Кризис среднего возраста. Рецидивы

Илья Юкляевский
Словно самому себе в отместку. Будто есть за что. Будто самый лютый враг себе я сам. Будто всё заканчивается. Словно попал в жернова собою же созданной машины. Откуда столько негатива? Муки перед рождением или агония? Из чего появилось это новое качество – обратное действие принятию позитивных решений? Спиваюсь. Тупею. Дико, отчаянно срываюсь. Пью запоем, самозабвенно, самоуничтожающе. Лезу на рожон, спорю ради спора, понимая, какую чушь я несу. Я перестал быть терпимым ясно выразить свою мысль. Я стал отталкивающе-неприятен в компании некогда близких друзей. Я не могу заставить себя сделать обязательные вещи. Я могу потерять работу (всё) – я уже допускаю, что стал способен её просто бросить. Единственное, что меня спасает, то, что я – трус. Мне мерзко и страшно умирать на улице от презирания людей и жестокости им подобных. Я жалок. Я не оставил себе друзей, у меня нет девушки, я даже не способен просто снять какую-нибудь внятную женщину на ночь. Сижу сейчас на работе. Исполняю обязанности администратора и физически ощущаю свою негармоничность, ненужность. Всё вокруг может прекрасно работать и без меня. Может, не прекрасно, но просто работать – запросто. Без меня. У меня прерванный запой. У меня плавится мозг. Надрываясь, сердце потряхивает изнутри мой организм. На мне грязные джинсы и несвежая рубашка. Возможно, от меня разит перегаром. У меня воспалённый и растерянный взгляд. Я себя ненавижу. И, прежде всего за то, что приехав сегодня после работы домой, снова стану накачивать себя алкоголем. И у меня снова сорвёт башню. Я ничего не сделаю по дому, ничего не сделаю с собой. Я ничего не напишу. Мне просто не приходит в голову ничего интересного. Или, хотя бы, нового. Дома, как в голове – бардак. По комнате разбросаны грязные вещи, пивные банки и бутылки. У двери, который день, воняет битком набитый мусором пакет. Я совсем забросил испанский. Мне неинтересен этот язык. Мне он никогда не нравился. Мне уже не за чем его учить, я никуда не поеду. Мне не нужна любовница, старше меня, пусть она трижды испанка. Меня уже вообще не волнуют женщины, старше меня возрастом! Как можно быть старше меня – женщиной?! Мне страшно от цифры моего возраста. Я не готов. Я не хочу. Я трус. Мне жутко страшно стареть. Я так и не оказался стать способным на что-то стоящее, я разменял по мелочам всё, на что, возможно, был способен; проигнорировал то, что само плыло ко мне в руки. И теперь у меня не остаётся времени стать другим. Всё уже имеет свои названия.

Закончилась смена. Нелегко далась эта победа над временем. Наверняка эта циничная скотина забрала у меня в десять раз больше. Еду в метро. Мне удалось сесть. Я закрыл глаза и практически сплю. То есть, еду в полудрёме, но однажды напросто отключился. В момент, когда моя голова стала склоняться к коленям, я, проснувшись в панике – дёрнулся. Так, как дёргаются люди, засыпающие в присутствии. Заметно.

Более всего ненавистны в метро – эскалаторы. Равномерная, равнодушная, тягостная машина. Нужно стоять среди других людей и ждать. В петербургском метрополитене очень длинные эскалаторы. Очень.

Выйдя из метро, плетусь в «Дирижабль». Рядом и спокойно. Мне нужно многое сделать, но нет сил. Заказываю пиво и горячий сэндвич. Официанткой – новая девочка. Молоденькая. Я бы назвал её интересной. Смешная, молоденькая настолько, что совсем на меня не смотрит. На сэндвиче из маслины повара сделали фигурку: что-то с ушками из отрезанного бока той же маслины и глазками-носиком-ротиком из капелек майонеза. Похоже, что это заяц. Толстый чёрный заяц. Жирный лысый заяц, зловещий от чёрного. Я аккуратно снял его и поставил на край тарелки. Съел бутерброд. Пью пиво и смотрю на зайца. Медленно вращаю тарелку. Нэцке. Может, это и не заяц. Скорее всего, это поросёнок. Чёрный, маслянистый, с большими ушами. Да. Теперь как-то спокойнее – поросёнок. Но, ещё не уверен. Может и чёртик. Без ног и хвоста. Подошла девочка и забирает у меня пустую кружку, ставя на её место новую. Она забирает тарелку с фигуркой. Я захотел оставить этого свинозайца, но не смог сказать ей об этом. «Как Вы думаете, - спросил я, отчаявшись, - это свинья или заяц?» Как скажет – так и будет. «Не знаю. А Вам это важно?» Я неопределённо покачал головой и уткнулся в кружку. Это ведь совсем не важно. Что, вообще, важно для меня сейчас? Меня окликнули из-за стойки: «МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК!» Я, по старой ещё привычке, обернулся. На меня смотрела, смеясь, молоденькая, хорошенькая девочка, смешная и милая: «Молодой человек – это МЫШКА!»