Мишка осторожно открыл, стараясь не греметь замком и не дать скрипнуть давно не смазываемым петлям, входную дверь и также осторожно, медленно закрыл её. В последний момент язычок замка предательски щёлкнул, и на его звук тотчас выглянула из кухни в прихожую мать. Вытирая с деланным спокойствием мокрые руки о передник, спросила как бы равнодушным голосом:
- Ааа…Это ты наконец-то! Ну…как? Что сказали?
- Сказали «завтра к десяти». - Буркнул Мишка, снимая ботинки.
- Завтра? – В глазах матери промелькнуло плохо скрываемое горькое разочарование. - Слышишь, отец, сказали завтра…к десяти… - Крикнула она в кухню.
Брякнула вилка о тарелку, с шумом поехал по полу отодвигаемый стул. Отец, дожёвывая что-то на ходу, тоже вывалил в коридор.
- Ну что, поздравляю, сына! Повестку дали?
- А то!
- А где ж ты шлялся столько времени? Мать тут вся извелась.
- Да к Серёге зашёл. У него с компом что-то…
- «К Серёге». Последний день в родительском доме, а он полдня у Серёги сидел! Ладно, мой руки и марш на кухню! Поешь хоть напоследок… - Отец вернулся обратно к столу.
- Мать, щец подлей! – Тягуче-капризный голос с кухни несколько разрядил обстановку обыденностью просьбы.
* * *
- Ну, сына, вот ты и мужик! – Нарочито бравым голосом прогудел отец, когда Мишка уселся на своё место за столом напротив окна. Мать тут же поставила перед ним огромную, налитую по самый край тарелку густых горяченных щей.
- Дааа, мам… Куда столько?
- Ешь давай! – Не дал открыть рта матери отец. - Завтра по утру жрать-то уж и нельзя. Читал, что в повестке-то написано? «Стакан нежирного молока или кефира и очистительная клизма не менее, чем за час до выхода на приёмный пункт. При необходимости – повторить до полного опорожнения кишечника.»
- А ты откуда знаешь? – С иронией спросила мать. - Тебе приходила что ли?
- Брату Сеньке приходила. Он в 57-ом расстреливался. Я хоть и пацанёнком ещё был, а наизусть помню!
- За столько-то лет…Всё уж поменялось!
- Ни черта там не поменялось! Расстрел - он на все времена по одним правилам.
- А зачем клизму-то? – Низко наклоняясь над тарелкой, чтобы не было заметно прилившей к лицу от стыда красноты, буркнул Мишка.
- Клизму зачем? Срутся многие. И до, и во время. Даже после клизм срутся, уже в фиксаже. Думаешь, приятно операторам в вашем говне по уши целый день сидеть?
Мать вдруг часто-часто заморгала и закрыла покрасневшее от подкативших рыданий лицо передником.
- Да не вой ты, дура!
- Как же…Последний раз сыночка вижу! – Задребезжал, набирая надрывную истерическую ноту непривычно низкий материн голос.
- Да какой «последний раз», дура старая! Через два дня привезут: намарафеченного, в новом костюме…Наглядишься ещё! Сейчас не то, что в 57-м. Забирать надо было самим, везти самим, выдавали в каких-то простынях, на похороны и поминки – только двести тысяч. А сейчас? Новый костюм, перевозка туда-сюда, гроб, паёк на поминание, страховка – всё за казённый счёт. Одно удовольствие, а не расстрел!
Хлопнула входная дверь. Мишкина младшая сестра Ленка пришла из «музыкалки».
* * *
Раскрасневшаяся с ноябрьского, зимнего уже почти холода Ленка ворвалась на кухню, плюхнулась за стол, показала Мишке язык и моментально схватила кусок колбасы прямо руками.
- Доча, а ты руки мыла? – Всё ещё дрожащим, но уже грозным голосом загундосила мать.
- Я щас! – Ленка опять показала Мишке язык и, метнувшись зигзагом от стола к раковине и обратно, схватила второй кусок колбасы.
- А вы чего это все такие? – Удивлённо спросила она, оглядывая домашних.
- Мишеньке повестку дали…- Мать опять захлюпала носом.
- Так ему дураку и надо! Мам, а можно я завтра его комп себе возьму? И медведя Доню? Зачем ему теперь?
- Только попробуй! – Опередил мать Мишка. - Я те возьму!
- Очень страшно! О-о-очень! Тебе, гадёнышу, завтра мозги-то вышибут! – Кривлялась, показывая брату язык, Ленка.
- Елена!!! – Отец было замахнулся на дочь, но тут же взял себя в руки.
