Творец

Александр Хмурый
 - Вот скажи мне, Максимыч... Вот мы с тобой, люди как люди... И семьи имеем, и служба, и занятие любимое, у тебя, по крайней мере... А вот, к примеру...Артисты, ну или прочие творческие личности.... Вот что они за люди? А?
- Ну знаешь, Сань..... Это на двух пальцах не покажешь... Тут, пожалуй нужны,...аллегории.
- Чего??
- Ну как тебе сказать... Да ладно, давай наливай ещё по одной, щас разжуём эту тему.

 Бабушка медленно выплыла из своей комнаты:
- Юрочка, ты прочитал ту книгу, что я тебе дала?
- Да, бабушка...
- Имеенно там, где я заложила закладку?
- Да, бабушка, именно там...
- Ты составил своё мнение о прочитанном?
- Да, бабуля, конечно...
- Тобой поняты характеры героев и мотивация их поступков?
- Да, бабуля! Конечно!
- Юрочка! Как ты разговариваешь со мной? Я надеюсь, ты в музыкалку идёшь?
Хлопнула входная дверь. Бабушка всердцах всплеснула руками.
- Господи... Восемнадцатый год мальчику, а он уже от рук отбился...
Хотя, бабушка лукавила. К восемнадцати годам мальчик Юра играл на нескольких музыкальных инструментах, прочитал много литературы, владел иностранными языками. Он сам писал музыку, причём особенно у него получались классические вещи. Интересно то, что ему это нравилось. Он неплохо рисовал, писал стихи. В-общем, его образованию могли позавидовать многие. В этом ему сильно помогали бабушка (учитель литературы одной из московских школ), мама (актриса Малого театра) и отец (художник-реставратор Третьяковки). Почти всё в Юрочке устраивало родителей, единственное - он был заносчив. Иногда казалось, что Юрочка мнит себя если не центром вселенной, то уж, по крайней мере, приближённым к этому самому центру. И вот сейчас Юрочка шёл в последний класс музыкалки. Хотя, до занятий оставался ещё целый час. Но была у Юрочки и ещё одна страсть... На рынке, рядом с музыкальным киоском, располагался неплохой тир. Вот туда Юра и направлялся. Он давно посвятил своё свободное время этому занятию и сильно, как и во всём остальном, в этом преуспел.

 - Ну и... Что скажешь относительно...ик...этого вопроса, Максимыч?
- Вот смотри, Сань... Вот помнишь, например, Меркюри? Ну, тот громкоголосый певец, что сдох от наркоты...
- Помню, как же... Шоу маст го оооон....
- Во-во... Шо я тебе скажу.... Не знают они меры, душа у них широкая. Если уж за что возьмутся, то...Всё, или добьют до финала, либо... Как твой Меркюри, душе не хватило широты, тесно ей стало и....ау.
-Да-а....

 Юрочка истратил в тире оставшиеся деньги и под удивлённые взгляды других стрелков зашагал с гордо поднятой головой. Да, себя он считал гением, никак не меньше. Вот только родители сдерживали развитие его личности. Приходилось с ними спорить. То они заставляли его идти в медицинский, то в МГУ. А ему хотелось быть композитором. И не так, чтобы учиться... Нет, ему хотелось написать много своих вещей, переплюнуть самых известных авторов. А тратить время на учёбу он считал глупым. И вот после очередного скандала в семье, когда бабуля упала в обморок, а маман выпила всю аптечку, Юрочка заявил, что он не пойдёт никуда. Он отправится служить в армию. После этого побледнел даже папа. Хотя, папа бледнел довольно часто... Для Юрочки он не считался личностью. Да, сейчас он идёт играть божественную музыку Штрауса, а завтра... Завтра он пойдёт в военкомат. По крайней мере, родаки тут его всё равно не оставят в покое, а там все живут по распорядку, думать и решать что-то не заставляют. А за два года он, Юрочка, напишет много шедевров. Да...

 - А ещё знаешь, Сань, они... ну эти самые творческие личности...уж если чего решат, то так тому и быть.
- Да ну..
- Да, вот был такой художник, Ван Гог. Слыхал? Импрессионист..
- Да кто их знает, всех не упомнишь... А это он что, евреев любил что ли?
- Вот ты блин не образованный, импрессионист это, ну как тебе обьяснить... Ну ладно, забей, так вот тот Ван, решил себе ухо оттяпать, ну и чик. И тудой.... Остался без уха.
- Да ты чего!? Серьёзно?
- Да, как пить дать.... Решил - и чик! Кремень был мужик. Вот только бухал он по-страшному... Ну почти как мы с тобой... Да, кстати, давай уже наливай, а то засиделись мы всухомятку.
- Гы-гы, да пора...

