Красным по белому

Зинаида Александровна Стамблер
       Тело Расмуса Беннингхаузена
 
       
       Моё место на стоянке перед домом было занято. "Вот чёрт!" - я встал на соседнее, надеясь, что Берни в это время ещё в пути. Обычно он возвращался с работы примерно на четверть часа позже меня. Затем я вылез и, возмущенный, ринулся к машине, что нахально расположилась на регулярно оплачиваемом мной пространстве.
       
       "Боже правый!" - это была точная копия моей тойоты, даже номер почти совпадал, только у меня три семёрки, что обошлось в 10 евро при оформлении, а у машины-близнеца три шестёрки. Тоже, небось, заплатил - просто так одинаковых цифр не навешают.
       
       Пока я соображал, как быть, пролетавшая птица одарила мою голову метко выпущенной порцией счастья. Я успел её заметить - совсем близко медленно кружила очень крупная ворона и, казалось, никуда дальше не собиралась.
       
       "Чёрт возьми!" - пришлось идти к машине за бумажными платками. Но не успел я захлопнуть дверь, как над самым моим ухом кто-то отрывисто произнес:
       
       - Так бог или чёрт? Пора бы определиться.
       
       Я резко обернулся. Рядом - никого. Только мерзко поскрипывал шлагбаум, который поднимал под внезапно заморосившим дождём Берни Бальцер. Свой ауди он поставил на место БМВ семьи Кошински и, протягивая руку для приветствия, направился ко мне.
       
       - Эй, Расмус, как жизнь? Проблемы?
       
       - Привет, Берни! Да, представляешь, какой-то му... - я для убедительности хотел показать ему на вторгнувшуюся на нашу стоянку копию моей тойоты, повернулся - и замолчал, опрометчиво сжав в кармане использованный платок, а потому сильно перепачкавшись.
       
       Берни плыл за мной взглядом, приподняв брови над оправой очков.
       
       - Дьявольщина! - у меня было такое чувство, что птица, по-прежнему хлопающая крыльями где-то неподалёку, пометила меня не только снаружи, но и внутри.
       
       - Что всё-таки случилось? - Берни с интересом рассматривал пустой прямоугольник, на котором всегда стояла моя машина. - Почему не стал парковаться на своём месте?
       
       Берни - не только сосед, полицейский, но и мой друг, а потому следовало бы, конечно, сразу всё рассказать. Но в тот момент мне хотелось одного: поскорее оказаться дома, вымыться и открыть бутылку пива к ужину. И, пожалуй, не одну.
       
       - А ерунда, померещилось что-то, - фальшиво взбодрился я и направился к подъезду.
       
       - Ну, бывает... Позвони мне вечером. Может, в боулинг в воскресенье? Расмус! Расмус, ты машину-то переставь!
       
       Я вернулся, поставил тойоту на место и перед тем, как уйти, оглянулся по сторонам. Наверное, вид у меня был не очень, потому что Берни на прощанье похлопал меня по плечу и напомнил:
       
       - Я закажу нам дорожку, Расмус. Давно мы не кидали шары. Славно отдохнём!
       
       - Ладно, договорились. До встречи!
       
       
       Я пытался открыть дверь в свою квартиру, но у меня ничего не получалось. Если бы не твёрдая уверенность, что Штефи сегодня ночует у себя, я бы подумал, что она забыла вытащить ключ с другой стороны. Хотя от этого заполошного создания можно всего ожидать. Я достал мобильный и набрал Штефи.
       
       - Халло! Будберг слушает, - сразу отозвалась она. - Расмус?
       
       - Да! Привет, Штефи! Ты уже дома? Ну, и отлично. Да, да... Ещё позвоню, позже... Просто захотелось тебя услышать, - быстро соврал я и повесил трубку, теперь уже всерьез озаботившись тем, что мне не попасть домой.
       
       Но тут меня осенило едкой горечью - и я набрал теперь уже свой собственный домашний номер.
       
       - Халло! Будберг у Беннингхаузена слушает, - кто-то ответил мне голосом моей подруги. - Расмус, ты?
       
