Поиски смыслов

Михаил ТИТОВ
Поиски смыслов

1.

- Ты вечером свободен? – в последнее время к концу недели все наши разговоры в отделе сводятся к этому вопросу.
- Еще как свободен, – отвечаю обычно, давя внутри ростки недовольства.
Свободен – это значит снова пойдем в бар. Нажремся как свиньи, я в нечеловеческом подпитии притащусь домой и буду смотреть мутными остекленевшими глазенками в кристально чистые глаза жены, которая по обыкновению ничего не скажет, а поможет раздеться, разберет диван, уложит в постельку да еще заботливо поставит рядом тазик, на случай если мне вдруг ночью станет плохо. А сама – молчаливым укором – пойдет спать в комнату к детям. Мне с утра – муторно, противно и стыдно. И весь день насмарку, полегчает только к вечеру, когда уже и спать пора. Два вычеркнутых дня.
Но с другой стороны… Все поворотные в моей жизни события происходят в баре. А где им еще происходить? Не дома же на кухне. Здесь только поворот от плиты к столу, от стола – к холодильнику. Далее – диван, газета, телевизор, сон. А в баре – встречи, разговоры и какое никакое движение и подобие жизни. Никакое, вот именно, но тем не менее…
Сидим втроем – с приятелями по работе. Пятница. Классический вариант – только в баре время и проводить. У нас в отделе кто-то притащил не очень нравящееся мне определение «тяпница», но словечко прижилось и в обиход вошло плотно. К вечеру только и слышишь: «Тяпница пришла, отворяй ворота». Отворяем втроем. Разговор не клеится, потому что трезвы пока, да и о чем, собственно, говорить коллегам. Работа – во где. Бабы? машины? политика? футбол? Все переговорено тысячу раз за два года совместного сидения. Да и не люблю я абстрактных бесед, особенно если пытаются рассуждать о предмете, в котором ни черта не смыслят. А у нас народ во всем разбирается досконально, только тему задай. И ведь не переспоришь, если что…
Андрей со Славкой сравнивают фотоаппараты. Слава богу, хоть не о смысле жизни речь. Заметил, что почему-то именно тридцатилетние так активно ведут поиски смыслов. Наверное, потому, что половина пути пройдена и вторую хочется пройти более осмысленно. Правда, не выходит отчего-то. У меня, во всяком случае. Путь не намечается, все больше тупики. А ведь пора бы выйти на широкую светлую дорогу… Кто это в прошлый раз завел разговор о смыслах? Димка, что ли? Он любит поговорить на эту тему. Мне она всегда почему-то казалась неприличной. В моем представлении нельзя говорить в компании о любимых женщинах, Боге и смысле жизни. Первое и второе – глубоко интимно, третье – просто неприлично. Наедине – другое дело, с глазу на глаз, но ни в коем случае ни в компании. Хотя тот же Димка однажды верно (пусть несколько банально) определил, что наша жизнь похожа на часы.
- В среднем человек живет шестьдесят лет, в часе шестьдесят минут. Значит, для каждого из нас стрелка уже перешагнула за половину: 31, 32, 33 минуты. Времени остается все меньше и меньше, смысла тоже, – грустно заметил он.
Возразить ему никто так и не решился. Даже Андрей, для которого спор – родная стихия.

