Когда за окном завывает зимний холодный ветер, мне не убежать от воспоминаний. Они преследуют меня, куда бы я ни направилась, где бы ни пыталась от них скрыться. Когда из музыкального центра волнами идет песня Placebo, а в бокале искрится шампанское. Повод? А повода нет.
Просто. Праздник.
A place to hide away. Away from you…
Спрятаться от того, что имеет сомнительную честь называться моим прошлым. Прошлым, полным закрытых дверей, и, открыв одну, всегда обнаруживаешь следующую и следующую, и так до бесконечнсти.
Странная вещь – бесконечность. Ты не замечаешь ее, пока счастлив, но когда твое счастье испаряется, то один час твоей жизни начинается равняться этой пресловутой, треклятой бесконечности.
Я сбежала в другой город от этих воспоминаний, но ведь невозможно убежать от себя самой, от своей памяти… От той боли, что пульсирует толчками в крови, бежит и к сердцу, и к мозгу, перерабатывается и вновь – по венам, по венам. По венам, просящим лезвия, такого тонкого, совершенного…
А что? Может быть, воспоминания уйдут, если выпустить их с кровью из тела? Налить в ванную теплой воды, раздеться, погрузить в нее свое тело, провести по запястью острием – и смотреть на стремительно приближающийся свет.
А потом Бог возьмет меня за руку… Возьмет и скажет – «Вот ты и здесь, детка… Пойдем, поговорим?». И за чашечкой чая он даст мне понять, какую глупость я совершила… Наверное, только эта мысль и останавливает меня на полпути к самоубийству, и я откладываю лезвие.
До очередного приступа памяти.
…По ночам, лежа без сна на помятой постели, я вижу свою семью. Сначала приходит мама – в окровавленном свитере и порванных на коленях джинсах, она сидела на месте рядом с водителем. Потом – папа, со снесенной левой половиной лица, он укоризненно смотрит на меня своим единственным, серым со стальным блеском, глазом. И последним появляется брат. Он всегда приходит из угла, сжимая в руке любимого плюшевого щенка. Брата для похорон собирали по кусочкам, и теперь он выглядит как фигура, неловко собранная чужими, грубыми руками из останков. Они просто стоят и молчат, а я обливаюсь холодным потом, не в силах даже закрыть глаза, чтобы не видеть их. Но я подозреваю, что, даже если бы я это сделала, то все равно бы видела их перед внутренним взором, да и чувство вины никуда не ушло бы. Я так виновата перед ними – я должна была ехать с ними в машине, я тоже должна была погибнуть, меня тоже должны были собирать по кусочкам. Но я предпочла пойти в кино с лучшей подругой. Фильм был «Мертвые дочери» - тогда я и не подумала как-то связать эти насмешки судьбы между собой. Вернувшись домой, я обнаружила, что телефон разрывается от звонков. Подняв трубку в уверенности, что звонит мама, чтобы сказать, что они доехали нормально, я услышала…
Даже не поняв, что случилось, я переспросила, сердцем уже ощущая беду. И поняла – я осталась одна… «Бойся своих желаний, они могут исполниться..» - в последнее время я слишком часто стала говорить, что хочу наконец-то стать самостоятельной, жить одна, без родителей. Кто-то, видимо, услышал меня и принял мои слова буквально… Совсем буквально.
Protect me from what I want…
Иногда наши желания исполняются самым непредсказуемым и страшным способом. Я осталась одна, как и хотела. Но нужно ли мне теперь это было? Я входила в комнату родителей, садилась на их кровать, гладила рукой покрывало, а по лицу текли слезы. Я открывала дверь в комнату брата, и мне казалось – он вот-вот поднимется из-за компьютера, виновато улыбаясь,потому что опять заигрался в пятых «Героев»… Но меня встречала пустота, тишина, и боль тяжелой волной окатывала с головы до ног – я их больше никогда не увижу…
В семнадцать лет мне пришлось учиться жить самостоятельно. Наверное, со стороны было бы смешно наблюдать мои кулинарные опыты, результатами которых становились подгоревшие котлеты и сожженные кастрюли, только причина столь поспешного обучения была вовсе не смешная и не веселая.
В восемнадцать лет я бросила университет и пошла на курсы фотографии. Через полгода – поступила на работу в журнал Bravo. В девятнадцать встретила любовь всей своей жизни, как бы ни банально это ни звучало.
…Я тащила целую кипу журналов на подпись. Дело было в том, что в этот день редакцию молодежного журнала почтила своим посещением знаменитая финская поп-рок-группа The Rasmus. Они должны были расписаться на журналах с их постерами, предназначенными для победителей специализированного конкурса, им же и посвященного. За этой кипой, увенчанной фотоаппаратом, я не видела дороги, ну и доигралась, конечно, влетев в какого-то молодого человека. Журналы с грохотом рассыпались по полу, а фотоаппарат разбился.
- Черт возьми! – Выматерилась я. – Смотри же, куда идешь! – Я принялась собирать рассыпавшиеся Bravo, чуть не плача при виде расколотого экрана моего любимого цифровика.
