Тридцать лет...

Андрей Флай
Тридцать лет – не шутка. Я бывший музыкант с тридцатилетним стажем. В историческом смысле я перестал играть полминуты назад. Достал сигаретку и подкурил – вот и нет полминуты. Поэтому все, что произошло тридцать секунд назад, я помню очень хорошо.
Я помню празднично одетых людей, приходивших посмотреть и послушать нас, искренне считавших, что мы «в празднике живем». Для них это конечно был праздник.
Помню подвыпивших мужчин, считавших своим долгом подойти и сказать:
- Да, я стакан влуплю, сыграю не хуже, а спою и того лучше.
Конечно, они не подходили, потом, хотя вливали в себя не один стакан.
Помню девочек-малолеток мечтавших вступить с нами в половой контакт.
Все было.
Но лучше всего я помню выход на сцену, не дверь, а движение.
Бурлящий в крови адреналин. Несколько десятков шагов на негнущихся ногах при состоянии близком к обмороку. И огромная черная яма зрительного зала.
Что там? В этой темноте.
Но светящиеся «зубы» рампы не дают мне разглядеть.
Иногда, кто-то из зрителей, начинал робко аплодировать. Подхватывали еще несколько человек, потом еще…
Контакт налаживается. Адреналин отступает. Я могу оглядеться – на своем ли я месте, взять палочки, оценить их вес, взмахнуть пару раз…начали…
«Зал» чувствует все, это единый организм. Любая фальшь, неискренность и концерт «завален».
Мы вкладывали и душу, и сердце в каждую сыгранную ноту. Зал это чувствовал и реагировал положительными эмоциями. Эта положительная волна возвращалась к нам, на сцену, и мы, воодушевленные, начинали музицировать с еще большим азартом – кто кому больше отдаст.
А кроме эмоционального, был еще физический труд, только из зала это не заметно, все должно выглядеть легко и непринужденно. После концерта я терял в весе 1.5 – 2 килограмма, вот как это доставалось.
Coda. Концерт окончен. Аплодисменты, цветы, записки, эйфория, легкое состояние опьянения, приятная усталость. Эндорфин, блин.
Мне всегда хотелось перенести в жизнь этот «сценно-зальный» вариант отношений. Это не самый худший вариант, может быть даже лучший.
Искренность и поддержка, поддержка и искренность.
И тогда бы могли представить себе такой диалог:
«Помоги, мне, пожалуйста, ты же видишь, я стараюсь».
«Что-то плохо стараешься».
«Может, тогда выйдешь на сцену, покажешь мне как надо?»
«Пожалуйста! Смотри! ОЙ! Так тут работать надо? Я думала ты посмотришь, какая я красивая и все!»
«Я тоже так думал, пока на сцене не оказался. Ну, что, в зал пойдешь?»
«Подожди, я попробую, ты ведь стараешься, я тоже хочу».
Смешно.
И грустно.
Ах, если бы…