Родимые пятна

Григорий Ярок
Эта история началась в те далекие времена, когда девственность имела смысл и плоть и не вызывала насмешливое недоумение. Диане не нравилось редкое имя, которым ее наградили родители. Оно привлекало внимание, ей же хотелось затаиться в тени, спрятаться от любопытных глаз. Не то, чтобы она была стеснительна, просто кроме имени она не любила и свое тело. Точнее не все, потому что длинными красивыми ногами она втайне гордилась: это были ее козыри против бубновой масти, которая и отравляла ей жизнь: багровое родимое пятно стекало с точеной шеи и заливало аккуратную левую грудь вплоть до соска. В отличие от античной тезки, Диана была не охотница до открытых нарядов и ненавидела лето, когда не могла укрыть красную метку под легким шелковым шарфиком или воротом водолазки.
Ее девичество затянулось: в секции женского общежития их училища, где обитало двадцать будущих педагогов, осталась кроме нее только одна невостребованная – страшная, как смерть, Ленка Садарина. Нет, ухажеры постоянно вертелись вокруг большеглазой Дианы: одни брезгливо одергивали шаловливые руки от расцвеченной кровью кожи, другие были слишком нетерпеливы, полагая, что заклейменная кобылка не брыкается – эти романы завершались почти не начавшись, другие, с тихими безынициативными ухаживаниями на пионерском расстоянии, тянулись, как мыльная опера, где до финала еще не меньше пятьсот серий. Принц на белом коне не спешил к своей спящей красавице, чтобы на хрустальном ложе снять застарелое проклятие, а те, кто безуспешно клеились к ней, не вызывали у Дианы никаких эмоций, разве что слабое физическое возбуждение, которое легко смывалось под прохладным душем.

На практике в летнем лагере Диана влюбилась, водрузив воображаемую корону на благородную голову Игоря, который был вожатым в соседнем отряде. Под треснувшие звуки исцарапанной расстроенной гитары, он возрождал своим тихим голосом песни «Машины» и «Воскресенья». Еще он был сероглаз, породист лицом и чем-то отдаленно напоминал Александра Блока. По нему умирали все девчонки, достигшие половой зрелости, а капризный красавчик обратил внимание именно на Диану. После отбоя они ускользали в изолятор, к счастью пустовавший, и доводили друг друга до изнеможения бесконечными поцелуями и прикосновениями. Запекшаяся на шее и груди Дианы кровь не оттолкнула Игоря, а лишь добавила ему нежности. Но, как только его рука соскальзывала вниз, Диана сжимала ноги и мягко отстраняла ее. Кусочек хлопка остался последней преградой, которую похожий на поэта Игорь так и не преодолел. Мысль, что осенью тот уходит в армию, не покидала Диану даже в самые жаркие моменты их безмолвных сражений на скрипучей железной койке и сбивала с нужной волны.
До самого призыва Игорь приходил к ней в общежитие, но обстановка не располагала, да он и не очень настаивал, встречаясь тайком от упрямой Дианы с медсестрой, которая умело снимала его напряжение. Диана пообещала ждать его, даже полгода с воодушевлением писала полные нежных словечек письма, но ближе к сессии накал воспоминаний спал, и переписка превратилась в утомительную обязанность.

На преддипломную практику Диана попросилась в тот же оздоровительный лагерь: ей нравился сосновый бор на берегу реки и удаленность от сочувственных взглядов прохожих. К этому времени даже безобразная Садарина затащила в кровать мужчину. Диану одолевала тоска: ей уже девятнадцать, а она все носится с девичьими иллюзиями. Надежда встретить принца таяла вместе с уверенностью в собственной полноценности.
Повар Олег с цыганской внешностью и мускулистым крепким телом оказался рядом как нельзя кстати. Он не суетился, был грубо-остроумен и ненавязчив. Сопровождая Диану в ее вечерних прогулках, он не делал никаких попыток обнять или поцеловать. В конце второй недели, когда они спустились к реке, он молча прижал ее к себе и довел жадными умелыми руками до состояния, когда женщина превращается в готовую к случке самку. Он не снял с нее ничего, кроме ненужных трусиков, и песок продавился под тяжестью двух сцепившихся тел.
- Предупреждать надо, - ворчал Олег, замывая испачканные брюки, пока Диана приводила себя в порядок.
Все оказалось не так страшно, чуть-чуть больно, но не смертельно. Так, операция по удалению сомнений.
- И еще. Не забывай, что я женат. Без глупостей.
Диана видела его жену, беременную на последних месяцах тусклую особу, которая периодически навещала мужа-повара.
- Не бойся. Мне сплетни не нужны так же, как и тебе, - наконец-то она как все.
До конца сезона они еще встречались несколько раз: как-то Олег залез в ее палатку и, не обращая внимания на спящую рядом соседку, легко взял ее (а что теперь терять?), иногда они уплывали на лодке на островок посредине реки – там она впервые застонала уже не от боли. Теперь она поняла, что ищут в жизни ее беззаботные подружки, перебирая вроде бы одинаковых по виду парней.

