Падая плавно с березы вершины,
Лист красно-желтый мечтал о полете.
Птичьи пытался почувствовать крылья,
Хотел победить беспощадную осень.
Внизу на земле лежали собратья,
Гнили, чернели, превращались в компост.
Одиночества ветер, нагоняя ненастья,
Готовился стуже передать стылый пост.
Березовый лист все падал и падал,
Улыбался осеннего солнца лучу.
Взором блуждал по заоблачным далям
И молитву шептал «Я лечу! Я лечу…»
Перестали улыбаться звезды, окна домов напротив прикрыли глаза. Человек сел на самый край крыши, свесив ножки в пропасть шестнадцати этажей. Его фигурка в сумрачном свете беззубой луны казалась нарисованной табачным дымом, мерцала и подрагивала. Как лепестки жасмина в ураган слетали с крыши белые листы бумаги, некоторые застревали на растущих под окнами вишнях, большинство опускались на асфальт и тонули в гнилом ковре опавших детей осени. Я слегка, чтоб не спугнуть странное ощущение подобное бабочке-капустнице, тронула струны его сознания. Ответом был звонкий смех струн. Странно. Обычно сознание людей отзывается неясным ворчанием, а то и огрызается. Я дотронулась еще раз. Ответил клубок сплетенных аккордов. Вот это да! Я незаметно опустилась на соседнюю крышу, превратилась в черную кошку и стала смотреть в оба. Оказалось, человек облокотился на левую руку, согнутую в локте, левая нога спущена вниз, а правой он придерживал…я даже мяукнула от удивления! Рядом лежала гитара! Самая настоящая, шестиструнная певица. А в руках у него была стопка листков - человек брал один, смотрел (читал?) и бросал с крыши, ветер был только рад такой добыче. Куда приятнее надоевших самолетиков! А я зачем-то считала выброшенные листки (листья), и каждый новый отдавался глухим громом в сердце. Прошло минут десять, когда бумага кончилась. Человек глянул в пропасть, устроился поудобне, взял гитару, проверил настройку и запел!
Расцвел потолок сиянием звезд,
Разлетелся мрак от испуга.
Пролился на падших спасительный дождь.
Я один ухожу по дороге…
Раскатистым звоном по залу всему
Прокатилась проклятием горечь,
А людям осталось ждать по сему
Призванной молитвами помощь.
Ветер морской прилетел поглядеть
На безнадежно тоскливых.
Нахохлившись чайкой сел в уголке,
Плачет прибоем унылым.
Незрячие люди блуждают внизу,
Отказавшись иметь маячок.
Идут, не глядя в душу свою,
Гаснет любви светлячок.
Ухожу, пряча в руках огонек,
Что еще не сдается, горит.
Молюсь ветру и солнцу, что высоко
Согревает надеждой в пути.
Как он пел! Звезды сбежались со всего небосклона и гурьбой повисли над этой крышей. Луна высунулась из-за тучи, на ее рогах повис ветер. Даже лайнер пролетел почти бесшумно, не осмелясь нарушить откровения. С первыми аккордами я перелетела на его крышу, чтобы «лучше слышать» как говорил небезызвестный львенок. Это не был сошедший с ума от несчастной любви подросток, отчаявшийся от количества смертей врач или убитый горем вдовец. Это был безумно усталый путник, который всю жизнь искал свой дом, фрегат, шедший в родную гавань. Но нашедший лишь пепелище да запустение. Когда музыка стиха, я подошла и опустилась рядом, закутавшись в крылья от плачущего и стенающего ветра. Обычно меня пугаются или вертят пальцем у виска, считая больной на голову. Этот едва шевельнул ресницами в знак приветствия. Достал сигареты из нагрудного кармана рубашки, предложил мне. Я взяла. Только вот как не пытался он щелкнуть зажигалкой, неумолимый ветер срывал огонек. Пришлось поманить пальчиком ближайшую звезду и прикуривать от нее. Сей момент вызвал на лице мужчины легкую улыбку, не более. Мы просидели молча минуты четыре, не сговариваясь выпуская изо рта дымные фигурки. Спасибо, ветер сжалился и не мешал нам играть.
Сигареты кончились, окурки улетели в ночь.
- Спой еще, - попросила я.
Мужчина пробежал пальцами по струнам, ища нужный мотив, а потом снова запел. В этот раз его голос гремел подобно турбинам истребителя, разгоняя прочь непрошенные кошмары и всяких мелких бесов несчастий, заполонивших весь дом под нами.
«Научишь меня летать?» - Спросила у моря звезда.
«Ты просто крылья расправь», – послышался голос со дна.
Но как? Я всего – на всего свет, летящий через миры.
Летел я тысячи лик, миллионы лет черных дыр.
Я смотрел на чужие планеты, грелся под сотнями звезд,
Блуждал в лабиринтах пространства, срывал туманностей гроздь.
Мой источник давно потух, я рассыпался словно горох,
Но собрать меня сможет любой, кто не сдержит отчаянья вздох.
Я пришел в этот мир неспроста, мне дарована четкая цель:
Я обязан светить в темноте, не давая на отмели сесть.
Я свечою горю для одних, пожаром кострищ для иных,
Взглядом любимой в ночи, а может приветом с войны.
Я родился далеко, но вот закончен предвечный полет.
Сияю устало во тьме, пропуская вперед самолет.