- Никому никаких мозгов сейчас не вышибают! Мы не при капитализме живём! Социально-демографическая санация – это тебе не бойня. Учёные проделали за последние годы огромную работу для того, чтобы те жертвы, на которые вынуждено идти общество, не чувствовали бы себя ущемлёнными в своих основополагающих общечеловеческих правах. В том числе – и в праве на гуманную и безболезненную процедуру санации!
- Да ладно тебе, отец! Опять телевизора насмотрелся? – Мать несильно треснула оратора по затылку.
- Ничего не насмотрелся! Я помню, как Сенька расстреливался: в бараке, вручную, контролька в голову такая, что голову по кускам собирали…А сейчас! Автоматика, фиксаж тела, пули со смёщённым центром тяжести: в голове киш-миш, а снаружи – муха не сидела…Красота! Прогресс!
- Ну ладно... Ленка, тебе завтра в школу ни свет, ни заря. Поцелуй брата и марш спать! – Оборвала восторженные отцовы рассуждения мать.
Ленка послушно вылезла из-за стола, сделала вид, что целует Мишку в щёку.
- Козёл! – Услышал Мишка горячий шёпот сестры перед тем, как она стремительно растаяла в тёмных недрах коридора.
* * *
- Давай, сынок, по маленькой, на посошок, чтобы завтра всё гладко прошло? Пока мать не видит! – Заговорщицки подмигнул Мишке отец, когда мать ушла во след Ленке, чтобы уложить её спать.
- Ты что, бать! Там же кровь на алкоголь в приёмнике брать будут. Засадят на две недели в изолятор для детоксикации. Жрать, говорят, не дают ничего. Только пойло какое-то кислотное И стреляют без машины, вручную, по результатам анализов.
- Тоже верно! Тогда – твоё здоровье! – Отец запрокинул лафитник в горло. - Как оно у тебя, кстати. Что на комиссии сказали?
- Сказали - почки, лёгкие, печень и часть прямой кишки возьмут, а остальное – не кондиция.
- А сердце?
- Какой-то про..или пра...лапус мембрального клапана что ли…Не помню!
- Да ты что? Курил что ли всё-таки, поганец?...А впрочем, ну и слава Богу! Какая-никакая начинка родная! Не один пенополиуретан…
- Бать, а может…ну его? Не ходить?
- Ты что, Миха! Мужик ты или нет? Если каждый начнёт юлить да прятаться, где мы все будем?
- Где?
- Где,где… Помню, дед мне рассказывал про своё детство. Перенаселение жуткое. Площади не хватало. Жили по три человека в двух комнатах. Машин на улицах – мама дорогая! Безработица, нищета, воровство, убийства. Водки на всех не хватало. Подделками народ опаивали. Сколько хороших людей погибло! В институт не поступить, за баб – драка в кровь…А сейчас? У нас восемь комнат на четверых, мать - бухгалтер, я –машинист. Двоих детей на ноги подняли. Не попади ты в эту...как её...расчётную отрицательную демографическую статистику, учился бы на автомеханика. А Ленка – точно в Консерваторию пойдёт! Вот так, сына. Всё для человека! А человек – всё ради всех! Ну, поехали! – Отец сглотнул махом ещё лафитник.
Глаза его заблестели и подёрнулись маслянистой влагой.
- У нас, у тех, у которых, где… Короче, ребята рассказывали, что раньше, когда систему ещё не отладили, парней и девок собирали в одном пункте. Что там в раздевалках творилось!!! Сейчас навели строгости: девочки отдельно, мальчики – отдельно…
- Ты чему тут ребёнка учишь? – Мать, уложившая уже Ленку, застыла в возмущении на пороге кухни.
-Я? Я …учу. Чтобы ты, сынок, не поддался настроениям. Когда кругом одни голые мужики и полчаса до расстрела…
- Да не, бать! У нас группы по шесть человек и сопровождающий из комиссариата.
- Ага, сопровождающий! Ты думаешь, на такую работу нормальные люди идут? Вы там держитесь, сына! Если что – сразу к начальству!
- Да ладно тебе, отец, ребёнка пугать! Ты, Мишенька, скажи лучше – ребят-то каких-нибудь на поминки звать?
- Ну… Да неее, не надо!
- А Оленьку?
- Оленьку? У неё повестка на послезавтра.
Мать всплеснула руками:
- Господи! И её? Как же так?
- Не блажи, мать, ТАМ – виднее. Зато – никому и не обидно! – Подвёл резюме отец. - Как вас судьба-то свела.А потом взяла - и развела обратно! Гы-гы-гы-гы...- Он уже откровенно захмелел.
- Пап, мам, я спать хочу. Мне вставать завтра рано.
- Ступай, сыночек! Я тебя в семь разбужу, успеешь?
- Успею, мам. Спокойной ночи!
- Не забудь зубы почистить! И носки свои постирай! Каждый день напоминаю…