После распределения в течении года у нее было еще несколько случайных и коротких связей. Но больше ей не удавалось ощутить это падение с американских горок, от которого останавливалось дыхание и пропадали все мысли. Диана решила, что достаточно изучила свое тело и оставила безнадежные эксперименты. Ни времени, ни сил на них не оставалось: неугомонные первоклашки и подготовка к институту выматывали ее и морально, и физически.

Первый раз она столкнулась с Андреем уже учась в педагогическом. Они с одногруппницами заскочили кафе после первого экзамена. В глубине зала сидел мужчина, чем-то похожий то ли на Блока, то ли на Игоря, ее летнего принца, и сосредоточенно поедал свою порцию. « Симпатичный. А может это Игорь?» - мелькнула у Дианы сумасшедшая мысль: «Нет. Этот старше». Мужчина почувствовал ее взгляд, поднял аристократическую голову и сфотографировал Диану печальными серыми глазами.
Началась предпраздничная суета. Девичьи головы решали самую сложную проблему: с кем встретить Новый год, что одеть, как остаться с ним наедине и сколько времени для приличия посопротивляться. Диана, которая уже отвергла несколько заманчивых предложений, ушла в театр, чтобы соседка по комнате без помех провела предварительный раунд с перспективным курсантом. Давали «Щелкунчика», и Диана погрузилась в волшебство старой сказки. «Я как принцесса Пирлипат, только вместо отвратительных челюстей мне достался от Мышильды ядовитый укус, истекающий несмываемой кровью», - так можно было бы расшифровать те бессловесные чувства, которые вместе с музыкой наполняли Диану печалью и безнадежностью.
В антракте они столкнулись лицом к лицу.
- Это не может быть случайностью! – сказал Андрей, который на тот момент еще был для Дианы незнакомцем из кафе:
- Я Вас уже видел неделю назад, помните, в «Снежинке»?
- И Вы узнали меня? – искренне удивилась Диана.
- Вас трудно не запомнить. Вы очень красивая, а глаза грустные, как у «Неизвестной» Крамского. Пойдемте присядем.
За разговорами они пропустили третий звонок, беспощадная билетерша не хотела их пускать, и Диана, видя растерянность Андрея, улыбнулась:
- Ну и ладно. Пойдем, проводишь меня.
Новый год они справляли вместе в трехкомнатной кооперативной квартире Андрея, который усадив Диану в глубокое кресло, сам приготовил ужин, сам накрыл на стол:
- Ты моя гостья. Смотри телевизор, пей шампанское – я хочу, чтобы у тебя было праздничное настроение.
Их отношения развивались, как при перемотке фильма на самой высокой скорости. Диана больше не вернулась в общежитие, кроме одного раза, чтобы забрать свои вещи. Это было, как посещение Диснейленда: после горок была сумасшедшая карусель, потом духозахватывающие качели и снова горки – еще выше и круче.
- Сколько мужчин у тебя было до меня? – было видно, что вопрос дался Андрею нелегко.
- Как ты – ни одного. Я же не спрашиваю, сколько женщин было у тебя.
Но Андрей был настойчив, как священник на исповеди, заставляя Диану ковыряться в прошлом и каяться в душе в том, что она не дождалась этого, настоящего, принца. Она, мучительно подбирая слова, описала ему свой последний год без прикрас, кроме одной детали: заменила хамоватого Олега на обделенного Игоря – он хотя бы был в нее влюблен, и ее первый опыт обретал с ним налет романтичности.

