Н

 

 1.

Это приключение двухлетней давности все ярче выкристаллизовывается в памяти. Еще одно поражение, о котором я начинаю жалеть. Жалею о неповторимости то-го сладкого вечера. Это был вечер упущенных возможностей.
Предыстория. Познакомился я с Н. в организации, из которой меня изгоняли дважды. Она работала бухгалте-ром. Как там в песне поется: «Бухгалтер, милый мой бух-галтер…» Впрочем, я уже не работал к моменту моего знакомства. И вообще, я первоначально не обратил на Н. особого внимания. Мы как-то, после очередной пьянки по поводу Дня нефтяника заехали в «деревню», на мою фа-зенду. К той поре я уже выпустил первую книжку стихов. И я подписывал эту книжку подвыпившим женщинам из вышеупомянутой организации. Активной в тот вечер бы-ла главбух, небольшого роста, плотная, улыбчивая жен-щина. Кажется, я ей нравился. Н. тоже была, но я не уви-дел тогда в ней свою будущую Музу. Это была невзрач-ная худенькая девушка, фигурой похожая на мальчишку.
Наверное, хронологии, точных дат не зафиксирую. Память причудлива, как Время. Переплетает в прошлом события иногда по своей прихоти, и стоит некоторых усилий вносить своевременные поправки.
На одном из новогодних вечеров, проводимых в Орга-низации, Н. была в легком сиреневом платье. Головку ее украшала пышная прическа. Н. изящно танцевала, была нарасхват, как Наташа из «Войны и мира» на первом ба-ле. К сожалению, я не Толстой, и мне не по силам с такой выразительностью передать, как двигалась, улыбалась и танцевала Н. Ее трудно было не заметить. Я тоже танце-вал с ней. Стал заново знакомиться.
- Я была у вас в гостях, - хохотала Н.
- Разве? Быть может, меня не было дома?
- Были. Вы мне подписали свою книжку.
- Ах, это были вы?! Какая разительная перемена! И как же я в вас раньше не разглядел Королеву. Вы – Королева бала. Жаль, я раньше вас не знал.
- А я вас знаю давно. Я учила вашего сына.
- Вы были учительницей? По какому предмету?
- По математике.
- Что ж, бухгалтер и математика – это совсем рядом. И там, и там цифры. И все же жаль… Лучше бы вы были литератором.
- Я люблю литературу. Мне нравятся ваши стихи.
- Вы замужем?
- Нет, разошлась.
- У нас тоже отношения в стадии развода.
- Перестаньте. У вас прекрасная жена, хорошие сыно-вья. Хотя и намучилась я с вашим сыном. Быть может, из-за него ушла из школы… Но позже мы помирились.
Далее Н. закружили в танце другие, молодые, краси-вые. Есть среди мужчин тоже красавцы, не перевелись.
Позднее как-то встретилась в городе Таня, подруга Н. Разговорились. Я поинтересовался, где живет Н.
- Она недавно квартиру купила. Поехали к ней.
Уговаривать меня не пришлось. Ехать недалеко. Городок маленький. Вот он, ее «небоскреб». Терем-теремок о девяти этажах, одноподъездный. Или таких не бывает? Быть может, от счастья зрение сузилось, и второго подъезда не заметил?
Этаж тот же, что и у Л. из повести «Осенний свет». Совпадение. И номера квартир совпали. Только у Л. еще единичка стоит перед совпавшей цифрой. Например, так: «60» и «160».
Тот первый визит к Н. был непродолжительным. Куп-ленный мною коньяк допить не успели, так как подруги куда-то засобирались. Что ж, дело молодое. Н. тогда прямо сказала, что никаких отношений со мной заводить не хочет, так как работает вместе с моей женой в одной организации.
- Мы с ней не живем. В разводе.
- Вы то сходитесь, то расходитесь… Сойдетесь. Если бы я не знала вашей жены… А так… даже и речи об этом быть не может.
Рюмку коньяка я все же успел опрокинуть. Девушки, оставив меня у подъезда, куда-то удалились. А мне ехать домой было нельзя. Запах. Где-то с час необходимо погу-лять, выветрить дурь и запах. Грустно, конечно. Разби-лись радужные мечты о суровую реальность. Ну не нрав-люсь я Н. Не красавец. Иначе бы не посмотрела она на то, о чем говорила…
Гуляя в тот вечер, зашел в продуктовый магазин. Так, погреться. Осень. Холодно. И – такой сюрприз! За прилавком стоит сама Патриция Каас, французская певица, мною любимая за голос, за манеру двигаться. Позднее я стал часто заходить в этот магазин, чтобы еще посмотреть на двойника любимой певицы. Чуть позднее, когда во мне открылась грань портретиста, я уже не нашел в этом магазине девушки с лицом Патриции Каас. Меняются они как перчатки.
До визита к Н. в ее однокомнатные апартаменты, было фотографирование на озере, во время празднования юби-лея Организации. Было лето, была хорошая погода. На Н. был голубой купальник. Мы даже плыли один раз с ней рядом.
- Можно, я прикоснусь к вам руками? – спрашивал я.
- Зачем? – отвечала она вопросом.
Мне хотелось к ней прикасаться. Но я, как законопос-лушный гражданин, делать этого не смел, хотя мы отплы-ли от берега довольно далеко, и с берега вряд ли что-то можно было заметить. Жена стояла на берегу. Мы снова не были с ней в разводе.
На фотографиях Н. получилась хорошо. Особенно на одном снимке. Такая артистичная поза. Вот оно, ее тело, так любимое мной! Даже стихи родились:

«Это было прошлым летом.
Ты позировала мне.
Купальник голубого цвета,
единственный во всей стране.

Лишь только ты стоять могла так,
у озера, чуть в голубом,
кокетлива, щеголевата,
сквозь объектив входя в мой дом.

И вот, из прожитого лета,
пришла, заманчиво стоишь.
И жду я страстного балета:
вот-вот ты птицей полетишь.

Иль бабочкой, легко, проворно,
не опускаясь до земли,
неповторима, иллюзорна,
как лето прошлое, вдали…»

Зимой осенило, что можно заняться живописью. Рисовал я давно, с детства, в том числе и акварелью. Решил попробовать маслом. Были какие-то краски в банках. По-ловая желтая, зеленая и белила. На первой доске нарисовал зимний пейзаж, с открытки. А на второй доске уже Н. попытался изобразить.
И вот новая осень, ранняя. Вспомнил о существовании Н. Взял с собой эту доску, кусок ДВП, краски и кисти в пакет сунул. Поехал. «На ура».
Н. оказалась дома. Она только что проснулась. Была заспанная. И вообще вид у нее – не очень.
- Болею, - говорит.
- Я твой портрет привез. Хочешь посмотреть?
- Хочу.
Она пропустила меня в прихожую. Я развернул доску, снял газетную упаковку, показал.
- Это не я!
- Ну, не знаю, с твоей фотографии рисовал. Фигура –
твоя.
- Не похожа… А гусь зачем?
- Это не гусь. Это лебедь. Знаешь, из мифа «Леда и ле-бедь». Понимаешь, захотел нарисовать лебедя, с открыт-ки, а ничего под рукой не оказалось, кроме открытки с гусями. Но это лебедь.
Н. смотрела на мое художество, и лицо ее начинало приходить в норму. К ней возвращалась ее красота.
- У меня там, в машине, краски, заготовка для портре-та. Хочешь, портрет твой нарисую?
- Прямо сейчас?
- Да.
- Хочу.
- Тогда я принесу все, что нужно.
- Принеси.
Вниз я летел на крыльях. Редко мне приходится их вы-пускать. И тем невыразимее и эйфоричнее эти моменты. Она согласилась! Боже мой! Сейчас я буду ее рассматри-вать, изучать, запечатлевать. Что мне более интересно, рассматривать, или запечатлевать? Или просто быть с нею рядом, дышать с нею одним воздухом, говорить с нею… Но… что с ее лицом? Она сегодня некрасива…
Я боялся одного. Я боялся, что пока я хожу за краска-ми и прочим, что-то произойдет, переменится, она пере-думает, все-таки Близнец, и я не испытаю этого счастья – рисовать с натуры любимую женщину.
Что ж, «троянский гусь» сыграл свою роль. Я был про-пущен в храм этой Богини. Кажется, мне даже было пред-ложено кофе, либо что-то из горячительных. Но я за ру-лем. Кофе, да, можно.
Н. теперь уже не работала вместе с моей женой, теперь уже точно бывшей. Полгода не жили вместе.
У Н. – личная драма. Недавно она дала отставку сво-ему любимому. Потому и пребывала в таком расположе-нии духа. Все отпечаталось на ее лице. Она была просто некрасива. Видимо, плакала. Глаза – веки – припухшие. И, тем не менее, она была любима, и я намеревался при-ступить к работе над ее портретом.
К портретам у Н. было некоторое влечение. На стене ее однокомнатной квартирки висела картина «Женщина в водопаде». Картина не очень удачная. Н. на этом вычур-ном портрете не очень похожа. Какой-то художник, до меня, уже рисовал ее, так что Н. и в этом отношении была не девственна.
Н. сидела на диване, я сел в кресло. Несколько раз я подходил к ней, чтобы поправить положение ее головы. Она же Близнец, непоседа, постоянно вертела головой, много говорила. Постепенно ее лицо все более и более приходило в норму. Мы разговаривали на самые разные темы. Даже «про это» говорили. Я узнал, что Н. только однажды испытала высшее наслаждение. А так ей все это не доставляло особых восторгов.
Где-то, на этом отрезке счастливого времени мог, воз-можно, повториться еще один счастливый миг для нее, не говоря уже обо мне. Кажется, она была даже готова к этому. Иногда она подходила к креслу, в котором я сидел, заходила сзади, наклонялась, и ее длинные волосы ласкали мою шею, мою щеку. В эти моменты я был близок к тому, чтобы отшвырнуть эту не удающеюся работу, и заняться более интересным – целованием любимой женщины. Но я контролировал себя. Я не хотел испортить наших возможных дальнейших отношений. Я не знал, и не мог знать, что это наш первый и последний вечер, проведенный в интимной обстановке.

