Последняя битва гномов народа Большой Луны
с темными воинами Ордала, в которой
Колпак и Мизинчик сыграли решающую роль.
Первый луч упал на макушки гигантских сосен и проложил дорогу солнечному свету. Тени исчезли как по мановению волшебной палочки, и среди голых стволов стали отчетливо видны приземистые коренастые фигуры со странно неподвижными лицами, искаженными жуткой, застывшей в зверином оскале улыбкой.
– Ой! – вскрикнул Колпак, – какие ужасные! Мне это кажется или на самом деле? – Его ноги были готовы пуститься наутек. Но чувство товарищества оказалось выше страха. Он даже представить себе не мог, что Мизинчик останется без него.
– Это только маски! – азартно крикнул Прол. – Я же говорил вам, что на самом деле они еще ужаснее. – И он стремительно помчался навстречу врагам, сорвал с одного из них, к удивлению Мизинчика и Колпака, лицо и пустился наутек. Темные гномы погнались за ним. Колпак чуть челюсть не выворотил, широко раскрыв рот от удивления, когда увидел, как прочная, связанная из прутьев клетка взметнулась вверх и вместе с заключенными в ней перепуганными вояками застряла в густой листве на самой макушке высокой липы.
Темным пришлось туго: они не знали, где ждать засады. А она была везде. Они издавали воинственные кличи, чтобы подбодрить себя, размахивали пиками, но не видели перед собой противника. Вместо этого каким-то мистическим образом многие воины возносились к вершинам деревьев, и оттуда доносились их крики ужаса. В ряды завоевателей стал вползать страх. Они не понимали, что происходит и какой великан так расправляется с их сородичами. Началась паника. Бросив оружие, темные воины обратились в бегство.
Однако их предводитель был отнюдь не глуп: скоро он разгадал хитрость светлых гномов и, развернув свою армию, изменил направление ее движения. Мизинчику с Колпаком показалось, что враг отступает. Но появился Прол и сказал Вою, что Ордал повел своих воинов в обход и намеревается, по-видимому, зайти со стороны холмов.
- Рында! – рявкнул Вой во всю свою луженую глотку, и перед ним, как из-под земли, вырос маленький, чуть повыше Мизинчика, но очень расторопный гном, весь увешанный зелеными шарами. – Собери старов. – Маленький исчез так же незаметно, как и появился. А еще через мгновение вокруг Воя собралось полтора десятка гномов, заметно отличающихся от других и строгостью лиц, и сосредоточенностью взглядов, и напряженностью тел.
– Это старейшие воины, – шепнул Мизинчику и Колпаку Вед, – они прошли через все войны, и теперь обучают молодых, а так же вместе с Воем руководят сражением. – Мизинчик и Колпак во все глаза смотрели на живых участников событий, которые уже стали легендой для целого народа.
– А я хочу домой, – неожиданно заявил Колпак, – я больше не могу никаких подвигов. Мне нравится растить лен и шить штаны. Я люблю мастерить деревянные туфли. А здесь все время некогда. Мы совсем обносились. – Он просунул кулак сквозь свой драный карман и, утонув в дыре по локоть, разжал ладонь с внутренней стороны изрядно потрепанной единственной штанины, широко растопырив пальцы, как бы демонстрируя, что прикрыть тело больше нечем. – Темные, светлые, малые… У нас ничего такого нет. У нас не с кем воевать и незачем. У нас все – только гномы и все только по именам. У каждого своя тропа и свое призвание. А жизнь очень хорошая, совсем не сложная…И Самтыгном вкусно готовит. – Колпак залпом произнес эту тираду и обессилено опустился на пень. – Я больше никуда не пойду, – произнес он уже еле слышно.
Вед смотрел на него с сочувствием и пониманием. У Мизинчика от жалости похолодело под сердцем. Он вдруг тоже ощутил тоску по дому, где одинокий Самтыгном грустит у окна, поджидая из путешествия своих братьев-гномов. Но взглянув на Воя, о чем-то совещающегося со старами, на их мужественные и решительные лица, он обнаружил в себе выползшее откуда-то чувство стыда за свою слабость. И, чтобы скрыть его, прикрикнул на Колпака:
– Ну чего ты расхныкался! – Спохватившись, он снизил тон и почти нежно попросил: – Потерпи еще немножечко, Колпачок. Не можем же мы друзей бросить в такое трудное время. Мы же с тобой не трусы. – Колпак тяжело вздохнул и согласился потерпеть.
Стары разбежались по своим отрядам, и лес мгновенно наполнился гномами. Оказывается, они затаились чуть ли не под каждым кустом, среди корней, в густой траве. Некоторые прятались даже на нижних ветках деревьев. Колпак с Мизинчиком и не предполагали, что их может быть так много. Ни на минуту не останавливаясь, они устремились к Лунной поляне, и Колпаку показалось, что у этого живого потока нет ни начала, ни конца. Он восхитился им и почувствовал единение с такой могучей силой, желание присоединиться к ней и уверенность в себе, совершенно забыв о своей тоске по дому.
– Пора и нам, – сказал Вед. Мизинчик и Колпак слепо последовали за ним. Не понимая логики сражения, они решили просто подчиниться ей. Бег длился недолго, поэтому Колпак с Мизинчиком даже не устали. Веду, отвыкшему от всякого физического напряжения, так как его дело не требовало усилий от мышц, было тяжеловато: он ухитрялся застрять там, где другие не испытывали никаких трудностей.
Наконец, почти последними, они выбрались на Лунную поляну. На ее краю, повернувшись лицом к виднеющимся невдалеке холмам, выстроилось все войско светлых гномов. Сотни глаз напряженно всматривались в знакомые очертания пространства, стараясь уловить в нем грозные перемены. И они произошли. Вершины холмов стали утрачивать свои плавные линии, и над ними сначала поползли вверх длинные пики, а затем стали проявляться огромные головы и приземистые фигуры воинов Ордала. Они приближались. Вот уже видны оскаленные пасти, черные кожаные щиты, нетерпеливо переступающие ноги, угрожающе сжатые кулаки. Как они близко! И как они страшны! У Колпака тревожно сжалось сердце в недобром предчувствии. «И зачем я только увязался за Мизинчиком», – пришла ему в голову малодушная мысль, но испугаться по-настоящему он не успел: раздались гортанные крики, и лавина темных устремилась вниз, к Лунной поляне, а на вершине холма остался один – самый ужасный. В лучах застывшего в зените солнца он весь, с головы до пят, сверкал и переливался огненными сполохами. Казалось, это сам бог войны спустился на землю светлых гномов, чтобы испепелить ее.
– Эй, Ордал! – крикнул как из-под земли появившийся Прол. – Трусливый Ордал! Что же ты прячешься на холме! Спускайся – померяемся силами! – Но Ордал даже не взглянул на него. И Прол снова исчез, растворившись среди сошедшихся в рукопашном бою воинов. Светлые гномы не дрогнули. Они стойко выдерживали натиск темных, не убивая их, а срывая маски. Темные же, напротив, во всю орудовали копьями и дротиками. И на поле битвы уже появились раненые. И даже убитые.
Мизинчик с напряжением наблюдал за сражением, и его переполняли противоречивые чувства. Ему хотелось ввязаться в бой и помочь светлым гномам, но в то же время он не находил в своем сердце никакой ненависти к темным. Состояние враждебности, агрессивности ему было не знакомо.
– Зачем они срывают маски и почему темные сразу прячут лица и убегают? – удивился Мизинчик, обращаясь к Веду. – Почему эта война такая странная: одни убивают, а другие только срывают маски?
– Разоблаченное зло бессильно, Мизинчик. Без маски оно страшится самое себя. – Вед пристально следил за ходом сражения. Он вдруг сорвался с места, врезался в самую гущу борющихся тел, вырвал из рук темного гнома копье, направленное в спину Прола, переломил его через колено и отшвырнул в сторону.
– Я ничего не понимаю! – крикнул ему в отчаянии Мизинчик. – Я не знаю, как надо сражаться!
– Просто увертывайся от ударов, срывай маски, и они исчезнут, – ответил Вед и затерялся среди беспорядочно сцепившихся между собою воинов. Мизинчик на мгновение застыл, как перед прыжком с горы, и бросился вслед за Ведом, крикнув Колпаку, чтобы он не лез драться, потому что у него все равно ничего не получится.
Колпак и не собирался. Даже если бы он пожелал этого, то просто не смог бы двинуться с места. Сейчас он чувствовал себя так же, как когда-то под взглядом руса. Вид горящей огнем фигуры на холме гипнотизировал его. Колпак не мог оторвать от нее взгляда, и стоял, как гвоздями прибитый. Если бы хоть один из темных гномов захотел пронзить его копьем, Колпак бы этого даже не заметил. К счастью, линия борьбы отодвигалась все дальше от Лунной поляны.
Не испытывая ни злости, ни опьянения от битвы и от собственной силы, Мизинчик решил просто делать, как все. Он срывал и срывал маски, увертываясь от ударов копий, но ему так и не удалось заглянуть в лицо хоть одному темному гному: они сразу закрывались руками и исчезали с поля сражения. Постепенно Мизинчиком овладел азарт – он хотел во что бы то ни стало увидеть лицо темного, чтобы убедиться, так ли он страшен, как говорил Прол.
Смелость светлых гномов черпалась из опыта старов: это они, поройдя через многие войны, учили молодых наращивать мышечную силу и побеждать в рукопашном бою, где пики и стрелы были практически бесполезны, так как нередко поражали своих. Воины Ордала, сойдясь вплотную с противниками, теряли самообладание. Поэтому светлые гномы теснили темных, всего лишь срывая с них маски.
Вскоре Мизинчик догадался использовать свой маленький рост. Он ужом проскальзывал между сцепившимися гномами, и, определившись, кто тут свои, плотно обхватывал руками ноги чужака и дергал, отрывая их от земли. Темный терял равновесие, падал. Первый взгляд на лицо без маски произвел на него впечатление мощного разряда грома, расколовшего небо. Мизинчик еле устоял на ногах. Бездонные глаза без зрачков глянули на него без всякого милосердия, будто разверзлись врата ада, и Мизинчик с ужасом заглянул в них. У него ослабели и подкосились ноги. И если бы не светлый гном, оказавшийся у него за спиной и подхвативший его, Мизинчика бы растоптали.
– Нельзя падать, – с сочувствием сказал он, – здесь некогда разбираться на кого наступаешь – живого или мертвого. Лучше не смотри на них, целее будешь.
Но любопытство Мизинчика быстро одолело его слабость: он не удержался, чтобы не взглянуть в страшное лицо и в следующий раз, когда темный, падая, потерял свою маску. Теперь он видел не только глаза, эти глубокие, таинственные, засасывающие в себя омуты без ресниц и бровей, но и огромный зубастый рот, провалившиеся ноздри – две дыры без всякого намека на нос, черную грубую кожу, на лице и на темени одинаково пупырчатую, узкую полоску лба. «Омерзительно, – подумал Мизинчик, – но не так уж и страшно».
Но чем больше он вглядывался в лица побежденных им врагов, тем чаще стал улавливать в них еще что-то, необъяснимое, но холодящее в груди и пробегающее мурашками по спине. Он вдруг осознал, что в сердце ему заползает страх смерти. Он стал бояться умереть. Он готов был бежать с поля боя не оглядываясь и забыв о своем долге. «Фу, ты, – выдохнул Мизинчик и на мгновение остановился, чтобы оглядеться и передохнуть, – так ведь и трусом можно стать. Больше не буду смотреть». Тут рядом с Мизинчиком оказался маленький юркий гном, увешанный зелеными шарами.
– Рында, – крикнул Мизинчик, – бросай свои шары в темных. Они побегут.
– Не могу, – ответил Рында, – это будет ненастоящая победа. Они, конечно, побегут. Но скоро вернутся с каким-нибудь более убийственным оружием, чем их копья и стрелы. Тогда побежим мы. И станем выдумывать что-нибудь еще более мощное. Потом побегут они. Потом снова мы, и так бесконечно, пока не перебьем друг друга. Шары только для Ордала, но к нему нельзя подобраться.
Голова Мизинчика сразу же переключилась на другое, и он перестал думать о том таинственном, что испугало его. Факт, что до Ордала нельзя добраться, застрял в его голове занозой и свербел, побуждая мысль все время крутиться вокруг него. Наконец, он додумался до очень интересного вопроса: «Ордал, наверное, тоже в маске. А если ее сорвать, побежит он или не побежит? А если побежит, то за ним и все темные побегут. Или не побегут?» Мизинчик так увлекся своими размышлениями, что забыл смотреть по сторонам и опомнился, лишь почувствовав острую боль в плече. Увидев, что из него торчит дротик, он чуть не потерял сознание, но овладел собой и стал оглядываться, надеясь на помощь Колпака, но тут рядом с ним оказался Прол, забросил его здоровую руку себе за шею и осторожно повел между сражающимися к Лунной поляне.