       Я, онемев, уставился на запертую дверь.
       
       - Расмус, почему ты молчишь? Я знаю, что это ты.
       
       Пальцы, державшие телефон и ключ, разжались - и я опрометью бросился на лестницу.
       
       Берни, которого жена послала вынести мусор, ухватил меня за край куртки и подтянул к себе:
       
       - Расмус, да что с тобой сегодня?
       
       - Вот ты-то мне и нужен! - отчаянно вскричал я и, выдернув у Берни два больших пакета и картонную коробку с бумагой, стал настойчиво подталкивать его наверх. - Пожалуйста, помоги!
       
       - Жди тут, - Берни с трудом отвоевал у меня мусор, спустился во двор, а уже через пару минут мы стояли вдвоём перед моей дверью.
       
       Ключ и мобильный мирно валялись на коврике. Я поднял их - и, наконец, выложил Берни всё: и про тойоту-двойника, и про обгадившую меня огромную чёрную птицу, и про невидимого насмешника, и про закрытую изнутри дверь и про Штефи, говорящую одно и то же одновременно по разным телефонам.
       
       Берни слушал, не перебивая, а потом неожиданно попросил показать ему бумажный платок, которым я утёрся:
       
       - Ты упомянул, что положил его в карман, и там мял.
       
       Я полез в карман, но ничего не нашёл. Ни платка, ни хотя бы липкого следа - я для верности вывернул карман целиком. К мусорным контейнерам я не сворачивал, а больше никакого ящика, куда бы я мог выкинуть грязный платок, не было. И потом - карман-то абсолютно чист. Берни кивнул, взял у меня ключ, вставил в замочную скважину и повернул. Дверь открылась - и мы оба вошли.
       
       - Расмус, ты больше никому про это, хорошо? Я-то тебе верю, моя Мамбо и не такое порой рассказывает-показывает. Но вот остальные... Родственники, Штефи, друзья-знакомые, коллеги из аптеки... Может, ты просто устал к концу рабочей недели. Короче, если что - мы этажом ниже.
       
       - Спасибо, Берни! Понял. Заказывай дорожку на воскресенье!
       
       
       Всё было так, как я оставил, уходя - ничего подозрительного. Но в глубине души и комнаты, казалось, непрестанно шевелится какая-то неосязаемая муть.
       
       Я как раз успел принять душ, достать пиво и закурить, когда прибыл посыльный из итальянского ресторанчика с горячей пиццей. Впереди два выходных. Но при мысли, что надо перезвонить Штефи и уточнить планы на завтра, мне стало сильно не по себе. "Успею..." - я уже было положил на базу снятую трубку, но увидев, что автоответчик ломится от сообщений, нехотя включил.
       
       Под первое я с удовольствием принялся за еду - это была Франциска, моя мама, она ничего не хотела мне передать кроме того, что они с отцом меня любят, скучают и ждут завтра к обеду - со Штефи или с кем угодно. Причем подразумевалось, что кто угодно был бы всё же предпочтительнее.
       
       Под второе я ещё по инерции недоуменно жевал, прихлебывая крепкий, чуть сладковатый тёмный Гёссер, привезенный из Австрии, но после 16-го, бесповоротно потерял аппетит. Все звонки были по объявлениям, которые я никогда не давал. Какие-то решительно настроенные люди на полном серьёзе собирались приобрести мою мебель, машину, квартиру, но самый дикий был последний звонок. От какого-то явно безумца, назвавшегося моей фамилией, который желал купить тело.
       
       Все сообщения содержали данные о звонивших и координаты, по которым меня убедительно просили перезвонить как можно раньше.
       
       "Бред!!! - я потянулся за сигаретой и тут же одёрнул руку. - Стоп, это уже четвертая, а перед сном будет пятая. Сегодняший лимит - три. Так чья же это идиотская шутка? Ааа, верно, Штефи поразвлекалась с подружками, с неё станется..." Но, несмотря на обнадёживающую догадку, мои зубы стучали.
       
