Однажды Зигмунду приснился такой сон. Он просыпается и одевается, проходит в ванную, нежно берет зубную щетку в руку и ловит себя на мысли, что это фаллический символ. Нажимает на тюбик зубной пасты, и из него вылезает белая тягучая масса, Зигмунд осознает, что его подсознательное где-то это уже видело и ему это напоминает что-то очень сексуальное. Он потихоньку возбуждается от собственной дальновидности., что, мол, он разгадал все подвохи своего Я. Потом он выходит из дома в самом центре Вены. Садится в машину к водителю и берет в руку сигарету. «ага! опять член» - думает он, затягиваясь. Он приезжает в институт психоанализа, проходит в совой кабинет, смотрит на себя в зеркало и отчетливо видит в себе черты своего отца. Этого тирана, который вечно повторял ему: «Мундик, ты неудачник, тебе ни одна баба не даст!» А потом он вспомнил, как неминуемо после этих слов, Зигмунд бежал в ванну и дрочил, без конца дрочил. И долго ночью он не мог заснуть, всё ворочался и думал о папиных словах, а из родительской спальни в это время доносилось пыхтение и заглушенные мамины стоны. Да, папа занимался с мамой сексом каждую ночь, а может еще и тогда, когда Мундик был в школе или у бабушки, он этого не знал, но предполагал и очень волновался о своей собственной сексуальности. Он всё думал, когда уже у него тоже появится первый сексуальный опыт. «Вот я оторвусь,» - мечтал Зигмунд.
Но никто на него не обращал внимания. Он вспомнил свою маму, единственную женщину, которая трогала его, гладила по голове, (а когда мыла, то и не только по голове), она хвалила его и говорила, что он очень красивый мальчик. Она сама была очень привлекательной, и он всегда старался побыть с ней в душе, ванне, туалете, в спальне, чтобы видеть ее голенькой.
Так вот он видел все это в своем отражении в зеркале. Потом он позвал своего секретаря миссис Маргарет, она была в юбке по колено. Чулок просвечивал своей верхней кромкой и он очень хотел все это роскошество потрогать, но миссис Маргарет смотрела на него как на старпера, не способного не то что потрогать женщину так, чтобы ей это понравилось, но и вообще сказать что-то более приятное, что можно было бы расчесть как комплимент или выражение симпатии. На самом деле так и было. Зигмунд никогда не пользовался популярностью среди женщин. И как часто бывает в таких случаях, Мундик со временем превратился в настоящего агрессивного извращенца, страшно подумать, что творилось в его фантазиях!
Миссис Маргарет огласила, что сегодня у мистера Фрейда один клиент - выживший из ума 54летний дядечка, со смертью бабушки которого, на него обрушилось значительное состояние, и теперь этот дядечка, звали его мистер Вандеррог, начал считать себя обязанным вести светский образ жизни и быть на гребне модной волны. И как приличествует всем модным дядечкам, он не мог не иметь собственного психоаналитика. Та к вот, он должен был появиться в кабинете у мистера Фрейда через десять минут.
Чем себя занять?.. Он сел на свое роскошное кресло, утоп там в аромате кожи и собственной крутости (ущербные люди вообще любят себе создавать такой антураж, чтобы казаться окружающим более значительными). И подумал о том, что неплохо бы перечитать весь тот бред, который рассказал ему премногоуважаемый мистер Вандеррог. Покопавшись в своих разложенных в строгом порядке записях, он прочитал преждевременный «диагноз» мистера Вандеррога: «Фиксация на анальной стадии, Эдипов комплекс, сон про пятерых спаривающихся собак». Сон действительно был презабавнейшим. И саркастическая улыбка скользнула по губам Зигмунда.
Наконец, мистер в черном котелке и в идеально сидящем по далеко не идеальной фигуре костюме вошел в кабинет, галантно сняв головной убор и слегка наклонив корпус вперед. Короче, модно вошёл, так как было принято в лучших австрийских домах. Зигмунд тоже не оплошал: он широко улыбнулся и за три шага протянул руку на встречу галантному мистеру Вандеррогу. Вандеррог протянул руку и старательно, с усилием, сжал ладонь своего очень дорого психоаналитика и коварно улыбнулся. В чем коварность Зигмунд не знал, но я вам, так и быть, расскажу. Дело в том, что у Вандеррога был свой такой фирменный номер: собираясь пожать руку кому либо, он удалялся в туалет, снимал штаны и тщательно возил рукой по гениталиям и анусу. Он хотел, чтобы рука приобретала соответствующий запах, его он вдыхал с большим удовлетворением и если интенсивность казалось ему недостаточной, то он водил по свой заднице рукой до того момента, пока не был до конца удовлетворен силой аромата. Он улыбался и ликовал, когда жал руку своим светским друзьям, их надушенным женам и милым деткам, а уж психоаналитику, которому он платил огромные деньги лишь за то, чтобы поболтать, он был особенно счастлив потрясти и всячески помять ладонь. Внимательный Зигмунд, конечно, заметил необычный восторг пациента при рукопожатии, но в силу своего тщеславия принимал это за искреннюю радость увидеться. Наивный…
Фрейд предложил расположиться Вандеррогу на софе, а сам уселся в свой трон и начал разговор:
- Оливер, записали ли вы ваш сон, как мы договаривались с вами в прошлую среду?
