Я Альфсон Джеймс Браун. Через пару недель мне исполнится двадцать семь лет. Сам не знаю, много это или мало, только знаю – не нравится мне всё это! Не нравится жизнь, которой я живу. Вроде бы преуспевающий писатель, с хорошим домом и новенькой машиной, но… Так и свихнуться можно! Возможно, всё было бы проще, не появись в моей жизни Лил. На самом деле её имя Лилиан, но она считала его слишком скучным и длинным для своей жизни.
С ней мы познакомились давно, года четыре назад – для меня это много. Тогда она была студенткой, и я тёмными вечерами подолгу занимался с ней, натаскивал по предметам и не только… И как-то угораздило меня влюбиться в эту молчаливую белокурую бестию. Она подолгу прятала от меня взгляд своих колдующих зелёных глаз, но, подняв ресницы, она увидела насквозь мою душу, зацепила и вырвала прочь из тела. И тогда я сорвался. Посылал цветы, писал длинные любовные письма, посвящал стихи и даже книгу назвал в её честь: «Зеленоглазая Лил». По ночам меня мучили кошмары, если я не звонил ей. А когда я дрожащими руками набирал её номер, всегда повторялось одно и тоже:
- Алло, Лил? – спрашивал я, прекрасно зная, что это она.
- Привет, Джеймс, неужели не спится? – отвечала она.
- Не спится! Всё из-за тебя!
В этом месте я обычно начинал психовать: иногда орал, что убью её, иногда истерически смеялся или плакал…
И Лил всегда говорила всегда говорила нежным голоском так, как не умел никто другой, что придёт ко мне, чтобы я успокоился и ждал. И я ждал. И она приходила, не собираясь подолгу дома, не ловя запоздалого такси и не стучась в мою сонную дверь. Она приходила, как приходят к больному грёзы, скользя по стёклам окна, по стенам и вниз, на старый обшарпанный паркет. Лил - или то, что я называл ею – согревала меня своей любовью и ласками. Но, просыпаясь утром на полу, я обнимал её хрупкое бело тело и вдыхал аромат нежной кожи. «Нет, - говорил я себе, - это не был сон!» И так было всегда. Каждый новый день я заставлял себя верить в её существование, пока окончательно не потерял контроль над своими эмоциями. Я перестал есть и спать, ходил бесцельно по комнате взад-вперёд, повторяя вслух её имя. Ещё немного и я бы умер от обезвоживания и усталости, если бы не мой младший брат – Брайан. Ему пришлось выломать дверь и везти в больницу поздно ночью, и я ему безмерно благодарен за это.
Через неделю я полностью поправил своё здоровье и поехал домой. Я был шокирован, увидев квартиру разгромленной в пух и прах. Все стёкла и зеркала были перебиты; ковры, и вся мебель в прямом смысле были разодраны на кусочки; бои были сорваны со стен и застилали выкорчеванный паркетный пол. Все мои книги, работы и рукописи, которые были безгранично мне ценны, были сожжены, и я понял: тот, кто сотворил такое с моей квартирой, отнял у меня восемь лет трудов. Я был в отчаянии, но полиции не удалось найти ничего указывающего на личность преступника.
Я уехал из города и написал несколько повестей, принёсших мне известность и хорошие деньги. Мне очень хотелось не думать ни о чём, кроме работы, но всё же то липкое и чёрное «что-то» не отпускало меня. Что-то терзало меня, и я догадывался, что это было.
Спустя год я написал книгу « Немая лестница», которая впоследствии стала бесцеллером. Я решил отдохнуть, дать улечься суматохе, стоящей вокруг моей работы и уехал в горы. Не составило труда снять небольшой домик рядом с рекой и прекрасным видом из окна. Гораздо тяжелее для меня было то ощущение гнетущей тяжести, которую я чувствовал. Спал я спокойно, но иногда просыпался оттого, что говорил во сне.
Однажды ночью, во время полной луны я зачитался газеты и заснул прямо за письменным столом. Проснувшись утром, я обнаружил себя в постели, полностью раздетого, с мокрыми волосами и привкусом губной помады на губах. Вскочив с кровати, наспех одевшись и допив одним глотком кофе из любимой чашки, я побежал в конюшню, находившуюся недалеко от моего дама. Опросив там всех конюхов, я так и не узнал, приходил ли кто-нибудь ко мне вчера ночью. Никто ничего не видел, но двое молодых рыбаков, задержавшихся допоздна в пригородном баре, говорили, что возвращаясь мимо моего дома, видели, как нечто, похожее на огромную слизкую тень ползло по стене.
Я снова не мог ничего понять.
Следующую ночь я намеренно не смыкал глаз, пытаясь хоть что-то расслышать в шуме бегущей горной реки и разглядеть в тенях, падающих в мою комнату от деревьев за окном. Ничего не добившись, я проспал весь следующий день. Вечером, собравшись ужинать, я с ужасом обнаружил пропажу своей любимой чашки, которую я всегда оставлял на рабочем столе, только подливая кипятка и подмешивая кофе. Я обыскал всю комнату, но, не найдя, безвольно опустился на кровать, уже собираясь оплакивать потерю, как с кухни послышались шаги. Я утратил дар речи, увидев Лил, одетую в длинное чёрное платье, с небольшим подносом в руках, на котором стояла моя любимая чашка с дымящимся кофе и два бутерброда с арахисовым маслом. Она молча подошла, поставила поднос на стол, а сама села рядом со мной.