На самом краю поляны, там, где начинался лес, под одиноко растущим дубом, уже лежали и сидели десятки раненых. Между ними ходили несколько гномов в зеленых курточках. Один из них быстро подбежал к Пролу, принял у него Мизинчика и посадил на удобный, вырубленный в виде стула пень, чтобы раненый мог опереться спиной о высокий выступ с одной стороны. Тех, кто не мог самостоятельно держать равновесие, привязывали скрученным тугим пучком сухой травы. Вот и Мизинчик оказался на этом пне. Он с опаской поглядывал на зеленых, не зная, что с ним будут делать, но предполагая, что ничего хорошего. Подбежал еще один гном с большой, плетенной из соломы корзиной, набитой пучками каких-то трав. Он вытащил несколько листиков и стал растирать их в ладони. Мизинчик узнал знакомый запах мяты. Самтыгном любил потчевать своих братьев в летнюю жару холодным мятным настоем. «Чай он что ли собирается пить», – подумал Мизинчик, почти теряя сознание. Но совсем ощущения не покинули его. Он чувствовал, как гномы чем-то острым разрезают одежду на плече, обкладывают рану влажными листьями мяты, отчего кожа сделалась холодной и бесчувственной. И вдруг резкая боль пронзила ему плечо. Он вскрикнул и пришел в себя.
– Все, все, – быстро проговорил гном с корзиной, – все уже позади. Мы вытащили дротик. Теперь приложим крапивы, чтобы остановить кровь. А потом подорожник, и будешь как новенький. – Он закрепил листья на ране пучком сухой травы, капнул в рот Мизинчика обезболивающего настоя красавки и поднес к самому носу кусочек коры, на котором дымились горящие семена белены. – Скоро настанут сумерки, раскроются лунники, и целебная энергия полной луны залечит все раны, – ласково сказал гном, но Мизинчик его уже не слышал – он погрузился в легкий, полный радостных сновидений сон.
А Колпак все стоял, как вкопанный, на краю поляны, бессмысленно уставясь на вершину холма, где сиял своим ярким облачением властолюбивый предводитель темных гномов. Он, как маятник, в нетерпении метался из стороны в сторону, понимая, что сегодня победы ему уже не видать. Как только солнце закатится за горы, раскроются лунники, и его воинам придется бежать за холмы, ибо энергия Полной Луны может лишить их силы, и они станут легкой добычей светлых.
Колпак вертел головой вслед за мечущимся на холме Ордалом и, наверное бы, окончательно потерял ощущение себя, если бы рядом с ним не оказался Прол. Он покрутил перед носом Колпака ладонью, понял, что тот не реагирует, и со всего размаха влепил ему оплеуху. С Колпака тут же слетело наваждение, и он вполне осмысленно уставился на Прола.
– Ты чего дерешься, – заикаясь, произнес он возмущенно, – я же свой.
– Свой, да не совсем, – как всегда загадочно сказал Прол. – Ты попался на крючок к Ордалу. Каждый гном знает, что на его сияющие одежды нельзя смотреть: теряешь волю. И бегает он туда сюда, чтобы мелькать. А это завораживает. Иди-ка лучше к тому дубу – там Мизинчик раненый лежит, а ты тут столбом стоишь без всякой пользы. – И Прол исчез.
Перепуганный Колпак помчался спасать раненого Мизинчика, на ходу вспоминая, какими травами обычно лечил ссадины и царапины Побудка.
– Так, – бормотал он, – подорожник к ране, крапива вовнутрь, нет, крапива к ране, подорожник вовнутрь. Нет, не помню, – в отчаянии признался он сам себе и пожалел, что плохо прислушивался к советам Побудки. Какое же это было облегчение узнать, что у каждого народа есть своя Скорая помощь. И Мизинчик уже спасен.
Светлые гномы сражались отчаянно, и им удалось оттеснить темных почти к подножию холма, на котором метался Ордал. Солнце уже пересекло полуденную вершину неба и начало потихоньку скатываться к горизонту. Тогда Ордал приказал своему прислужнику Тырличу ударить в тулумбас, бевой барабан, сделанный из грубой кожи издохшего кабана, и издал призывный клич. На этот зов из-за холма ринулись новые свежие полчища.
Вой, который был впереди своих воинов, командуя сражением, повернулся к ним лицом и дал знак отступать. Из задних рядов вперед выдвинулись щитоносцы, которые образовали из высоких деревянных щитов недоступную для стрел и дротиков стену. Задние ряды светлых гномов повернулись спиной к холму и со всех ног бросились бежать. Они остановились только на краю Лунной поляны, зная, что темные дальше не пойдут. И действительно, преследователи отстали, но не прекратили стрельбу из луков.
Через несколько часов все поле стало медленно обволакиваться спасительной желтизной, а войско темных вместе с Ордалом отступило за холмы. Но никто не сомневался, что утром оно вернется. И тогда битва будет особенно жестокой.
– Татаур. Татаур. Смотрите – Татаур, – пронесся легкий шепот по рядам светлых гномов. – Он скажет, что делать. Он предсказал победу.
Татаур подозвал Воя и говорил с ним. Вой внимательно слушал, склонив голову, как будто что-то пристально разглядывая у себя под ногами. Затем он кивнул и послал Рынду найти Прола, а Татаур исчез так же незаметно, как и появился.
– Ты звал меня? – спросил Прол, трогая Воя за плечо. Вой повернулся к нему, кивнул головой:
– Знаешь ли ты, где теперь те гномы, которые пришли с Ведом?
– Знаю, – ответил Прол.
– Проводи меня, – приказал Вой.
Когда Вой и Прол подошли к дубу, Мизинчик все еще спал, а Колпак сидел возле него и тихонько насвистывал какой-то незатейливый мотивчик из песен соловья, живущего неподалеку от их лесной избушки. Колпаку казалось, что воспоминание о доме быстрее поставит Мизинчика на ноги, чем всякие там травы. Он свистел так уже несколько часов, поскольку вдолбил себе в голову, что если остановится хоть на мгновение, Мизинчику станет хуже.
– Вот они, – сказал Прол. – Мизинчик ранен, но не опасно. К утру должен оклематься. Лунники помогут.
– Хорошо. – Вой помолчал, видимо, принимая какое-то решение. – До полуночи пусть спит, потом разбудишь и приведешь ко мне.
Вой ушел, а Прол опустился на траву рядом с Колпаком. Он только теперь почувствовал, как устал. Голова клонилась к земле – хотелось лечь и уснуть. Но он не мог сделать этого, так как не был уверен, что проснется к полуночи, а приказ надо выполнять. Прол зажал в кулаке несколько камешков, облокотился спиной о ствол дуба и позволил себе задремать. Как только он уснул достаточно глубоко, ладонь разжалась, камешки стали скатываться с нее, ударяясь друг о друга. От этого легкого шума Прол проснулся и почувствовал себя вполне отдохнувшим.
Взглянув на небо, он определил по положению звезд, что до полуночи еще далеко, и можно успеть закончить одно дело. Конечно, Прол рисковал. Ведь он мог и не вернуться, а, следовательно, приказ не будет выполнен. Но он был уверен в себе, и им повелевал долг лазутчика.
Этим вечером роса выпала особенно обильно, и пробираясь сквозь высокие травы, Прол быстро промок и озяб. Но он не обращал на это никакого внимания. Его вела цель, которая поглотила его так, что он забыл о себе. Надо было как можно ближе подобраться к темным и послушать их разговоры. Может быть, удастся узнать что-нибудь о слабостях Ордала, и это подскажет, как приблизиться к нему и избежать завтрашнего кровавого сражения.
Прол змеей бесшумно пробрался за холмы. Вот и стоянка темных. Костров они не разжигают. Питаются только сырым мясом диких животных, как звери, разрывая его зубами, поскольку среди них сильна вера в то, что свежая кровавая плоть возбуждает беспощадность. Пока они заняты вечерней трапезой, Пролу удалось довольно глубоко забраться в их лагерь, почти до лежбища Ордала. Но тут он наткнулся на сплошной строй часовых, стоящих в три ряда: предводитель темных – под надежной охраной. Прол понял, что зря прихватил с собой зеленые шары, и расстроился: он то надеялся покончить с Ордалом в эту ночь. Часовые несли свою вахту молча – им запрещалось говорить. Так что вряд ли здесь можно что-нибудь разузнать, решил Прол и отполз в ту сторону, где слышались несдержанные голоса. Оказалось, – это ордаловы военачальники пируют, празднуют сегодняшний успех и предвкушают завтрашнюю резню, ничуть не сомневаясь в победе.
Прол с горечью слушал, как они похваляются друг перед другом своими доблестями.
– Я проткнул полсотни этих глупцов, – с пренебрежением говорил один из них, прикрытый маской бурого медведя, – они не умеют сражаться, не пользуются оружием и кичатся своими правилами – только срывать маски.
– Слабые душонки, – поддержал его другой, видимо сильно перебравший дурманящей мухоморной настойки, потому что его язык едва ворочался, издавая мало понятные звуки, – они не решаются убивать. Легко воевать с такими заморышами.
– А Ордал все-таки их опасается, – сказал с сомнением в голосе третий гном, более всего владеющий собой и еще способный рассуждать, – иначе чего бы он торчал на том холме, не испытав удовольствия легкой поживы. Знать, дрожит за свою шкуру.
– Да не за свою шкуру он дрожит, – раздраженно возразил «медвежья голова», – а за исход битвы. – Тут Прол почувствовал, что сейчас услышит что-то важное и замер, затаив дыхание. – Если с него сорвут маску, ты первый побежишь с поля боя, не оглядываясь.
– Что, так страшен?
– Ужасен.
– А говорят, что у него маска из чистого золота и алмазов, – полюбопытствовал тот, что не владел своим языком.
– Брехня, – небрежно ответил кто-то из троих, – такая же, как у всех – деревянная, только отделана золотом и драгоценными камнями.
Прол был разочарован. Ничего нового он не узнал, кроме того, что у Ордала маска не из чистого золота. Но как можно это знание использовать в борьбе с Ордалом, он не знал.
Выбравшись из лагеря темных, он со всех ног помчался к Лунной поляне. Возле дуба Прол оказался ровно в полночь. Мизинчик все еще спал. Колпак, утомленный ролью домашнего соловья, тоже дремал, все-таки пытаясь насвистывать, но у него скорее получалось воробьиное чириканье. Прол улыбнулся – больно уж забавно выглядели эти пришельцы, так трогательно умеющие заботиться друг о друге. Жаль было будить. Но военный приказ – превыше всего, ведь на кон поставлены не только жизни светлых гномов, не только существование самого народа Большой Луны, но и торжество светлых духов Земли над темными. Прол очень хорошо это сознавал, поэтому не жалел ни себя, ни других. Он решительно растолкал Мизинчика:
– Ну, как ты себя чувствуешь?
Сонный Мизинчик сердито прошептал, чтобы не разбудить Колпака:
– Ты только для этого не дал досмотреть мне сон, чтобы узнать, как я себя чувствую? Сон был такой замечательный – темные уже бежали…
– Ну, а на самом деле бежали мы, – безжалостно сообщил Прол горькую правду.
– Но почему! – вскричал Мизинчик. – Мы же были так близки к победе!
– Потому что Ордал отозвал своих живодеров, а против нас выступили гномы Последней Луны. Они столь же безжалостны, как и темные, но не носят масок и не страшатся смотреть друг на друга. К тому же они никогда не вступают в ближни й бой. Мы перед ними бессильны.
– Я ничего не понимаю, – почти простонал Мизинчик в отчаянии, – почему же мы бессильны?
– Потому что им не нужна победа, – спокойно сказал Прол. – Они бесстрастные сеятели смерти, и лишены покровительства не только светлых, но и темных духов Земли. Они – порождение слабой, затухающей Луны. И страшатся только Ордала. Его могучей испепеляющей силы. – Он помолчал немного, думая, что еще добавить, но решил, что и так много сказал: – Ладно, буди своего друга и пойдем. Нас ждет Вой.
Вой, Вед и несколько старов обсуждали завтрашнее сражение. Колпак кожей ощутил, какая вокруг них напряженная атмосфера: видимо, решение дается им нелегко. Почувствовав в душе тревогу, он, как последний раз перед долгой разлукой, с тоской взглянул на Мизинчика. Но беспечный Мизинчик, осознав, что беда обошла его стороной, испытывал необыкновенный прилив сил и просто рвался в бой. Он свято верил, что ничего плохого уже случиться не может.
– Вот, привел, – буднично сказал Прол, будто позвал Мизинчика с Колпаком на ужин, а не на военный совет.
Вой внимательно посмотрел на Мизинчика и перевел взгляд на Колпака.
– Мы не видим выхода, – произнес он сурово. – Но Татаур сказал: «Исход сражения в руках пришельцев. Они владеют лучом, который несет огонь. Ордал будет побежден». Вы – пришельцы. У вас должен быть луч. Где он?
Мизинчик с Колпаком застыли в полном недоумении. У них не было никакого луча. Они напряженно думали, что могут означать слова Татаура, но им в голову не приходило никакое объяснение. Вой и стары сначала с надеждой наблюдали за ними, потом на их лицах стало проступать разочарование.
– Думайте! – нетерпеливо приказал Вой. – Татаур никогда не ошибается.
– Но мы не знаем, о чем думать, – в один голос взмолились Мизинчик с Колпаком.
– Какой луч? И как он может поджечь Ордала? – добавил Колпак. – Он ведь весь из золота, а оно не горит. – Колпак даже не понял, что он такое сказал, а Мизинчик аж подпрыгнул и во все горло заорал:
– Я догадался! Догадался! Колпак, вспомни Чистюлю и его увеличительное стекло. – Но тут он осознал, что и стекла нет, и золото, действительно, не горит, и совершенно сник.
