пишет хвалебный отзыв. Зато в частных контактах....
Что было делать? Мы подчистили полянку. Правда, Ленина не удалось убрать сразу и надёжно. Как мы поняли потом, в этом был свой плюс. За время его болезни нам удалось отснять столько материала, записать столько болезненного бреда, что наши историки и журналисты до сих пор с наслаждением купаются в этих фактах и используют это для дискредитации вождя.
Наш кандидат на руководство страной давно был готов и мы начали подбирать ему команду.Но... Ох уж этот Ленин!
Поняв, что вылечиться мы ему не дадим, он в приватных беседах со своими ближайшими соратниками, настаивает, чтобы его преемником стал Сталин. Это был крах наших ближайших планов. И время это доказало. Первые годы Сталин присматривался к работе Чрезвычайной Комиссии и делал вид, что верит нашим доносам и приговорам. А сам незаметно внедрял своих людей.
Гром грянул через несколько лет. Его доверенные следователи перешерстили тысячи дел, освободили заключённых по нашим так хорошо скроенным делам, реабилитировали погибших. А на их места стали садиться наши лучшие кадры. И, хотя к началу войны Сталину удалось вернуть в строй лучших военачальников, учёных и прочих представителей народной элиты, которых мы упекли просто по доносам, составленным нашими лучшими профессионалами - Главный Мудрец язвительно усмехнулся, - они ещё много десятков лет будут разбираться в том, что мы накропали.
Всё. Остальное происходило на ваших глазах. Сейчас мы упорно ищем новые пути. И мы их найдём! - не очень уверенно заявил Главный Мудрец и объявил о закрытии заседания.
Игорь подозвал главаря банды, провёл по закулисью и дал последние указания. Тот не выразил удивления. Вернувшись в зал, главарь собрал банду вокруг себя.
- Всё понятно? - после короткого объяснения спросил он.
Те пожали плечами равнодушно.
- Первая пятёрка за мной, - главарь пошёл за кулисы.
Пройдя в мастерскую по подготовке декораций, он показал, пришедшим с ним боевикам, на пол. Те покорно легли на животы вплотную друг к другу. Главарь прошёл вдоль ряда лежащих, достал пистолет с глушителем и, как в тире, заложив одну руку за спину, всадил по пуле в затылок каждому. И пошёл за следующей пятёркой... Расстреляв последних боевиков, главарь сел в кресло, убедился, что патрон в патроннике и сунул ствол себе в рот...
- Яр! Я сейчас выхожу из здания. После этого можете войти в здание. Это совершенно безопасно, не вздумайте посылать вперёд штурмовиков.
- Игорь! Не смей! Не выходи наружу, все выходы под прицелом, тебя могут убить. Я еду к тебе, слышишь?!
- Всё. - Игорь закрыл трубку, швырнул её не глядя и медленно пошёл к парадному входу.
- Товарищ генерал! Срочно дайте команду не открывать огня без самой крайней необходимости. Игорь выходит из здания. Один.
- Хорошо. Команду я дам, а ты бери мою машину и немедленно туда. Похоже, развязка близко.
Парадная дверь театра открылась и наружу вышел человек. Остановился на пороге, осмотрелся. Оцепление напряглось, как минимум десяток оптических прицелов нащупали жизненно важные органы. Человек шагнул вперёд и, не спеша пошёл на цепь. Завыла сирена и у кого-то из стрелков не выдержали нервы...
Удар в грудь развернул Игоря на сто восемьдесят градусов. Падая, он почувствовал ещё один, уже в плечо. И тут с воем вырвалась на площадь генеральская "Волга", визжа тормозами развернулась, закрывая упавшего. Дверца открылась и Яр втащил брата внутрь.
- В больницу! Срочно! - не выключая сирены, "Волга" умчалась.
Несколько офицеров, командующих оцеплением, держа оружие наготове, вошли в здание театра. Прошли фойе, открыли дверь в зал. Заложники сидели, боясь пошевелиться. Появление офицеров в униформе они приняли за очередную смену караула у боевиков. Быстро и профессионально обследовав зал и закулисные помещения, офицеры вышли на улицу.
- Убрать оружие! Подогнать все машины "Скорой помощи" к выходам! Сейчас начнётся столпотворение.
Офицеры вернулись в театр. Рассредоточившись у выходов они открыли двери.
- Граждане! - объявил один из них, - вы свободны, вам больше ничего не угрожает. Очень большая просьба не создавать паники на выходах - Однако последних слов никто не услышал.
Люди рванулись к выходам, давя и отталкивая друг друга. Офицеры поднимали упавших, уговаривали тех, кто потерял самообладание, но врачам и машинам "Скорой помощи" работы было под завязку.
Открыть один глаз... Та-а-к, для начала неплохо. Полежи спокойно... Теперь потихоньку второй... Та-а-ак, получилось. Сбоку доносится запах хорошего мужского парфюма. Значит, я не один. Скосил взгляд.
- Игорь! Ну, всё, жить будешь, - Яр взял его за руку. - Лежи, лежи, не волнуйся, мы ещё наговоримся. Пойду позову врача, он должен тебя осмотреть.
Игорь закрыл глаза. Услышал легкое движение в палате и его ноздри уловили совсем другой парфюм. И почувствовал, как в его руку робко просится мягкая и нежная ладошка.
- Настя? - не открывая глаз тихо спросил Игорь.
Ласковое пожатие было ему ответом...
Вернулись Яр с доктором.
- Очень неплохо, очень, - заключил доктор, проверив показания приборов и выслушав больного, только больше пяти минут я вам позволить не могу. Ему надо отдыхать.
- Хорошо, доктор, мы не задержимся.
- Яр, - Игорь посмотрел на брата, - что в театре?
- А что там может быть? Премьера перенесена на более поздний срок. Хочешь, достану тебе два билета?
- Не шути. Как люди?
- Люди, как люди. Подавили маленько друг друга. В зале создать опасную толпу помешали зрительные ряды, а в фойе спецназ образовал несколько коридоров. Они и поднимали упавших. Так что без жертв.
- А бомбы? Ни одна не сработала?
- Представь себе - ни одна, - Яр улыбнулся, - Первый раз в жизни видел бомбы, состоящие из опилок, песка и цемента.
- Так это - твоя работа? Почему ты сразу не сказал мне, что мы работали под вашим контролем и угроза взрыва - не более, чем пустой звук?
- Я хотел, чтобы ты принял решение не под давлением обстоятельств, а имея серьёзный выбор, но, главное - чтобы ни у кого и мысли не возникло, что ты - жалкий диверсант, сдавшийся под давлением обстоятельств. Ну мы ещё успеем поговорить. Настя, оставшиеся минуты твои.
- Погоди, - Игорь протянул руку, - скажи, какой-нибудь сигнал оттуда был?
- А его некому было давать. Правительство Мамзерании три дня назад сбежало из страны.
- Почему?
- Долго рассказывать. Потом. А в двух словах - задай роботу нелогичную задачу и он, истратив все свои защитные ресурсы, развалится. Всё, я побежал. Зайду завтра. Будь здоров, брат.