Двадцать третья весна

Ирина Бьенвеню
Двадцать третья весна


С тобой проводит ночи тридцать первая весна…
«Ночные снайперы»


В этом году жизнь в дальневосточном регионе, как, впрочем, и во всей стране, значительно упростилась. Тянулась холодная поздняя осень, потом стрелки на двенадцать, - и началась ранняя прохладная, талая, акварельная весна. Сегодня пятнадцатое января, а мне уже хочется купить легкую кофточку и обмыть обновку гранатовым соком из холодного граненого стакана. А это показатель того, что она здесь.

Моя двадцать третья была не так резва. Тянула с приходом, выжидала, пока все соберутся, заскучают. Это как «театральных пять минут». Я, кажется, проглядела ее появление. Офис на первом этаже жилой пятиэтажки, окна без решеток, и поэтому мое стремление раздвинуть жалюзи большой поддержки не находило. В обеденный перерыв, гуляя по окрестностям, всегда по одному и тому же кругу (аптека-гематоген-маяк-море-ларек-сок-лавочка-киоск-«Из рук в руки»-магазин-два «Китката») я отмечала про себя, что ноги быстро становятся мокрыми, а прохожие все благостные, отчетливые, хоть иконы пиши. И бодрый дурманящий ветерок приятно холодит голову и кожу под капронками.

И полы в конторе из-за слякоти приходилось мыть каждый день.

Темно-серый цвет глаз у меня с давних времен ассоциируется с вечной весной, и посему добрый улыбающийся взгляд П.П., и без того заставлявший меня прошивать степлером пальцы и подносить ему кофе под аккомпанемент подпрыгивающей и клацающей о блюдце чашки, производил невыразимый словами эффект, как говорится, на разрыв аорты. «Ты что, влюбилась?» Я держалась обеими руками за письменный стол и считала овечек, танцующих кадриль на уровне моего лба.

Это такой еще молодой человек с серебром в волосах, большими ладонями и каким-то нездешним говором. По странной причуде сознания я крестила его полупальто на вешалке и вдыхала аромат его туалетной воды. Благословляла его тапочки и бегала в магазин за сигаретами «Парламент» по первой же просьбе. Спешила из портовой столовой, чтобы донести пластиковый контейнер с пюре и шницелем горяченьким. Я полгода жила с ощущением, что мое сердце зарезалось, но не до конца.

«Тебе пора сменить стиль общения. Я тебе не друг и не родственник!» Не заплакала, только подумала с усталостью головы под бетонной плитой, что никогда ни к одному родственнику я не чувствовала и десятой доли той нежности… До конца рабочего дня бродила между офисных стен, как неприкаянная. «Ты сильно не думай про то, что я тебе сегодня сказал. Просто если не будет психологической встряски время от времени, все останется, как есть. А мы будем делать из тебя того, кем ты хочешь быть». «Если я доживу до того момента».

Добрый-добрый-добрый человек. И сейчас не придумать ни одного мало-мальски существенного недостатка. Любимое словечко – «жахнем». «Щас как жахнем всю бумагу в принтере». Привычка проходя, бодро тарабанить ногтями по пластиковым стенам. Как мне хотелось той двадцать третьей весной вымыть их от пыли до блеска. Просто полить водой, чтобы стекала. Казалось, станет легче дышать.

Ведь там были два хороших молодых парня. Относились ко мне, как к младшей сестре, во всем помогали, терпеливо отвечали на все вопросы. Почему он… Оптимист-юморист, настоящий командир, как гайдаровский Тимур. Хоть в разведку, хоть в тайгу. Высокий длинноногий пингвин. Это такие живые, развеселые существа во фраках. Они не стесняются выглядеть смешно. Павлик-журавлик. Солнечный лучик, вечный двигатель. Подросток даже в тридцать шесть. Брат, которого нет; отец, которого не было; муж, которым не будет. Человек, к которому меня прибило штормовой волной, и который обогрел, сам того не осознавая.

Белобрысый мальчишка на дисплее мобильника. «Вот он, мой хлопец». Пергидрольная блондинка в ноутбуке. Ее расслабленный игривый тон уверенной в себе холеной замужней женщины с достатком выше среднего: «Ирочка, Паша далеко?». О, с каким сладостным злорадством я подпевала Ирине и Михаилу Круг:

«Скажи всегда ревнующей жене,
Ее прическа вот уж год не в моде…»

И мысленно и иногда письменно (в смс сочувствующей подруге) ехидничала: вот старая кокетка, вот страшилка, ведь ей уже тридцать три!, а все туда же. Ведь правда же, вылитый крокодил?