– Маска у Ордала не золотая, а деревянная, – сказал до этого молчавший Прол, – я знаю точно, потому что был сегодня у темных и слушал разговоры.
– Ну-ка, что это за стекло такое, – сразу заинтересовался Вед, – расскажите-ка поподробнее. – И Мизинчик с Колпаком, перебивая друг друга, стали рассказывать об опытах с куском горного хрусталя во всех живописных подробностях: о том, как сначала горела трава, потом подоконник и чуть весь дом не спалился, и, наконец, о том, как растапливали печь, пока солнце не скрылось за тучи и не пошел дождь.
Вед слушал внимательно. В голове его напряженно билась мысль. Он уже знал, как получить мощное оружие.
– Все, – сказал он решительно, – я понял, что делать. Надо же, я не знал о свойстве хрустального стекла увеличивать силу солнечного луча. Это великое открытие. Ваш Чистюля большой ученый.
– Да, не ученый он, – уточнил Мизинчик, – он дороги строит. А открытие сделал случайно.
– Ничего случайного не бывает, – возразил ему Вед, – и открытие дается только тому, кто его достоин.
– Меня интересует практическая сторона, – нетерпеливо прервал спор Вой, – как и когда мы получим это оружие?
– Мне нужна одна лунная дорога и два солнечных пути, чтобы отшлифовать стекло, – пояснил Вед.
– Но мы же тебе поможем, – сказал Мизинчик, – мы знаем, как это делал Чистюля.
– Тогда, возможно, мы справимся быстрее. Только надо тотчас же отправляться в горы. Я знаю пещеру, где растут огромные кристаллы хрусталя. – Он поднялся с пня, на котором сидел и, не оглядываясь, в полной уверенности, что Мизинчик с Колпаком идут за ним, углубился в лес, который заканчивался у подножия Хрустальной горы. Теперь Мизинчик и Колпак поняли, почему она так называется.
Лес оказался вполне проходимым, здесь не было ловушек, и гномы одолели его еще затемно. В горах уже начинало светать, поэтому до пещеры добрались без приключений, хотя и с соблюдением мер предосторожности, так как несчастье с кем-нибудь из них сильно осложнило бы выполнение задания. Но вот в самой пещере темень была непроглядная.
– Держитесь за меня и друг за друга, – сказал Вед, – я поведу вас на ощупь. Мне хорошо знакома эта дорога. Ступайте шаг в шаг. И придерживайтесь стены, которая у вас справа.
Вскоре глаза привыкли к темноте, и гномы даже стали различать очертания выступов в скале, чтобы не набить себе шишек. Все-таки откуда-то сюда пробивался свет. Где-то посреди пещеры Вед остановился:
– Я пойду, а вы без меня никуда. – Он сбросил со своего плеча руку Мизинчика и шагнул в сторону, сразу пропав из вида. Пугливый Колпак, потеряв проводника, стал озираться по сторонам, ощущая тревогу. Тут ему показалось, что прямо на них движется какое-то светящееся существо, и он, впав в паническое состояние, отпустил плечо Мизинчика, готовый сорваться с места и бежать. Вед как будто почувствовал побуждения Колпака и рявкнул во все горло:
– Стоять! – Колпак, как вкопанный, застыл на месте, сразу успокоившись. Светящимся существом оказался Вед с огромным кристаллом хрусталя в руках, в котором отразились блики проникающего откуда-то света.
– Ну и паникер ты, Колпак, – сказал Мизинчик без всякого осуждения в голосе. – Мы уже столько испытали, а ничего страшного все еще не произошло. Пора привыкнуть к опасностям.
– Не могу, – произнес Колпак виновато, – если вижу что-нибудь необъяснимое, ноги сами бегут – я даже подумать не успеваю.
– Все необъяснимое – природно, и страшно только потому, что его еще не объяснили, – заметил Вед, – как только явлению находится причина, оно перестает пугать. Опыт показывает, что миром правит закон причин и следствий, потому что рано или поздно всему находится объяснение, все происходит из-за чего-то, почему-то и для чего-то. Поэтому надо попридержать ноги, а лучше включать мозги, и все страхи покажутся смешными.
– А мне не показываются, – с безнадежностью в голосе сказал Колпак, – я все равно боюсь. Наверное, я не создан для опасностей. Я к ним слишком чувствительный.
– Наверно, – согласился с ним Вед, – но ты уж потерпи.
– Я все время терплю, – вздохнул Колпак, и они пошли дальше.
К удивлению Мизинчика, пещера быстро закончилась, и оказалось, что они не так уж долго шли, потому что утро все еще не наступило. Когда же первый луч солнца упал на долину внизу, у Мизинчика появилось смутное ощущение, что он когда-то здесь бывал. Вон и водопад знакомый, только вместо озера течет река.
– Тебе не кажется, что мы пришли в Веселую страну? – спросил он Колпака.
– Очень даже кажется, – согласился Колпак, – только там, где было озеро, теперь река.
– Вы же сами превратили озеро в реку, – насмешливо произнес Вед. Мизинчик и Колпак остолбенели, пораженные.
– А как же мы так быстро дошли, если уходили отсюда так долго, целую ночь, по каким-то подземным ямам! – Вскричал Мизинчик, чувствуя себя одураченным.
– Не мог же я показать вам короткий путь, никем не охраняемый, – пожал плечами Вед. – Я же вас тогда плохо знал и не слишком доверял. К тому же мне надо было увести вас так, чтобы вы не вернулись. – Мизинчик от возмущения не нашелся, что сказать и, обидевшись, замолчал. Колпак растерянно смотрел то на Веда, то на Мизинчика, желая их примирить, но не знал, как.
– Вы бы не ссорились, – робко заметил он, – дело прошлое, чего уж вспоминать. Ведь теперь-то мы друзья и не сомневаемся друг в друге.
– Колпак прав, – согласился Вед, – не обижайся, Мизинчик. Все это такие мелочи, если вспомнить, что заставило нас вернуться. Нам надо поторопиться. – И троица почти кубарем скатились с горы, оказавшись прямо у входа в дом Наба, где по-прежнему стоял гном с зеленым шаром на поясе.
Наб сидел на полу, на обтрепанной циновке и завтракал. При виде гостей он поднялся и спросил у Веда:
– Ну, как там? Тяжело?
– Тяжело, – ответил Вед.
– Чем-то можно помочь?
– Может быть, – сдержанно сказал Вед. И гномы без всяких препятствий проследовали в келью Веда. Здесь, не теряя ни минуты, Вед сунул в руку Мизинчика кусок светлого мягкого камня и приказал:
– Давай, рисуй, каким было ваше увеличительное стекло.
У Мизинчика никак не получалось изобразить на шершавой каменной стене точную копию Чистюлиного хрусталика. Во-первых, оказывается, он забыл, как он выглядел, какая у него вогнутость и какая выпуклость. А во-вторых, все эти извилины стены как раз и попадались ему под руку и уводили линии вкривь и вкось. Вед, наконец, потерял терпение и всучил камень Колпаку:
– Попробуй ты.
У Колпака руки привычны к сильным и тонким движениям, ведь он тачает башмаки точно по ноге, чтобы нигде не терло, не жало и не давило. Поэтому и хрусталик у него получился точь-в-точь, как настоящий. Вед одобрил работу Колпака и отобрал у него камень. Сверху в углу он нарисовал солнце и провел от него к стеклу десяток тонких линий. Колпак с Мизинчиком догадались, что это солнечные лучи.
– Как же это работает, – бормотал Вед себе под нос, совершенно забыв о своих помощниках. – Так, сюда лучи падают, а тут вогнутость собирает их в пучок. Все лучи в одну точку. И этим увеличивается их сила. Вот почему трава загорелась! Да, но надо направить этот луч на расстояние, чтобы не здесь, под стеклом, а там на холме…Да, да, да… А как же этого добиться. Так…Солнце там …так, так, так…стекло здесь…м..м..м…Собирается тут, а как туда… Хм… – Вед чертил по камню, стирал рукавом, опять чертил, он уже был с головы до пят обсыпан мелкой белой пылью, пот катился с него градом, казалось, что у него в руках не кусочек мела, а огромный валун, который он перетаскивает по наклонной стене. В отчаянии он упал на каменную глыбу, которая служила ему и столом и стулом, в зависимости от потребности. И тут вошел гном с корзиной, наполненной едой.
– Наб прислал вам это, – сказал он, – так как вы устали и голодны, и просил узнать, не нужно ли чего.
– Ничего не нужно! – грубо, с раздражением в голосе прикрикнул на него Вед. – Только чтобы не мешали.
– А Чистюля говорил, что если решение не дается, то надо отвлечься от него, немного подождать, и тогда можно будет увидеть проблему по-новому, – осторожно заметил Колпак. Вед с удивлением взглянул на него, подумал, положил мел и одобрительно кивнул:
– Мудрец ваш Чистюля, жаль, что я с ним не знаком…впрочем, давайте перекусим.
Колпак и Мизинчик ели с удовольствием – это была их первая еда за прошедшие сутки. Вед тоже голодал, как и все, но завтрак не вызывал у него никаких приятных ощущений. Он был сосредоточен на решении научной задачи – как направить лучи солнца через увеличительное стекло так, чтобы они собрались в горячий пучок именно на маске Ордала. Он механически взял из корзины зажаренный на вертеле белый гриб и стал внимательно разглядывать его полукруглую шляпку. Колпак, заметив это, сказал, не зная, зачем:
– Похожа на Чистюлино стекло. – Вед посмотрел на него каким-то отрешенным, уходящим в глубь себя взглядом. Протянул руку и взял еще один гриб. Отломал от обоих ножки, а шляпки соединил вместе вогнутыми сторонами.
– Вот! – крикнул он обрадованно. – Их должно быть два. – Вед вскочил и бегом помчался к своему камню, схватил мел и рядом с прежней линзой нарисовал еще одну. – Так, так, – забормотал он возбужденно. – Если к солнцу выпуклой стороной…здесь преломляются, там собираются… там собираются…так, так…в зависимости от изгиба…могут собраться на таком же расстоянии, как до солнца…силы не хватит. А до маски хватит. Все! Я понял! – Он еще некоторое время что-то чертил, вычислял, линза на рисунке у него получалась то более круглой, то более плоской, наконец, он остановился на варианте, который, по его словам, соответствовал расстоянию от Лунной поляны до холма, на котором обычно останавливается Ордал, и провозгласил: – Будем делать два стекла.
– Ого! – воскликнул Мизинчик с сомнением в голосе, – это ж сколько времени надо. Темные ждать что ли будут.
Колпак подошел к рисунку двух линз, соединенных вогнутыми сторонами, походил вокруг камня, посмотрел на них то с одной стороны, то с другой и вежливо спросил:
– А почему нельзя сделать одно стекло, но с двумя выпуклыми сторонами? Это ж одно и то же. – Вед хлопнул себя ладонью по лбу и изумленно вскричал:
– Как! Как я не додумался – такое простое решение! – И он с уважением пожал Колпаку руку, отчего тот смутился и готов был провалиться сквозь землю.
Тут же приступили к шлифовке хрустального стекла. Мизинчик и Колпак хорошо знали, как это делается, потому что иногда помогали Чистюле и кое-чему научились.
А в это время на земле светлых гномов взошло солнце. Вой еще затемно вывел свое войско на край Лунной поляны. Его отряды стояли, напряженно вглядываясь в едва осветленную первыми лучами даль. Там уже началось передвижение полчищ гномов Последней Луны. Вой вышел и стал лицом к своему войску. За ним последовали два богатыря. Они скрестили руки, наклонились, подхватили Воя и вознесли его над стройными рядами защитников земли народа Большой Луны. Где-то в стороне, почти на краю леса, гном-трубач дунул в раковину черной улитки, и громовой голос провозгласил:
– Гномы Большой Луны! Слушайте своего полководца! – Наступила пронзительная тишина, которую нарушали только мирные звуки проснувшейся природы. Воины затаили дыхание, стараясь все услышать, все понять и всему подчиниться.
– Братья! – крикнул Вой так, чтобы его было слышно даже в последних рядах. – На чем стоим, братья!?
– На краю Земли светлых гномов! – рявкнули ему в ответ тысячи глоток.
– Так можем ли отступить! – еще громче и решительнее провозгласил Вой.
– Никогда! – в едином порыве выдохнула армия.
– За что стоим, братья!? – Вой непреклонным жестким взглядом охватил ряды воинов, каждому из них вонзив в сердце осколок своего мужества.
– За торжество светлых духов Земли! – как одним громоподобным голосом ответили ему гномы.
– Это наше последнее сражение с темными – так сказал Татаур! – крикнул Вой. – Не отдадим же им нашей победы! Кто стар, пусть станет молодым! Кто слаб, пусть обретет силу и добудет честь в бою!
– Мы победим! Победа! Только победа! Не уступим! Все ляжем здесь, но не уступим! – кричали воины, впав в великое воодушевление и преисполнившись непоколебимой отваги.
Ордал тоже готовился к сражению. Этой ночью он без сопровождения свиты подданных, прихватив с собой только своего прислужника Тырлича, посетил владения Великого Колдуна земли народа Темной Луны Анта-Руатата. Оказывается, Руатат ждал его.