       Я снова поставил автоответчик на прослушивание. "Ясно, кто хочет купить моё тело! Это тот самый невидимка, который обратился ко мне на стоянке. Точно он!" Я ещё раз прокрутил последнее сообщение, записал цифры и позвонил.
       
       Обрушилось несколько гудков, после чего на том конце отчетливо представились:
       
       - Беннингхаузен.
       
       Я не смог назвать свою, по какому-то невероятному стечению обстоятельств идентичную его, фамилию, и, мокрый от ужаса, застывшими пальцами прервал звонок.
       
       В ту же секунду телефон в моих руках зазвонил сам. Но я отключил связь - и тут же вызвал номер друга.
       
       - Берни!
       
       - Не волнуйся, Расмус, это я только что тебя набирал, хотел узнать, как ты там?
       
       - П-плохо, - только и смог выдохнуть я.
       
       - Сейчас буду.
       
       Берни примчался, переписал все фамилии и телефоны, попытался дозвониться по первым десяти номерам, а затем по номеру моего кошмарного однофамильца, но каждый раз результат был одинаков: "Номер недействителен."
       
       Мой друг выпил вторую бутылку Гёссера и, закусывая остывшей пиццей - Берни постоянно недоедал, так как стряпня жены не слишком годилась для его желудка, а совесть мешала питаться отдельно - принял решение:
       
       - Немедленно идём к нам. Кроме Мамбо вряд ли кто что-нибудь сможет... И заночуешь у нас, тебе пока лучше бы на людях... Эта пакость, судя по всему, действует только тогда, когда рядом никого.
       
       Мамбо ждала нас в своём "кабинете". Два года назад, когда Берни, беспробудно влюбившись, привез девушку из Бенина к себе, его жизнь превратилась в сплошное приключение.
       
       Жена Берни едва понимала по-французски, а говорила только на языке фон и ещё нескольких африканских наречиях, катастрофически не переносила европейскую одежду, уклад и температуру ниже 20 градусов. Целыми днями она то готовила совершенно несъедобные блюда, то прихорашивалась, то молилась каким-то многочисленным богам. Но главное - Мамбо каждому встречному невзначай выдавала не только его судьбу, судьбу его близких и дальних родственников, но и со свойственной ей эмоциональностью выражала всё, что она о них всех вместе взятых думает.
       
       Как уж удавалось неутомимой африканке на фонском языке доводить до сведения заинтересованных особ цветистые и образные многословные и темпераментные свои соображения и пророчества - загадка природы. Но факт, что неподражаемую молодую жену Берни, хотя и не сразу и, возможно, не без участия высших сил полюбили рано или поздно все, кто её узнал.
       
       Звали Мамбо Бойтумело - конечно, сложно для европейского человека. Именно поэтому мы с Берни окрестили её Мамбо*. Мамбо ей очень шло, но совсем не нравилось, потому что "какое ж это имя - это призвание". Жалея "тугоухих и косноязычных", она разрешила нам обращаться к ней Бо. Но с рождением бэби мы с Берни уже не могли не звать Бо Мам-Бо. Потому что крошечный сын Берни и Мамбо Борис, когда не спал в кроватке или в коляске, был примотан шерстяными шалями к плоскому животу и выразительной груди мамы Бо.
       
       - Полный дерьмо Бо видеть дух бог плохо ты хотеть. Не мужчина быть кокс школа много дурак пить дух ты дать слово знак плохо кровь...
       
       - Мамбочка, честно, ты уже здорово говоришь по-немецки, но я сейчас совсем не способен на умственную деятельность, прости! - я попытался подключить Берни к переводу, но Бо знала, что ей делать.
       
       - Расмус лежать пол! - Мамбо, когда хотела, могла быть непререкаемой. Она передала Бориса Берни и выдворила мужа с сыном за дверь.
       
       И тут началось. Мамбо не теряла даром ни секунды. Едва очутившись на полу, я от её кружения, пения, звона, стука, огня и дыма сначала ненадолго раздвоился, потом умножился ещё на два - и уже вчетвером мы стали прилежно выполнять всё, что требовала Мамбо.
       
