Он сидел на крыше своего дачного дома. Он был пьян. Звезды сливались в одну голубовато-белую массу. Ему было хорошо. И плохо. Вчера у него умерла жена. Сейчас она бледная, с заостренными чертами лица, лежала в деревянном гробу, который покоился на двух табуретах в гостиной. Ему казалось, что жизнь кончена. Он проклинал свою судьбу, и невесть почему, вспомнившуюся ему карму, но утешал себя тем, что через три это пройдет. Дул довольно-таки сильный ветер. Закончилась бутылка портвейна. Не хотелось спускаться вниз, видеть жену. Еще ему не хотелось видеть своего обдолбанного брата, который перед тем как заснуть хотел приставать к жене. Противно. Сидя на крыше, его борода колыхалась как простыня, которую сушат на воздухе, его ноздри раздувались, а губы дрожали. Но он не мог плакать, он все выплакал в детстве. Его мать и отца замучили сдэшники во вторую мировую. Они вставляли им под пальцы иголки, и оставляли на два дня, потом ногти сползали, и звери заставляли родителей есть их. Это лищь малая часть. Да и что толку рассказывать. Теребить прошлое. Сидящий на крыше, видел все эти пытки, будучи семилетним ребенком. Да.
Ночь была прохладна. Как писал Фицджеральд - нежна. Перекрикивались друг с другом цикады. Черт, черт. Нельзя, невозможно. Он вспомнил сына, которому оторвало ноги в Чечне, и который застрелился, по приезду домой... нельзя.
Человек на крыше шепотом повторял это слово: "Нельзя"
- Отчего все так жестоко. Хотя нахрен задавать этот вопрос. Блин как в дешевой мелодраме. Отчего-отчего. (он скривился) Нет все-таки надо взять водки. Собраться и взять. Несмотря ни на что.
Он спустился с крыши прямо в сад. С яблони падали яблоки. Как ни странно. Раньше их вовремя собирала жена. Он в злобе пнул ствол яблони. Тот покачнулся. Дверь со скрипом открылась, под нажимом большой жилистой руки хозяина. Гостиная была светла. В углу валялось пускавшее слюни, тело брата. Гроб лежал на месте. Вошедший открыл холодильник и взял оттуда бутыль вина и еще банку маринованных помидор. Водки не было. Он хотел было перетащить брата на кровать, но его вдруг охватило такое отвращение к нему, что он прошел мимо чуть было, не плюнув ему в лицо. На крыше было все по-прежнему. Тихо. Пахло пылью и дымом из печи. Он откупорил бутылку и сделал внушительный глоток из нее. Закусил. Пыльная дорога, подходившая к его дому стала похожа на черную реку. Неожиданно из этой реки стала выделяться серая тень. Это были очертания человека, мужчины, довольно-таки внушительных размеров, с большой головой. Мужчина прошел в сад и, закинув голову к небу посмотрел на того, кто сидел на крыше и сказал, что-то невнятное: он был даун или шизофреник. Шиза. Мужчина на крыше поманил дауна пальцем. Тот, улыбнувшись, пополз по лестнице. Ему тоже было скучно. Его выгнали из дурдома. Его выгнали родители. "Дела, дела, дела» - как сказали бы боконисты. Усевшись рядом с мужчиной, он показал на себя пальцем и с улыбкой сказал - «Людвиг". Мужчина показал пальцем на себя и сказал: "Боря" После этого оба вполне довольные знакомству уселись поудобнее и стали глазеть на небо. Минут через пять, Людвиг, сделав брови домиком произнес: "Борля, раслкажи чло-ниблудь". Борис, задумался - вспомнил жену. - Ну, что тебе рассказать... Даже не знаю. Хотя, наверное, не в тему сказано, но у меня был знакомый скульптор, ну это тот, кто из пластилина лепит. Вот. Он вообще гениальный был человек. И скульптуры у него как живые были. Но вот выпить он любил. Пристрастился к бутылке, еще, будучи подростком. Кстати, ты не пьешь? Нет. Ну а я глотну. Ну, так вот. Он, перед тем как приступить к работе выпивал бутылки две водки или портвейна. Он когда пьяный, озлобленный становится, рычал на всех, раздражительный был, поэтому и друзей у него не было, кроме меня. Я привык к нему, за двадцать лет, а он ко мне. И жены у него не было, даже подружки не было. Он по проституткам ходил. Это, это... Ну, ты понял. Он был худой. Мало ел. Хотя денег было навалом. Он просто их в состоянии опьянения сжигал. И, наверное, правильно делал. Он любил джаз. И блюз.