– Я говорил с темными духами Земли, – сказал Колдун, как только Ордал переступил порог его хижины. – Ты должен отступить. Гномы Полной Луны получили помощь. И она сильнее лунного затмения. Ты не можешь рисковать, потому что, по предсказанию, у тебя впереди только одна битва. И если ты потерпишь поражение – войны со светлыми прекратятся навсегда. Разве мы хотим мира?
– Нет, никогда! – воскликнул Ордал. – Я жажду власти над вселенной! Над всем, что движется под этими небесами. И я добьюсь своего! Я вырву свое величие из слабых рук гномов Полной Луны. Сейчас! Сегодня! Немедленно! Неужели ты думаешь, что я остановлюсь! Что я побегу! Что я покажу тем ничтожным воякам свою спину, как последний трус. Жаль, что ты не видел, как они стремительно отступили, спасаясь от моих лучников. Но если бы ты помог мне… Дай мне Копье власти. И тогда мне не страшны никакие предсказания.
– Ты сошел с ума! – в бешенстве закричал Анта-Руатат. – Знаешь ли ты, на что замахиваешься!? Ты возомнил, что можешь властвовать даже надо мной – Величайшим из колдунов под этими небесами, Магом и Чародеем, посвященным в тайное знание, с кем даже духи вынуждены считаться. Ты, мерзкое животное, дерзнул посягнуть на власть высших сил... – Руатат, схватив свой тяжелый жезл, увенчанный рубиновой звездой, замахнулся на Ордала и, казалось, сейчас проломит ему голову. Но какая-то сила остановила его. Он только влепил предводителю темных гномов такую мощную оплеуху, что тот едва устоял на ногах. Ордал не остался в долгу и ткнул кулаком Руатату в зубы. Между ними началась потасовка, во время которой Тырлич тенью проскользнул в святая святых Колдуна – в его келью для бесед с духами – и стянул хранившееся там в отделанном драгоценными каменьями футляре Копье власти. Краем глаза Ордал заметил, что его прислужник мелькнул в проеме двери, открытой наружу, и, оттолкнув Руатата, последовал за ним.
– Великий, величайший, – насмешливо пробормотал он, – стырили Копье, а он даже не заметил…
Солнце медленно выползало из-за холмов. И когда оно, наконец, осветило их вершины, на одной из них уже стоял Ордал. Его маска и его доспехи сверкали в солнечных лучах, как и прежде завораживая всех, кто слишком долго на него смотрел. Но еще ярче сияло в его руке, вытянутой в сторону, Копье власти. Воины из обеих сражающихся армий сразу узнали его. Крик ликования пронесся по рядам темных:
– Копье власти с нами! – кричали они. – Мы непобедимы! Слава Ордалу, овладевшему Копьем власти! Честь победителю непобедимого Руатата!
С молчаливой решимостью восприняли это событие светлые гномы. Только на мгновение их сердца дрогнули, охваченные отчаянием, но их могучий воинский дух тут же беспощадно расправился с этим постыдным чувством.
Легким взмахом руки Ордал привел свое войско в движение. Из-за холмов выступили лучники гномов Последней Луны. Они никогда не ввязывались в рукопашный бой, не захватывали земель, а только сеяли смерть меткой стрельбой из луков и метанием копий. Когда отряды воинов, их противников, редели, вперед выступали гномы Темной Луны. Сильные и беспощадные, они довершали дело, убивая на своем пути все, что движется, и захватывая все, что имеет цену.
Гномам Большой Луны в прежние времена не раз приходилось спасаться бегством. Они все дальше и дальше уходили в глубь лесов, отдавая темным сначала недра гор, богатые минералами, драгоценными камнями и металлами, потом плодородные долины, затем окраины лиственных лесов, где под солнечными лучами буйно цвела и благоухала щедрая на дары природа. Теперь их жизненным пространством стала глухомань хвойных буреломов, где кроме грибов, ничего не росло, и приходилось добывать пропитание тяжким трудом, расчищая от упавших деревьев поляны и сея просо, лен, разводя огороды с земляникой, пряными и лечебными травами, сады с дикими ягодами и фруктами. Выручала их и река, плодившая непомерное количество всякой живности. Но далее отступать было некуда. Гномы Большой Луны всегда знали о последней битве, растили в себе силу и ждали знака небес. Время пришло. Предсказание должно сбыться. «Не отступлю, ни за что, ни на шаг», – эта решимость билась в каждом сердце защитников земли народа Большой Луны.
Вперед вышли щитоносцы. Их длинные, широкие и выгнутые, выточенные из дубовых поленьев и покрытые уплотняющим составом разных смол щиты отражали летящие стрелы, возвращая их в стан противника с не меньшей поражающей силой. Лучники сначала не могли понять, откуда летят стрелы, от которых они не имеют защиты. Они беспомощно оглядывались по сторонам, нигде не видя противника с луками. Казалось, что стрелы падают с неба, и разят темных сами духи. Гномы Последней Луны были близки к панике. Но умный Ордал разгадал свойства выгнутых щитов. И в ответ выслал вперед своих щитоносцев, плотный ряд которых размыкался только на мгновение, чтобы дать проход лучникам, а те, выпустив стрелы, снова отступали за щиты.
Но и светлые казались неуязвимыми. Их первый, не проницаемый для копий и стрел ряд, стоял, не дрогнув и не потеряв ни одного воина. Так могло продолжаться долго, а запас оружия не бесконечен. Только ближний бой, рукопашная, могли как-то изменить ход сражения, но Ордал не мог решиться на это, понимая, что армия противника хорошо обучена и не уступит первенства. Он лихорадочно искал выход, но ничего не приходило ему на ум. Ордал не привык советоваться со своими военачальниками, всегда принимая решения единолично. Но тут он вынужден был созвать военный совет.
Удивленные его непонятным поступком главари отрядов темных робко жались друг к дружке, ожидая крутой расправы за промедление в битве. Но Ордал успокоил их, движением руки предлагая садиться, что тоже было неожиданным, так как никто не мог сидеть в его присутствии.
– Мы уже треть солнечного пути обстреливаем армию светлых, но не достигли никаких результатов, – грозно произнес Ордал. – Я бы хотел услышать, что думают мои полководцы о возможных переменах в сражении. – Полководцы напряженно морщили свои лобные полоски, но ничего не могли сказать. Откуда взяться хоть каким-нибудь собственным мыслям, если тебя приучили подчиняться уже готовым решениям, не думая. Единственно, что крутилось в головах этих растерянных гномов, лишь мысль о том, как выпутаться из сложного положения и остаться в живых.
Вдруг самый неопытный из них, видимо, по молодости лет не знающий парализующей силы страха, посмел заговорить:
– Если бы Великий Ордал позволил своим войскам подняться на холм, – сказал он, почтительно склонив голову, – то стрелы, летящие с высоты, миновали бы щиты светлых и падали бы в самую гущу их войск.
Это было удивительно простое решение, но даже сам Ордал не додумался до него, хотя не подал вида:
– Молодой Туман читает мои мысли, – похвалил он юного гнома, который аж раздулся от гордости, выпятив грудь и выкатив глаза. Остальные полководцы смотрели на него с ненавистью, и можно быть уверенным, что в первом же бою он получит копье в спину – здесь не любят тех, кто оказывается умнее других.
Вот теперь светлым приходилось туго – стрелы, пущенные с холма, попадали в цель, и на Лунной поляне раздались стоны раненых и погибающих. Вой приказал разомкнуть ряды, рассредоточиться, укрыться под деревьями, окружающими поляну. Стары, видя, как редеют отряды защитников, в крайнем возбуждении потребовали наступления.
– Мы возьмем лучников в рукопашной. Им с нами не совладать, – говорил один из прославленных воинов. – Ты же видел нас в бою и не можешь сомневаться.
– И все-таки я сомневаюсь, – ответил ему Вой, – пока вы добежите до холма, вас настигнут стрелы. Ты же видишь, как густо они сыплются на наши головы. Вряд ли кто из вас уцелеет. Я не могу рисковать моими лучшими воинами, потому что главное сражение еще впереди. Кто же поведет остальных? Сейчас у нас одна задача – не поддаваться страху, панике, жалости к себе. Не отступить! Мы будем стоять здесь, на краю нашей земли, до тех пор, пока Вед и эти чужеземцы не доставят сюда то, что сделает нашу победу неотвратимой. Мы будем ждать!
Стары подчинились решению Воя. Так началось Великое стояние. Именно под таким названием вошла в легенды последняя битва светлых гномов с темными силами. Их задние ряды отступили, укрылись под густой кроной деревьев и кустов, но готовы были в любой момент броситься в рукопашный бой. Только щитоносцы и несколько воинских шеренг за ними, практически недоступные для стрел и копий, остались стоять на месте. Они держали границу, через которую не должна была переступить нога врага.
Когда солнце стало клониться к закату, Ордаловы лазутчики доложили, что Лунная поляна практически пуста, светлые или отступили, или перебиты. Осталась горстка защитников, с которыми нетрудно справиться. И обрадованный Ордал, легко поверивший в это, потому что хотел верить, подал знак гномам Темной Луны идти в наступление. Из-за холма стремительно выдвинулись полки, устрашающие оскаленными звериными масками вместо лиц.
Щитоносцы светлых расступились, и сквозь образовавшиеся проходы, как из под земли, рванулась лавина бесстрашных воинов, непобедимых в рукопашном бою. Потрясенный этим Ордал попробовал отозвать своих солдат. Но светлые мгновенно преодолели расстояние, отделяющее их от врага, и без промедления вступили в битву. Сражение началось, и остановить его было непросто. Наконец, охваченные паникой, темные бежали. Предвидя, что вперед выдвинутся опять лучники, Вой приказал своим войскам тоже отступить к Лунной поляне и занять прежнюю позицию.
Уже миновала одна лунная дорога и один солнечный путь. Вед, Мизинчик и Колпак, отдыхая по очереди, шлифовали стекло. Наб то и дело присылал им горячие травяные настои, взбадривающие силы и не дающие уснуть, а так же остро отточенные камни, песок, глину, мох, шершавые сухие листики, растертые в труху – все, что нужно для работы. Какое же требовалось терпение, осторожность, умение, чтобы случайно не повредить стекло, чтобы оно не треснуло, ибо тогда пришлось бы все начинать сначала, а там, на Лунной поляне, гибнущие гномы с нетерпением ждут помощи. Когда Колпак думал об этом, на его глаза наворачивались слезы. Заметив их, Мизинчик прикрикнул на Колпака, чтобы он не распускал нюни и лил воду куда надо – прямо на хрусталик, а не мимо.
– Смотри-ка, какую лужу развел на полу, – заметил он сердито, – мы скоро в ней утонем.
– Ворчать некогда, – примирительно сказал Вед, – конечно, мы устали, но расслабляться нельзя. Молчите и не теряйте сосредоточенности.
Сначала кусочек хрусталя под воздействием острых камешков утратил все лишнее и приобрел округлую форму с обеих сторон. Теперь гномы под руководством Веда добивались нужной степени выпуклости и прозрачности. Они терли и терли бока стекла разными составами дерущих смесей, пока Колпак, в очередной раз промывающий линзу, не обнаружил, что сквозь нее хорошо видны трещинки в камне, который служил Веду столом и стулом.
– Готово! – заорал он так, что задремавший от усталости Мизинчик в панике вскочил на ноги и рванул к выходу, вероятно, восприняв это как сигнал «спасайся, кто может». Вед со смехом перехватил его у двери и встряхнул за плечи, чтобы он окончательно пришел в себя.
– Готово, – сказал он радостно на ухо Мизинчику. Тот сразу все понял и почувствовал себя совершенно бодрым.
Не мешкая ни минуты, гномы упаковали стекло в льняную тряпочку, обложив его со всех сторон мхом, чтобы случайно не разбилось в дороге, и отправились в обратный путь. Когда они вышли из дома Наба, солнце как раз собиралось закатиться за горы.
– Хорошо, что скоро ночь, – сказал Колпак. – Темные не посмеют сунуться на Лунную поляну. А утром и мы тут как тут. – Он был весел и решителен. Мизинчик с интересом посмотрел на Колпака, который впервые в жизни ничего не боялся.
Теперь дорога показалась Мизинчику гораздо длиннее, чем в тот раз, когда у них еще не было увеличительного стекла. Его нетерпение достигло такого предела, что, казалось, он вот-вот взлетит и понесется к месту сражения, как летучая мышь. Он все время бежал впереди, непрерывно оглядываясь и поторапливая своих спутников.
– Успокойся, Мизинчик, – наконец не выдержал Вед, – нам ни к чему спешить. Все равно солнце раньше утра не появится, а без него нечего делать.
Вед рассуждал логично, но Мизинчика его доводы не убедили, и ему казалось, что из-за непростительной медлительности они обязательно опоздают.
Из пещеры в Хрустальной горе гномы вышли в полную темень – даже луны не было видно на небе. Но Вед легко шел по только ему известной тропе, ведя за собой спотыкающихся на каждом шагу спутников.
– Кто здесь?! – раздался грозный оклик, и путешественники поняли, что, наконец, пришли.
– Свои, – спокойно ответил Вед.
– Пароль, – сказал голос из темноты.
– Луч, – произнес Вед осторожно, сомневаясь, не вражеские ли это лазутчики выведывают пропуск в стан светлых воинов.
– Проходите, – воскликнул голос радостно, – мы ждем вас. – И Вед облегченно вздохнул.