- Конечно, мистер.
- Вы хотите сами прочитать его?
- Я могу и сам прочитать, конечно, - он развернул вчетверо сложенную бумажку и кашлянув начал читать, - Вижу маму в платье в горошек, она идет с папой по пирсу, Они держаться за руки, а я бегаю рядом и кричу им, чтобы они на меня посмотрели, но они не смотрят, они что-то обсуждают, оживленно говорят, а я бегаю вокруг, кувыркаюсь, вытворяю акробатические элементы, зову их, хочу, чтобы они обратили на меня внимание. Они не обращают внимание, тогда я решаю пройти на руках перед ними, как меня учил учитель по акробатике. И иду, стоя на руках, но наступаю на кучу говна, еще свежую и ароматную, вся моя рука в какашках, и тогда мама наконец смотрит на меня и говорит: «Дебил, что ж ты наделал?»
- Даааа… - протянул заумно Фрейд, - наиинтереснейший сон…
- Что вам особенно понравилось? – спросил Вандеррог, складывая бумажку. Он посмотрел на доктора и просто чуть не умер от счастья, увидев что тот в задумчивости гладит свою бороду правой рукой, которую он ему пожимал еще меньше 7ми минут назад.
- Отсюда явственно видно, что ваши отношения с родителями не были теплыми. Нет психологической, душевной близости между вами. Они не обращают на вас внимания, хотя вы, ребенок, жаждете его, - сказал медленно, с мыслью о почасовой оплате, доктор.
-Да, доктор, именно так и было. К тому же это платье в горошек. Мы с мамой покупали его вместе. Оно мне очень нравилось. Я очень любил, когда она его одевает. Но однажды, когда мне было 8, она отказалась одеть его на мой праздник в школе, за что я украл его и порезал на маленькие части, а потом…
- Что потом, Оливер? Мы же договаривались с тобой, что ты можешь мне говорить все, как есть. Ты можешь мне довериться, - по-отечески сказал доктор, почесывая правой (!) рукой за ухом.
-… а потом я накакал на это платье на заднем дворе нашего дома,- стыдливо заметил Оливер.
«Господи, да у этого человека вся жизнь – это говно» - подумал раздраженно доктор, - «не то, что у меня…». Да уж, конечно, доктор, ваша жизнь – это не говно, ваша жизнь - это сплошной коитус.
В общем, в таком духе продолжалась их полуторачасовая беседа, а потом, когда уставший Фрейд и довольный Вандеррог (еще бы! Фрейд трогал себя весь сеанс, он не оставил ни одного места на своем лице, шее, голове и руках, до куда не дотронулась его правая ладошка) пожали друг другу руки и распрощались на такой милой ноте, что Вандеррог был готов забыть свою мать и отца, даже бабку, от которой ему отвалилось миллионное состояние, только чтобы софа, на которой он лежал все это время, была двухместной и чтобы милый доктор прилег бы рядом и пожалел его несчастную говняную жизнь. Вандеррог был заядлый педик, надо вам признаться.
Потом, когда он освободился от озабоченного Вандеррога, он решил пойти пописать. Зашел в туалет, достал свою пипиську и увидел там вместо нее… маленькую Эйфелеву башню. Его удивлению не было конца. Он тряс ее, пытался оторвать, но похоже, она была приделана очень прочно. Ему было не пописать. Он сел на корточки прямо на кафельном холодном полу туалета, он не разбирал где что, таково было его отчаяние. Он начал думать… Он понимал, что это сон и тут же хотел его интерпретировать.
«Эйфелева башня вместо члена …ммм… это знак… Что же это может обозначать?- неслась его мысль по извилинам мозга,- это знак Парижа!» - чуть не воскликнул он.
На этом месте он проснулся с холодным потом на лбу. Он потрогал себя между ног и сердце его стало биться не так быстро. Его член был на месте и похоже его этот сон напугал не меньше, чем собственно Зигмунда. Он из последних сил привстал, как бы говоря: «Нет, без боя я не сдамся!»
Вот такой вот сон приснился однажды Фрейду, после чего он внес значительные изменения в четвертое издание его знаменитой, фундаментальной книги «Интерпретация снов». А потом он поехал в Париж и влюбился там в местную проститутку, с которой ощутил себя впервые счастливым. Но это уже совсем другая история…