Мини-саги. Книга четвёртая

Дмитрий Н Смирнов
Книга четвёртая

151.
– Я теперь сочиняю по-новому, – сказал по телефону Саша Вустин, но я чувствую, что тебе неинтересно.
 – Что ты, совсем наоборот!
– Я не использую некоторых звуков.
– То есть?…
– Я пользуюсь системой Буцко/Пифагора или цепочками тетрахордов, в которых есть все звуки, но только в соответствующих регистрах. Это гамма уходящая в бесконечность. Она звучит божественно!

15.07.2000, Москва

152.
– Я живу не своей жизнью, – продолжал он, – всё куда-то езжу, мотаюсь по заграницам, а мне надо было бы сидеть в тихом углу и спокойно писать, писать… Я ужасно устал, совершенно истощился. Я слепну! Единственное о чём я мечтаю – месяца два не делать ничего!!!, а только отдыхать, и заниматься своим здоровьем.

15.07.2000, Москва

153.
N слишком много трудился: дни просиживал на работе, творя на компьютере товарные ярлыки, по вечерам учился на курсах компьютерного дизайна, а в промежутке давал уроки фортепьяно, заменяя жену, только что родившую второго ребёнка. И вдруг что-то с ним произошло. Он почувствовал, что кто-то им управляет, наделяя его какими-то необыкновенными способностями.

16.07.2000, Москва

154.
Он стал постоянно острить и к месту, чего раньше за ним не водилось. Мысли одна оригинальней другой приходили ему в голову и он едва успевал записывать свои афоризмы. Обычная раздражительность куда-то исчезла, сменившись небывалой любовью ко всем людям. Всё стало светлым и лёгким – ему даже казалось, что он может летать.

16.07.2000, Москва

155.
Он ещё больше утвердился в своей вере в Бога. Однако к этому примешивалось новое чувство – будто мир устроен специально для него, и все пытаются помочь ему, намекнуть, наставить, направить его, обращаясь прямо к нему с экрана телевизора, на улице, в троллейбусе или метро так, что это его даже начало обижать.

16.07.2000, Москва

156.
–Почему они так себя ведут? – с досадой думал он, глядя на окружающих. Лица людей стали менять свой облик, превращаясь одно в другое, он стал их путать. Мыслей стало так много, что ни одной из них невозможно стало ухватить, на чём-то сосредоточиться, остановиться, и он только метался из угла в угол…

16.07.2000, Москва

157.
Смирнов – ну что это за фамилия! Тихая, скромная, смирная, да ещё такая распространённая. Одна ассоциация – да и та с водкой. То ли дело: Чайковский, Мусоргский, Стравинский, Шостакович – пышные, сверкающие имена, или туда, подальше: Малер, Вагнер, Брамс, Шуберт, Бетховен, Моцарт – просто и со вкусом, или, наконец, Бах – бьёт прямо в цель.

22.07.2000, Москва

158.
Меня, наконец, оставили в покое и дали позаниматься. Момент, когда я с пачкой нотной бумаги и карандашом в руках подходил к пианино, был удивительно приятным. Дальше – хуже. Идеи не спешили ко мне шумною толпой. Короткий мотивчик из широко расставленных нот, да цепочка тихих аккордов – вот всё, что мне удалось высидеть

23.07.2000, Москва

159.
Леонардо рассказывает: вынули из воды большой камень и положили на живописном холме. Затосковал камень по своим братьям и скатился на широкую мостовую. Но худо стало ему под ногами прохожих, под копытами лошадей, под колёсами тяжёлых повозок. И тщетно мечтает он вернуться на своё прежнее место к спокойной и сосредоточенной жизни.

31.07.2000, Москва

160.
Ваня не исполнял, а как будто наигрывал, импровизируя наедине с собой, отправив ко всем чертям романтический пафос и воспроизводя только то, что могло быть интересно ему лично, именно сейчас, в данный момент, со всевозможными как бы случайными репликами и всплесками, словно только что пришедшими ему в голову – музыка рождалась прямо на глазах.