- Оh, I’m so sorry, so sorry, miss… - Заговорил виновник всего случившегося хриплым, приятным голосом.
Я подняла взгляд, намереваясь рассмотреть неловкого иностранца, и немедленно упала в омут ядовито-зеленых глаз. Небольшие, но очень внимательные, в оправе темных ресниц. С трудом сосредоточвшись на его лице, я испытала шок обнаружив, что только что влюбилась с первого взгляда в солиста группы The Rasmus. Сглотнув, я вернулась к ликвидации последствий неудачного падения. Лаури (кажется, его звали именно так) попытался мне помочь, но только хуже натворил. Я решительно вырвала из его рук журналы и почувствовала, что он сделал попытку поймать мои пальцы в свою ладонь. Я почувствовала, как железными тисками сжалось сердце и, подхватив фотоаппарат и резко поднявшись, я устремилась в комнату, где уже сидели Наташка Мостакова и Данька – они брали у группы интервью.
- Ну наконец-то! – Данька состроил мне рожу. – Где ты была? Мы уже заждались, правда, еще солист не подошел, ну ты его наверняка видела, пернатый такой!
Я передернула плечами, садясь в угол на стул и благодаря предусмотрительную Наташку, которая прихватила и свой фотоаппарат тоже. Группа The Rasmus с интересом разглядывала меня – пухлый гитарист, щуплый ударник и высокий басист. Я знала их, конечно же, телевизор смотрю иногда, но по именам запомнить никогда не могла, да и зачем?
Открылась дверь с легким стуком, потом закрылась. Я демонстративно уставилась на свои кроссовки, не поднимая глаз. Шаги. Мимо меня – с замедлением. Иди уже, иди! Я не стою твоего взгляда – дочь, погубившая своих родителей – иди же, иди! Вперед, к людям, с которыми провел почти всю свою жизнь.
Лаури отодвинул стул и сел рядом с Паули. Вопросы, вопросы посыпались на него, он улыбался, отвечал, ловко уходил от темы личной жизни – я слышала, что сейчас он живет вместе со своей невестой, солисткой какой-то финской поп-группы. Наконец интервью завершилось, и я взяла в руки фотоаппарат, как всегда, топя все мысли в любимой работе. Поворот-поворот-стой прямо… Лаури и его ребята послушно выполняли мои указания, щелчок фотоаппаратного затвора разрезал воздух перочинным ножиком.
И вдруг… В очередной раз глянув в объектив фотоаппарата, я вздрогнула – рядом с Лаури стоял мой окровавленный братик. В правой ручке он сжимал плюшевого щеночка, а пальчики левой руки уцепились за штанину Лаури. Дергая за ткань, Лешенька неотрывно смотрел прямо на меня. Я почувствовала, как земля под ногами завертелась-закружилась, уходя из-под ступней, глаза стала застилать странная темнота – может быть, то же чувствовали и мои родители, сидя в машине, что стремительно неслась навстречу Камазу? Ноги подкосились, и я погрузилась в обволакивающую тьму, а последним, что я почувствовала, было ощущение обвившихся вокруг моей талии рук…
…Два зеленых светофора. Я открыла глаза и помотала головой. Обеспокоенные лица – а я полулежала в кресле в медпункте редакции. Рядом со мной сидели Наташка и…Лаури. Последний осторожно поглаживал меня по голове. Я резко села и закусила губу, почувствовав головокружение. То, что я приняла за светофоры, было просто его глазами – внимательными, обеспокоенными, самыми глубокими на свете, еще глубже знаменитых финских озер.
- Что со мной случилось? – Пробормотала я, обращаясь к Наташе.
- В обморок упала, - подруга тряхнула длинными, светлыми дредами. – Мы перепугались просто ужасно! Ты вдруг побледнела и начала падать, хорошо, что Лаури проворным оказался… - Наташка пожала плечами. – Ты как?
- Н-нормально… - Я поднялась на дрожащие ноги, покачнулась и невольно ухватилась за Лаури. По пальцам стукнуло электрическим током, и я убрала руку от его локтя, нервно дернув губами в подобии улыбки. – Я пойду… Ладно? – И, на все еще не слишком-то слушающихся меня ногах, выскочила в коридор.
До поры, до времени я больше не видела Лаури, но теперь во время бессонницы он являлся ко мне вместе с родителям и Лешкой. Стоял рядом с ними, смотрел укоризненно, а я сжимала кулаки, кусала до крови губы. Вырвать, стереть, забыть, выпустить из себя, как ненужный отход… Что тебе надо от меня, что?! Почему ты меня мучаешь?!
Родители, казалось, даже не замечали, что рядом с их призраками находится кто-то еще. Они по-прежнему укоризненно смотрели на меня, братик сжимал и разжимал в переломанных пальцах свою игрушку, а у меня дрожали губы – неужели я никогда не избавлюсь от этого наваждения? Лекарство от бессонницы? Ха! Ново-Пассит прочно занял место на прикроватной тумбочке, но помогал крайне редко. Почти никогда.