Вой при слабом свечении гнилого пня с изумлением разглядывал увеличительное стекло и никак не мог поверить, что такая маленькая хрупкая безделушка сможет победить могущественного Ордала. Вед с тревогой наблюдал, как он небрежно вертит в руках прозрачный хрусталик:
– Дай-ка сюда, – произнес он грубо, – совсем не умеешь обращаться с нежной вещью, еще уронишь. – Вой вернул стекло Веду, и, пожав плечами, с сомнением спросил:
– Ты уверен, что это и есть мощное оружие, которое нас спасет?
– Уверен, – твердо ответил Вед. – Утром все будет решено.
– Что ж, посмотрим, – Вой задумчиво помолчал и добавил, – но на всякий случай будем готовиться к сражению.
Когда забрезжил рассвет, Вой, Вед, Мизинчик и Колпак отправились выбирать позицию, с которой было бы удобно направить солнечный луч на холм Ордала. И тут оказалось, что с низины, в которой расстилалась Лунная долина, это сделать почти невозможно. Расстерянный Вед озирался по сторонам, не зная как теперь быть. Вой разочарованно смотрел на него, не ожидая ничего хорошего.
– Нужен холм или какая-нибудь высота, – сказал Мизинчик.
– Хорошо бы, конечно, – насмешливо произнес Вой, – да где ж его взять.
– Это может быть дерево, – осенило Веда, и он стал озираться по сторонам. – Только как на него забраться?
Тут Колпак вспомнил про свою веревку, которая так и осталась висеть на сосне, когда Мизинчик спускался с ее макушки, заброшенный туда хитроумной петлей Прола.
– А ты не помнишь – с того дерева холмы видны? – спросил Вой Мизинчика.
– Мне было не до того, чтобы окрестности разглядывать, – Мизинчику явно неприятно вспоминать ту историю, в которой он выглядел совсем не героически. – Но можно туда сходить и посмотреть – до восхода солнца время еще есть. Только нам нужен проводник. – И Вой велел позвать Прола.
Когда маленький отряд специального назначения во главе с Пролом добрался до знакомого дерева, солнце уже вскарабкалось на вершины сосен. Со стороны Лунной поляны сюда доносились воинственные кличи лучников Ордала, подбадривающих себя, и это заставляло гномов спешить. Мизинчик задрал голову и удивился, что его сосна, оказывается, такая высокая. Тогда, напуганный происшествием, он этого даже не заметил.
– Возможно, – сказал он, – я и видел оттуда холмы. Это дерево самое огромное в лесу.
– Да, – согласился с ним Вед, – мне на него не залезть.
Прол тоже усомнился в своих силах, потому что ему никогда не приходилось ползать по веревке.
Колпак сказал, что он, конечно бы долез, но ему страшно. По всему выходило, что подниматься на дерево придется Мизинчику: это дело для него не новое, к тому же и стеклом он пользоваться умеет. Засунув за пазуху замотанный в лоскуток хрусталик, Мизинчик повозил ладонями по земле, чтобы они не скользили, и полез вверх. Чем выше он поднимался, тем тревожнее становилось выражение на лицах наблюдавших за ним гномов. Только бы не сорвался – думал каждый из них, и не было у них теперь никаких других желаний. Но вот Мизинчик, наконец, достиг вершины, прочно умостился на ветке дерева, и, придерживаясь за ствол одной рукой, стал разглядывать даль.
– Вижу! Вижу! – радостно закричал он друзьям внизу. – Вижу Ордала! – Он стал осторожно вытаскивать хрусталик, развернул его и поискал глазами, откуда светит солнце. Вытянув в сторону свободную руку, в которой крепко зажал увеличительное стекло, он поймал солнечные лучи и направил их мощный, усиленный во много раз пучок на сверкающую маску предводителя темных. Однако ничего не произошло. Мизинчик знал, что надо подождать, но все равно в какой-то момент ему стало страшно от мысли, что ничего не выйдет, что Вед ошибся в своих расчетах. Но тут он увидел над головой Ордала едва заметно вьющийся дымок. Еще мгновение – и его маска исчезла в стремительно разгорающемся на ветру пламени. Резким движением предводитель темных воткнул в землю Копье власти и обеими руками содрал с головы обманчивую личину…
– Получилось! – заорал Мизинчик в восторге. – Горит! Маска загорелась! Он ее сбросил! – И Мизинчик надолго замолчал, всецело поглощенный событиями, разворачивающимися на холме. Он даже не слышал нетерпеливых возгласов своих друзей, желающих знать, что же там происходит дальше. Только когда Колпак стал дергать за веревку, Мизинчик очнулся и стремительно сполз с дерева.
– Они уже бегут, – сказал он торопливо и со всех ног помчался к Лунной поляне, чтобы не пропустить самого главного – торжества полной и окончательной победы гномов Большой Луны. Его друзья молча последовали за ним.
Когда они выскочили из леса, на Лунной поляне не было больше войска, напряженно готового к бою, а стояла сбившаяся в одно целое огромная толпа светлых гномов. Они, разинув рты от изумления, наблюдали, как Ордал скинул маску, как потом из-за холма высыпал беспорядочно мечущийся рой темных, который рассыпался на мелкие осколки отдельных обезьяноподобных особей и рассеялся в пространстве. В мгновение ока холм принял свои обычные очертания, как будто никакого нашествия и не было, и только воткнутое в землю, сияющее в лучах солнца Копье власти напоминало о нем.
Но вдруг над холмом, словно ниоткуда, возник темный стремительный смерч. Он вырвал из земли Копье власти и вознесся с ним в небеса. Однако там, в вышине, на глазах у пораженных зрителей родилось маленькое нежное облако и метнуло неожиданно сильную яркую молнию в самый наконечник Копья. Оно рассыпалось на сотни мельчайших сверкающих в солнечных лучах пылинок и праздничным фейерверком опустилось на землю. Вслед за ним рухнул вниз и черный сгусток вращающейся энергии, подняв облако серой пыли, в центре которой стала проявляться странная, как бы поглощающая свет, бесформенная фигура.
– Анта-Руатат. Руатат, – пронеслось по рядам встревоженных видением гномов. Появление колдуна не могло предвещать ничего хорошего. И войско заволновалось, сознавая свое полное бессилие перед мощью черной магии.
Но и облако плавно опустилось на землю. А из него как бы выплыл знакомый образ Непревзойденного Белого Мага.
– Татаур! – вскричало радостно войско. – Татаур пришел нам на помощь! Слава Татауру! С нами Татаур! Мы непобедимы!
Простому смертному гному было трудно что-либо понять в разразившейся битве Светлого и Темного Тайного Знания. На вершине холма все сверкало и грохотало. Высоко в небеса взлетал Татаур. Исчезал под землей Руатат. Вот он вознесен Татауром к солнцу так, что только точкой обозначен на голубом небе, и оттуда низвергнут на землю, которая расступилась и поглотила его. Ликующими возгласами огласилась Лунная поляна. Казалось, что ничто не заставит Руатата вернуться. Но холм буквально взрывается, разбрасывая во все стороны комья сухой земли, и Руатат предстает перед войсками в неиссякаемой силе. Он обрушивает на Татаура взлетевший вверх холм и погребает его под мощным слоем камней и глины. Возглас страдания проносится над землей светлых гномов.
Но не таков Татаур, чтобы позволить себя уничтожить. Он слеп, но его внутреннее зрение кудесника не позволяет ему перепутать, где небеса, а где преисподняя. У него достает магической силы, чтобы забросить Руатата вместе с холмом на горячую светлую сторону Луны, где он не сможет черпать ее темную холодную энергию, быстро ослабнет и уже никогда не вернется.
Потрясенные гномы не могли отвести глаз от того места, где минуту назад еще был холм, а теперь его не стало. Не было там и Руатата. Не было там и Татаура. Только легкое прозрачное облачко, как дымок от ночного костра, плавно поднялось к небу и растворилось в его голубизне.
Не успели гномы Большой Луны опомниться от всех этих необъяснимых и страшных событий, как на землю среди ясного дня пала тьма, совершенно поглотившая солнце. Ужас вполз в сердца светлых воинов. Некоторые из них, не умея преодолеть его в себе, обратились в бегство, и их никто не останавливал. Другие окаменели, потеряв способность двигаться, и только молча, задрав кверху свои лохматые бороды, смотрели в небо. А там, плавно взмахивая гигантскими крыльями, плыла в воздухе тьма тьмущая черного воронья. Она уже овладела пространством между дальними горами, и где начинается день, и где заканчивается.
Ужас сменился отчаянием: напрасны были все усилия, все жертвы, все потери – темные духи захватили Вселенную. Гномы пали на землю, в странном порыве раздирая себе кожу ногтями и вырывая волосы на голове. Возглас, похожий на завывание попавшего в капкан зверя, пронесся над Лунной поляной и затих где-то за холмами.
Но и это был еще не конец. С востока сквозь непроницаемую тьму пробился свет и стал теснить воронье, которое не желало, но принуждено было барахтаться в небе, словно натыкаясь на непреодолимое препятствие. Передние стройные ряды черных птиц распадались, разворачивались в необъяснимой панике и сталкивались с теми, что летели за ними, рождая хаос.
А светлое пространство на горизонте ширилось, раздвигая тьму. И тут гномы увидели, как в самый центр неисчислимой вороньей стаи врезался клин ослепительно белых птиц с мощными крючковатыми клювами. Вздох облегчения пронесся над бесформенной перепуганной толпой гномов.
– Воины света! – закричали радостно некоторые из них, воспрянув духом. – Смотрите! Смотрите! Светлые духи изгоняют тьму!
Мизинчик с Колпаком не могли поверить, что все это происходит на самом деле. Они напряженно наблюдали за событиями, которые мелькали мимо их сознания, потому что в прошлой их жизни не было ничего подобного: это не с чем было сравнивать, нечем было объяснить – они не знали ни слов, ни понятий, при помощи которых можно было бы анализировать и оформлять мысли по поводу происходящего. «Как мы будем обо всем рассказывать Самтыгному, – думал Мизинчик. – Мы не сможем, а он не поверит. Кажется, я и сам не очень верю. Что я вижу? – размышлял он дальше. – В небе дерутся черные и белые птицы. Ну, и что. Воробьи тоже дерутся. Да, их слишком много. Я столько никогда не видел. Но здесь такая благодатная природа, так тепло и сытно, вот они и плодятся. И живут долго. Но при чем тут нашествие? При чем тут свет и тьма? И почему местные гномы так напуганы – разве их касаются птичьи ссоры? Нет, все-таки есть в этом какая-то тайна. Надо будет расспросить Веда».
Колпак же просто смотрел. Он ни о чем не думал. Ни одна мысль не родилась в его голове, потому что он был всецело поглощен переживаниями. Он напряженно наблюдал за битвой в небесах, ничего не понимал, но ему почему-то хотелось поражения черных воронов. Всю свою энергию, рожденную этим великим желанием, он отдавал белым птицам, как будто без его помощи они погибнут. Наверное, все остальные гномы чувствовали то же самое, потому что на их лицах, обращенных к небу, отразился тот же внутренний порыв.
А с высоты обрушивались на землю мощные гортанные крики разъяренных птиц. Черные и белые перья плотным слоем уже усыпали Лунную поляну. Яростным смерчем вращалось в небе птичье войско, смешав верх и низ так, что казалось – сама Земля перевернулась вверх тормашками и несется куда-то вслед за взмахами птичьих крыльев. У Колпака закружилась голова, почва ушла из-под ног, и он, потеряв равновесие, грохнулся рядом с Мизинчиком. Тот перепугался, решив, что Колпака задел какой-нибудь из воронов, теперь уже носившихся в воздухе слишком низко, так как воины света вернули себе высоту. Он обследовал тело друга, но не нашел никаких ранений. Тут рядом упал в обморок еще один гном, потом еще и еще. И Мизинчик понял, что его друг просто не выдержал напряжения, порожденного сражением в небесах. «Ладно, пусть отдохнет, – подумал он, – слишком уж Колпак впечатлительный».
Птиц становилось все меньше и меньше, хотя нигде не было видно убитых и раненых. Они будто растаяли в пространстве, закончив свой небесный путь, совершив свой последний подвиг. Все чаще между сцепившимися в схватке крылатыми телами стала проглядывать небесная голубизна, безразличная к земным тяготам и битвам. Она ширилась, тянулась к вершинам гор, разливалась высокой прозрачной чистотой, неся умиротворение и покой. А вот и последний луч пробился из-за гор, сверкнул солнечным оком, глянул на безобразия земные и скрылся, обескураженный деяниями обитателей этого прекраснейшего из миров.
Все стихло и в небе, и на земле. Гномы в изнеможении падали в траву и тут же засыпали. Над ними всходила полная луна, и распускали свои радостные цветки лунники, наполненные живительным солнечным светом, который отразился от лукавого земного спутника, питающего энергией и светлых, и темных – всем родного, и всем чужого.
Колпак и Мизинчик крепко спали. Им снились мирные сны из их прошлой жизни, которая теперь и сама казалась далеким сладким сном: их домик в чаще леса, горячая печь в нем, пышущая жаром и пахнущая горелым конопляным маслом, пролитым на нее Самтыгномом, закопченные Побудка и Чистюля после неудачных опытов со смешиванием разных веществ в одном бочонке, бегущие в лес тропинки, озеро и Самтыгном с удочкой на берегу. Мизинчик и Колпак улыбаются: какая же хорошая у них была жизнь и как приятно вспоминать о ней. Пожалуй, им пора возвращаться.