01.08.2000, Москва

161.
Зал заполнялся народом. Мимо, поблескивая очками, прошёл подтянутый седеющий человек, запахнутый в плащ.
– Это Ковасевич, – шепнул я Алисе.
– Правда?!!
– Я почти уверен!
– Не может быть – совсем другое лицо, сказала она, вглядываясь в фотографию в буклете. – Спорим на пять фунтов, что это не он?!
– Давай, – вздохнул я, – но мне тебя жалко.

24.08.2000, Dartington

162.
– А вдруг, это он? Здесь он совсем другой, но на CD c Бетховеном он похож… Он может стать моим учителем? Как с ним познакомиться? Ты понимаешь, как это важно?!! Это было бы замечательно!!!
– Подойди, и скажи, что обожаешь его игру.
– Может быть, – сказала Алиса и огонёк сверкнул в её глазах.

24.08.2000, Dartington

163.
– Я проиграла тебе пять фунтов, с радостным разочарованием сообщила Алиса. – Смотри, он разговаривает с Гавином.
– Гавин, – окликнул я.
– А это… – Гавин представил меня.
– Моя дочь Ваша большая поклонница, – сказал я Стивену, указывая на Алису.
– Вы играете? Поиграйте в моём классе… не завтра – завтра у меня слишком много учеников, а послезавтра.

24.08.2000, Dartington

164.
– Сегодня у меня нет класса. Всё перекладывается на завтра, так что у Вас впереди ещё день для беспокойства. А Вам, – обратился он ко мне, – придётся на день позже вернуться к своему компьютеру.
– Откуда вы знаете?
– Я знаю всё.
– От Лены? Тут она не права.
–Женщины всегда правы! – заключил Стивен улыбаясь.

24.08.2000, Dartington

165.
Стивен долго готовился, старательно массажируя свои мускулистые волосатые руки, потом замер, и, наконец, заиграл – последняя Соната Шуберта. Но это было так не похоже на привычного романтического, эмоционального, певучего Шуберта. Стивен едва касался клавиш кончиками пальцев. Музыка звучала тихо и таинственно, будто всё уже позади, и жизнь – это прекрасное угасающее воспоминание.

24.08.2000, Dartington

166.
– Я никогда не был в России, – сказал Стивен, – зато моя дочка жила там дважды по полгода. Ей двадцать пять лет. Это дочка от Марты Аргерих. Нет, она не пианистка, хотя играет недурно. Но мы решили, что двух пианистов в семье достаточно, так что она не получила от нас никакой поддержки.

24.08.2000, Dartington

167.
– Быть женатым на пианистке? Нет, это вполне возможно. Мы были женаты двадцать пять лет назад. Её рояль стоял в другом конце дома, и она играла до четырёх ночи. Мое пианино было в нашей спальне. Я садился утром в шесть, а Марта тем временем… – тут Стивен изобразил громкий храп и рассмеялся.

24.08.2000, Dartington

168.
Вода вздымалась волнами, переливаясь на солнце всеми лазурными оттенками – такая свежая, прозрачная, в неё хотелось сразу окунуться, напиться, зачерпнув полные горсти, а потом плыть и плыть в сторону пылающего горизонта.
Но что это? От лёгкого прикосновения она расступилась, разбежалась миллионами спугнутых чешуйчатых насекомых, как рану, обнажив кроваво-красное дно каменистой впадины.

25.08.2000, St Albans

169.
Пушкин в коричневом сюртуке расшагивал взад и вперёд по мостовой, поминутно восклицая:
– Ах, опять у неё визитёры!
Из подъезда, улыбаясь, вышел молодой человек и, завидев Пушкина, решил блеснуть своей осведомлённостью:
– А я знаю кто Вы – я читал Вашу сказку о мёртвой рыбе…
Он ненадодго задумался и затем выпалил:
– Вы – Лермонтов!

07.09.2000, St Albans

170.
– К большим людям надо приходить с большими идеями. Скажи ей, что собираешься написать «Реквием» для её мамы, и он будет не хуже чем у Моцарта.
– Ну, нет! Я не хочу думать, как Моцарт, что пишу «Реквием» для самой себя.
– Какое это имеет значение? Вся наша музыка – это «Реквием» для себя!

