Издержки ментальности

Шели Шрайман
...Вы пробовали, путешествуя по Италии, показать итальянцу знаменитый израильский жест из трех сомкнутых пальцев? Его еще называют «рэга». Лучше и не пробуйте. Потому что в Италии он считается очень неприличным, а итальянцы, как и мы – народ темпераментный. К чему это я веду? А к тому, что пока одни полицейские сбиваются с ног в поисках серийного насильника Бени Селлы, другие изучают нашу с вами ментальность на специальном курсе в «Бейт ха-Шотер» в Тель-Авиве. Правда, вместо 22 курсантов на занятия в первый день явились лишь 15: остальные-таки да - ловят Бени Селу. Первую лекцию читала полковник Сюзи Бен-Барух, начальник департамента всеизраильской полиции по делам несовершеннолетних. Мне удалось перехватить ее на чашку кофе до начала занятий, и разговор получился совсем неофициальный, поскольку Сюзи просто рассказала мне несколько занятных историй, в которых ей довелось принимать участие.

***
- Приезжаю я как-то в наш тель-авивский отдел по делам несовершеннолетних и вижу странную картину, - начинает Сюзи, - у входа, где сидит охранник, бегает бедуин в галабие, что-то крича и размахивая руками. Я спрашиваю молодого офицера, которому адресуются крики: в чем дело? А он мне отвечает: «Это Абдалла, а его сын Ахмед сидит у меня в кабинете – на прошлой неделе мы его уже задерживали, а сегодня он снова попался на краже». Я позвала Абдаллу в кабинет, стали разбираться. И вот что я слышу вдруг от Абдаллы. «Ты вызвал меня сюда неделю назад и сказал, что мой сын вор, - обращается он к молодому офицеру, - я при тебе начал его воспитывать – залепил пощечину. А что сделал ты? Надел на меня наручники и отправил в суд, где меня заставили подписать обязательство, что я не буду его больше бить. Мы каждый день бьем детей, у меня их десять, и все они вышли в люди, стали инженерами, врачами, учителями. И только младший преступник, но ты опозорил меня перед ним, я для него теперь не авторитет.
Ты не даешь мне его воспитывать, он теперь не мой сын – сам и воспитывай!» - закончив свою гневную тираду, Абдалла удаляется, а мы с офицером растерянно смотрим друг на друга. «Ты знаешь, - говорю я ему, - а, может, он и прав? Семейная традиция – сильная штука». Пришлось вызывать старшего брата Ахмеда и пытаться воздействовать на подростка с его помощью.

***

- Однажды мне звонит незнакомый человек, представляется генеральным директором организации, защищающей права сексуальных меньшинств, и говорит, что хочет со мной встретиться. Я отвечаю, что очень занята, и вообще, есть ли какой-либо повод для подобной встречи. Он начинает обижаться, упрекая меня в том, что я пытаюсь сделать вид, что ничего не происходит. «Да в чем дело-то?» - не выдерживаю я. «Разве ты не знаешь, что когда полиция арестовывает юношей-гомосексуалистов, над ними все жутко издеваются, начиная с полицейских, обзывающих их обидными кличками, и кончая соседями по камере, которые их бьют. И он приводит в пример недавний случай с тремя подростками. Я чувствую, что в его словах есть правда, а он продолжает: «Я бы хотел встретиться с твоими подчиненными, которые имеют дело с подростками, и рассказать им, кто мы такие и что у нас очень нелегкая жизнь и много проблем». Я назначаю встречу, и через неделю в наш главный оффис в Иерусалиме приходит трое представителей организации, о которой идет речь, во главе с ним. В этой странной компании выделяется мальчик, красивый как ангелочек. Все наши девушки, работающие в главном оффисе, сражены его красотой, спрашивают меня: «Кто это? Кто это?», а я им отвечаю: «Успокойтесь, этот парень не интересуется девушками». Наша встреча длилась на протяжении трех часов, и каждый из них рассказывал о себе. Один оказался бисексуалом, двое – гомосексуалистами. И для меня вдруг открылись вещи, которых я прежде не знала, я поняла как много проблем у этих людей и что они очень нуждаются в нашей помощи. Было решено устроить встречу их представителей с полицейскими. Поначалу наши ребята – они ведь такие крутые мужики, настоящие мачо, посматривали на гостей снисходительно, но когда услышали их рассказ, что-то в их отношении, безусловно, поменялось. Я видела это по их глазам. Раньше наши полицейские воспринимали людей с нетрадиционной ориентацией извращенцами, проститутками, кем угодно, а теперь вдруг поняли, что это не в их власти, они родились такими, и у них из-за этого очень много проблем. Их стесняются родители, их не берут на работу, их оскорбляют все, кому не лень. Кстати, по данным статистики, треть самоубийств среди несовершеннолетних совершают подростки с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Теперь, когда мы задерживаем несовершеннолетних гомосексуалистов, мы не содержим их в общей камере и относимся с пониманием.