Лунники цвели, излучая невидимую энергию, которая пронизывала тела уставших гномов, пробуждая их к жизни. Вот проснулся Вой. Он сразу вспомнил до мельчайших подробностей события вчерашнего дня и только теперь до конца осознал, что битва закончена. Добыта так страстно желаемая многие сотни лет победа над темными, но почему-то она не принесла великой радости. Вой смотрел на спящих гномов, и сердце его сжималось от безмерной печали. Сейчас он думал обо всех утратах прошлых лет, обо всех лишениях, которые пришлось перенести в бесконечных отступлениях, о времени, силах и жизнях, истраченных на эту войну.
И тут он вспомнил о своих земляничных полянах. Он даже почувствовал на губах приятный сладкий вкус спелых ягод. Но и это воспоминание не развеяло его грусти. Он испытал что-то вроде легкого отвращения к простому мирному труду, который не шел ни в какое сравнение с героическими буднями войны, когда ему одним мановением руки приходилось бросать в бой свои неисчислимые полки. Он был полководцем, и имя ему было Вой, гордое имя. А теперь он снова станет обыкновенным строителем заборов вокруг земляничных грядок. И звать его будут Заб. Вой даже скривился от этой мысли – какое простое, ничего не значащее имя. Он сердцем чувствовал, что не может вернуться к прежней жизни, во всяком случае, ему будет непросто это сделать. «Наверное, война испортила меня, – думал Вой, – я заболел жаждой власти». Ему хватило мужества, чтобы правдиво думать о себе, безжалостно оценивать свои побуждения: « Пожалуй, у меня один выход – исцелиться». И Вой решил, что по завершении всех дел, связанных с окончанием войны, он удалится в Тмутаракань, в чащобу Татаура, и поживет в одиночестве, чтобы ничто не мешало думать о том, что есть правда и ради чего стоит жить и трудиться. А когда он все поймет про себя и про смысл своего личного бытия, то вернется в страну гномов Большой Луны и пройдет свою жизненную дорогу до конца. От этого сурового решения Вою стало легче. Он повернулся лицом к востоку и стал ждать первого луча восходящего солнца. Когда его лицо, обласканное утренним теплом, расслабилось, разгладилось от морщинок на лбу, прорезанных тяжелыми мыслями, он не стал будить трубача, а почти весело громовым голосом прокричал:
– Гномы Большой Луны! Пробуждайтесь! Пришла Великая Победа! Возликуем же!
Просыпающиеся гномы энергично вскакивали на ноги, послушные своему военачальнику, и устремлялись к центру Лунной поляны, где на большой глыбе гранита стоял Вой, видный отовсюду.
– Пришла Великая Победа! – громко повторил Вой. – Но не легок был ее путь. Мы вынесли десятки сражений. Мы пережили не одно поражение. Мы отступали, но и тогда знали, что она придет. И вот этот час настал – нам хватило мужества встретить его достойно. Возликуем же, братья!
– Да здравствует Победа! – пронеслось над Лунной поляной, словно раскаты грома. – Слава Вою! Слава! Слава!
Вой поднял руку, и ликующая армия притихла.
– Воздадим же честь героям, сделавшим нашу Победу неотвратимой! Вот они, – Вой указал рукой на Мизинчика, Колпака и Веда, – пусть же они станут рядом со мной, и вы увидите тех, кто сорвал маску с Ордала и обратил в бегство его полки.
– Слава! Слава! Слава героям! – с восхищением и удовольствием выкрикнул народ Большой Луны.
Вед в этот момент оставался совершенно спокойным и даже равнодушным к почестям. Мизинчик расцвел, разулыбался, стал размахивать руками, приветствуя воинов, которые с благодарностью и симпатией отвечали ему дружным нечленораздельным ревом. Колпак же сильно смутился, покраснел и стал бормотать что-то о том, будто он вовсе ничего такого и не сделал, и даже не хотел и совсем наоборот, после чего окончательно расстроился и спрятался за спиной Мизинчика. Но Вой вывел его вперед, хлопнул по плечу и твердо произнес:
– Истинному герою негоже прятаться за спины других и в битве, и в торжестве победы.
– Слава! Слава! – с энтузиазмом ответили на это смешавшиеся ряды гномов, уже утратившие свой боевой порядок.
И снова Вой поднял руку. На его лице отразилась глубокая печаль. Гномы настороженно приумолкли.
– Братья, – торжественно произнес Вой, – радуясь Великой Победе, вспомним и о наших безмерных утратах. Эти холмы, – он указал рукой туда, где еще недавно мелькало сверкающее одеяние Ордала, – высятся здесь с незапамятных времен. Насыпанные нашими предками над телами погибших воинов, они прирастали во дни народной скорби, когда каждый из вас, вспоминая героев, павших в сражениях с темными, приносил сюда горсть священной земли народа Большой Луны. И сегодня в честь павших победителей мы возведем к небу самый высокий холм. Пусть же он будет им прочным домом в мире мертвых, и вечным памятником в мире живых.
В безмолвии встретили слова Воя гномы Большой Луны. Тихо разошлись они по Лунной поляне, склоняясь над телами погибших, укладывая их на ветви сосен, и в траурном молчаливом шествии унося к месту погребения.
Мизинчик и Колпак спустились с гранитного камня и присоединились к остальным. Они брели среди лунников, вглядываясь в лица павших гномов. Возле куста шиповника они увидели Прола, который сидел на земле рядом с чьим-то телом, раскачивался и причитал:
– Он был моим лучшим другом. Он был таким веселым и таким смелым. Зачем он не бросал свои шары? Ах, если бы он бросил свои шары, то остался бы жив. – По щекам никогда ничего не боящегося лазутчика текли слезы.
Приглядевшись, Мизинчик и Колпак узнали в погибшем Рынду. Из груди у него торчала стрела, которая угодила прямо в сердце.
– Не плачь, Прол, – с сочувствием сказал Мизинчик. – Он так считал. Согласись, что поступать так, как считаешь правильным, если даже это бесполезно, величайший подвиг. Кто же льет слезы над героем.
– Вставай, Прол, – поддержал Мизинчика Колпак. – Давай отнесем Рынду к холмам. Его место теперь среди прославленных. Он заслужил почестей, а не причитаний.
Прол с усилием поднялся с земли, пошел к краю поляны и принес оттуда лохматую сосновую ветвь. Втроем они бережно уложили на нее Рынду и медленно понесли по его последнему земному пути.
Когда холм, самый высокий из всех, был насыпан, наступила ночь, и на небо выкатился ярко сияющий диск Полной Луны. Зацепившись за вершину холма, он накрыл его таинственным серебристым мерцанием. Возглас восторга пронесся среди гномов Большой Луны: это был добрый знак долгой счастливой жизни.
Вед нашел Колпака и Мизинчика у костра, который распалил Прол. Его вел запах жареных улиток. Почему-то он был уверен, что этот аппетитный аромат связан с пришельцами. И не ошибся.
– Садись, – предложил Прол, – я знаю, что ты не любишь улиток, но угостить тебя больше нечем. Мы так голодны, что съели бы и лягушку. – Он помолчал, ковыряясь в костре палкой. – Так как ты смотришь на печеную в углях улитку? – И он протянул Веду подцепленную на кончик палки закопченную раковину.
Неожиданно для себя Вед не почувствовал отвращения, а легко и с благодарностью выковырнул нежное мясо себе в рот, проглотил и удивился, отчего он раньше отказывался от такого изысканного кушанья. Когда с улитками было покончено, Вед сказал, что собирается этой ночью отправиться в обратный путь и мог бы Мизинчика с Колпаком прихватить с собой, если они намерены возвращаться. И тут Колпак почувствовал, как он нестерпимо соскучился по дому, по Самтыгному и его кастрюлям, из которых всегда так вкусно пахнет.
– Конечно, намерены! – вскричал он. Мизинчик не выразил такой бурной готовности, но и возражать не стал. Гномы решили немножко поспать, а когда луна сползет с холма и зависнет над лесом, отправиться в дорогу, чтобы как раз к утру быть на месте.
Путь домой – Колпак и Мизинчик возвращаются
и находят себе нового друга.
Когда Вед разбудил Колпака и Мизинчика, над холмами и над Лунной поляной стояла полная, непроницаемая для звуков тишина. Все вокруг погрузилось в крепкий предрассветный сон. Гномы тихонько прошли между спящими и направились к Хрустальной горе. Сегодня они никуда не спешили. Ощущение свободы от всех обязательств и обстоятельств сделало их медлительными и беспечными. Мизинчик с Колпаком глазели по сторонам и всему удивлялись, словно видели и этот лес, и гору за ним впервые.
Впрочем, это так и есть, потому что в прошлый раз у них не было времени разглядывать окрестности. Сейчас же, в утренней полумгле, уже рассеянной пробивающимся из-за горы светом, они с любопытством отмечали, как этот благоухающий и яркий мир отличается от их родных, скудных на запахи и цвета полян, сырых, поросших мхом лесов, нередко низкого и серого от туч неба. «Почему это так, – думал Мизинчик, – небо ведь у нас одно, а везде разное, солнце тоже общее на всех, но почему-то у них греет, а у нас ленится, и земля кажется одинаковой, а вырастают на ней совсем непохожие деревья и плоды. Надо бы расспросить Веда», – решил он и обернулся к товарищам, которые немножко отстали, но сзади никого не увидел. У него похолодело под сердцем. Он живо представил себе, как некоторые уцелевшие враги схватили Колпака и Веда и сейчас расправляются с ними где-нибудь среди деревьев. Мизинчик стремглав бросился назад, но через несколько шагов остановился, как вкопанный, с недоумением глядя на пропавших, которые на четвереньках ползали в траве.
– А, Мизинчик, – невнятно пробормотал Колпак набитым чем-то ртом, – здесь такая вкусная земляника. А какая она крупная! Попробуй, – он приподнялся на коленках и протянул Мизинчику раскрытую ладонь, на которой алела горстка сочных ароматных ягод. Мизинчик облегченно вздохнул, потом радостно рассмеялся и с разбега окунулся в шелковистую траву, как он любил это делать дома. Гномы наслаждались покоем, миром, сладкой земляникой и ясно ощущаемой, может быть впервые, любовью к жизни.
Как солнце оказалось в зените, когда оно успело пройти треть своего пути, они даже не заметили. Сытые и довольные, они бодро шагали к Хрустальной горе. Колпак и Вед о чем-то мечтательно размышляли, а деятельный Мизинчик во все горло орал свою только что сочиненную песню: « О-го-го, о-го-го! Жить на свете нелегко! На тропу выходит зверь. Но ты коварному не верь. Он твоей желает крови…. М-м-м, тра-та-та…». – Нужное для рифмы слово у Мизинчика не находилось. Он остановился, задрав голову к небу, будто рассчитывал там увидеть подсказку, потом с надеждой посмотрел на Колпака. И тот из чувства товарищеской солидарности выпалил первое, что пришло ему в голову: «Мы ему нахмурим брови». Вед и Мизинчик с удивлением посмотрели на Колпака, потом Вед неопределенно хмыкнул, и вдруг согнувшись пополам неожиданно в полный голос расхохотался. Вслед за ним осторожно хихикнули Колпак и Мизинчик, но осмыслив фразу, уже не сдерживали смеха.
– Ой, ой, – всхлипывал Мизинчик, – мы ему брови нахмурим…Ха-ха-ха…Интересно…ой, не могу… ха-ха-ха… как ты ему брови хмурить будешь…
Гномы покатывались со смеху и не могли остановиться. По лицу Колпака текли слезы, и было не понятно, он все еще смеется или уже плачет. Вед опомнился первым. Он вдруг замолчал и внимательно посмотрел на своих юных спутников: у них были все признаки истерики. Видимо, сказалось напряжение последних дней – нервы не выдержали. Вед влепил хорошую оплеуху сначала Мизинчику, потом Колпаку. Те ошарашенно смотрели на него, но уже не смеялись.
– Все, – сказал Вед спокойно, – самое тяжелое уже позади. Будем привыкать к хорошей жизни.
Мизинчик и Колпак, молчаливые и даже слегка поникшие, поплелись за ним. У входа в пещеру они немножко помедлили – не хотелось оставлять пригожий солнечный денек и вступать в пространство, пропитанное сыростью и мраком.
На другой стороне пещеры их ждал сюрприз. Хорошие вести непонятным образом преодолевают расстояния, и о них быстро узнает весь мир. Может, лазутчики постарались. Только не успели Вед, Колпак и Мизинчик выйти на божий свет, щурясь и ничего не различая, ослепленные ярким светом, как чьи-то сильные руки подхватили их и подбросили высоко кверху, поймали и опять подбросили…
– Ой! Ай! Ое-ей! – только и успевали выкрикивать испуганные и ничего не понимающие гномы. Наконец, их поставили на землю, стали обнимать, целовать, теребить. И только теперь они поняли, что толпа их приветствует как героев и победителей.
Вперед вышел Наб. Он низко поклонился отважным воинам, и вслед за ним склонили головы другие гномы.