20.04.2001, St Albans

171.
Случайно я нажал на кнопку, и из радиоприёмника зажурчал тихий дрожащий голос, напевающий простую мелодию, но с затейливым орнаментом, окружающим каждую ноту тонкой вязью микроинтервальных глиссандирующих извивов. Потом голос произнёс гениальную фразу, – лучшего определения музыки я не знаю, – он сказал, что музыка для него – «это поток любви из глубины души».

20.04.2001, St Albans

172.
Позвонил Шнитке и стал приглашать в гости.
– Как Вы себя чувствуете? – спросил я.
– Хорошо! – засмеялся Альфред.
– Да, – продолжал он, – я посмотрел Ваш «ГУЛАГ» – великолепная работа.
– Спасибо, – промямлил я, и в голове вдруг пронеслось: «Да ведь он... неужели он... умер?!!» – но сразу же отбросил эту неудобную мысль, переходя к следующему сну.

24.04.2001, St Albans

173.
Умер Коля Корндорф и я как-то скис. Пошло косить наше поколение: Шахбагян, Беринский, Корндорф... Кто следующий? Может быть я? Но даже не в этом дело – слишком уж это произошло неожиданно. Я ведь и не знал про его опухоль мозга, правда, благополучно удалённую полгода назад. Не знал и про его менингит.

4.06.2001, St Albans

174.
Говорят, он совершенно излечился, только похудел очень. Я так и вижу его: длинный, тощий, с развевающейся по ветру чёрной седеющей бородой, бегущий по полю вслед за футбольным мячом. Какой восторг! Удар, и... Он умер на руках у старшего сына – врача по специальности. Хорошая смерть, если смерть и вправду бывает хорошей.

4.06.2001, St Albans


175.
Он никогда не был моим близким другом – он был приятелем, сверстником, коллегой, в котором что-то привлекало, и что-то отталкивало, с которым хотелось сблизиться, потолковать о вещах нас обоих одинаково интересующих, но вместо этого получалась полная ерунда – какой-то чёртик вставал между нами и всё кончалось утомительными выяснениями отношений и взаимными обвинениями.

4.06.2001, St Albans



176.
Он всех постоянно учил, увещевал, критиковал, но из его критики трудно было извлечь какую-то пользу, поскольку делал он это, как правило, не вполне деликатно, и легко обижал окружающих. Так наше знакомство началось с подобной обиды, и потом мы с Леной то и дело натыкались на острые углы его неуживчивого характера.

4.06.2001, St Albans


177.
Только однажды в апреле 1985 я видел, как его лицо осветилось добротой – когда мы неожиданно столкнулись в подземном переходе на Смоленской площади, он по дружески меня обнял и сердечно поздравил с рождением сына Филиппа. Меня это невероятно тронуло, но ещё больше удивило – от него я не ожидал подобных проявлений чувств.

4.06.2001, St Albans


178.
 Гленн Гульд – грезящий гуру, гурман гармонии, гнусавящий гомункулус, гукающий губошлёп, гримасничающий гадкий гусёныш, горбящийся гутаперчивым гимнастом, гарцующий гарнизоном гикающих гайдамаков, гордо громоздящий гомерические гаммы, голенастые группетто, гладкоствольные глиссандо, гребущий горстями горы гальванизирующего G-dur’а, грызущий гранитную глыбу «Гольдберга» – готическую громаду германского гения, грохочущий гроссбух галлюцинирующего Голиафа, грозящий глубинным гулом гибнущих галактик.

 25.07.2001, St Albans

179.
– Как, ты уже позавтракал? – спросила Леночка, продирая глазки.
– Ну, конечно: для кого-то – утро, для кого-то – день, для кого-то – вечер, для кого-то ночь... Смотри, настоящее стихотворение получилось!
– «Для кого-то ветер веет...», – начала цитировать Ахматову Лена.
– Нет, не могу слушать твои стихи, – закричала Алиса.
– А мои можешь? – спросил я.
– Могу, они интересные.

27.07.2001, St Albans

180.
Нагнувшись, я поднял с пола бумажку и прочёл: «Ещё раз прошу меня простить за то, что так давно не возвращал. Большое спасибо. Корндорф.»
– Откуда это? – спросила Лена.
– Не понимаю!
– Не помню, чтобы ты когда-нибудь что-нибудь давал Корндорфу, – сказала Лена.
– Я тоже. Что он такое брал, чтобы теперь вернуть – после смерти?