Лезвие могло бы принести успокоение. Но я не хочу смотреть в глаза Бога. Не хочу слышать, что добровольно прервала то, что Он подарил мне…
«Есть ли еще что-то, что Вы хотели бы передать Своим детям?»
«Пусть помнят, что я здесь для них… Всегда.»
Интервью с Богом. Каждый журналист отдал бы, не раздумывая, жизнь за подобный горячий материал… Задать несколько вопросов Творцу и Создателю… Только цена может быть слишком высока. И интервью это может быть никогда уже не напечатано… Останется навсегда в голове журналиста, лишив его всемирной славы и богатства… Да и нужно ли оно тому, кто пообщался с Богом?
…Потом Лаури вновь появился в моей жизни – неделю назад. Приехал с концертами по России, с новым альбомом. За полтора года только чуть возмужавший, с еще более проявившейся тоской в глубине глаз. В этот раз наши отношения зашли куда дальше – мы переспали. Хрипловатое дыхание рядом, мужская рука на моей талии – мне, привыкшей быть одной, сложно было принять все это, да и не очень нужно – ведь все равно ночь, проведенная в его объятиях, обещала быть последней… Сна не было, как и всегда, и родители с братом опять явились мне. Они стояли у окна, и в их глазах я читала еще большую укоризну – от того ли, что видели свою дочь в постели рядом с незнакомым и не очень-то надежным, судя по всему, мужчиной, или же по другой причине, точного ответа я не узнаю никогда. Лу всхрапнул и перевернулся на бок, заключив меня в объятия. У меня задрожали губы. Я никого не любила так, как него, и никто еще никогда не причинял мне столько шрамов…
Protg moi…
Тишину разрезал мой шепот. Лаури заворочался – такой теплый, нежный, родной… Губы подернулись, глаза заволокло слезами. За окном спал город, сияя при этом неоновыми огнями. Город, безразличный к чужой боли, город, настроение которого всегда менялось, город с 10-тимиллионным населением, город, убивающий любую индивидуальность, город, не позволяющий никому быть таким, какой он есть…
Лицемерие у нас в крови.
Рядом с Лаури Илоненом я впервые в жизни содрала маску, позволив себе наконец-то показать истинное свое лицо. Зеленоглазая птица подчинила себе мой разум, мое сердце, мое тело, и я знала – за эту любовь придется расплачиваться…
Как я хочу выпустить чувство к нему через поры, но оно бежит по венам вместе с током крови – не остановишь, не убьешь… Вряд ли мы сказали друг другу более 50 фраз, но мы понимали друг друга. Об этом кричали переплетающиеся взгляды, несмелые объятия, робкие поцелуи, перерастающие в неистовый поток страсти… Об этом вопили глаза, шептали руки, бормотали мысли… Каждое прикосновение – как вонзившаяся под кожу игла, по артериям, венам, сосудам добирающаяся до пункта назначения – до сердца... Вонзающаяся в него. Причиняющая боль.
Родители никуда не исчезли. Строгие взгляды стрелами летели прямо в мишень, и не было от них спасения. Тогда я разбудила Лаури.
- Что такое? – Он сел на постели, протирая сонные глаза. – Что-то случилось?
- Ничего… - Прошептала я, отворачиваясь от призраков моего прошлого. – Ничего… - Я обняла его и притянула к себе, утыкаясь лицом ему в грудь. – Люби меня…
- Что-то произошло? – Лу обнял меня, кончики пальцев погладили по плечу. – Девочка моя, что с тобой? Ты же дрожишь вся..!
- Ничего… - Я чувствовала, как под пристальным взглядом призраков все волоски на теле встают дыбом и, закрыв глаза, рухнула в омут с головой. – Люби меня…
Привычная дрожь по телу, когда губы коснулись губ. Легкий озноб, быстро затихающий от ласковых, но настойчивых прикосновений. Водопад… Сильный, мощный поток, уносящий за собой, не оставляющий места для иных мыслей, для иных чувств… Инь-ян. Полное слияние…
Тихий стон отскочил от стен, ударился в потолок и забился в оконное стекло пойманной птицей…
…Я пыталась составить, из чего состоит моя жизнь, но я не нашла ничего, кроме потерь. Родители… Брат… Лаури…
За окном завывает ветер, а на столе искрится пузырьками шампанское. Я знаю, что ночью меня будет мучить бессонница, и они снова придут ко мне – все вчетвером. Моя семья и мужчина, который мог бы когда-нибудь (в другой жизни?) стать их родственником.
Праздник?
У меня нет праздников…
Protect me from what I want…
Своими руками я разрушаю свою собственную жизнь, а отстроить ее у меня не хватает сил. Окна медленно зажигаются в домах…
Искрится божественный напиток…
…А за много-много километров от родного города, на другом столе и в совершенно другой квартире, тоже стоит шампанское, а в углу застыл молчаливый призрак хрупкой девушки, разбившей фотоаппарат…
Protg moi…