16.07.97


 2.

Портрет не получался. Моего желания явить миру но-вый шедевр оказалось мало. Для этого необходим еще и Божий дар, и опыт, и твердая рука, и холодная голова. Ничего этого не было. Утешением являлось лишь то, что это первый сеанс. В следующий раз будут внесены по-правки. Договорились на 19 часов грядущего дня. Инте-ресным было прощание. Н. как бы забылась, называла меня Сергеем. Я целовал ей на прощанье руки. Лишь днем позже я вычитал в книжке о знаках Зодиака, что у Близнецов это – эрогенные зоны. Так близко. Я уходил, хотя смутно чувствовал, что она этого не хочет. Но я Те-лец. Толстокож. К тому же заповедь художника: «Не иметь с портретируемым до завершения работы никаких отношений».
Н. стояла рядом. Ее зрачки были расширены. Она производила впечатление слегка выпившей.
- Сережа, Сережа… - бормотала она.
- Быть может, ты не хочешь, чтобы я уходил?
- Нет, нет, уходи…
- У тебя такие тонкие пальцы.
И вновь осыпал ее пальчики поцелуями.
Быть может, еще минута-другая, и я бы уже не смог уйти до утра. Все же пальчики у Близнецов – такие чувст-вительные! И ее возбуждение понемногу передавалось мне. Я опустился на колени, хотел привлечь к себе ее ко-лени и осыпать их поцелуями. Н. это мое движение вспугнуло. Она отстранилась, отошла, пятясь в малень-кую кухоньку.
- Зачем? Не надо. Не надо зря дразнить друг друга, - сказала Н.
- Я давно люблю твои коленки. Чего же ты боишься? Ты же говорила, что мне тебя не удастся завести.
- Встань, не надо. Тебе пора уходить.
Я поднялся. Она вновь подошла. Еще несколько поцелуев на прощанье. Какой мизинчик! Какая кожа.
- Значит, завтра в семь.
- Да, я буду дома...


        Окончание отредактированного рассказа можно прочитать на моём
        сайте:http://melkovtekst.ru/Рассказ-Н/