       Пока первый Расмус корчился на полу, подергиваясь и принимая разные замысловатые позы, отдаленно напоминающие фигуры, в которые складывались губы Бо, второй исправно повторял за Мамбо ставшие внезапно единственно понятными и родными слова и формулы. Третий Расмус в компании гимназистов что-то писал на белой рубашке своей кровью, которую добывал из порезов на груди, макая в них тонкую веточку омелы. Третий в первый и последний раз накурился какой-то дури до полного улёта и вдобавок был свински пьян. И, наконец, самый хозяйственный, четвертый Расмус усердно отстирывал выхваченную Мамбо из окровавленных рук третьего рубашку - вручную, в круглой нефритовой вазе, пользуясь обычным пятновыводителем.
       
       Когда я собрался в одно, четко осознал, что могущественнейший дух Папа Легба по просьбе Мамбы согласился сам купить моё тело. Таким образом, все возможные имущественные разборки автоматически переносились на другой уровень.
       
       Условием купли-продажи, с моей стороны, было изменение прежнего моего существования, а с его - полная защита и всяческое покровительство. Снаружи вместо старых шрамов от порезов стало гладко, а внутри накрепко засели неотразимые способы самообороны без оружия и уже полюбившиеся Мамбины ритуалы.
       
       - За твоей квартирой, машиной, мебелью и за телом уже не придут - теперь ты недосягаем. Всё уже продано кому надо, - то ли немецкий Мамбо грандиозно усовершенствовался, то ли я с перепугу так лихо овладел фонским.
       
       - Как всё?!. - "Ну, тело продать великому духу ещё куда ни шло, но остальное-то..."
       
       - Чтобы сохранить, ты продал Берни всю свою собственность, а Берни продал тебе свою. Понимаешь?
       
       "Если кто видел, улыбка Мамбы - это что-то совершенно бесподобное! Как жаль, что она не входит в комплект сделки."
       
       - Но-но, - Мамбо погрозила тонким пальчиком, на котором дымилось серебряное кольцо с топазом. - Этой зимой едешь с нами в Бенин, познакомлю с моей сестрой-близнецом. А теперь всем надо срочно переезжать и оформлять бумаги.
       
       И хотя ауди Берни был поновее и стоил побольше, а квартира и мебель - получше, мой друг только в затылке почесал:
       
       - Если Бо сказала, что без этого никак - жизнь и покой всего дороже. А моя Мамбо всегда оказывается права. Короче, теперь если что - мы этажом выше.
       
       И, действительно, меня никто больше не тревожил. Правда, когда я месяц спустя как-то парковал ауди на бывшее место Берни, огромная ворона, прыгающая неподалеку, еле слышно прокаркала: "Здррравствуйте, я по объявлению!"
       
       А может, показалось.
       
       
       
       
       Уроборос и Папа Легба

       
       Бойтумело - мамбо*, дочь унгана** Тау. Свою судьбу Бойтумело увидела очень давно и нетерпеливо ожидала до предначертанных 27 лет. До того самого момента, когда самолёт из Франкфурта с Берни Бальцером на борту приземлился в аэропорту города Котону государства Бенин.
       
       Бойтумело приехала в Котону из Ганвье, деревни, что расположена неподалеку. Точнее, прямо в озере Нокуэ. Недаром Ганвье называют Венецией, все бамбуковые хижины Ганвье - а других жилищ там не имеется - возведены на сваях.
       
       Чтобы увидеть унгана Тау, знающие раньше стекались со всего света в Абомей. Но с тех пор, как Тау перестал посвящать и проводить обряды, он с семьей покинул бывшую столицу Дагомеи и поселился на окраине деревни, где его находили только те, кому он позволял себя найти.
       