- До меня дошел смысл, – говорит Андрей, и я мысленно напрягаюсь: сейчас опять начнется всегдашняя тягомотина. – Смысл наших посиделок, – продолжает он, и у меня отлегает от сердца.
- И в чем же он? – спрашивает Славка.
- Вот в такой болтовне. Трезвым много не наговоришь, а пьяным можно позволить себе многое сказать. В случае чего, на следующий день скажешь, что ничего не помнишь – пьяный был.
- Очень удобная позиция, – усмехаюсь я. – А трезвым уже и не поговорить?
- А ты много по трезвому разговариваешь? – Андрей щурит глаза.
- Достаточно, чтобы устать.
- Всякую белиберду можно, конечно, и на трезвую голову лепить, а если чуть посерьезней, то сразу сдуешься, – не соглашается со мной Андрей.
- Может, стоит попробовать? – предлагаю я.
- Толку-то?! – возражает Андрей. – Лучше выпьем. Для разговорчивости.
После выпитого Андрей переключается на Славку, начинает впаривать ему ТТХ – тактико-технические характеристики – своего новенького «Кодака». Экспонометр, объектив, диафрагма, куча других малопонятных слов. Для меня фотоаппарат, впрочем, как и любая другая техника, – это единственная кнопка. В данном случае: «нажал – щелкнуло». Все, больше в нем ничего быть не должно: лишнее. А эти двое обзавелись недавно какими-то супернавороченными моделями с таким количеством функций, что полжизни уйдет, чтобы их воспроизвести, а главное выучить. Каждый теперь, естественно, отстаивает честь своей марки. Я молчу и поглядываю по сторонам. Как раз тот случай, когда беседу могу поддержать только одним – кивком и вроде бы понимающей полуулыбкой.
- Вы можете говорить о вещах, более понятных? – не выдерживаю я.
- А тебе не нравятся фотографии? – удивляется Славка.
- Мне нравятся фотографии. Мне не нравится разговор о технике.
- Фотография – это застывшая живопись, – иронично вставляет Андрей.
- Очень знакомо, – ухмыляюсь я. – Только правильней: архитектура – это застывшая музыка.
- Это здесь причем? – напрягается Славка.
- При том, – отмахиваюсь я. – Живопись – это искусство, а фотография – это ремесло.
- Не правда, – возмущается Андрей. – Хороший фотограф сделает такую картинку, что художник позавидует.
- В том-то вся и проблема, что он просто сделает, а художник сотворит. Художник создает заново, а не делает.
- Пустой спор, – отмахивается Славка. – Не вижу разницы между сделать и сотворить. По-моему, это совершенно одинаковые процессы.
- Как ты не понимаешь! – развожу я руками. – Делать – это воссоздавать по какому-то образцу, а творить – это создавать заново, из ничего. Понимаешь, ничего не было, а ты сам придумал и сделал.
- Если иметь хорошую оптику, можно таких вещей натворить! – мечтательно прикрывает глаза Славка.
- Понятно. Разговор на этом можно считать законченным, – подытоживаю я.
- Не тупи! – Андрей выступает миротворцем. – Скажи что-нибудь.
- Ничего не могу добавить, – отмахиваюсь я. – Фотоаппараты не моя стихия. Давайте лучше поговорим о сексе.
- А в сексе ты понимаешь больше?! – оба смеются.
- Ну, какие-то элементарные представления имею.
- Ладно, – неожиданно соглашается Андрей. – Расскажи тогда, как ты потерял девственность?
Я теряюсь от неожиданности поворота.
- Не до такой же степени о сексе.
- А ты предлагаешь поговорить о теории?! – вскидывает брови Андрей. – Книжки читали и без тебя. «Камасутра» – настольная книга. Была в свое время.
- Об этом я не буду, – я отпиваю из стакана и отворачиваюсь.
- Интригуешь?! – Андрей улыбается, обнажая крупные зубы. – Что у тебя такого было, о чем ты даже рассказывать не хочешь? Колись.
- Давай я расскажу, – Славка берет огонь на себя.
- Твою историю я уже слышал, – останавливает его Андрей. – Пусть Вадим колется.
Он смотрит на меня усталыми собачьими глазами, пустыми, даже со дна никакого привета – вроде огонька, который определяется обычно как хищный. Даже любопытства нет. Зачем он спрашивает? Поболтать ерундой?
- Ну, расскажи, как ты потерял девственность? – Андрей назойлив как никогда.
- Тебя с кем интересует – с мужчиной или женщиной?
- О, и с мужчиной тоже было?! – Андрей потирает руки. – Интересно. Начало многообещающее. Сейчас узнаем, что за тайны ты от нас скрываешь.
- Все очень просто, – глупо улыбаюсь я. – Была девственность и пропала.
- Вот это все?! А где подробности? Кто был первый? Мужчина или все-таки женщина?
- Тебя, Андрей, по-моему, клинит на теме потери девственности. Какие-то проблемы?
- Напротив, все было легко и очень банально. Всунул-вынул. Интересно, как у других. Может, поинтересней.
- Не думаю, что у других было как-то иначе.
- Ладно, тогда расскажи, сколько у тебя баб было? – не сдается Андрей. – Много?
- С девушками я просто дружу, – делаю еще глоток, чтобы обмозговать, чем лучше оборвать эту тему.
- С девушками просто дружить нельзя, – вставляет Славка. – Такая дружба добром не кончится.
- Да, она концом обычно кончается, – подхватывает Андрей.
- С сексом я, пожалуй, погорячился, – встаю из-за стола. – На свете нет любви, а есть диван и телик. Поболтайте лучше об экспонометрах, я выйду на минуту. Пойду потрясу жирки в танцзале.
- Не увлекайся, танцор! – напутствует Славка и переключается на свои любимые экспонометры и объективы.