– Мы не видели той войны, – сказал он сурово и почтительно, – но знаем, что если бы не ваша победа, война пришла бы сюда, на нашу прекрасную землю. Наше восхищение подвигом светлых гномов и вашим, наша благодарность не имеют меры и не могут быть выражены словами. Мы гордимся, что Великий ученый из народа Малой Луны вместе с вами, гномами другой земли, создали оружие, решившее судьбу нашего мира. Низкий вам поклон. – И Наб еще раз склонил голову.
Теперь все ждали, что скажут воины. Мизинчик с Колпаком совершенно растерялись и не могли произнести ни одной внятной фразы, поэтому поспешно отступили назад, предоставив Веду право произносить речи.
– Братья гномы, – сказал Вед без всякого пафоса в голосе, – это была последняя битва с темными, и мы в ней одержали заслуженную победу. Ибо никакое добро не остается без награды, и никакое зло – без наказания. Рано или поздно справедливость торжествует, в этом только и заключается смысл жизни – всеми силами защищать и утверждать закон справедливости. Вот долг каждого гнома. Так что мы просто исполнили свой долг.
– Слава Веду! – заорали гномы, тронутые его скромностью и обнадеживающими прогнозами на будущее. – Слава Великому Ученому! – И тут неожиданно для всех, но больше всего для Наба, на берегу бывшего озера, а теперь реки, загрохотали взрывы, и вверх полетели сверкающие на солнце разноцветные полупрозрачные камни, слюда, раскрашенные сухие листья, дымящийся мох – в общем, то, что только гномы нашли в природе, чтобы запихнуть в зеленые шары и устроить фейерверк в честь победы.
Оказывается, страх смерти не очень подействовал на обитателей Веселой страны, и они припрятали в своих землянках целый арсенал оружия, которое Наб считал тайным. Открытие было не из приятных, и Наб помрачнел, обдумывая, как ему теперь поступить – нельзя же допустить, чтобы его приказы не выполнялись. Вед понял его состояние, и, посмеиваясь, заметил, что теперь-то гномы точно разоружились, поэтому и мер никаких принимать не надо.
Огромная толпа гномов сопровождала Веда, Колпака и Мизинчика до самого берега реки, где широкая лужайка была завалена всякими яствами, потому что каждый обитатель Веселой страны считал своим долгом накормить победителей чем-нибудь особенным. Расщедрившиеся по случаю праздника хозяева тащили и тащили корзины с припасами, не считаясь с расходами, хотя в другие дни они были несколько скуповаты.
Кто-то осторожно тронул за плечо Мизинчика, тот обернулся и увидел Смота. Смотритель за порядком вещей растроганно обнял старых друзей. Осмотрев их с ног до головы, он нашел, что они ничуть не изменились, только еще больше поизносились, и их надо приодеть. Он куда-то исчез, а затем вернулся в сопровождении гнома, увешанного всяким тряпьем.
– Вот, – сказал Смот, – подсобрали у народа по такому случаю. – И он стал рыться в сваленной на траву одежде. – Это я, пожалуй, возьму себе, – произнес он, как бы сомневаясь, и стал разглядывать на просвет симпатичный оранжевый кафтан. – Почти новый, – сделал он заключение. – Всего одна дырка. Затем он извлек льняные, окрашенные зеленой глиной штаны, деревянные башмаки с загнутыми кверху носами, чтобы не цеплялись за корни, широкополую шляпу с пером, черный плащ, слегка потрепанный снизу, обширный шейный платок, теплую фуфайку, подбитую мехом суслика и поеденную в некоторых местах молью… – короче, большая часть барахла оказалась в довольно вместительных объятиях Смота. – Я сбегаю домой, – заявил он, – а вы тут пока выбирайте… – Выбирать было уже почти не из чего, поэтому Мизинчик с Колпаком взяли то, что осталось, переоделись и были очень довольны своим новым, довольно ярким нарядом.
– Ну, вот, – заметил Колпак, – теперь можно и домой…
Подошел Вед, оглядел их и хмыкнул:
– Вас теперь и не узнать. Смотрите, чтобы пчелы не напали, приняв за цветочную клумбу.
– Мы вот тут надумали возвращаться, – смущенно произнес Мизинчик, стягивая с себя красные штаны. Колпак тоже решил отказаться от желтой курточки. (Вед посеял в них сомнение: безопасно ли в чужом лесу носить такие заметные одежки).
– Ну, не на ночь же, – решительно возразил Вед, – переночуйте у меня, а утром рано уйдете. Я вас провожу.
Пир на берегу затянулся. Колпак с Мизинчиком уже давно насытились и теперь скучали, поражаясь чревоугодию местных гномов. Еды натаскали столько, что можно было ею целый год кормить руса, но она таяла на глазах. Везде под кустами валялись обжоры, так набившие животы, что не могли устоять на ногах.
Энергичный Смот прибегал, накладывал в приподнятые рукой полы своего балдахина то, что можно было унести, и мчался прочь.
– Смот, – обратился к нему Мизинчик, – мы завтра уходим. Может, попрощаемся?
– Подожди, Мизинчик, – торопливо ответил Смот, – я сейчас сбегаю домой, и мы обязательно попрощаемся. – Но гномы его так и не дождались.
Когда Мизинчик с Колпаком проснулись в темной келье Веда, они не знали, наступило ли утро. Однако какая-то сила подняла их с циновки на полу и заставила приняться за сборы. Вед, было, пробурчал, что еще рано, но его гостями овладело нетерпение, и он вынужден был тоже пробудиться. Собственно, собирать-то было нечего. Пустой рюкзак Колпака потерян где-то в дороге. Еды у Веда не водилось, так что идти придется налегке. Колпак вспомнил, как готовил их к путешествию Самтыгном, подумал, что хорошо иметь такого заботливого друга, и заторопился.
У выхода из горы Наба еще с затемна околачивался Смот. Гном с зелеными шарами подозрительно наблюдал за ним, но заговорить не решался – все-таки это же Смотритель за порядком вещей, хотя кто знает, что у него в голове. Смот же сердито поглядывал на дверь, недоумевая, сколько же эти герои могут спать.
Наконец, дверь отворилась, и путешественники оказались на свободе. Смот радостно бросился к Мизинчику с Колпаком, на ходу оправдываясь, что вчера у него совсем не хватило времени с ними поговорить, поэтому он пришел сегодня. Он был действительно счастлив и одновременно грустил:
– Очень жаль расставаться. Время, проведенное с вами, и наш подвиг по изгнанию руса я буду вспоминать, как лучшие дни своей жизни, – проговорил он торжественно. – Вот, возьмите на дорогу, здесь есть все, чтобы поддержать силы, – и он протянул Колпаку корзинку, наполненную едой со вчерашнего обильного стола.
– Прощай, Смот, – сказал Мизинчик. – Ты хороший друг. Мы с Колпаком никогда тебя не забудем. Смотри тут, чтобы порядок вещей оставался правильным. И если день последует за ночью, а ночь за днем, и если солнце и луна прокатятся по небосводу порознь, мы будем знать, что ты стоишь на своем посту и хорошо исполняешь свой долг.
Смот порозовел от удовольствия: было видно, что слова Мизинчика ему приятны.
И гномы отправились в обратный путь в сопровождении Веда. Сначала они шли по берегу реки, в которой уже не было руса. Мизинчик остановился и загляделся на веселую игру брызг водопада с солнечным лучом, только что пробившимся сквозь облака, застрявшие на вершинах гор.
– А у нас, наверное, метет, – сказал он задумчиво, – холодно. Знаешь, Колпак, я, оказывается, полюбил зиму.
Теперь они входили в густой лес, где утро еще и не наступало. Но Вед хорошо знал дорогу, поэтому путь домой оказался менее сложным и более быстрым, чем в тот день, когда они впервые спустились с гор в Веселой стране. У подножия сыпучего склона Вед остановился:
– Дальше вы пойдете сами. Там просто негде заблудиться. Что ж, будем прощаться. Я, может быть, навещу вас как-нибудь, если вы обозначите путь. Ведь я бывал в вашей зиме, ослаб и даже чуть не замерз, но меня спас какой-то старый лохматый гном – он притащил меня сюда на спине, а сам потом исчез под таким же растрепанным, как и он сам, кустом с красными сладкими ягодами.
– Мы, кажется, с ним встречались, – сказал Колпак.
– Знаешь что, Вед, я все время хочу тебя спросить, – торопливо произнес Мизинчик, боясь, что не успеет узнать самого главного. – Если эта битва с темными была последней, значит, зло исчезло навсегда?
– Зло не может быть побеждено никогда, – твердо сказал Вед. – Если бы это было так, то ты остался бы голодным, ведь ты любишь жареных улиток. Так устроено в природе – и тут уж ничего не поделаешь. Но бывает, что зло разрастается до невероятных размеров. Например, ты не хочешь есть, а тебе просто нравится убивать улиток. Природа здесь уже ни при чем, все дело в твоем жестоком сердце. Такое сердце нужно остановить, потому что оно попирает закон справедливости – каждая тварь имеет право на жизнь. Ну, а была ли эта битва последней, я не знаю? Так предсказано Татауром. Может – для светлых гномов, но ты же догадываешься – мир велик, и нельзя быть уверенным, что где-нибудь за горами не появится опять какой-нибудь ордал, в груди которого будет биться злобное и алчное сердце.
– Мне что-то совсем перехотелось есть улиток, – с жаром сказал Мизинчик. – У Самтыгнома такие вкусные пироги с малиной получаются. Когда ты навестишь нас, ты сам в этом убедишься.
– Мы оставим метки на деревьях, – добавил Колпак, снимая с шеи красный шарф, – мы распустим его на нитки и привяжем их к веточкам. Мы прочно их привяжем, ты увидишь… – и он бросился к Веду, обнял его, даже не скрывая слез. – Мы очень будем ждать тебя.
Гномы ползли вверх по сыпучему склону, не оглядываясь, чтобы не расплакаться – расставание было тяжелым. Они успели привязаться к умному и надежному во всех приключениях Веду.
«С ним было так легко и спокойно. У него обо всем можно было спросить, и он на все вопросы отвечал терпеливо. И не показывал своего превосходства, хотя и Великий Ученый страны гномов Малой Луны», – думал Мизинчик, совершенно расстроенный.
«Он такой замечательный друг, какого, может быть, никогда и не будет больше. Конечно, такого не будет, все остальные будут другие», – всхлипывал про себя Колпак.
Но вот и знакомый куст, у которого Мизинчик когда-то не умер от отравления. На нем по-прежнему зрели сочные и сладкие ягоды. Гномы остановились и взглянули вниз – там никого не было.
– Смотри, – сказал Колпак, – когда мы сюда пришли, помнишь, какой радостной была долина внизу. А теперь она какая-то скучная и пустая. Почему это?
– Там теперь нет Веда, – ответил Мизинчик.
– И тогда его не было, – возразил Колпак.
– Но мы же не знали об этом, – вздохнул Мизинчик, обрывая и засовывая в рот сладкие ягоды.
– На, поешь, – он протянул горсть ягод Колпаку, – сразу легче станет.
Вдруг куст зашевелился, между корнями обнаружилась норка и оттуда выскочил уже знакомый растрепанный гном:
– Опять кто-то дергает мой куст, – закричал он угрожающим голосом, – мое не трожь – башку оторву!
Мизинчик с Колпаком так и покатились со смеху – больно уж потешным выглядел воинственный хозяин куста. Они-то и не таких видали. Подумаешь – напугал. Лохматый гном с недоумением смотрел на них, но на этот раз даже не попытался скрыться. Отсмеявшись, Мизинчик спросил:
– А почему этот куст твой? Он же растет на миру, вот миру и принадлежит.
– Да и не мой он, – согласился лохматый, – это я так, для разговору. Да и ягоды эти я никогда не ем – сильно они сладкие. – И он с любопытством стал разглядывать пришельцев. – Кажись, я вас уже встречал.
– Ну да, – подтвердил Мизинчик, – у этого же куста.
– Угу, – принял к сведению гном. – Тогда вы шли в долину. А теперь, значит, идете из долины. Ну и как там? Слышно, там была битва?
– Была, – подтвердил Колпак.
– А теперь? – уточнил гном.
– Теперь закончилась, – сообщил Колпак.
– Значит, хорошо, – одобрил известие лохматый. – Видать, вы добрые гномы, – заметил он, прищурив один глаз, отчего на его лице проступило лукавство. – Помощь мне нужна.
– Говори, – сказал Мизинчик, посерьезнев.
Лохматый подергал за куст, и из норки вылез крошечный гномик, замотанный в какие-то лохмотья.
– Вот, прибился, – указал на него лохматый, – и выкинуть не могу, и прокормить не в силах. Сам едва выживаю – кору жую.
Малыш смотрел на Мизинчика с Колпаком огромными несчастными глазами, в которых вспыхнула надежда и тут же погасла.
– У нас в горах, каждый сам по себе, – вздохнул лохматый. – Куда его? Никто не возьмет. Берите вы, – и он подтолкнул гномика поближе к Колпаку, интуитивно почувствовав в нем сострадательное сердце.
– Ты кто? – спросил Мизинчик.
– Не знаю, – чуть слышно пролепетал малыш, готовый расплакаться.
– А откуда?
– Из горы, – ответил он.
– Ну, ты хоть что-нибудь помнишь, как ты на свет появился? – настойчиво расспрашивал Мизинчик.
– А ты-то сам помнишь? – рассердился Колпак. – Мы ведь тебя точно так же нашли в горах, когда к вулкану бегали.
