Первый ответ Игорю Шапиро

Дмитрий Гендин
Уважаемый и дорогой Игорь Захарьевич!

Меня иногда удручает, когда со мной не согласны. Но это судьба всякого философа. И рад, что Вы ответили так широко, хотя я бы не хотел «нарываться» на ещё один фронт в своей полемике (спорю сейчас с одним порнографом, у которого выводы наук смешиваются с восточной магией, а тема всё та же: половая любовь). Если честно, то Вы меня шокировали. Если Пушкин только затем написал своё великое «Я помню…», чтобы похвастаться тем, что он сделал с Анной Керн, в письме (сомнительно, что это письмо Вяземскому, я слишком хорошо знаю Петра Андреевича; оно вообще сомнительно, может, оно подложно? Мне тут такие цитаты из «Пушкина» приводили, что просто не поэт золотого века, а современник и притом бывший зек; вот если бы у меня был год письма и точный адресат, я бы проверил это по своему собранию сочинений, которое тоже, впрочем, может оказаться «фарисейским»), то я его смело отдаю на растерзание Дантесу: мне такой Пушкин не нужен. Поэт любви Пушкин мне нужен любой. А вот похотливый Пушкин мне совсем не нужен. И не интересен.
Мир бы легко увидел творения Данте не будь Лауры. Но это я Вас подловил. Лаура была у Петрарки. У Данте была Беатриче. Конечно, без этих дам наши бы поэты не справились. Этого я никак не отрицаю. Просто если бы Вы, например, им сказали, что всё, что они испытывают каждый к своей «донне» лишь набор полипептидов, то они бы не только бы обиделись, но и подняли бы такие теории на смех. Жестоко объяснять феномен великой любви у Данте и Петраки какими-то органическими и химическими элементами. Она сами бы объяснили это при помощи Бога. Но тут уже наш вопрос вне какой бы то ни было науки.
Джека Лондона знаю мало. Я не считаю его очень уж великим писателем. Да, его рассказ показателен и правдив. Но могло быть и по-другому. У Набокова в «Лолите» другой пример. Там похоть всё и разрушила, а когда похоть сменилась настоящей любовью, то было уже поздно. Про «Лолиту» могу говорить часами. Для «современных на всё просто смотрящих подростков с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами» был бы поучителен этот роман. Лолита вызывает у меня шок не меньше, чем сам Гумберт. Вообще, там нет ни одного положительного персонажа. Сам роман написан в полемике с Фрейдом, которого Набоков называл не иначе, как «венским шарлатаном». Весь дух моей ненависти в Фрейду он от Набокова. Авторитеты нужно время от времени развенчивать, когда они занимают не подобающее им место. Фрейд, например, так и не вылечил Анну О., а в одном из писем вообще желает её скорейшей кончины. У меня есть статья на эту тему. Могу прислать.
Теория соотношения пола и искусства, она тоже «слизана» у Набокова.
Вот, что он говорил в одном из интервью (январь 1961):

«…В психоанализе есть что-то большевистское: внутренняя полиция. Чего стоят одни только символы – эти зонтики, эти лестницы! Возможно, венцам они и подходят. Но на кой ляд они современному американцу, у которого нет зонтика и который всякий раз пользуется лифтом?.. А если серьёзно: фрейдисты опасны для искусства: символы убивают чувственное наслаждение, индивидуальные грузы… А уж пресловутая сексуальность! Это как раз она зависит от искусства, а не наоборот поймите: именно поэзия на протяжении веков делала любовь более утончённой».

Данте и Петрарка сами любили и делают любовь утончённой до сих пор. А вот зав. кафедрой эстетики, моей кафедры (!), очень любит психоанализ, и он – мой научный руководитель. Вот и тружусь один, наедине с Набоковым, в окружении оппозиции: «конкурирующей фирмы». Естественно до людоедства у нас не доходит.