В танцзале пустынно, музыка орет, но желающих потрястись под нее нет. Голубой луч прожектора выхватывает из темноты мертвенно бледные лица: народ в легком подпитии, не располагающем пока к танцам, жмется по столикам. Выхожу перекурить на улицу. У входа две девицы: одна – в джинсах и облегающей кофточке – нервно затягивается, шумно выдыхает и отставляет руку с сигаретой подальше от лица, вторая – в короткой юбке и легком свитерке – что-то рассказывает, покачиваясь и потирая нос, отчего его кончик покраснел.
- Я не знаю, что делать, Свет, – говорит она. – Я его люблю, а он – ноль внимания.
- Может, это и не любовь вовсе, Юль?! – философски замечает Света, выпуская дым.
- А что тогда? – теряется Юлька.
- Похоть, – хмыкает Света. – Слышала песню? Жениха хотела… Вот и все дела.
- Сама ты похоть! – обижается Юлька. – Наслушалась всякой дряни.
- Нет никакой любви – успокойся. Пройдет. Верить в любовь в тридцать лет – глупо.
- Ты не понимаешь, Свет… Это какое-то наваждение. Каждую минуту мысли только о нем. Хочу, но не решаюсь ему позвонить. Телефон сотовый, как дура, наизусть выучила. А что в нем? Вот так со стороны посмотришь – ничего особенного. Ни-че-го. Коренастый, пузико пивное, бородка нелепая. Не принц абсолютно. А вижу его, и сердце разрывается. Подойти бы, волосы взъерошить, поцеловать. Хотя бы в щечку ткнуться. Ничего больше не надо. Это не любовь? Если хочется, чтобы он всегда в поле зрения был, рядом. На работе выйдет из кабинета, а у меня мысль – надолго? Когда вернется? Вчера сижу дома, еле слезы сдерживаю и думаю только об одном: звонить или нет? Он мне сам как-то сказал: позвонила бы, что ли, вечерком, поболтаем. А я еще раздумываю. Два дня держалась, на третий меня не хватило. Все убеждала себя, что неприлично звонить мужику самой. Воспитание такое дурацкое. Просидела у телефона весь вечер, а к одиннадцати решилась. Тоска такая напала, что поняла – если не позвоню, просто лопну. Звоню – занято. Разозлилась и на себя, и на него: с кем он болтает в это время? Трубку чуть о телефон не разбила, так швырнула. И, представляешь, тут же звонок.
- Алло! – говорю как можно спокойней, а внутри все дрожит от радости: позвонил.
В ответ тишина, но я уже по дыханию поняла – это он.
- Привет! – говорит.
- Привет! – отвечаю. – А я тебе звонила только что. У тебя было занято.
- Да, было такое.
И все. Что сказать дальше? Я так растерялась. Я-то готова просто слушать его голос. Тихий, уставший, с хрипотцой небольшой. Как стала сама тараторить, чем весь день сегодня занималась. Говорю и говорю, чтобы он откликался, отвечал, рассказывал, чтобы не попрощался слишком быстро. А он больше молчит и посмеивается. Потом попрощался неожиданно. Говорит небрежно так: «Ну, пока!» и трубку положил. Я с телефоном так и застыла. Села, поревела, идиотка, а потом полезла в шкаф, нашла тетрадь со своими школьными стихами и стала их перечитывать вслух. Такая вот я дура!
Света тяжело вздыхает, бросает окурок, растирает его об асфальт носком туфли.
- Да, подруга, влипла ты. Он женат?
- Разведен. Но у него двое детей.
- И еще двое в Пензе и один – на Камчатке?! Ужас! Ты точно чокнулась! Он тебя поиспользует, а потом бросит. Как обычно.
- Свет, я дома мобильный забыла! – Юлька не обращает внимания на последние слова. – А вдруг он звонил? Давай съездим.
- На чем?
- Может, этого попросить? – слышу за спиной.
- Несерьезный какой-то, – сомневается Света.
- Молодой человек, можно вас на минутку?
Ко мне обращаются? Поворачиваюсь. Девушки тревожно перешептываются.
- Вы на машине? – говорит Юлька.
- Почти, – пожимаю плечом.
- Как это – почти? – вскидывает бровь Света.
- Я здесь рядом живу. Машина во дворе.
- А вы не могли бы?.. – мнется Юлька.
- Он же выпил, Юль, – останавливает ее Света. – Как он поведет?
- Если недалеко и по закоулкам, то смогу, - соглашаюсь я. – Главное, на ментов не нарваться.
- Нам на Гагарина. Это недалеко, – Юлька пытается в воздухе нарисовать схему движения.

