Этюд 1
(Новелла)
«Руки милой – пара лебедей –
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют».
(С.Есенин «Руки милой…»)
щщщ
- У вас есть? – Надежда хитро подмигнула «его» девчонкам.
- Во, - Наташка украдкой показала из кармана кончик пачки «L».
- Где покурим-то? – вполголоса спросила Надежда.
- А у вас во дворе можно?
- Пошли…
Другая, не знакомая Роберту, девушка тоже засобиралась. «Все они – одна компания, - подумал Роберт, - не виделись полтора месяца, вот и навер-стывают упущенное. Ленка-то…»
А Ленка, его Ленка, с которой он не виделся тоже полтора месяца, о встрече с которой он только и думал эти 48 дней и 12 часов, - будто бы и не замечала его. Болтали они о своем – «о женском». Всего как час назад они встретились снова, а – будто уже надоели друг другу. А Роберт ведь уже со вчерашнего утра места себе не находил, все часы считал (ведь уже часы, а не дни!) до завтрашней встречи. Ночью долго не мог заснуть, а потом и посреди сна – ударило радостным – сегодня! А утром, измученный практически бес-сонной ночью, но нисколько не желая спать, вскочил с кровати около шести. Все в доме спали. Он тихо, чтобы не нарушить очарование майского холод-ного утра, проследовал на кухню, тихонько поставил чайник на газ, тихонько вышел во двор и сел рядом с дверью на корточки – с наслаждением курил…
Думал о предстоящей встрече…
«Какие будут у нее глаза, когда меня увидит? Надо будет на глаза об-ратить особенное внимание. Зеркало души…» Утро продолжалось после это-го тихо и радостно.
И днем Роберт все считал – считал по получасу, когда можно будет со-бираться к Ленке. Целых 48 дней и 8 часов! Когда-то, перед разлукой, он с ужасом думал об этих сорока восьми днях и уж за две недели до этого ходил – тучи мрачнее.
Но вот они и прошли, эти тяжелые, резиновые дни. И сомнения, и тре-воги, и воспоминания, и беспокойные, до внутренних истерик, ревностные буйствования, и ожидания, до головной боли, писем… - все это было уже по-зади и, как надеялся Роберт, надолго.
Сегодня он увидит ее!
Сегодня он увидит!..
И начал собираться – за час до положенного времени. Не утерпел.
Когда брился, заметил, что руки дрожат – крупно и очень заметно. Два раза серьезно порезался; кровь жирной струей сочилась минут 20.
Потом он со стремительными ударами сердца шел по вечерним тихим майским улицам, почти еще дневным, но несущим на себе уже легкий отпе-чаток заката.
Через двадцать минут они целовались, и, как показалось Роберту, она делала это не очень охотно. Как-то настороженно… Вспомнились Санькины слова: «Если баба без тебя переспит с кем-то, ты сразу это заметишь. С тобой она будет неохотнее. Она ж, в общем, не может сразу со всеми быть влюб-ленной».
Но Роберт эти слова старался не вспоминать; в конце концов, сколько зла наделали эти псевдомудрецы житейского быта, мудрецы от семейной со-хи. Они сводят все свои замудроты в основном только к одному, давно из-вестному и опротивевшему правилу про солнце, такой-то фонарь и баб.
Потом они пошли (Ленка настояла) навещать ее подружек. Она с ними тоже не виделась полтора месяца. Они говорили и говорили; Роберт слушал и потихоньку внимал. Полувзгляды, намеки, неприметные улыбочки… Ленка сразу про какого-то Лешку начала рассказывать. У Роберта окончательно на-строение испортилось. «Могла бы посплетничать и завтра, когда в училище увидятся, - подумал, - ей сплетни меня дороже».
- Ты пойдешь? – Ленка взяла его за руку. Это она его курить звала.
«Вот это наглость! Знает же, что я не люблю, когда она курит».
В груди сперто начал зарождаться камень раздражения. Он почти с не-скрываемой ненавистью посмотрел на размалеванное, как ему казалось, тол-стогубое лицо Надежды. И еще на глазищи наглые ее. А щеки при этом – худые и впалые даже. «Как ей это не идет…»
Вместо ответа Роберт просто качнул головой. Он не мог теперь сказать ни слова, чтоб не сгрубить; просто демонстративно уселся на скамейку. Но она, похоже, только того и ждала. Быстро ушли они во двор, за забор, и Ро-берт остался один. У него начала болеть голова. Курить захотелось – страш-но как (тем более, с их стороны донесся сладковатый запах сигаретного дымка). Нужно было вдохнуть долгую затяжку табака, а потом вместе с ним – выдохнуть камень из груди. Но Роберт при Ленке не курил. Как бы ни хо-телось – ни разу! Ни! Разу! А она при нем – отнюдь не единожды и не триж-ды даже.