Вот ещё одна цитата из интервью Набокова (сентябрь 1968): «Не будучи особенно просвещённым по части физики, я не принимаю хитроумные формулы Эйнштейна, но ведь для того чтобы быть атеистом, не обязательно знать теологию»

Нет, я, конечно, серьёзно обидел и Вас и всех учёных тем, что отрёкся от существования сциентистского мировоззрения. Оно так молодо! Но частная наука – очень узкая штука, и она не может объяснить всего мира: духовного и материального. Получается абсурд, когда Фрейд мерит всё своей наукой. Или когда Нильс Бор применяет свой принцип дополнительности к культуре: Швеция дополнительна к Дании. Это уже попахивает «обыкновенным фашизмом». Я только против этого протестую. Наука как знание – важнейшая сфера. Но на весь мир опасно смотреть через очки одной частной науки, даже если законы науки объективны. Чистая наука, гипотезы и доказательства – превосходная вещь, но лишь на одном краю мира, в одной его области. Поэтому есть и прагматический результат: наука целиком и полностью отвечает за свою сферу. И наука – это только часть культуры. Фрейд забыл об этом. Философия учит чистой мысли, поэтому совсем не утилитарна. Философия учит мыслить и науку. Хотя частные учёные могут решать философские проблемы лучше «профессиональных философов». Зато философия в целом, на мой взгляд, лучший тип мировоззрения, свободный что ли. Вопрос о любви, он не биологический и не информационный, а философский.
Что-то о любви говорит психология и другие науки, что-то, например, православие, что-то классическая литература (Вы сами так поступили), ну а обобщает эти знания именно философия. Философия – котроллёр знания и мысли. Она высаживает безбилетников. Наука – шофёр знания. Она всех везёт. Мы – пассажиры.

Я не отрицаю половых потребностей. В смысле потребности в половой любви. Я отрицаю сексуальные потребности. Я отрицаю потребность в сексе, похоть. Тут слово «потребность» однокоренное с «потреблять» и «требовать». Но любовь нельзя ни потреблять, ни требовать, ни сводить на секс. Секс заменяет любовь. Любовь поэтому исчезает как вид. И это страшно. И это видно на примере моего поколения, пусть и не везде. Ничто так не оправдывает грех и ужас разврата как современная (российская) сексуальная революция. А разврат действительно страшен. У меня есть тому примеры в моей биографии, когда разочаровываешься в людях, когда рушатся семьи и т.п. Мой враг – разврат, а не любовь как таковая и секс в любви и браке.

«В СССР секса нет». Мы не помним контекста того, как это, где это было сказано. Одним словом, нужен весь текст. Хотя я и так понимаю эту фразу: в СССР нет секса, потому что «sex» не русское слово. А английское «sex» – это и любовь, и пол, и половой акт. Русский зык различает и разводит понятия. Слово «секс» – это шуточное и несерьёзное слово, в каком-то смысле безответственное. А любовь не может быть такой. Поэтому у нас такого и нет. Поэтому на Западе и говорят: «Из России с любовью». Я к тому, что русская религиозная философия любви – это самостоятельная концепция. Вл. Соловьёв, Бердяев, Розанов, С.Л. Франк, Флоренский, Сергей Булгаков, Иван Ильин, – их я называю семью русскими мудрецами, – разработали принципиально новую философию любви. СССР всех их выперло за свои пределы, но дух их как-то проник.
В словах, о том, что «у нас нет секса» нет ничего фарисейского. Наоборот, именно Христос впервые заставил фарисеев забыть о сексе, подумать о том, что значит «любовь».

Да я молод. Наивен. И ещё я максималист. И поэтому верю в «настоящую, верную, вечную любовь». В настоящее время могу провозгласить эту песню своим гимном:

Ветер ли старое имя развеял?
Нет мне дороги в мой брошенный край.
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня...
Друг мой, прощай!

Я уплываю, и время несёт меня
С края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели...
Друг мой, прощай!

Знаю, когда-нибудь с дальнего берега
Давнего прошлого
Ветер весенний ночной принесёт тебе
Вздох от меня...

Ты погляди, ты погляди,
Ты погляди: не осталось ли
Что-нибудь после меня?

В полночь забвенья, на поздней окраине
Жизни твоей,
Ты погляди без отчаянья, ты погляди
Без отчаянья:

Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного образа,
Будто случайного?
Примет ли облик безвестного образа,
Будто случайного?..

Это не сон, это не сон,
Это — вся правда моя,
Это — истина:

Смерть побеждающий вечный закон,
Это — любовь моя,
Это — любовь моя,
Это — любовь моя...

Дмитрий Гендин. 26 января 2007.