       Бойтумело готовилась к встрече самого главного в своей жизни рейса из Франкфурта 14 лет. Она продумала всё до мелочей. Поэтому в определенный час сверкающая амулетами, бусами и браслетами Бойтумело в ярком наряде держала в руках огромный плакат, на котором на языке её будущего мужа красным по белому было написано:
       
       ГОСПОДИН!
       ТВОИ ИМЕНА Б. Б.
       ТЫ 32 ЛЕТ.
       Я ТВОЙ НАСТОЯЩИЙ ЖЕНА.
       
       Служащие аэропорта, встречающие, пассажиры и многочисленные зеваки реагировали по-разному. Кто-то пытался узнать, что ей нужно, кто-то разглядывал плакат, кто-то улыбался... Но поскольку охрана и полиция аэропорта были в курсе - Бойтумело на всякий случай предварительно переговорила со всеми, кто чисто теоретически мог помешать - ничто не нарушило её плана. Немецкий в Котону мало кто понимал, да и сама Бойтумело говорила только на языке фон - ну, ещё немного на тсванском и суахили, но ведь это не в счет.
       
       Что пережил Берни, едва ступив на африканскую землю, позже он много раз безуспешно пытался рассказать. Но, разумеется, никакие слова не передавали того потрясения, что он испытал, читая адресованные своей душе красные строчки. Берни ещё не успел увидеть девушку целиком, он даже ещё ничего не успел понять - щемящая волна внезапно захлестнула его и понесла.
       
       - Здравствуйте! Я - здесь! Это - я! - Берни бежал к ней налегке, уронив чемодан с вещами и куртку на пол, а Бойтумело развела руки в стороны, готовая принять на всю жизнь.
       
       Немецкие туристы, посмеиваясь, качали головами:
       
       - Наверное, по объявлению в интернете познакомились, теперь это популярно.
       
       - Надо же, сам говорил, что первый раз в Африку летит, а тут его жена встречает!
       
       - Так они пока друг друга ещё не видели, поэтому и плакат.
       
       - Да, многие везут себе жен из Таиланда, России...
       
       - Господин Бальцер, господин Бальцер! Минуточку, нам непременно надо кое-что уточнить! - беспокоилась руководитель группы.
       
       
       Языковой или какой другой барьер между Берни и Бойтумело не стоял, их вообще ничего не разделяло с первой секунды. Они чувствовали и понимали друг друга - и в тот же вечер получили благословение родителей Бойтумело, а уже через полгода Берни Бальцер привез "своего настоящего жену" в Германию.
       
       К тому времени, как с Расмусом Беннингхаузеном случилась беда, Бойтумело родила Берни сына Бориса и обустроила в одной из 3-х комнат настоящее святилище. Никакой мебели. Только дощатый пол, кое-где покрытый соломенными дорожками, пара ящиков с загадочным содержимым да подвесной потолок из бамбука. Ну, и самое главное - столяры изготовили, руководствуясь чертежом и подробными указаниями Бойтумело, специальный столб, который установили посередине.
       
       Мастера попробовали было шутить по этому поводу, но Берни, который далеко не всегда угадывал настроения своей обожаемой Бо, резко их осадил. Сама же Мамбо, уловив и оценив шутку, только расхохоталась. А что? Танцует она, конечно, танцует вокруг столба - и почти голая. Да ещё как танцует - никаким красоткам, не говоря уже о тех, кто приходит за деньги на них любоваться, и не снилось!
       
       Эта комната была тем местом, где Бойтумело могла общаться с лоа***, изготавливать веве****, исполнять ритуалы и молиться. В святилище к ней являлись духи людей и божеств, да и она сама нередко там засыпала, отправляясь по делам - чаще всего проведать близких в Ганвье, Абомей или ещё куда...
       
       Бойтумело задолго до того, как Берни привёл едва соображающего от страха Расмуса, знала, что поблизости действуют злые лоа. И что жертва колдовства - друг её мужа Расмус. А потому заранее стала работать.
       
       Поскольку Расмус больше всего нуждался в силе, необходимо было вызвать Уробороса*****, а также заручиться заступничеством Папы Легбы******, ведающего всеми ходами и выходами в потустороннем мире. За два дня до случая с Расмусом на стоянке мамбо Бойтумело зажгла в святилище свечи, посыпала мукой пол перед столбом, расставила нефритовые чаши с водой и начертила символы, переданные ей Тау.
       
