Я так и не узнала никогда, как же они, два маленьких самолетика, оказались ранним снежным утром в кустах одинокой сирени.
Я выбежала в то утро на крыльцо бабушкиного дома, потому что мне очень хотелось порадоваться новому дню и будущему счастью, которое несомненно ожидало меня и было совсем рядом. Снег лежал у самых каменных ступенек крыльца. Я прыгнула в него, сразу утонув в сугробе, словно в белом облаке. В легкие тапочки набились снежинки. Голые ладони тут же замерзли. Я уже хотела броситься назад, в теплый длинный коридор, который над самой нашей квартирой стеклянным глазом глядел прямо в небо. И вдруг в кустах сирени сверкнуло что-то, похожее на осколки льда или на разбившиеся в скоростном полете солнечные лучи. Там лежали два блестящих самолетика, выточенных из единого куска белого металла. Всё у них было на месте: острые крылья, немного под углом уходящие от тонкого туловища; аккуратное оперение хвоста; закругленный нос.
Я схватила находку холодными руками и побежала к бабушке. Бабушка топила печку. Щеки и руки ее были горячими. Пламя в печи быстро превращалось в одиночные горящие бусины, которые вспыхивали тут и там, готовые вновь разгореться.
Но ни бабушка, ни дедушка, ни младший брат, ни соседи – никто не мог сказать мне, откуда взялись в нашем саду два самолетика. Соседский дедушка Никифор даже подержал их на ладони и потом вернул мне. Его жесткие усы скрывали верхнюю губу, и казалось, что они растут прямо изо рта. Мне нравился дедушка Никифор, хотя однажды вечером, когда он одним махом отрубил голову своей курице и она какое-то время бегала прямо без головы вокруг крыльца, - я не смогла заснуть. Я лежала ночью без сна, и мне не хватало дыхания: как же могла бегать несчастная птица без головы и совершенно молча? Ведь ей было ужасно больно. А кричать было совершенно нечем. Наутро дедушка Никифор сделал мне замечательные качели, устроив их на прохладной широкой ветке орехового дерева. И я весело качалась, пока не увидела под качелями свернувшуюся капельку крови.
Я зашла и к другим соседям, на двери которых приделан был маленький звонок, похожий на сидящую бабочку. Звонок этот надо было повернуть несколько раз, словно рычажок на механических часах.
Но решительно никто не знал, что ответить на мой вопрос.
Тогда я просто подарила один самолетик своему младшему брату, а второй оставила у себя. И мы хранили их долго-долго.
Брат умер несколько лет назад. Он умер, и мне показалось, что мой замечательный самолетик, так похожий на радостного стрижа, потускнел. И тот счастливый день в бабушкином доме тоже стал казаться мне темным и грустным, потому что счастья впереди всё не было и не было.
И вот недавно, перебирая свои бумаги и книги, я нашла газету с вырезанным прямоугольником текста. Я прочитала старую газету, в которой жив был еще актер нашего драматического театра, который трагически погибнет спустя несколько лет.
Я отложила газету и поглядела в окно. В синем небе летели высоко вверху два маленьких блестящих самолетика. Они летели, оставляя после себя две белые полосы, которые сливались в одну мощную белую полосу. И она медленно расплывалась по небу, словно это были облака. Или сугроб? Сугроб около крыльца бабушкиного дома?
Вырезанный прямоугольник текста в старой газете – это сообщение о кончине моего младшего брата. Я хорошо знаю, что оно хранится совсем в другом месте моего стола. А газета – вот она. Она пустая. И в ней все живы. И высоко в небе летят крошечные радостные самолетики, так похожие на стрижей. И счастье – впереди.