11.09.2001, St Albans

181.
Пошарив рукой вокруг того места, где нашлась бумажка, я неожиданно для нас обоих вытащил партитуру «Реквиема» Денисова, которую мы не могли найти уже третий месяц, а вчера потратили на её поиски весь вечер, и уж, конечно, смотрели в этом самом месте.
– Это какая-то мистика! – воскликнула Лена.
Я только развёл руками.

11.09.2001, St Albans


182.
– Все мы стоим в очереди за смертью.
– Абсолютная правда! Но почему так торжественно? Вещь-то самая обыкновенная.
– Да так, просто – поэтическое настроение. Вдруг, представилась длиннющая очередь – все стоят и ждут; хотят отвлечься, подумать о другом, но мысли постоянно возвращаются к одному и тому же; пытаются разговаривать, но разговор как-то не клеится.

04.10.2001, St Albans

183.
Всё в мире – иллюзия. Одно реальность – эта очередь. Все стоят в ней, хотя никто не хочет. Никому из неё не выбраться, хотя все хотят. А в окошечке очкастая дама взвешивает на весах и выдаёт что-то: одному в серенькой обёртке, другому в розовенькой, третьему... да, неважно – упаковка разная, а продукт-то один!

04.10.2001, St Albans


184.
Подзывают по одному, но каждый не верит своим ушам, надеясь, что это не его и, оттягивая время, вглядывается в номерок, который всё время сжимал в руке. Конечно, ослышался! Но голос в репродукторе опять называет твой номер, и – ничего не поделаешь, приходится подыматься и на одеревеневших ногах двигаться к заветному окошечку.

04.10.2001, St Albans



185.

–Надо любить каждую ноту, которую ты играешь, – сказал Саймон Алисе. И в её руках простое упражнение, гоняющее гаммы из октавы в октаву, вдруг перестало быть скучным.
–Какой он молодец! Настоящий музыкант! – воскликнул я. – Но я тебе даже больше скажу: люби каждую ноту, которую ты пишешь – композиторы часто забывают об этом!

26.10.2001, St Albans

186.

G женится уже в пятый раз на девушке, которая почти в три раза моложе его, с которой, как он признался сам, у него практически нет общих интересов, но "с которой ему хорошо" – точно так же он говорил и про прежнюю, пока не женился, и не выяснил, что она немного сумасшедшая.

8.12.2001, St Albans

187.

Вчера он написал мне почему-то по-английски: "I am absolutely sure that I am doing a right thing," – на что я тут же сказал: "Если бы он был уверен, он бы такое не писал." "Да, это совершенно ясно!" – согласилась Лена. "Он просто хочет себя убедить, что он прав," – мудро заметил Филипп.

8.12.2001, St Albans


188.
В свой первый приезд в Англию в разговоре с Лизой Уилсон об опере Лены "Пир во время чумы", мы упомянули, что Пушкин заимствовал этот фрагмент из пьесы какого-то английского драматурга, и говорят, что перевод превзошёл оригинал.
–Как же его фамилия? – спросила Лиза и полезла в энциклопедию, – Ах, это Джон Уилсон!

15.12.2001, St Albans

189.

 – А помнишь, – спросил Филипп, – когда-то ты видел кошмарный сон, как я развалился на куски и ты пытаешься меня собрать из лего? И ты был в ужасе, оттого что не можешь найти нужных деталей.
 – Нет, совсем не помню. Когда это было?
 – Лет пять назад, ещё в Кииле. Напиши об этом мини-сагу!

16.12.2001, St Albans

190.

 Меня разбудили звуки – кто-то играл на рояле, тихо-тихо перебирая клавиши в верхней октаве: ля, си-бемоль, си, соль, ля, ля-бемоль... Неужели Алиса встала так рано и сочиняет музыку? Нет, это же капли воды! Может быть там дождь... Какая красивая музыка! Хорошо бы так начать сочинение: капли воды, звуки рояля, пиццикато струнных...

22.12.2001, St Albans

191.