Первый раз просила у людей совета. Не смущаясь, дрожа и не пряча набегающих слез: «Скажи, ну что мне делать?!» Кидала монетки. Приходя с работы, валилась спать до утра. Квартирная хозяйка отпаивала зеленым чаем.

«Я хочу сказать Вам кое-что, не связанное с работой». Курит, глядя в окно. Правильно на Руси в старину говорили: не «люблю», а «жалею». Слышит ли он хруст моих пальцев? «Я Вас очень очень очень очень уважаю. И. Я. Вас. Очень. Очень. Очень. Люблю». «Как это?» «Как человека… Как начальника!» Начинаю улыбаться, чуть ли не смеяться в голос. Теперь-то… Гора с плеч. «Садись». Кажется, сейчас смогу сплясать вприсядку, до того легко и не страшно. «Ну что же. Мне это очень лестно. Но ты понимаешь, у нас тут человеческий фактор не главное. Если ты все-таки прошла то собеседование, куда отпрашивалась, то твоему любимому, как ты говоришь, начальнику придется искать другого сотрудника».

Наверное, ему не нужно подзаряжать телефон и ноутбук. Достаточно дотронуться. В его присутствии расцветают кактусы, оживают нефункционировавшие несколько лет розетки, бабушки на лавочке перед подъездом, которых дама в черном плаще и с косой уже не раз к себе звала, поправляют прически, документы сами строятся в нужном порядке, страховые агенты вытягиваются по стойке смирно, а я хочу жить.

До чего можно дойти, если программа «ВЭД-Декларант» становится романтичнее «Незнакомки» Блока, а слова «лошадиные силы», «4WD», «ГТД», «ТПП», «тип кузова», «объем двигателя», «код ТН ВЭД», «пошлина» звучат как сокровенное, пароль для посвященных. Марки автомобилей словно имена родных детей, рожденных от разных, но любимых мужчин. При слове «таможня» бросаюсь к телевизору, сшибая коленки об углы тумбочки. Хочется пойти и расцеловать палубы всех пароходов, без устали везущих б/у-шные японские иномарки в наш продуваемый всеми ветрами вольный город: Игорь Ильинский, Траст Дубай, профессор Богоров, Гавриил Кирдищев…

«Да ты знаешь, сколько девчонок за 3 тысячи готовы работать с утра до вечера!» «Вот именно. Они будут работать только потому, что Вы будете им сколько-то платить». «Ну, тогда нам… совсем не по пути». Мне так хочется настроить свою операционную систему на систему координат этого мира, удержаться здесь, чтобы знать наверняка, что возможно, а чего не бывает.

- У тебя тяжелый характер.
- Я согласна, что медленно соображаю.
- Ты не медленно соображаешь. Ты не хочешь вникать.

Хочу! Но в другое. Хочу дотронуться до руки, и чтобы в ушах всегда звучал добрый голос с полумосковским-полуукраинским выговором, и чтобы гладить по голове и снимать боль, и чтобы каждый день вымывать офис до последнего микроба и бегать за сигаретами, и чтобы выходные отменили, и чтобы она не звонила.

Моя двадцать третья весна была строгой и нежной молодой учительницей.

«Ты понимаешь, что ты предательница? По отношению к фирме ты предательница». Четыре часа разговора. Недоеденное ржавеющее яблоко на столе. Бабушка с набором моющих средств наводит глянец в офисе. Теперь она будет мыть здесь полы. Зато она не услышит: «Ой, какая чистота! Ир, принеси мои тапочки, а то натопчу». Не верю, что забудете, что не заметите отсутствия, что все равно. «Хотите, я расскажу Вам про Магадан? Мы же из Магадана. Так вот, с того самого дня, как мы сюда переехали, я мечтала вернуться. Сутками сидела в обнимку с фотоальбомом. Думала, поступлю и буду копить стипендию на билет. Но оставляла ее в первом же магазине в день получения. Вам вообще интересно?» «Да».

Люблю-жалею. Хотите, согрею кофе. Сниму ботинки. Помассирую виски и затылок. Укрою пледом. Перекрещу и буду всю ночь сторожить сон. Такие у меня будут должностные обязанности. А зарплату не нужно платить, я на добровольных началах. Создам сайт про пингвинов.

- Еще вопросы есть?
- Я буду по Вам скучать.
- Это не вопрос.

Есть такой вид пыток – называется факс. Рассчитываешь услышать живой родной голос, а аппарат урчит по-стариковски ворчливо «У-у-у, разбудииили».

На новой работе собирали подписи в поддержку праворульных машин – первой схватила листок.

Двадцать четвертая, вот и ты. Расклею рамы, надену майку, и пусть холодок из щелей веселит кости. Я рада тебе, моя юная, еще пока искренняя девочка. Прошу, будь милосе… Молчи! Не гневи Бога.