- У него шрам на левой руке, – рассказывает Юлька по дороге. – Как ромбик, сплюснутый с боков, – белый и гладкий. А еще он на медведя похож.
- Шрам похож? – в усталом раздражении вздыхает Света, даже не поворачиваясь к подруге, сидящей сзади.
- Сережа. Он похож на большого доброго медведя.
- И Сережа тоже… Можно, я закурю? – обращается Света ко мне.
- Только окно приоткрой.
- Хорошо.
Она открывает окно до упора и закуривает, выпуская дым на улицу. Его сразу же уносят встречные потоки воздуха.
- Ты ничего не понимаешь, это другое, Свет. Другое, – как заклинание повторяет Юлька. – Здесь все по-другому. И он не такой, как эти. Я вас познакомлю, ты сама убедишься.
- Мы вас еще не утомили? – извиняется Света за подругу, когда та выскакивает из машины и летит в подъезд.
- Да ничего. Даже интересно. Такая любовь.
- У нее такая любовь раз в полгода, – по-прежнему глядя в окно, говорит Света. – Я уже устала вытаскивать ее из этой ямы.
- Какой ямы? – не понимаю я.
- Такой! Это у нее уже пятая или шестая любовь на моей памяти. Если не считать школу. Там вообще дело больницей закончилось. Наглоталась таблеток. А он, подонок, даже в больницу к ней не пришел. Потом – в двадцать, по-моему, - влюбилась в друга своего отца. Потом был художник-алкоголик. Плюс пара каких-то проходимцев. Теперь вот – на старости лет – коллега, женатый с двумя детьми. Когда тетка жить научиться?
- А если это любовь?
- Вот ты мне только про любовь не говори. Помешались на ней сегодня, что ли? Тебя как зовут-то?
- Вадим.
- Я – Света, – она бросает на меня чуть смущенный взгляд, но тут же отворачивается и говорит улице. – Это любовь, по-твоему, Вадим? А вот это безумие?! Хватать незнакомого мужика, ехать через весь город, чтобы посмотреть – позвонил он или нет? Я больше чем уверена: он за целый день о ней ни разу даже не подумал. Как я устала от этих соплей!
- Так брось ее. Чего проще!
- Как брось?! – растерялась Света и уставилась на меня. – Она же истеричка. Она без меня дня не проживет. Или вены вскроет, или опять таблеток наглотается. Я ж потом всю оставшуюся жизнь буду мучаться, что не усмотрела.
- Тогда терпи.
- А что остается? Терплю. Вон она скачет, – кивнула Света в окно. – Горе луковое.
- От него SMS-ка пришла, – радостно сообщила Юлька, усаживаясь на заднее сиденье. - «В сумерки хочется счастья…. Ты где?» Представляешь, он мне звонил, а меня не было.
- Что он тебе написал? Дай-ка! – Света выхватила у Юльки телефон. – «В сумерки хочется счастья». Откуда это?
- Не знаю, – пожал я плечами.
- Какая разница – откуда? – Юлька вырвала трубку. – Не читай чужих писем.
- Сама же прочитала! – обиженно дует губы Света.