- Так, ну и что вы хотите от меня, молодой человек?
Юрочка стоял перед жирным подполковником, прижимая к груди футляр. Несколько минут назад он, вежливо постучав в кабинет военкома, нерешительно заявил о своём желании отдать долг Родине:
- Хочу служить Отечеству...
Полный, усатый подпоковник надменно улыбнулся:
- И кем ты себя представляешь в армии? А? Танкистом со скрипкой? Ха...
- Это не скрипка...
Юрочка высокомерно понизил голос, сузил глаза.
- А что это? Барабан что-ли? Или ты думаешь что я слепой и тупой!?
- Это альт! А в армию мне положено. Так что...
- Ты мне тут не командуй.... Ну-ка покажи приписное...

 - Ох, нормальненько сидим...Да, Максимыч?
- Ага...Я вот ещё чего хотел сказать. Не знаю, поймёшь ли ты.... Они ведь считают себя личностями. И обычно заставляют других так думать.
- Это как... В морду что ли дают...
- Не, Сань.... Они ведь интеллигенция...Культурные... Интеллектом они берут, вот так...
- А разве можно вот так?
- Можно Сань, можно... Им всё можно....Они в чём-то больше жестокие, чем мы. Наверное...

Отец заперся в своей комнате. Маман со стаканом успокаивающего скакала по квартире, как лань. Только бабушка, вернувшись из обморока, со слезами на глазах молча собирала рюкзак:
- Себя не жалеешь - хоть бы нас пожалел. Эгоист...
Юрочка стойко отмалчивался. В мыслях он был уже в армии.
- Ну что ты молчишь? Зачем тебе эта армия? Ведь у тебя отсрочка....
- Я забрал документы из ВУЗа....
Мать залпом выпила стакан.
- Как??
- Вот так, мама...
Юрочка издевательски улыбнулся.

 - Да, Сань, жестокие... Вот был такой Маркиз де Сад.... Ну да ты, наверное, не знаешь. Так вот он был очень творческой личностью. Забьёт он, бывало, бабу, а то и двух до смерти - и ну быстрей творить. Черпал прям энергию из растерзанных баб. Даже от него потом пошёл садизм. Ну это ты, наверное, слышал, а Сань?
- Садизм... Слышал. Не, я не люблю всё такое. Я баб живых люблю.
- Да я не про это... Ну да ладно, наливай...

 - Во, блин, загнали, как баранов, в грузовой самолёт... Слышь, пацан, а ты откуда?
- Я? Из Москвы... А ты?
- А я из Ярославля, меня Серёгой зовут. А тебя?
- Юрий.
- Юрка, значит...
- Нет, Юрий..
- Юрий? Ну-ну...
Грузовой самолёт с призывниками привёз Юрочку в учебку на юге Союза. Военные будни начались сразу, во всей своей красе. Как Юрочка и ожидал, его способности к стрельбе были оценены командирами.
 Рука нежно скользнула по цевью. Красиво отполированный лак, правда, слегка затёртый. Чёткость линий. Холодный, матированный металл. И точность, главное - точность. Это инструмент для виртуозов. Юрочка виртуоз. Да, на таком инструменте тоже можно творить. Юрочка прижался щекой к прикладу, закрыл глаза. Музыка сначала негромко, затем все более и более экспрессивно потекла ему в мысли. Это был Бах, только такая величественная музыка соответствовала этому красивому инструменту. Юрочка гладил винтовку, рука ощупывала её детали, ощущала холод металла и тепло дерева. Мозг фиксировал строгость линий. Словно ранний Боттичелли нарисовал этот инструмент на одной из фресок в своей Сикстинской капелле.
 Конечно, в армии трудно, ранние подъёмы, физические нагрузки. Но Юрочка держался. Ничего, даже великий Гоген, и то служил моряком.

 - Вот, ещё один момент Сань.... Вот сидим мы тут, водку пьём. А что ты видишь на столе? А?
- Ну, что.... Бутылка, килька вот лежит... Что?
- Ну вот скажем бутылка... Что ты можешь сказать про неё?
- Бутылка как бутылка, с водкой, вроде неплохой... Ну и всё..
- Вот, а человек, обременённый творческим складом ума, сказал бы что-то типа... Это сосуд, из прозрачного, словно слеза ребёнка, материала, наполненный жидкостью, которая, словно душа дьявола, медленно, но успешно проникает в нас, лишая воли и замутняя сознание, давая возможность тёмным силам завладеть нами... Вот.
- Ну ты блин даёшь, Максимыч! Это ты где такое услышал??
- Да..... Услышишь тут с вами...
- А это... Максимыч, ты про водку...серьёзно?
- Пей Саня, не ссы.... Для нас это не страшно. Не страшнее...
- Не страшнее чего?
- Давай, пей! Гы-гы...