 Дом в конце переулка весь пылал разноцветными лампочками, двигающимися гирляндами, целлулоидными санта-клаусами, мики-маусами, снеговиками...
 Сияя от удовольствия, Лена сказала:
 – Когда я вижу такое, я чувствую себя, как в сказке: жили были Дима и Лена, и были у них дети Филипп и Алиса. Жили они в маленьком домике и были счастливы...

24.12.2001, St Albans

192.
 – Не знаю, наверное кто-то это уже сказал, но мне только сейчас пришло в голову, что музыка – это организованная тишина. И это довольно точное её определение – это кажется совершенно очевидным.
 – Да, – согласилась со мной Лена, – но это должна быть хорошо организованная тишина, и если она плохо организована, то её невозможно слушать.

11.01.2002, St Albans

193.

 – Славка весь оброс, одичал и стал похож на Диогена в бочке, – сказала Ирка.
 На Диогена? До сих пор помнят о нём – какова личность! Обросший косматой бородой и множеством анекдотов, ставших непомерно бородатыми за 2400 лет, он, не шутя, так напоминал Славку, что им бы в пору стать героями сравнительных жизнеописаний.

18.01.2002, St Albans

194.

 Чуть забрежжит заря, Диоген запаливает фитиль и выходит на дорогу – а там уж и Гераклит со своим фонарём, и Демокрит, и Архилох и сам Эзоп.
 – Куда ты, дедуль – тебе уж за 2600 перевалило!
 – Цыц салаги! Пока не найдём...
 И так идут они век за веком, светя фонарями в лица прохожих.

19.01.2002, St Albans

195.

 – Эврика! Нашёл! – вдруг завопили они хором.
 На распутье двух дорог между Англией и Россией в большой глиняной бочке, сладко улыбаясь и мурлыча в бороду вдохновенную мелодию своего фаготного соло, похрапывал композитор Владислав Шуть
 – Собака! – зарычал Аристотель.
 – Сам ты! – вскричал Диоген, влепив ему в зубы свой главный философский аргумент. – Се Человек!

21.01.2002, St Albans

РОСТРОПОВИЧ

196.
 Мы вошли в зал во время музыки. На стуле сидел бледный старик с тонким ртом, сложенным как у покойника, наклонив виолончель и устало свесив смычок. Другой, помоложе, стоял к нам спиной и тряс косматой седой гривой, обрамлявшей блестящую бордовую лысину, жонглируя палочкой, перелетавшей из одной руки в другую. Оркестр гремел.

27.01.2002, St Albans

197.
 Вдруг старик ожил, взмахнул смычком и виолончель, сдерживая рыдания, запела, заголосила, закричала на весь зал, а затем, внезапно стихнув, перешла на легко постанывающий вкрадчивый шёпоток, едва слышный, но всё же перекрывавший шуршание вынужденного угомониться оркестра. Старик не играл, а словно рассказывал свою историю и каждое слово проникало в самое сердце.

28.01.2002, St Albans

198.
 Внезапно музыка прервалась. Слава повернулся к Рождественскому и стал ему объяснять:
 – Здесь смотри на меня – каждый смычок равен одному такту!
 Геннадий Николаевич пожал плечами и повторил кусок. Ростропович снова остановился и, выговаривая, как мальчишке, посоветовал прежде, чем махать, посмотреть в партитуру. Тот покраснел, и, с грехом пополам, доиграл до конца.

28.01.2002, St Albans


199.
 Увидев нас, Слава расплылся в улыбке:
 – Вот кто пришёл! Я сейчас вам что-то покажу!
 Он вытащил из кармана и развернул бумажку, где большими красными буквами было написано: "Позвонить Смирнову!"
 – А это кто? Ваша дочка? Вот это опус! На, подержи виолончель!
 И я, замирая от страха, обхватил пальцами это бесценное чудо.

28.01.2002, St Albans

200.
 – Я должен вас расцеловать!
 И он проделал это, задержавшись на Алискином личике с видимым удовольствием. Затем взял из моих рук виолончель и просверлил меня глазами:
 – Учу концерт! Очень увлечён твоим произведением. Обязательно сыграю этой весной.
 Речь шла о "Concerto Piccolo" на темы четырёх русских гимнов, написанном для него год назад.

28.01.2002, St Albans