Колпак подошел к корзине, небрежно брошенной Мизинчиком среди камней, взял из нее хлебину, испеченную из желудей, разломил на три части для Мизинчика, малыша и себя, а остальное вместе с корзиной отдал лохматому:
– Бери, – предложил он великодушно, – если не съесть все сразу, то надолго хватит.
Лохматый схватил подарок и, даже не поблагодарив, исчез в норе.
– Пойдем, – сказал Колпак малышу и взял его за руку.
Вода в пещере спала, освободив тропу Мизинчика, но идти по ней было нелегко из-за толстого слоя грязи, натекшего с гор. Малышу было не по силам перепрыгивать с камня на камень, карабкаться вдоль стены по узкому карнизу, поэтому Колпак посадил его себе на спину и тащил до самого выхода из пещеры.
Они вышли из полутемного чрева горы в чистый белый свет, накрывший, как покрывалом, все пространство перед ними. С неба летели пушистые легкие мотыльки, устремляясь к горам, лесу внизу, равнине за ним. Один из них присел на губу Мизинчика. Тот слизнул ледяную капельку и засмеялся:
– Помнишь, Колпак, как я испугался, когда первый раз увидел снег?
– Помню, – улыбнулся Колпак. – Мы все тогда страху натерпелись. Ты так орал…
– А тебе не страшно? – спросил Мизинчик малыша.
– Нет, – ответил тот весело, – бабочка… – и поймал в ладошку несколько снежинок. Вдруг губы у него скривились, и он чуть не заплакал:
– Умерла…
– Растаяла, – улыбнулся Мизинчик, – вот попробуешь мороженого с малиновым вареньем, которое делает каждую зиму Самтыгном, тогда и поймешь, что такое снег и какой он вкусный.
Гномы легко спустились с горы, быстро одолели прозрачный лес, усыпанный прошлогодними опавшими и чуть припорошенными снегом листьями, и оказались на поляне, посреди которой стоял маленький домик, а из его трубы вился серый, пахнущий свежим сдобным тестом дымок.
– Самтыгном пироги печет, – радостно сказал Колпак и сглотнул слюнки. – Вот мы и дома.
– Уже вернулись! – воскликнул Самтыгном, увидев на пороге Колпака и Мизинчика. А я и соскучиться не успел. Всю неделю готовлюсь вас встречать – вон сколько накашеварил всего, – и он указал на стол, заваленный всякими яствами.
– А разве нас не было только неделю? – удивился Мизинчик.
– Почти, – уверенно сказал Самтыгном, – вы же отправились в путешествие в позапрошлую субботу, а сегодня понедельник.
– Только-то, – Мизинчик никак не мог в это поверить, – а мне показалось, что прошел целый месяц. Даже чтобы рассказать, что с нами приключилось – в неделю не уложишься.
– Вы пришли как раз вовремя, – сообщил Самтыгном, – сегодня праздник последнего снега. Ничего не делаем, только едим и веселимся. А кто это там у двери? – он, наконец, заметил не решающегося переступить порог малыша.
– Наш младший братишка, нашли в горах, – пояснил Колпак.
– Как Мизинчика, – обрадовался Самтыгном, – ой, да он меньше Мизинчика. – Так и приклеилось к малышу это имя – Меньшемизинчика.
– Меньшемизинчика, принеси водички…
– Меньшемизинчика, не ходи далеко, ты еще леса не знаешь…
– Меньшемизинчика, подрастай скорее…
Вечером уставшие гномы разбрелись по своим углам.
– Эй, Самтыгном, – раздался из-за двери удивленный возглас Колпака, – куда это девались мои соломенные тюфяки и подушки?
– И мои пропали, – озадаченно заметил Мизинчик.
– Я скормил их косулям, – беззаботно пояснил Самтыгном. – Было много снега. Они голодали. Что вам, сена жалко? Смотри, какие жадные, настоящие гномы, – проворчал он, уже засыпая.
– Сам ты гном, – дружно ответили ему Колпак и Мизинчик, и в том, как они это сказали, неожиданно пробилось тщательно скрываемое нежное отношение к добряку Самтыгному, которому ничего не жаль для того, чтобы всем рядом с ним было хорошо.
Пришла пора Мизинчика услышать Зов Судьбы
и уйти, чтобы стать Великим…
Весна затянулась. Гномы продолжали ходить по своим дорожкам – их влекли дела. Колпак навестил свое поле. Вскопал его, взрыхлил, выбрал сорняки и сжег их на костре.
Самтыгном осваивал новое озеро, образовавшееся чуть дальше прежнего на месте бывшего подземного источника, который почему-то вырвался на поверхность. Там еще не было рыбы. Самтыгном ловил мальков в старом и в глиняном горшке перетаскивал их в новое. Они хорошо в нем приживались, и Самтыгном надеялся на удачную летнюю рыбалку.
Меньшемизинчика прокладывал свою тропинку. Она еще была короткой и никуда не вела, а едва отступала от крыльца к лесу, но с каждым днем становилась все длиннее.
Ну, а Мизинчика уже никто не решался так называть – он возмужал, сильно вырос, окреп и после путешествия утратил свою легкомысленную веселость. Теперь он окончательно стал Скалолазом.
Скалолаз забирался высоко в горы и возвращался домой всегда самым последним, грустным и задумчивым, что очень тревожило гномов.
– Скоро он уйдет, – вздыхал Самтыгном, – его сердце готово услышать Зов.
– Жаль расставаться, – печально говорил Колпак, – стольких друзей потеряли. И вот еще одного не станет.
– Какая же это потеря, если мы о них помним, – утешал себя и Колпака Самтыгном. – Я, если захочу, так ясно представляю себе и Побудку, и Чистюлю, что даже могу разговаривать с ними.
Длинными весенними вечерами Скалолаз с Колпаком рассказывали Самтыгному и Меньшемизинчику о своих приключениях в Веселой стране, о светлых гномах народа Большой Луны, о тяжелой битве с темными и Великой победе. Скалолаз, на удивление всем, ничего не приукрашивал, не привирал и не пытался представить себя самым главным героем, что он обычно делал раньше. «Как он повзрослел», – думал Самтыгном, который слушал это захватывающее повествование с завистью, жалея, что сам не отправился в путешествие. «Но я бы не пролез в дыру», – оправдывал он себя, догадываясь, что если бы сейчас ему представилась такая возможность, он бы опять предпочел остаться дома возле своей плиты с кастрюлями.
Последний весенний снег, как всегда, продержался недолго. Серые дождевые тучи нависали над поляной гномов, навеивая хандру. Обитатели маленькой избушки в лесу вот уже несколько дней пребывали в непонятной тревоге, чувствуя приближение грустных событий. Только Меньшемизинчика был весел и беспечен. Ему нравился теплый дом, сытная вкусная еда, добрые старшие братья, которые беспрерывно заботились о нем. Он впервые за свою маленькую жизнь почувствовал себя в безопасности, и даже скучные будни ранней весны ему казались радостным ожиданием увлекательных приключений и великих событий. Ведь дождались же Скалолаз и Колпак своего подвига. И он дождется.
– Что-то ты сегодня особенно тихий, Скалолаз? – спросил Самтыгном. – Что-нибудь случилось?
– Я жалею, что повзрослел, – ответил ему Скалолаз слишком серьезно. Гномы сразу притихли и насторожились. – Мне было хорошо в этом доме с моими братьями, поэтому так трудно уйти.
– Ты услышал Зов? – испуганно воскликнул Колпак, потому что он уже знал ответ. Скалолаз помолчал и печально произнес:
– Я уйду завтра утром.
– Но может быть, тебе переждать весеннюю слякоть здесь, – с надеждой в голосе предложил Самтыгном, – опасно уходить в непогоду. Поживи еще до тепла. Помнишь, когда уходил Чистюля, ты сказал: «Пусть судьба зовет меня сколько угодно, я не стану ее слушать и навсегда останусь здесь».
– Помню, – улыбнулся Скалолаз, – но я не забыл и того, что ты мне ответил: «Уйдешь, обязательно уйдешь. Все уходят, потому что если услышал Зов, то, значит, понял, для чего на свет появился и что полюбил больше всего».
Все было сказано. Что уж тут поделаешь. И гномы полезли в свои сундуки, чтобы приготовить Скалолазу подарок. Колпак отдал ему самые ценные вещи, которыми владел: теплое зимнее одеяло, длинный кусок веревки и огниво.
Самтыгном извлек из угла кухни большую удобную корзину с приделанными к ней прочными лямками, чтобы можно было нести ее на спине, и стал набивать ее огромное чрево всякой едой, чтобы хватило как можно подольше.
Меньшемизинчика ничего не понял из разговора старших гномов, но догадался, что и ему следует подарить Скалолазу что-нибудь полезное, раз все дарят. Он обшарил многочисленные карманы своей курточки, сшитой Колпаком, порылся под подушкой, заглянул под кровать, но ничего стоящего не обнаружил. И тут он вспомнил, что в кухне, на подоконнике, в маленькой коробочке, сплетенной из соломы, лежит уснувшая на зиму толстая зеленая муха, которую он откопал под листьями, чтобы посмотреть, как она будет оживать, если ее перенести в тепло. Но раз такое дело, то он решил подарить муху Скалолазу.
– Я не знаю, как она может тебе пригодиться, – сказал он торжественно, – но это очень ценная муха. Посмотри, какая она зеленая. И толстая. Если ты будешь умирать с голоду, то можешь ее съесть.
Самтыгном и Колпак при этих словах поморщились, будто их затошнило, и сглотнули слюну. А Скалолаз и бровью не повел, с благодарностью приняв подарок. В этот момент он вспомнил проводы Побудки, себя, такого же маленького, как Меньшемизинчика сейчас, и своего светлячка. Все-таки как они похожи. «Хорошо, что мы подобрали его в горах, – подумал Скалолаз, – Самтыгному и Колпаку будет легче пережить наше расставание».
Утро, как всегда, когда уходят гномы, выдалось ясное, солнечное, веселое. Мир вокруг сверкал и искрился: ветки деревьев и трава, покрытые тонким слоем замерзшей за ночь влаги, отражали солнечные лучи, которые, казалось, колеблются в воздухе, переливаясь чистым серебром.
Громко хлопнула дверь. «Если Побудки нет, значит, это Мизинчик», – привычно подумал Самтыгном, и тут же, как ужаленный, в чем был, вылетел на улицу.
– Ты хочешь уйти, не попрощавшись! – крикнул он Скалолазу. – Это не честно.
– Да, нет. Я просто вышел посмотреть, какая погода. Не могу же я уйти, не отведав напоследок твоей манной каши с малиновым вареньем.
– Все, пошел варить, – обрадовался Самтыгном. – Сегодня она будет особенно вкусной.
После завтрака гномы отправились провожать Скалолаза. Они шли по тропе Мизинчика до самых гор. Там, где начинался крутой подъем, остановились.
– Прощай, Мизинчик, – печально произнес Колпак. – Я всегда буду помнить тебя героем, каким ты был в Веселой стране и среди народа Большой Луны. И еще совсем маленьким. Не смотри, что я грущу. Я научусь обходиться без тебя, хотя теперь чувствую себя таким одиноким.
– Не распускай нюни, Колпак, – твердо, но ласково сказал Скалолаз. – Мы с тобой и не такое переживали. Переживем и это.
– Прощай, Скалолаз, – сурово промолвил Самтыгном. – Как бы я хотел пойти с тобой, но у каждого гнома своя тропа. Может быть, где-нибудь, когда-нибудь наши дороги пересекутся. Давай постараемся тогда узнать друг друга, даже если у нас будут другие имена.
– Обещаю тебе, – просто ответил Скалолаз и, взвалив на плечи корзину, подаренную Самтыгномом, полез в гору.
– А почему мы машем? – легкомысленно спросил Меньшемизинчика.
– Потому что Скалолаз уходит навсегда, – ответил Самтыгном.
– А почему он уходит? Навсегда-навсегда? – встревожился Меньшемизинчика.
– Потому что он услышал Зов, – терпеливо пояснил Самтыгном.
– А почему он послушался? Он же нас любит, а почему же бросает? – Меньшемизинчика готов был заплакать.
– Потому что долг каждого гнома идти своей дорогой до конца, – сторого, начиная сердиться, ответил Самтыгном и повернул к дому. Меньшемизинчика догнал его, так как еще не все вопросы выскочили у него из головы, и торопливо выпалил: – А я тоже услышу Зов?
– Конечно, – сердито буркнул Самтыгном. – И тоже уйдешь. Потому что все уходят. А теперь оставь меня, видишь же, что мне и так не сладко, а тут ты еще со своими вопросами. Ну, настоящий гном.
– Сам ты гном, – не задумываясь, выпалил озадаченный Меньшемизинчика, и, повернувшись, стал смотреть вслед Скалолазу.
А Скалолаз легко поднимался в гору, не оглядываясь и не останавливаясь. Меньшемизинчика долго смотрел, как его фигура на скалах становилась все меньше и меньше. Вот она, наконец, превратилась в крошечную, едва различимую точку и растворилась в сером облачке, зацепившемся за край утеса. Прощай, Мизинчик. Прощай Скалолаз. Куда ведет тебя твоя дорога? Куда ушли Побудка и Чистюля? Куда когда-нибудь обязательно соберутся Самтыгном, Колпак и Меньшемизинчика. Куда уходят гномы? Вот они были… и нет никого.