 На войне как на войне. Юрочка словно окунулся в совершенно другой мир. В мир, где многое теряет своё значение. Но и многое выходит на первый план. Жизнь человека не стоит ничего, а глоток обычной воды может быть ценнее самой ценности. От смерти Юрочка отгораживался толстым слоем увеличительного стекла, музыка, звучащая у него в голове постоянно, заглушала те крики и стоны боли. Прочие звуки войны иногда очень удачно складывались в ноты и кропотливо записывались Юрочкой в блокнот. Сослуживцы привыкли к странностям Юрочки. Снайпер он был очень хороший, а остальное на войне порой никому не интересно. Даже в выпивке Юрочка нашёл собстенную философию. И порой после особенно кровавого боя и обильной выпивки у него получались особенно удачные вещи. Иногда ему хотелось кому-то рассказать, поделиться охватившими его чувствами, рассказать, показать всю ту эмоциональную энергию, охватившую его от его же шедевра. Но среди окружавших его ребят не было таких, кто мог бы оценить всю красоту произведения. И Юрочка терпеливо ждал, ждал дембеля. Он почему-то был уверен, что не погибнет. Хотя, смерть своих сослуживцев он видел часто. Не то что бы он привык к ней, но переживал довольно легко. Все свои эмоции он тратил на творение. Творцом он считал себя великолепным. Иногда ему снилось, что он сидит за одним столом не с солдатами, а с величайшими творцами всех эпох и народов. Моцартом, Бахом, Бетховеном. Со Штраусом, чьи вальсы так нравились Юрочке. С современными музыкантами, Ленноном, Пресли... Он даже разговаривал с ними. И во сне, а потом, после контузии, и наяву. Ребята, сослуживцы посмеивались поначалу. Но Юрочка стал разговаривать с ними по-английски. С другими творцами Юрочка делился своими планами, обсуждал ту или иную особенность своей новой вещи. Спорил...Иногда Юрочка создавал свои творения прямо во время боя, иногда заключительные аккорды приходили ему после очередного особенно удачного выстрела. Когда кровь убитого врага стекала на землю, перемешиваясь с пылью и мозгами. Когда враг стонал и цеплялся за жизнь в предсмертной агонии. Именно в такие моменты Юрочка получал наивысшее озарение. Порой под градом пуль и осколков Юрочка откладывал винтовку и доставал нотную тетрадь. Творцам не важно, что и как происходит вокруг. То что они делают - превыше всего. Юрочка даже слегка расстроился, когда пришло время шить парадку на дембель. К тому же, его лишили любимого инструмента. Но зато он ехал домой... Простившись в аэропорту с друзьями, Юрочка поспешил домой, в центр. Дверь открыл отец, красный, как рак, и опухший. В квартире пахло давно не мытым телом и прокисшей закуской. Папа пил. Причём, довольно давно. После ополовинивания выставленной на стол бутылки папа рассказал, что бабушка умерла почти сразу после призыва Юрочки, а мама - совсем недавно. Она тоже начала пить... Но, сердце... А приезду Юрочки папа очень рад, по крайней мере, теперь есть с кем выпить...

 - Скажи, Максимыч... Ведь многие творческие личности склонны... К пьянству и прочим неумерянностям...
Максимыч улыбнулся:
- Знаешь, Саня... То, что происходит рядом с ними, не значит, что это происходит с ними. Главное их предназначение - творить.... Не важно, понимают современники то, что они делают, или нет.... Творить, несмотря ни на что! Вот так вот, Саня...
- Максимыч, ты потрясающий человек, с тобой так интересно. Ты извини, Максимыч, мне пора.... Дома жена, ребёнок, завтра на службу... Пока, Максимыч! Дай пять! Бывай, ещё обязательно увидимся....
 Юрий Максимыч в ответ не сказал ничего. Он допил остатки пива из мутной кружки, поднялся. Взял поудобнее футляр с альтом.... Отряхнул приставшие к потрёпанному пальто крошки... Он долго шагал по улицам Москвы, подальше от той дешёвой забегаловки... Хромая на простреленную ногу и иногда подёргивая контуженной головой. По его давно не бритым щекам иногда прокатывались одиночные слезинки. Он вышел на Софийскую набережную. Бережно положил на бетонный парапет старенькую, прожжённую, местами в крови нотную тетрадь, достал из футляра альт....
 Над спокойными водами Москвы-реки понеслась какофония звуков. Казалос,ь это был стон души.... Юрочка, Юрий Максимович, образованный мальчик, а сейчас обычный московский бомж Максимыч, старательно выводил смычком замысловатую композицию. И его лицо постепенно становилось светлее, воодушевлённее и надменнее...