***

- Был еще такой случай. У одной пятнадцатилетней девочки из религиозной семьи случилась послеродовая горячка. Стали выяснять и оказалось, что она вышла замуж в 14 лет. И все это происходит в Израиле, где, согласно закону, браки могу заключаться начиная с 17 лет. Мы открыли «дело», начали расследовать эту историю и вышли на очень закрытую ортодоксальную общину. Ее члены живут на севере страны и придерживаются традиции выдавать замуж девочек начиная с 12 лет (!). Так что к 17-ти годам у них уже есть 3-4 ребенка. Мы установили слежку за раввином, который заключает подобные браки. Почувствовав опасность, он перенес свадьбу в Бней-Брак. Мы об этом узнали, наш представитель явился туда и заявил владельцу зала торжеств, что если тот проведет эту свадьбу для несовершеннолетних, то тем самым преступит закон. И все же эту пару потом поженили – где-то в другом месте. В Кнессете состоялось целых три заседания, где обсуждалась эта проблема. Мы пытались воздействовать на раввинов из этой общины, объясняли им, что в 12 лет девочка еще физически не готова к родам, да и что она может дать своим детям как мать, если ей всего 13, у нее нет ни образования, ни жизненного опыта. Но они не собирались отказываться от своей традиции и предпочитали, чтобы им никто не мешал. Тогда мы решили выявлять подобные случаи и передавать дела в суд.
Законы в государстве для всех одни, и надо их выполнять. Проблема только в одном: нам крайне сложно отслеживать подобные случаи, потому что община очень закрытая, и сами девочки никогда не подадут жалобу в полицию, они ведь воспитываются в этой традиции. С израильскими арабами, среди которых тоже распространены ранние браки, гораздо проще: их община более открыта, и многие из них уже сами выступают против отживших обычаев и предпочитают, чтобы их дети получали образование, а затем уже заводили семью.

***

- Немало у нас проблем и с южными бедуинами. Дело в том, что, согласно их обычаям, каждый мужчина может иметь пять-шесть жен, и в итоге он становится отцом множества детей. Многие из них вообще не учатся (нет денег, далеко ездить в школу), а те, что учатся, нередко бросают занятия. 60 процентов таких детей вообще ничем не заняты и входят в «группу риска».

Есть еще одно тяжелое явление, с которым мы боремся не первый год. Бедуины вступают в связь с несовершеннолетними репатриантками из стран СНГ и Эфиопии, увозят их в свои стойбища и превращают в наложниц. Три года назад мы вместе с представителями министерства соцобеспечения пытались спасти 80 таких малолеток 14-15 лет, вытаскивая их из бедуинских шатров. Часть из них потом сбежали обратно. В беседах с нашими инспекторами девочки заявляли, что им среди бедуинов живется лучше, чем в родительском доме: все они были из социально неблагополучных семей. Бедуины покупали им одежду, еду, украшения, угощали наркотиками и превращали в своих сексуальных рабынь, предлагая их в том числе и своим гостям.

Чтобы спасти этих девочек и вернуть их к нормальной жизни, нужно приложить очень много усилий. Во-первых, по каждому случаю должно быть решение суда, после чего полицейские являются в стойбище, ведут переговоры с бедуинами, убеждая их не оказывать сопротивления, силой вытаскивают малолетку оттуда (у самой девочки нет никакого желания возвращаться домой), доставляет в специальное убежище, где с ней начинают работать психологи и социальные работники.

Я могла бы рассказать тебе очень много грустных историй на эту тему, которые связаны не только с бедуинами, но и с палестинцами. Например, однажды, в разгар интифады, нам пришлось вытаскивать с территории палестинской автономии двух 15-летних девочек, которые жили в доме одного молодого парня и исполняли все его прихоти. О об этих девочках мы узнали от дяди молодого палестинца – израильского араба, который опасался последствий истории и сам явился в полицию. Пришлось задействовать армию, рисковать нашими солдатами. Одна из этих девочек впоследствии покончила собой в убежище, куда мы ее доставили – она не смогла справиться переварить того, что с ней произошло в доме у палестинца, где ее подсадили на наркотики и сексуально эксплуатировали.