-Борля, а что такое блюз и джлаз?
-Что такое блюз... В наше время это было плохо. А если посмотреть, то во всей нашей стране творился блюз. Блюз и джаз- это музыка. Только она точнее отражает чувства, эмоции, переживания.
Борис подумал и добавил шепотом: «У тебя, наверное, тоже в голове блюз..."
- Борля, а он любил когда-нибудь кого-нибудь
- А хер его знает, вроде нет, ведь, знаешь он любил свои скульптуры. Одна такая свела его в могилу
-А как...
-Блин не перебивай!
- Ладно, но...
- В 1975 он жил в Таллинне и одна особа заказала ему сделать бюст, не кого-нибудь, а просто так, для декора. Ну, для того чтобы красиво было у нее дома. Вот. Дала ему времени - неделю. Он не работал, он получал удовольствие. Он воплотил в этом бюсте идеал своей женщины. Терпкие, прокалывающие глаза, пленительные тонкие губы, плотно сжатые, чуть поднятые брови, маленькие, слегка вытянутые, как у эльфов ушки, и волосы, вьющиеся, пышные, приложенные в стиле L'Amerique 30. Он влюбился в этот бюст. Он решил сделать скульптуру. И доделал. Получилась прекрасная, пленительная женщина- совершенство для него. Небольшая грудь, с маленькими сосками, слегка имеющий место быть животик, стройные ноги и огромные бедра, и ягодицы с целлюлитом. Под глазами ее были огромные мешки, второй подбородок сильно свисал, толстые пальцы. Словно в судороге обхватывали огромную копну волос. Он еще и наркоманом был... Знаешь когда он работал, я наблюдал за ним, я тогда студентом был, второкурсником, по вечерам делать было нечего вот и приходил к нему, он на меня внимания не обращал- работал.
Он голову тогда делал. Я пришел, а он сидит за столом, рядом лампа горит, рядом с ней шприц и початая бутылка водки. Его руки дрожали, но творили, поистине гениальное, своими толстыми пальцами, он при мне за полминуты сделал два глаза... Какие это были глаза. Они убивали, а он смотрел прямо в них.
- Как они могли смотрлеть, если они из пластилина?
-Блин, я думал ты уже заснул. Не перебивай. Я подошел к нему... он вырезал себе глаза, и вставил их в скульптуру, в нем была тонна алкоголя, поэтому он и не умер сразу же. Он доделал скульптуру до конца, и умер. Такая жизнь. Такая история.
Знаете, это сейчас говорит автор, эта история, мне чем-то напоминает бред маниакально-депрессивного шизофреника, и я понял бы читателя, который бы сказал, что у человека, написавшего это - есть дешевая трава. Но все дело в том, что Людвиг существует, он существует в каждом из нас, он существовал и с скульпторе. Поймите я не растолковываю вам смысл рассказа, я поясняю, то, что сложно заметить. Сколько людвигов на Земле? Миллионы. И все не удел. Я не призываю немедленно бежать и усыновлять или делать что-нибудь в этом роде, просто их за людей уже не считают, а ведь они гениальны. По своему. Каждый. Может быть это бы больны. Может быть, это нас надо изолировать. Отправить в психбольницу в Сибири. Может нас надо пичкать лекарствами, до улыбки идиота. Народ обетованный...