Раздражение набухало, тем более, что курить-то на самом деле - хоте-лось нестерпимо. Он уже около трех часов не курил. В кармане лежала исто-щенная пачка с пятью сигаретами без фильтра, но он скорее выбросил бы их, оставшись без курева на весь вечер, чем закурил в присутствии Ленки. Таким своим личным примером он пытался хоть немного «образумить» свою буду-щую жену.
Ну да, он уже сделал ей предложение.
Роберт стал смотреть на запыленную дорогу. Один ее конец увлекал вдоль домов, вихляясь по улицам, то поднимаясь, то опускаясь по буграм, а другой – прямо в бурелом какой-то. Заросшая бурьяном детская площадка с разросшимся до безобразия бурно садиком. Детишки там играли иногда. В войну. Невзирая на крапиву и острые сучья, носились они среди проржавев-ших спортивных сооружений и недорытых котловин, изображая терминато-ров и фашистов.
Взрослые же дяди и тети – протоптали другую тропку – вбок и в обход. Если по ней идти, упрешься во множество домов на окраине Набережной. В одном из них бабка Поля самогоном торговала.
Роберт хотел прислушаться к разговору за забором, но девичьи голоса были отчего-то понижены до шепота. Что-то они там скрывали. И Ленка – что-то скрывала. Не такой он ожидал встречи, не такой…
Головная боль и раздражение усиливались. И на дороге – ни души. Только духота предзакатная стояла; да пыль вокруг с песком лежала – даже на траве.
- А он мне звонил…- вдруг явственно послышался Ленкин голос из-за забора.
«Кто это ей звонил?» - мгновенно отозвалось в Роберте. Он прислу-шался, но больше ничего слышно не было. На душе стало и вовсе тошно. Он подумал, а не закурить ли. «Кто это ей звонил?» Роберт совсем забыл, что тоже звонил Ленке однажды, когда от нее в течение двух недель писем не было.
Они вышли снова на улицу. Ветерок уже прогнал табачный дым, но от девушек – так и разило табачищем. Если бы Роберт курил вместе с ними, то не заметил этого, но теперь, на «свежий нос», запах был ощутим очень.
Подошла Ленка и взяла его за руку. От нее тоже воняло. Роберт вспом-нил выражение – «как от танка», и оно подходило в данном случае – как нельзя лучше. И очень был несовместим этот грубый мужской запах с неж-ным видом стоявшей рядом девушки. Очень неприятен. Закрыть глаза и представить, что на самом деле рядом – мужик с остановки троллейбуса. Только что отбросил окурок, а теперь – рядом втиснулся. Горелый запах со-всем перебил тонкие флюиды девушкиных косметик, которые Роберт всегда вдыхал с нежным трепетом, а теперь – и вдыхать было нечего.
Он приобнял Ленку за талию. Не отстранилась, но и движения вперед не сделала; продолжала болтать с подружками. Роберт после «а он мне зво-нил» стал внимательнее относиться к их разговору. И вот теперь ему показа-лось: недосказанность намеков между репликами и полуулыбками, мысли без начала, которые не поймешь, потому, что не знаешь их предысторий… Кто ей там звонил?.. Кто-то приехал, кого она, кажется, приятно боится… Так и хотелось поинтересоваться:
- Я вам не мешаю? Может, я пойду, что ли? А вы тут без меня пока на-говоритесь… А?..
Но вместо этого – стоял, держал Ленку за руку и пытался удержать развивающуюся – без тормозов – гремучую смесь из ревности, раздражения и тоскливой, пустой головной боли. И еще – чувствовал грубый горелый за-пах табачища от Ленки. Подумал, что, если б сейчас пришлось целоваться, он бы задержал дыхание…
«Спокойно… спокойно… Ом подме хум. Алмаз и лотос… Спокойно… - пытался удержать свое раздражение Роберт, - мало ли кто там ей звонил… Мало ли… Она же меня все равно любит. Любит… Любит?..»
Если бы только не эти недомолвки… «Сон разума рождает чудовищ», - сказал Гойя. Да, незнание + недосказанность = чудовища и головная боль.
«Да они как будто нарочно так себя ведут! И она на меня – ноль вни-мания. Я же им явно мешаю делиться впечатлениями, сплетничать, блин. В конце концов, это просто невежливо. Не говоря о том, что мы с ней не чу-жие…»
Но Роберта по-прежнему не замечали будто. Только незнакомая де-вушка изредка подбрасывала ему свои взгляды. Ленка машинально теребила его за пальцы. Начинал ныть порез от бритвы.
(Из цикла «12 пронзительных этюдов».)
(05.01.05.)