У нас есть два убежища, где проходят реабилитацию несовершеннолетние девочки, пережившие нечто подобное – одно (64-местное) расположено на юге, второе (48-местное) - на севере. В том, что на севере, содержатся девочки, которые занмиались проституцией и страдают наркотической зависимостью. А в южном живут девочки, которые, кроме всего прочего, еще и замешаны в кражах, грабежах и наркоторговле. Оба заведения – закрытого типа. Иной раз у нас уходит на реабилитацию девочек-подростков не менее полутора-двух лет, после чего их переводят в хостель открытого типа и помогают с учебой и трудоустройством.

Не могу забыть историю, которая связана с одной 16-летней девочкой из Иерусалима.
Ее брат погиб в автомобильной аварии, родители настолько были раздавлены горем, что им было не до младшей дочки. Она бежала из дома, бродяжничала, пока не попала в полицию. Мы поместили ее в убежище на севере страны, где она в течение полугода вернулась к нормальной жизни, начала ходить в школу, делать уроки. И в этот момент из южного убежища на север перевели еще одну девочку, которая в прошлом была наркоманкой и занималась проституцией, но прошла реабилитацию. Они подружились, а вскоре сбежали вместе в арабскую деревню, где стали употреблять наркотики и занялись проституцией. Мы искали их полтора месяца, нашли и вернули в убежище, где они снова проходят реабилитацию. Это очень грустная история.

***

- Ты знаешь, я родидась в Ашкелоне, училась в тамошней школе, и через наш класс прошло очень много репатриантов. Были ребята из Йемена, Марокко, Грузии, России (алия 1970-х). В классе моей дочери учились репатрианты из Эфиопии, бывшего Союза. Так что можно сказать, что процесс их адаптации в израильском обществе проходил у меня на глазах. Сейчас я живу в Явнее, где живет довольно много выходцев из Эфиопии. С ними есть еще проблемы. Я вижу, как по улицам кружат группы подростков, все, как на подбор, в кепках: они держатся автономно и практически не общаются с выходцами из других стран. О «русских» этого уже на скажешь: для них первый шок алии уже позади.
Вот уже в течение двух лет мы наблюдаем резкое снижение преступности среди подростков из «русского» сектора. Те, кто выбрал для себя преступный путь – давно в тюрьме, большинство же ребят нормально адаптировались: служат в армии, учатся в университетах. Недавно в нам в полицию пришли служить двадцать русских парней, и, поверь, они делают прекрасную работу. В последнее время мы наблюдаем и некоторое снижение преступности среди подростков, репатриировавшихся из Эфиопии. Но их преступления – более тяжелые, связанные с насилием и даже убийствами. Беда «русских» и «эфиопских» подростков, которые входят в группу риска – это пристрастие к алкоголю. Вот уже в течение двух лет мы наблюдаем резкое снижение преступности среди подростков из «русского» сектора. Между тем, в Израиле нет закона, наказывающего за распитие спиртного. К ответственности привлекаются лишь торговцы, продающие крепкие напитки несовершеннолетним. Сами же подростки попадают к нам в полицию лишь после того, как они совершают акты насилия или вандализма, находясь в состоянии тяжелого опьянения.

У выходцев из эфиопской общины есть такая особенность: они с большим почтением относятся к представителям власти, во всем с ними соглашаются, при этом – никогда не смотрят в глаза. Сегодня мы будем объяснять на курсе нашим инспекторам, как им следует общаться с родителями подростков-правонарушителей из эфиопской общины. То, что они не смотрят в глаза – совершенно не означает, что они неискренни. А если они соглашаются с каждым словом, это вовсе не значит, что они вас поняли и будут делать именно так, как вы им советуете. Потому что слово «да» произносится ими прежде всего в знак уважения к представителю власти. Вот такие нюансы.

P.S.
Моя собеседница работает в полиции уже на протяжении 30 лет: последние восемь лет она возглавляет Департамент по делам несовершеннолетних. Ее сын и дочь, прошедшие службу в армии и получившие университесткое образование, сегодня так же служат в полиции.