       Бойтумело сначала довольно долго билась в барабаны и бубны, расставленные и подвешенные на разной высоте, постепенно заменяя их прикрепленными к запястьям, ладоням и лодыжкам мини-барабанчиками с деревянными и медными шариками на коротких веревочках. Она кружилась, прыгала и сжималась, как пружина, задавая тот ритм, что пел в её крови.
       
       Орбита нарезаемых мамбо кругов сужалась, притягивая её ближе и ближе к столбу, пространство вокруг которого начало зримо густеть и вспыхивать зеленоватыми, алыми и золотыми искрами. И как только по тёмному дереву вверх-вниз заструилось бесконечное гибкое тело, Бойтумело выкрикнула приветствие и благодарность, свернулась в кольцо и замерла, обретая великие дары Уробороса.
       
       Вот оно - полное проявление Змея, так необходимое Бойтумело, чтобы перенять могущество и мудрость для успешного противостояния лоа. А и как можно было иначе размотать клубок обрушившегося на Расмуса давнего колдовства, проникнуть в его последовательность и даже предвосхитить и преодолеть логику неизбежного? Помощь Уробороса позволила Мамбо позднее уже вместе с самим Расмусом, подключив Папу Легбу, перерубить завязанные в юности магические узлы, что позволяли злу порабощать и уничтожать свою жертву.
       
       В отличие от большинства унганов и мамбо, Бойтумело по примеру своего отца приносила в жертву лоа в основном сочные овощи и фрукты - помидоры, виноград, гранаты, апельсины, арбузы, щедро разбрызгивая их сок на муку, на себя, на пламя и те образы, что обретали плотность по воле Олодумаре*******. Бо также охотно использовала в ритуалах ром и красное вино.
       
       И надо сказать, божества так ни разу и не возмутились против явно веганского подхода молодой белой колдуньи. Ещё прадед Тау учил, что видимый мир, сотканный из условий и условностей, из больших и малых замещений на знаки и символы, из всевозможных договоров и продаж, нуждается в жестокости и насилии исключительно для утверждения видимой власти. Видимости власти. Подлинная же власть даётся через одухотворение и творчество, через обожествление всякой жизни и радость соучастия.
       
       Общаясь с отцом и прапрадедом, Бойтумело утвердилась в таком не слишком характерном для унганов и мамбо стиле служения. И никогда не жалела.
       
       Папа Легба принял на себя удар, став покупателем тела Расмуса Беннингхаузена. Он же вооружил Мамбо инструкцией, как поступить с имуществом. Надо отдать должное Бойтумело, которую ни капли не смутил факт необходимости переноса своего святилища в квартиру этажом выше, и, конечно же, Берни - если говорить и о других неудобствах и материальных уронах.
       
       Поглядывая на нового Расмуса - с проданным Папе Легбе телом - Бо частенько ловила себя на мысли, что он, пожалуй, мог бы стать отличным мужем для её сестры-близнеца Бахати. Да и Расмус, всё больше симпатизируя жене друга, мечтал о том, чтобы каким-нибудь образом тоже встретить свою мамбо. Пусть на другом конце света по объявлению в аэропорту, написанному с ошибками красным по белому.
       
       
       Примечания
       
       * Мамбо - белая колдунья на языке фон.
       ** Унган - белый колдун по-фонски.
       *** Лоа - в вуду божество/божества, неугомонные духи добра и зла.
       **** Веве - в вуду знак духа, в честь которого проводится ритуал.
       ***** Уроборос (или Дамбалла Ведо) - змей, символ главного источника силы в вуду.
       ****** Папа Легба - в вуду один из могущественных духов.
       ******* Олодумаре - один из вариантов исконного имени верховного божества в вуду.
       
       Бойтумело - радость на языке тсвана.
       Тау - лев на тсвана.
       Бахати - удача на суахили.