Когда мне было около двенадцати, дедушка взял меня с собой в свое «родовое имение» - в одну из дальних деревень Ярославского края. В прошлом край славился глухими лесами, болотами, медведями, малиной и клюквой. Кое-что сохранилось и поныне. Деревня называлась Мусино и некогда принадлежала знаменитому дворянскому роду Мусиных-Пушкиных. Что за необъяснимая ирония: вырасти в Мусино и носить фамилию Пушкин!
Ах, какое это было чудное место! Сколько тайн, щекотавших воображение! Мне едва исполнилось двенадцать, я один за другим «проглатывала» приключенческие романы и жаждала своих собственных приключений...
Давным-давно по этой земле прошли монголо-татары, грабя и разоряя окрестных жителей. После них осталось множество странных, диких названий, которые народная фантазия истолковала по-своему. Например, в нескольких часах езды от Мусино находится поселок Шестихино. Говорили, что там сидели, то есть, устроили привал, шесть татарских ханов. Еще более забавная история связывается с соседним поселком Брейтово. В незапамятные времена жил в безымянном местечке некий искусный брадобрей, народ к нему валом валил – свой, и чужой. И повадился ему какой-то местный человек советы давать: кто поважнее - кого брить первым, кого следующим. Указывал: «Брей, мол, этого, а после брей того». Так и прилипло к поселку прозвание Брейтово.
Была еще одна легенда, которая будоражила меня больше всего. Называлась она просто и волшебно: «клад». Да, да, самый настоящий клад, оставшийся от тех же татар! В одном из местных озер затонул обоз с награбленным золотом, озеро было глубокое, и выловить ничего не смогли. Потом озеро заросло, превратилось в болото, а золото осталось лежать, погребенное под толстым слоем торфа.
- Давайте возьмем экскаватор и выкопаем клад! – предлагала я всем посвященным в тайну, а их было немало. Одно время я грезила этим золотом. Сверкающие горы, россыпи – они были там, такие реальные, и всего-то надо выкопать котлован! «Какие глупые взрослые», - думала я тогда.
Всю дорогу, пока мы катились в старом дребезжащем автобусе по проселочной дороге, я приставала к деду с просьбой показать мне место, где лежит клад.
- Ты только не забудь, слышишь? – повторяла я каждые пять минут.
Наконец я увидела его – и была разочарована. Где-то у края леса расстилалась ничем не примечательная площадка, не то поле, не то болото… Разве таким должен быть настоящий клад?
С тех пор прошло много времени, и я почти забыла об этой легенде. Никакой экскаватор не потревожил старое болото…
Да, золотые россыпи подвели, но впереди было еще много интересного. И в первую очередь – «графский дом».
- Пойдем смотреть графский дом, ну, пойдем! – когда хотела, я могла быть очень настойчивой. Но за всеми приветствиями, новостями, разговорами, мы собрались только в сумерки. Мгла и серость медленно окутывали все вокруг, пока я пробиралась вслед за дедом по тропам, заросшим крапивой. И вот – очередное разочарование! Оказалось, что деревянный дом Мусиных-Пушкиных сгорел еще во время революции, сохранился лишь остов дома управляющего. К нему-то и вел меня дед.
Неожиданно перед нами выросли полуразрушенные стены, зиявшие проемами окон, обрушившийся скелет лестницы. Изрядно сгустившиеся сумерки стирали границы. Я осторожно перепрыгивала с одного каменного обломка на другой. Этими обломками был завален весь пол. Мне хотелось что-нибудь найти. Я говорила себе, что за девяносто лет тут все было осмотрено и переосмотрено, но все же, все же… И нашла! Моя находка представляла собой четыре металлические полосы, сваренные таким образом, что по форме этот предмет напоминал керосиновую лампу. Однако никакого стекла там не было, горелки тоже, лишь по окружности самой широкой части «лампы» шли бляшки со стилизованными изображениями львов и каких-то диковинных цветов. Но это все я разглядела гораздо позже. А тогда…
Я вертела находку в руках. «А вдруг это волшебная лампа?» - мелькнула мысль, - «Вот сейчас потру ее и появится джинн, злой дух…» И тут из какой-то темной дыры послышался трудноопределимый звук. Я вздрогнула и бросилась к выходу, где ждал меня дедушка.
- Джинн!
Дед засмеялся. Я обернулась. Джинн оказался пушистым, с любопытной треугольной мордочкой и задранным трубой хвостом. Мяукнув, «джинн» посчитал ритуал приветствия оконченным, вполне по-дружески потерся о дедовы брюки, украсив их белой шерстью, и проводил нас до деревни.
На следующий день мы с дедом отправились на прогулку. Прогулка предполагалась не абы какая, а с особой целью: проверить грибные места, которые дед навещал каждый раз, когда бывал в этих краях. В Мусино грибы собирали, собирают и будут собирать, пока в деревне остается хоть один житель. Эти грибы, особенно рыжики, славились еще в далекие времена Мусиных-Пушкиных. Графские девушки заготавливали их для соленья, но в ход шли не все рыжики, а лишь такие, шляпки которых пролезали в бутылочное горлышко. Эталон такой был.
