Я вмазал по стене. Кажется палец вывихнул.
Нет, ну что за дела!
В комнате мерзко смеялись.
Я прошёл по коридору и дверью даже не хлопнул.
На улице сыро было. Тоже поганенько.
Город гудел внизу.
Я что-то крикнул с горы. Что-то невразумительное.
А окна в доме светились, что им сделается?
...Вот тебе - двадцать два года, и друг, самый близкий друг, произносит в лицо:
- Ну ведь всё равно она тебе не даст. Не даст?
- Что?
- Не даст. Поэтому ты от неё отвали.
- Что?
Это дегенеративное местоимение всегда вылезает из меня не к месту.
- Что?
- Через плечо! Отвали. Понял?..
Прохладно было на улице. Февраль.
Я поёжился.
И тут у меня появилась совершенно реальная убеждённость, что разбегусь сейчас, и взлечу.
Вот с того самого пригорка-перекрёстка - взлечу, ей-Богу!
И побежал я.
Я летел над всем безобразием городским, над трамвайными линиями, над искусственными прудами, молча так летел, сбивая на лету стрижей или ласточек, хрен их разберёт, я летел над равниной - к библейской горе, а по мне палили пограничники, как по объекту, нарушившему государственную границу, я летел к неизвестным морям, там дед мой в первую мировую чуть было не стал князем курдским, и озеро Урмия возжелало омыть моё тело своими древне-армянскими волнами, а я летел себе и летел, не хотел я приземляться.
...Жаль, не хватило у меня пороху расправиться с гравитацией.
Так и очутился я в посёлке с ботаническим названием Черноголовка.