Прожив с Андреем пятнадцать лет, родив ему двух детей, она жалела о своей откровенности: ее прошлое время от времени сплывало в их ссорах – похоже, оно мучило ее мужа больше, чем ее саму: все, что с ней когда-то случилось, затерялось за сегодняшними заботами и казалось чем-то смутным и туманным, как давным-давно прочитанная книга, ни названия, ни автора которой не помнишь.

Диана преподавала в школе математику, Андрей сделал карьеру в теоритической физике и возглавлял лабораторию в закрытом институте: персональный шофер и все такое. На вопросы Дианы он отшучивался:
- Я генерал, но только гражданский.
Сын Денис заканчивал седьмой класс, дочка Аня должна была пойти в школу в следующем сентябре. Дом - полная чаша, жена – красавица, что еще надо для полного счастья? Здоровье.
У Андрея открылась язва желудка, и он целый месяц провалялся в госпитале при Военно-Медицинской Академии. Он вернулся из Питера похудевший, с больничной прозрачной бледностью, и его отправили подлечиться в ведомственный санаторий на Волге.

Там было скучновато, зато кормили прекрасно: у каждого была своя персональная диета, а не безличный стол №3. Повар Олег, скосив черные хитрые глаза, сетовал:
- Как Вы, Андрей Петрович, на поправку пойдете, если почти ничего не едите?
Для Вас стараюсь, а Вы – без аппетита...
- Спасибо, Олег, но, правда, не хочется.
- Развеяться Вам надо, оно понятно. Хотите, Андрей Петрович, я Вам девочку организую: чистенькая, ласковая, ну, огонь?
- Олег, я женат, ты в курсе?
- А я, что – холостой? Но иногда так прижмет, хоть вой. Вы, интеллигенция, аппетит теряете, маетесь, а все, что надо: свежее мяско с сисечками! И все хвори, как рукой снимет. Помню, жена дочку донашивала, думал с ума сойду, а тут красотулечка меченая подвернулась: так я ей целку прямо на берегу сломал. Где я ее только не драл? Эх, как вспомню, так вздрогну. Всем хороша была, да родимое пятно на всю левую грудь. Так в нашем деле это не главное, правда, Андрей Петрович? Зато какие ножки, ух!
Андрею на секунду показалось, что потолок оказался у него под ногами, он побледнел, а потом, как смог, небрежно спросил:
- Как звали-то девчонку?
- Да не помню уже, Андрей Петрович. Что-то нерусское: то ли Майя, то ли Диана, что-то такое. Поверьте моему слову, молоденькая - это все, что Вам нужно.
- В следующий раз, Олег, хорошо? А сейчас я в свою комнату поднимусь. Спасибо.
Андрей бухнулся на кровать и зажмурился. Это самодовольное животное и есть первый мужчина его жены? Все эти годы она врала ему. Неизвестно, что еще таится в ее прошлом и настоящем. Развестись и дело с концом. Андрей начал собирать свои вещи. По дороге на вокзал он перебирал в голове фразы, с которых начнет последний разговор.

- Один в СВ, пожалуйста, - от одной мысли, что двое суток ему придется трястись в окружении гогочущих попутчиков, его подташнивало, как и от картинок, которые рисовало его воображение: стонущая Диана под ухмыляющимся поваром.