Лил сильно изменилась. Её глаза стали темнее, даже само выражение лица выдавало в ней что-то чужое, тёмное…и липкое. Она мне улыбалась, но теперь в улыбке этой не осталось ни капли нежности, было что-то другое, не подчиняющееся описанию и разуму человека. Что-то тёмное и липкое.
- Лил, это ты? – спросил я, уже не уверенный в её ответе.
- Да, Джеймс. Хочешь кофе? Я приготовила, думала, что ты голоден…
Она провела рукой по моей щеке и от этого по моей спине пробежали мурашки.
- Лил…что ты здесь делаешь?
- Как? – удивилась она.- Ты звал меня, и я пришла.
В голове что-то дёрнулось, словно включая память, и я увидел, как ночью, сквозь сон зову её по имени.
- Знаешь, я не понимаю, что здесь происходит, но я не хотел, чтобы ты приходила. Ты прости, Лил, но я думаю, тебе лучше уйти!
- Джеймс! – её губы задрожали. – Это я ничего не понимаю! Ты звал – я пришла, приготовила тебе бутерброды с кофе. Почему же ты выгоняешь меня? Почему?
В её мутных глазах блеснули слёзы, и мне показалось, что она действительно не понимает, что творит. Может, Лил не чувствовала той силы, что жила в её хрупком теле. То, как она внезапно появлялась и исчезала. Порой вызывало у меня приступы панического страха, но она не видела в этом ничего особенного. Да, она забрала с собой мою истерзанную душу, как взрослый человек мог отнять у малыша игрушку…Она была настолько поглощена своей тьмой, что настолько подчинилась, что не замечала её. Могу ли я её за это ненавидеть? Не знаю, но теперь Лил – это не Лил, а что-то, что лишь отдалённо напоминает о ней. Что-то чужое, тёмное…и липкое! Она плакала и непонимающе смотрела на меня, словно прося, чтобы я объяснил ей. Но я не мог, не хотел говорить ей о том, во что не желал верить. Такова натура людей.
С трудом пересилив отвращение, я приобнял её за плечи и натянуто улыбнулся. А Лил, склонив голову, только тихо всхлипывала. Её слезинки падали на чёрную атласную ткань платья и расползались по ней тёмными лужицами. Я приподнял её подбородок и взглянул в её душу. Тёмная, забитая и такая несчастная, запутавшаяся в паутине собственных желаний, она беспомощно озиралась вокруг себя. Среди всей этой тьмы существовал лишь один лучик надежды, и им был я. Лил смотрела на меня с таким ужасом и яростью, что мне показалось, что моя собственная душа гораздо ужаснее её. Но у меня вообще не было души…
- Знаешь, Лил, я очень хочу тебе помочь, правда! Только позволь мне сделать это. Я просто отведу тебя к хорошему врачу, и всё будет хорошо, обещаю тебе!
- Ты обещал мне многое! – Лил криво усмехнулась. – Обещал любить и не бросать! Обещал быть рядом, когда мне будет плохо! Но всегда приходила я, это я утешала твои печали в объятиях и я была рядом с тобой, когда ты этого хотел, не наоборот. Я всегда знала, когда тебе плохо, а ты даже ни разу не спрашивал, хорошо ли я провела вечер, как спала и не хочу ли я чего-нибудь на день Святого Валентина! Ты знаешь, когда у меня день рождения? Сколько мне лет? Какой мой любимый цвет?
- Чёрный? – предположил я.
- Нет, милый Джеймс! Мой любимый цвет – жёлтый. Он яркий, весёлый, жизнерадостный, такой, какой я бы хотела видеть свою жизнь! Я взяла у тебя только то, в чём ты никогда не нуждался – душу. Зачем она такому человеку, как ты? А я дала тебе взамен так много, что у самой ничего не осталось! А теперь ты ещё смеешь говорить, что я тебе не нужна?! Да ты понимаешь, кто ты?
Я кивнул ей в ответ.
- Тогда, - продолжила, Лил, - хорошо, я уйду и обещаю, что даже, если ты решишь вернуть меня и попытаться начать сначала, я не приду к тебе. Я больше ни за что не вернусь! Прощай, мой Джеймс!
Она поднялась, последний раз посмотрела на меня и ушла, скользя по полу, по стенам и просачиваясь сквозь окно на улицу, растворяясь в закатном солнце и шуме горной реки.
Я Альфсон Джеймс Браун. Скоро мой двадцать седьмой день рождения и я всё не могу понять, стар я или молод. Должно быть, каждый человек решает это по-своему. Я знаменитый и успешный писатель, живущий в хорошем доме, с отличной новенькой машиной. И всё хорошо, всё чудесно, но… Мне не нравится вся моя жизнь, в ней нет ни любви, ни души.
Так и свихнуться можно!