Превратился в звезду и вишу. Над бескрайним морем заря.
А я снова на ушко шепчу: «Ты научишь меня летать?»
Разве человек знает, каково это, летать??? Разве смертным дарованы крылья? – проносилось в моей голове со скоростью экспресса, а губы шептали те же слова, что кричал в бездонную высь певец.
Потом он почему-то протянул гитару мне. Я вздрогнула, протянула и тут же отдернула руку. О, всесущий шеф мой, я ведь не играла с самого того дня, когда последний раз была человеком! Но этот странный человек настойчиво протягивал гитару, параллельно доставая левой рукой очередную сигарету. Звездочка, служившая зажигалкой, так и не ушла к себе на небо, поэтому мгновенно вскочила с крыши в руку барда.
Господи, как же я скучала по струнам! Руки пробегали по чужому инструменту, ощущая каждую ноту, вылетевшую из него когда-либо! И тогда я ударила по струнам!
Ночь не спешно на землю спустилась.
Разбросала вокруг клочья тьмы.
Из-за тучки луна появилась
Начался виток старой войны.
Войны старой как мир, даже больше.
В ней столько погибло любви,
Что не будет мне еще горше
Видеть гибель этой страны.
Я помню все то, что лишь будет.
Что ждет всех нас впереди.
И я знаю того, кто осудит
Не погибших детей войны.
Я буду так же лететь над дорогой
Взяв лучших своих друзей.
Но понимать, что сегодня
Обратно вернутся не все.
Вокруг нас боль, смерть, только пепел
Да красное небо вверху.
И только северный ветер
Победно воет в трубу.
Я знаю, что тьма неизбежна
И мир погрузится в нее,
Но все так же с детской надеждой
В ножнах держу острие.
Пусть в руках у нас гиблое пламя,
А ночь нам родная сестра,
Сохраним в сердце вечную память
О тепле своего очага.
Из города враг будет выгнан,
Победа почти что взята.
Но в душе отчаянно стынет
Огромная бездна, дыра.
Я снова, уже по привычке
Буду тенью летать в темноте
И зрить в колыхании свечки
Души бывших своих друзей.
Гитара пела свою особую песню! Плакала и смеялась, улыбалась и умирала. И ставлю собственные крылья, хозяин слышал ее также четко как я сейчас! Пусть это могут только эльфы и мы! Но он так понимающе улыбался в этот момент! Взрывалась ночь тысячами мгновений моей небесной жизни, оглохли самые любопытные и оттого близкие звезды, собравшиеся было тучи умчались за горизонт и сидели там теперь тихо-тихо как мыши в норе. А я пела песню бесконечных боев за людские души, бордовой крови на крыльях друзей, своих изломанных клинков. Да! Мы тоже воюем! И тоже умираем! Мы – те, кому предложили выбор между тупым и счастливым сидением под пальмой в райском саду или снова в бой! Мы с радостью променяли вечный покой на почти вечную войну. Конечно, и нас однажды упокоят вражеские клинки и стрелы. Но до того мы еще полетаем! Мы заслужили свои крылья жизнью. И право погибнуть с оружием в руках смертью, хотя для многих земная жизнь оборвалась именно так. Только там был автомат или граната.
И обо всем этом пела моя душа, а человек смеялся. Радостно, от души: он прекрасно осознавал, какой подарок преподнес. И в его глазах я читала его жизнь. Он тоже воевал. Тоже боролся за души людей: спасал из огня, поднимал со дна, вытаскивал с того света. Он боролся и с нами, и с ними, жителями Мрака. И почти всегда побеждал. А сегодня он выполнил свой долг, в последней графе его карты небесная канцелярия поставила «галочку». Интересно, подумалось мне, как он теперь будет жить? Куда пойдет работать, раз с любимой вежливо попросили написать заявление «по состоянию здоровья». На самом деле он просто заслужил счастье! И немного покоя, встречу с теми, кого любил и любит до сих пор, возможность подумать о себе и пожить для себя. И тут я поняла, почему он оказался на крыше. Голос умер на полуслове, гитара выпала из рук. И он понял, что я поняла. И встал. Улыбнулся нескромным звездам, пощекотал ночной ветер. Прошептал
Мы все когда-то умели летать…
Я хочу вспомнить, как это было!
И, расправляя крылья свои
Я смело срываюсь с обрыва…
И шагнул вниз. Я бросилась следом, надеясь подхватить над самой землей. Но, увы, в этот миг собственные крылья подвели, и я запуталась в ветвях дерева. А внизу уже лежал мертвый мужчина, невидящим взглядом любуясь на предутренние небеса. Я разревелась от беспомощности, колотила кулаками мудрую землю и тихо шептала «зачем?». Вишня виновато утирала мне слезы последними неопавшими листочками, дом напротив сочувственно глядел зашторенными окнами. А спустя минут двадцать, когда порыв отчаянья прошел и я смогла подняться на ноги, на плечо опустилась мужская рука и послышался ставший таким родным голос «не плачь». Все поняв, но еще не веря, я обернулась. Там стоял безумный бард, в новеньком балахоне традиционно белого цвета, с непричесанными крыльями, к которым, конечно, еще не привык. В левой руке он держал любимую гитару, а правую приглашающе протянул ко мне: «Научишь меня летать?»…
11-12 января 2007г.