Две музы

Григорий Ярок
- Как продвигается твоя книга, мой гений? – Аля прижалась к Мишиной спине большой упругой грудью и шмокнула его в небритую щеку. От ее наивной восторженности и искренней веры в его талант Мише стало неловко.
- Со скрипом, - он погладил ее крупную, почти мужскую ладонь. Миша не мог сказать ей правду: весь день он опять провалялся на диване, уставившись в потолок, чистый, как страница, открытая месяц назад в Word-е.
- Прочти мне что-нибудь.
Миша знал, чем закончится авторское чтение: Аля, раздевая его и обнажаясь на ходу сама, утащит его на их сексодром, оседлает и уже после первого круга начнет задыхаться и стонать до самого финиша. Эти ежедневные скачки изматывали его, опустошали до такой степени, что до самого обеда ни одна мало-мальски приличная мысль не посещала его голову, подсвеченную тусклыми покрасневшими фонарями глаз.
Год назад, когда они сошлись, ее неиссякаемая энергия заряжала его таким потенциалом эмоций, что от короткого замыкания его спасала только клавиатура. Они тогда еще жили в разных городах, и в промежутках между ее визитами он непрерывно писал, сам удивляясь своей плодовитости. После того, как они съехались, выжатый, как лимон, Миша впал в творческую импотенцию. Але это не мешало со слепым обожанием верить в его грядущую славу.
- Подумаешь, сегодня не вышло, напишешь завтра, - утешала писателя темпераментная муза в черных чулках на сильных красивых ногах:
- Нобелевская премия никуда от тебя не убежит. Миша, ты такой умный, что я чувствую себя полной дурой. Тебе не скучно со мной?
На самом деле в практической сметке Але было не отказать. Она содержала их двоих, работая одновременно в нескольких местах: ухаживала за двумя больными стариками, убирала на виллах, здесь гладила, там стирала, мотаясь туда-сюда на новеньком «Фиате», выгуливала по утрам соседскую псину – тоже не бесплатно. Миша же перебивался случайными заработками.
- Ты должен писать. Не думай о деньгах. Твори!
За Алин счет Миша издал две книги, но обе остались незамеченными ни критикой, ни читателями.
- Твой талант еще оценят, дай только время! – Аля так разбаловала Мишу своей преданной любовью, что в нем зародилось легкое презрение к двужильной необразованной дурочке, все чувства которой сконцентрировались между ног. Она начала его раздражать.

Обычно Миша не брал Алю на писательские посиделки, опасаясь конфуза из-за ее незамысловатых манер. Но в этот раз он не мог ей отказать: презентовалась книга, которую он посвятил ей. Мероприятие прошло вяло, и Миша с удовольствием согласился на предложение Ефима Тышлера отужинать в приморском ресторанчике, чтобы утопить в водке стресс. Ефим, написавший за десять лет одну единственную книгу, был неизменным участником всех фуршетов и человеком неглупым и приятным.
С Тышлером была его супруга Инга, ослепительной красоты дама с тонкими злыми губами.
- Моя муза, - представил Ефим Ингу.
- А это моя, - Миша приобнял смущенную Алю. Контраст был разительный. Тышлеровская рыжеволосая муза была образована, умна и стервозна. Мишина – брюнетка с испуганными черными огромными глазами, с молчаливым благовением внимающая речам небожителей. Выпили раз, второй. Разговор, начавшийся, как весенний студенный ручеек, превратился в горный поток, скачущий с темы на тему.
- Ефим, а почему бы Вам не выпустить что-нибудь новенькое? За Вашу новую книгу! – Миша чокнулся с ним и женщинами.
- Миша, а кто вы по специальности? – с того ни с сего поинтерисовалась Инга.
- Писатель, - первый раз за вечер открыла рот Аля. Инга взглянула на нее так, что бедная Мишина муза умолкла навсегда.
- Так кто Вы?
- Программист. Строю сайты от случая к случаю. В основном, пишу, - нагло соврал Миша: в основном он отсыпался от общения со своей музой.
- На самом деле правильнее писать от случая к случаю и регулярно строить эти самые сайты. Извините, но таково мое мнение: делу - время, потехе – час. Посмотрите на Ефима – всю неделю он инженер-строитель, а в выходные – поэт. И все довольны. Правда, милый?
Ефим кивнул.
- Все, что не приносит доход – хобби. У каждого должно быть свое увлечение: я, например, коллекционирую монеты: это увлекательно, познавательно и не подвержено инфляции, - Ингин смех звенел, как рассыпавшиеся по полу предметы ее нузиматской страсти:
- Приходите к нам в гости и убедитесь сами.

Писатели и их музы стали дружить домами. У Инги было врожденное чутье на слово, язвительная и беспощадная, она стала для Миши главным редактором. Желание увидеть в зеленых глазах то, что ему приелось в черных, вылечило Мишу от врожденной лени. Он писал, как заведенный. Его чувство уже не было чисто литературным. Ему хотелось увидеть восторг и обожание в Ингиных глазах, опрокинутых к небу. Больше всех страдала Аля: Миша все реже участвовал в их забегах, ссылаясь на усталость и занятость. Ефим давно допускался к телу жены по одной ей ведомому расписанию. Инга и Миша могли часами обсуждать его удачные строчки, Ася скучала, Ефим тоже чувствовал себя лишним. Поэтому, когда в темном баре под столешницей Фимина рука раздвинула Алины круглые колени, она открыла было рот, чтобы возмутиться, обидеться, закричать, но в результате только прикусила губу и зажала напрягшимися ногами нахальную руку. Пока Миша подбирался к Инге обходными литературными путями, Аля и Ефим нашли друг друга прямо в барном туалете, о чем они объявили честно и прямо своим половинкам.

Интеллигентные люди расходятся культурно. Миша перебрался к Инге с дочкой, Ефим переехал к Але. Помолодевший Ефим забросил писанину:
- Знаешь, Аленок, это не к спеху.
Впрочем, почитать ей что-нибудь из своего никогда не отказывался.
Новый Мишин роман имел успех, даже принес неплохие деньги. Инга визжала от восторга. Миша опять залег на диван, почивая на лаврах и удивляясь, как поклонение даже такой идеальной женщины, как Инга, может его так раздражать (наверное потому, что теперь каждый день приходилось ходить на службу).

Через два года бестселлер Ефима Тышлера «Моя черная муза» ворвался в десятку самых продаваемых книг года. Ходили слухи, что в Голливуде хотят снять одноименный фильм.
Аля, прижавшись к Ефиму большой горячей грудью, с придыханием шептала ему в ухо:
- Такой умный и темпераментный мужчина, как ты, достоин Нобелевской премии.