В чём поэзия Андрея Тарханова? В современных темах? В именах посвящений? В географических названиях многочисленных мест, где он побывал за свою жизнь великого странника, если не сказать путешественника? Легок на подъём, отзывчив на людские радость и беду, загадочен и артистичен – в этом весь заветнейший Андрей Семенович.
Осинник мой в сиреневом дыму.
Апрельские озёра в синих латах.
А вдоль ручьёв бредут по одному
Шальные гуси, и снежок на лапах.
Живописен и щедр на жизненные детали мир его задушевной лирики, лирики чуждой натянутых обобщений и вытесанной топором типизации.
На озере остров горбатый,
И дом у плескучей волны…
начинает он «Осеннюю идиллию». Двумя-тремя чертами: гуси, летящие на юг, опавшие на крышу дома листья березы – рисует он картину осени в угодьях земляка Китайкина. «…И золотом крыша горит» - на этом любой другой талантливый автор закончил бы стихотворение и был бы прав – идиллическая картинка готова. Но одухотворить ее присутствием людей, оттенками их животрепещущих отношений, сделать так, чтоб от нее повеяло современностью – на это способен далеко не каждый мастер стиха. Посмотрите, как удивительно поворачивает тему обращение лирического героя к хозяину:
- Богато живёшь, - замечаю
С улыбкой Китайкину я.
Как тонко намекает автор на естественность, вечность и бренность человеческих забот и хлопот перед лицом времени, на причастность простого деревенского труда высшей красоте природы. Ведь это – Богато живёшь! – и народно и навскид иронично, и лирично так, что душа читателя начинает не только звенеть, а сладко содрогаться в лад с рождающейся идеей стихотворения.
- К земному карабкаюсь раю.
Небесный… он не для меня.
Какое трогательное признание и в любви к утверждающейся мгновенной красоте осени, и в романтическом материализме помыслов, и в человечном понимании души собеседника!
И в небо мы смотрим невольно,
Как будто о чём-то моля.
- Неужто вы мной недовольны?
С укором спросила земля…
Знакомый повод ответа на немой вопрос героев стихотворения, обращенный к небу. Словно хозяйка дома застала мужа и гостя за невинным занятием – разглядыванием наряда молодой соседки через невысокий забор, и слегка приревновала обоих.
Привычна и свежа эта картина. Лирические зарисовки Андрея Тарханова тем и хороши, что дают возможность вообразить многоплановую, реалистическую, богатую содержанием ситуацию со своим микросюжетом, подобно тому, как мастерски выполненный рассказ порой вмещает в себя материал целого романа.
Композиция книги четко продумана. Неслучайно это стихотворение находится в самом сердце – в середине книги. Неслучайно ему предшествует стихотворение «К новорождённому» – чрезвычайно ёмкое произведение о судьбах Родины, о тягостном и роковом предчувствии грядущих бед и катастроф, на подачу которых и сегодня так тороваты лукавые средства массовой информации. Но то, о чём беззастенчиво и бессердечно трещат газеты, наполняет грудь автора глубокой скорбью, заставляет его мудрого, наделенного опытом, познавшего цену и красоте и жестокости мира плакать как едва появившийся на свет младенец.
Мир жесток.
И мир прекрасен.
И кому судить о том:
Может, станет он поэтом?
Может, станет палачом?
Ты кричишь, дитя Вселенной,
Голосистый по судьбе.
А в углу Пророк незримый
Тихо плачет по тебе.
Невозможно пройти мимо великолепного стихотворения «Сомнение Весны», в котором Андрей Тарханов заставляет одушевлённое время года по-человечески реагировать на людские напасти: раздоры, непродуманные злые поступки. «Весна теряет веру в человека» – вот, что происходит сейчас ежегодно и постоянно на протяжении более чем десяти лет.
Вон, люди, превращённые в толпу
Уже швыряют камни на дорогу…
И насколько силён контраст этой непритязательной картины с общим красочным впечатлением от вида весеннего пейзажа в первой строфе:
Осинник мой в сиреневом дыму…
Вот она - эстетика Особенного, которая так продуктивна в лирической поэтике. Лес особенный – это осинник. Дым особенный – сиреневый. Озера особенные – апрельские, в латах, латы особенные – синие, отражающие весеннее небо. Гуси, - каждый выступает особенно, и снежок на лапах, наверняка, у одного, особенного гуся, но как чарующе гармонична и едина общая картина весны!
Большинство, если не все вещи автора построены на особенных деталях, реалиях эпохи, быта, человеческого чувства, выражающегося в глазах и жестах так, что читателю остаётся только удивляться энциклопедическим объёмам поднятого материала. Но самое ценное, что выносит читатель из знакомства с новой книгой поэта – скромная, отзывчивая, и всегда готовая прийти на помощь любовь к людям. Во всей мировой литературе есть лишь один писатель, сердце которого было так безраздельно отдано людям. Это неповторимый по своей деликатности, такту Антон Павлович Чехов. В лучших своих произведениях Андрей Тарханов кажется мне равным в этом качестве великому прозаику. Происходит ли это в силу особой информативности поэтического слова, а, быть может, в результате особого душевного устройства автора неизвестно.
Сама природа по-тархановски устроена так, что удивляется людям, лелеет их тропы, любит их детей и мечтания. Послушайте, как древний бор помогает мальчикам-грибникам из стихотворения «В полях детства»:
Полевая межа наш малинник
Приласкала как добрая мать.
Воздух пряный, мерцающий, синий,
Время в губы его целовать.
Нету края тропинки старинной –
Не уйти бы в другую страну.
Темный бор говорит нам, невинным:
«Я в деревню тропу поверну».
В рамках этой статьи не остается уже места для разговора о высокой гражданственности Андрея Тарханова, о его публицистических произведениях, о его взглядах на историю, технику, науку, обо всём, что вошло в 190-страничный томик. Уверен, что он не оставит равнодушными литературных критиков.