- Что ему написать? – не слышит Юлька. – В голову ничего не приходит. Может, что мы в баре? Вдруг приедет?
- Дура, что ли? Какой смысл ему сейчас звонить?! Посмотри на себя! Ты же лыка практически не вяжешь!
- Ну и пусть! Так легче будет ему в любви признаться. Или сегодня, или никогда. Я должна ему все сказать. Я так больше не могу. Как этот бар называется? – спрашивает Юлька, а сама уже набирает ответ.
- Ты что, правда, хочешь, чтобы он приехал и увидел тебя в таком состоянии? С ума сошла! Дай-ка телефон сюда! – Света тянет Юльку за рукав.
- Не дергай меня! – отворачивается Юлька. – Я сказала – я напишу. Все должно решиться.
- Юль, не валяй дурака! – Света продолжает тянуть Юльку на себя. – Проспишься завтра, приведешь себя в порядок и позвонишь ему. Вадим, ну ты ей хоть скажи!
- А что я могу сказать?! – пожимаю я плечами. – Пусть звонит. Она же свою жизнь устраивает, не нашу.
- И этот туда же! Дай телефон, я сказала!
Света дергает сильней, легкий свитерок трещит по шву. Юлька инстинктивно пытается прикрыть рукой дыру. Света, пользуясь моментом, вырывает телефон, распахивает дверь и швыряет телефон в темноту. Юлька немеет от ужаса, хочет что-то сказать, но только по-рыбьи разевает рот. Обе практически одновременно выскакивают из машины и мчатся в направлении улетевшего телефона.
- Сейчас начнется кровавая битва, – вздыхаю я, и, не торопясь, иду следом, чтобы в случае чего оказать первую помощь.
Но мои познания в медицине не потребовались. Подруги сидят в обнимку над разбитым телефоном и причитают на два голоса.
- Зачем ты бросаешь?! Зачем?! – услышал я. – Меня… Он же меня не стоит.
- Я люблю его! Понимаешь, люблю!
- Извините, девочки, вас обратно отвезти? – покашляв для приличия, интересуюсь я.
- Какая я дура! – ревет Юлька.
Света, утирая слезы, отмахивается от меня свободной рукой.

- Ну что, танцор, надергался? – спрашивает Андрей, когда я подсаживаюсь к столику.
- Надергался. А вы все фотоаппараты обсуждаете?
- Ну, про секс ты с нами говорить не захотел, ничего другого не оставалось.
- Что-то сегодня пиво не идет, – хмурится Славка. – Да и скучновато здесь. Может, по домам уже пора?
- Пора так пора, – с легкостью соглашаюсь я.
- Завтра суббота, между прочим, – намекает Андрей.
- Я пас! – сразу отвечает Славка. – Дела.
- А ты? Вечером свободен? – Андрей выжидающе смотрит на меня.
- Не знаю, – я еще мнусь, но ответ для себя уже определил.
- Созвонимся тогда, – подмигивает он.
- Угу, созвонимся, – бросаю я, и мчусь домой.


Югорск, 5-13 января 2005 г.

Опубликован в еженедельнике "Литературная Россия", №17-18, 28.04.2006

Опубликован в сборнике "Гремят раскаты молодые", декабрь 2006 г.