А еще дедушка рассказывал, что один из последних графов сам очень любил ходить по грибы. Он вставал поутру и шел в парк, где предусмотрительные слуги, обыскав спозаранку все кусты, расставляли у обнаруженных грибочков флажки. Граф прогуливался, позади него кто-нибудь нес корзину, а он, высмотрев флажок, указывал на него тростью. Нашелся гриб! Потом из собственноручно найденных графом грибов готовилось какое-нибудь кушанье ему на завтрак.
Райское было бы место это Мусино, если б не полчища комаров, атакующие со всех сторон круглые сутки! А здесь, в тени и влажности смешанного леса их было больше чем где-либо. Все силы уходили на сражения с надоедливыми кровососами, и на грибы их почти не оставалось. Но неожиданно открывшееся зрелище оказалось настолько удивительным, что забылось даже комарье. Вы видели в сказках поляны, усеянные гигантскими грибами? Именно такая поляна открылась передо мной. Грибы – белые и подберезовики – были огромны: они доходили до колена, а шляпки и размерами, и формой напоминали женские шляпы. Их вполне можно было одеть на голову. Воображение уже рисовало сладкие картины победоносного возвращения с невиданным «уловом» в корзинах… Но на этих великанов следовало только любоваться. Они были насквозь изъедены червями и так стары, что рассыпались в руках.
Блуждая по лесу, мы вышли на старую вырубку, занятую малинником. Малина уже поспела, и удержаться было невозможно. Я быстро объедала один куст за другим, отходя от деда все дальше и дальше. С той стороны зарослей послышались тяжелые шаги и треск веток.
- Деда, как там малина? – спросила я.
- Что ты говоришь? – отозвался дедушка откуда-то из-за моей спины. Я замерла… И бросилась бежать. Как я бежала! Наверное, ни один бегун не достигал такой скорости… Я ухватилась за деда и потащила его обратно в лес, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. В моей памяти еще свежи были рассказы местной жительницы о медведях. Женщина эта была, несмотря на возраст, очень живая, веселая и талантливая, лепила из глины игрушки и целые жанровые сценки. Последнее ее творение назвалось «Медведь в прыжке на кабана». Она стала свидетельницей медвежьей охоты, когда собирала ягоды.
- Это был не прыжок, а полет, - со смешанным чувством ужаса и восторга вспоминала она. – Я и не знала, что такое бывает, а сколько лет живу!
Нет, неспроста на гербе Ярославской области красуется Михайло Потапыч. Медвежий рай - Ярославский край.
Если обогнуть Мусино, севернее можно увидеть поле. Поле как поле, злаки, васильки, вокруг лесочек. Никаких следов цивилизации… А ведь когда-то здесь был хутор, на котором родился мой дедушка. Семья ни в чем не нуждалась, держала лошадь, овец, гусей, коров. Одна корова звалась Минкой и происхождение имела вполне аристократическое – с графского скотного двора, а Мусины-Пушкины плохих пород не держали. Снобизм здесь ни при чем. Обыкновенный экономический расчет: чем лучше порода, тем больше в конечном счете будет выгода. Масло Мусин-Пушкинских маслобоен отличалось нежнейшим вкусом и продавалось в Петербурге под названием «Французское». В одном только Мусино вырабатывалось по 320 пудов прекрасного масла – более пяти тонн.
Как-то мы с дедом вышли к ручейку. Воды в ручье было на ладонь, не больше.
- Смотри, сомик! – дедушка показал мне маленькую длиннотелую рыбешку. – Эх, подождать бы, как он подрастет, да придти сюда снова! Ты не смотри, что мелко, когда-то по этой речке бревна сплавляли.
Чуть дальше обнаружились развалины мельницы и заглохший сад, за которым возвышались какие-то строения. Мое радостное оживление сменилось грустью. Здесь все было. Ручей был судоходной речкой. Ржавые железяки были мельницей. Заброшенный бурелом был яблоневым садом. А строения были деревней. Все это сменило «есть» на «было» относительно недавно, на закате Советов. В Мусино больше не производят французского масла, не разводят породистых коров, не выращивают яблоки. Остались только грибы, клюква и морошка. И люди каждый год вздыхают:
- Какие этой осенью грибы были в Мусино! Невиданные!
Я привезла из Мусино свою волшебную «лампу» и некую деталь мельничного механизма, напоминающую гигантский ухват. «Ухват» был ржавый и тяжелый, но с какой гордостью несла я этот артефакт к автобусам и поездам! Потом он был пристроен в школьный музей с этикеткой «Деталь мельницы из деревни Мусино». А «лампа» и поныне стоит у меня на полке.