В поезде Андрей вытащил туалетные принадлежности и зло швырнул чемодан под койку. Лысый толстый сосед попытался разговорить его, но Андрей с головой укрылся казенным одеялом и заснул, вздрагивая на стыках рельс и кошмаров.
Когда он проснулся, была уже ночь. Толстяк исчез, его вещей тоже не было – похоже, он сошел на какой-то станции. Андрей покурил, несмотря на запрет врачей, и попытался опять спрятаться в забытье от мучительных мыслей. В этот раз задремать не удалось: он ворочался, вздыхал, но сон не шел. В полночь дверь купе распахнулась и проводник внес сумки невысокой девушки лет двадцати. Андрей нарочно всхрапнул, наблюдая через частокол ресниц, как она, убедившись, что единственный свидетель видит совсем другие кадры, быстро скинула черную футболку и накинула халатик. При этом в тусклом свете желтой лампы мелькнула свежая грудь, упакованная в кружевной белый бюстгалтер. Потом новая попутчица освободилась от тесных джинсов и, сверкнув плотными ножками, юркнула под одеяло. Ей тоже не спалось: Андрей слышал ее неровное дыхание и беспокойные шевеления. Она достала книжку, вооружилась очками и мучилась в полутьме, как мышка, шелестя пересохшими страницами. Сердце Андрея, как взбесившийся мотор, гнало избыток давления в пульсирующие виски, как перед первым свиданием. Когда поезд резко затормозил на перегоне, Андрей гулко ударился лбом о стенку и, наконец-то, открыл глаза.
- Привет! А где мой сосед? – изобразил он внезапное пробуждение.
- Сошел, я думаю. Скоро и я приеду. Так что утром Вы удивитесь кому-нибудь еще, - ее насмешливый голос был осязаем, как прикосновение.
Андрей развернулся к ней и, облокотившись, нырнул в стремительную беседу, в которой слова, как ноты в музыке, теряют первоначальный смысл и сплетаются в мелодию, в которой главное интонация, ритм и рождение гармонии. Они общупывали друг друга двухсмысленными фразами, предшествующими физической близости, по наитию или благодаря тонкому слуху попав в основную тему. Она отложила потрепанный томик, и ее переливчатый смех звучал все чаще. Он перебрался к ней и сел у ее ног.
- Не надо. Постой... Я...
Но его рука уже нащупала затрепетавшую струну и извлекла первый сладостный звук...
«...Все-таки этот чертов цыган прав», - Андрей гладил ее обмякшее нежное тело, которое сразу обрело первозданную упругость.
Серый похмельный рассвет вползал через мутное стекло. Черная Викина футболка покраснела, как она сама, и оказалась бордовой, как родимое пятно Дианы.
- Отвернись, пожалуйста, - попросила Вика Андрея, как будто не он всю ночь взлетал с ней вместе на тысячах соединений рельс и их тел.
Андрей уткнулся в стенку. Солнце, как беззвучный будильник, вспыхивало и исчезало за деревьями, напоминая, что пора пробудиться ото сна.
Вика накинула помятую, как простыни, футболку прямо на голое светящееся тело, сверху набросила цветастый халат, завернула в махровое полотенце нижнее белье и джинсы, вынула мыло, зубную щетку и пасту и выскользнула в коридор.
Андрей оделся и уперся спиной в блестящий пластик, скрестив руки и считая убегающие столбы. Ночная мелодия больше не врывалась в наполняющиеся сумбурными мыслями мозги.
- Мы должны встретиться снова, - сказал он вошедшей причесанной и повзрослевшей Вике, сам того не желая, внося первую фальшивую ноту в их отзвучавшую сумасшедшую джазовую импровизацию.
Викины близорукие карие глаза заблестели за набежавшими солеными линзами:
- Ничего не было. Забудь, забудь. Мне так стыдно. Какое-то безумие. Это была не я, понимаешь? Ты меня совсем не знаешь. А я тебя. Господи, как стыдно. Я даже не спросила твое имя... Андрей, я... Не знаю. Что на меня нашло... Никогда не думала, что во мне живет эта... самка. Это ночное животное и я – у нас нет ничего общего... Мне страшно. Я боюсь ее...
- Успокойся, я и не думал...
- И не думай. Просто забудь. И я постараюсь. Все. Поцелуй меня и все. Все.
Он коснулся ее губ, как лба больной, но она прижалась к нему задрожавшим горячим телом и впилась быстрым язычком в онемевшее небо.
- Все. Все...Идиотка... - Вика схватила сумки и вышла в тамбур, хотя до ее остановки оставалось еще полчаса:
- Не иди за мной, пожалуйста. Я очень тебя прошу...
Андрей остался, но, когда поезд снова тронулся, выскочил в коридор и через серое окно проводил ставшую расплывчатой точкой стройную фигурку, окруженную еще двумя: мужчина нес Викины вещи, а пожилая грузная женщина катила по перрону детскую коляску...

Андрей открыл дверь и, стараясь не шуметь, не раззуваясь зашел на кухню и сел у стола.
У Дианы всегда был острый слух, она вышла из спальни в прозрачной ночнушке, через которую проступало багровое пятно, растрепанная и сонная:
- Андрей! Что-то случилось? Без телеграммы, без звонка... Зачем ты прервал лечение? Что-то на работе?
Андрей молча посмотрел на прекрасную обманщицу и ответил серьезно и буднично:
- Ужасно сокучился по твоему борщу. И по тебе...